Их секрет

Этери на цыпочках прокралась к дверям номера, в который вошли Филипп Шветский и Даня. Мужчины вели себя странно — Даня шел повиснув на Филе, а тот его держал за талию. В прорезь приоткрытой двери не проникал свет, зато был слышен их диалог — Ой! Он у тебя такой большой, — ныл Даня, — больно будет. Я боюсь. — Че ты боишься? Посмотри на него. Да, большой. Но какой тонкий. Ты даже не почувствуешь. Даня помочал в сомнениях. А Фил его продолжал убеждать. — Вот помню, когда я только начинал, давно это было, ты еще мелкий был, вот тогда были толстые. И прикинь, мне таким засадили, с размаху. Вот тогда было реально больно. Короче, Данька, хочешь чтоб тебе стало хорошо? Давай не выпендривайся. Снимай штаны и подставляй задницу. — А ты защиту надел? А то еще заразишь меня какими-то своими болячками. Послышался звук шлепающей о плоть резины. — Ну конечно надел. — И этим своим…жидким… побрызгай… Чтоб надежнее было — Обязательно. Ну что, долго еще будешь мне зубы заговаривать? Готов? — Да, — поникшим голосом ответил Даня, — за удовольствия надо расплачиваться… ААААААААААА! — Бля! Ты че орешь? Я еще не начал вводить… — От неожиданности… — Глейх, перестань дергаться. Тебе ж не в первый раз. Я буду медленно вводить, потихоньку, ты ничего не почувствуешь. — Хорошо… — Эй, так не прйдет. У тебя жопа каменная. Расслабься… — Да куда там расслабляться. — Может мне тебя еще поцеловать, чтоб ты стрематься перестал? Издеваясь спросил Филлипп. — Да пошел ты! Не дай Бог еще Этери узнает… Я и так изо всех сил держусь… скрываю, до последнего… но мне кажется, она уже начала догадываться… не дай Бог узнает…не пощадит…отправит… она же привыкла, что это ее на руках носят… — Глейх че ты разнылся? Один раз не пидорас. Давай. — Так вот именно, что не один раз… Вот именно, что теперь нам с тобой это приходиться делать все чаще и чаще. Ну все? Ты кончил? — Нет еще. Терпи. Пока всю жидкость в тебе не оставлю, не отпущу. Даня застонал. — Все. Я уже вытащил. Видишь, я аккуратно. У меня, все же большой опыт. А не только, по твоим словам, большой инструмент. — и Филя захихикал. — Сейчас немножко поболит, а потом будет легче. Ты даже и не заметил, как все закончилось. Зато разнылся как баба. Конечно Этери любила, когда ее на руках носили. И Даня до недавнего времени вполне себе справлялся с этой задачей. А теперь гляди ж — переключился на Филю. Какой ужас! Значит не зря в тусовке поговаривали, что Глейх и Фил голубая парочка… А она не верила. И мозг, как на зло, начал рисовать картины с аргументами за: они постоянно тусуются вместе, переписываются, Фил даже одеваться стал как Даня с этими всеми его шарфиками. И вот в номер ташкентского отеля, после окончания шоу, они вошли в обнимку. По тихому смылись, по-отдельности, и пошли любиться. Ай да Даня! Ай да сукин сын! И главное как убедительно с ней в любовь играл. Даже она, вечный Станиславский от отношений, поверила. А оказывается она для него была простым прикрытием. Как Пугачева для Галкина. Ну она сейчас голубкам покажет! — Браво! Зато я теперь знаю, кто у вас за девочку! Этери как вихрь ворвалась в номер. Даня лежал на кровати на животе со спущенными штанами и голой попой кверху. — Видишь, Глейх, — подал голос Фил, — я же тебе говорил, что ты ноешь, как баба. — Бессовестные! Вот вы и попались! — Блять! — Даня со стыда прикрыл рукой лицо. Этери хотела продолжить свой гневный спич и набросать еще нецензурных слов Филу, и даже обернулась к нему. Но слова застряли в горле. — Что это у тебя? Этери заметила, в руке Фила, одетой в резиновую медицинскую перчатку, шприц. — Шприц. Миролюбиво ответил доктор. — А зачем? Что у вас тут происходит… Я подслушивала. — Лучше бы ты подглядывала. Ответил Даня, придерживая ватку на месте укола. Надел трусы и брюки. Негоже перед дамой лежать без неглиже. — Да вот, ваш молодой хореограф, Этери Георгиевна, не такой уж и молодой, как хочет казаться. Натягался на руках юниоров да не подрассчитал, что в спине может произойти замыкание. Вот пришлось ему диклофенак колоть. А то еле до номера его чуть ли не на себе дотащил. Так что вы, уважаемая, будьте аккуратны в вашем семейном пауэрлифтинге и запретите ему носить вас на руках. Ему лучше какое-то время тяжести не поднимать. — Шприц такой странный… длинный и тонкий — Это я его специальным инсулиновым. Там иголка тоненькая. А диклофенак вещь болючая, вот я его вводил через тоненькое отверстие потихоньку. А что вас так возмутило в этом всем, дорогая вы наша, что вы влетели к нам чуть ли не на метле? — Да так ничего… Этери покраснела от собственных похабных мыслей, еще пару минут назад гнездившихся в ее голове. Она присела рядом с Даней, который уже в приличном одетом виде восседал на кровати, обняла и поцеловала в лысеющую макушку. — Что ж ты мне ничего не рассказал…про спину… — Этери, мне было стыдно… — От чего же? — Я дряхлею… Я старею… — Вот дурачок! — Чего это я дурачок? Возмутился Даня такому оскорблению. — Потому что, когда я тебе жаловалась, что я старею, ты мне сказал, что я дурочка.