Старая тётушка Рейму

      «…Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Храм Мёрена», переход на линии Якумо и Мория».       Металлический лязг, шипение и следом удаляющийся гул нарастающего тона — и вновь все окрестности погрузились в относительную тишину. Одинокая старушка, сидевшая на скамейке на платформе, проводила усталым взглядом древний полуразвалившийся поезд — такие, как она знала, бегали по железным дорогам Внешнего мира давным-давно, в двадцатых годах, — и, с трудом встав, побрела прочь.       Здесь мало кто бывал. Дальняя окраина Хитодзато, «деревни людей» — уже давно не деревни, а достаточно крупного, пусть и единственного в Генсокё города, — ещё сохранила то, чего сам Хитодзато уже лишился ко второй половине двадцать первого века: пока ещё не превращённые в облагороженный сквер или парк окраины Магического леса, незаасфальтированные дорожки и мягкая трава, усыпанная разноцветными луговыми цветами. Здесь, на большом лугу, что некогда служил деревенским полем, было выстроено одинокое здание в ныне не очень популярном традиционном японском стиле. Пансионат «Хорай», первый и пока единственный в Генсокё «дом престарелых», как его когда-то назвала то ли Сумиреко, то ли Ренко. Явный шаг вперёд по сравнению с древней традицией оба-сутэ, по слухам некогда процветавшей в деревне.       — Хакурей-сан! — крикнула старушке девушка у входа. — Вам не стоит выходить на станцию, там опасно! Не хватало вам ещё под поезд попасть!       — Ой, да ну тебя, Фубуки-тян, — проскрипела ей старушка в ответ. — У Юкари была куча возможностей пришибить меня поездом, когда я молода была. Так что сейчас, — она подняла на девушку взгляд, пробираясь мимо неё ко входу в пансионат, — она вряд ли так сделает…       Где-то лет десять назад, году в пятьдесят девятом или около того, Рейму переехала жить сюда. Несмотря на её бурную храмовую молодость и вечное отсутствие денег, ей всё-таки получилось обеспечить себе достойную старость — побеседовав то ли с Чиматой, то ли с Цукасой, она загорелась идеей открыть в тогда ещё деревне небольшую закусочную с непритязательным названием «Reimu Burger» на модный тогда западный лад, а потом, когда руководство этим заведением переняла у Рейму её воспитанница, Мирай Кагосима — и целый магазин, «Miko Mart», который в те самые бурные сороковые оказался очень востребован в активно растущей деревне. Но за почти два десятка лет руководства магазином Рейму начала уставать, и когда наконец поняла, что ей это только в тягость, она умудрилась выгодно продать свой бизнес той же Чимате — разумеется, дождавшись радуги и выполнив все ритуалы, о которых та просила — и на вырученные деньги поселиться здесь и ни в чём себе не отказывать.       Хотя… Было что-то, что вряд ли можно купить за деньги.       Всё-таки тут было невыносимо скучно.       Нет, к ней пару раз приезжала глава городского архива, Адзюичи Хиэда, чтобы выяснить детали каких-то событий полувековой давности; лет семь-восемь назад из местного филиала НИИ чародейства и волшебства на другом краю города сюда добрались Пачули и Алиса, чтобы вместе посидеть повспоминать так некстати тогда покинувшую их Марису, на собственном примере показавшую всему Генсокё, что когда тебе уже под семьдесят, летать на метле в пьяном виде иногда несовместимо с жизнью; даже как-то раз пожаловала Рика, давным-давно унаследовавшая от Рейму её храм, чтобы выяснить тонкости техник поддержания барьера.       И хоть бы кто-нибудь пришёл просто так…       Однажды она, не будучи особо голодной, взяла утром из столовой несколько мандзю и, выйдя к внутреннему дворику пансионата, который выходил к опушке леса, и усевшись на краешек веранды, разломила их один за другим и выложила бобовую пасту из начинки на траву. Проходящая мимо соседка, Сатоми-сан, остановилась и начала ворчать на Рейму — мол, набегут всякие жуки да муравьи, не хватало им ещё тут такой радости. Но Рейму не ответила ничего и просто улеглась на доски, безучастно наблюдая за травой и деревьями лесной опушки, лениво колышущимися под прохладным летним ветром.       Опасения Сатоми-сан не подтвердились — жуки да муравьи так и не пожаловали. Зато минут через десять из леса осторожно выбралась небольшая юккури в виде головы Бякурен, и нерешительно пропрыгала к угощению, оставленному Рейму на траве — после чего быстро схватила его и тут же упрыгала прочь.       — Ну вот, — угрюмо подытожила Сатоми, наблюдающая за этим из открытых сёдзи своей комнаты. — Даже спасибо не сказала. Как наши дети, живут там себе в городе и о нас даже не вспоминают.       Рейму ничего не ответила — лишь перевернулась на живот, спрятав лицо в сложенных руках, чтобы никто не видел, как исчезла с её лица безмятежная улыбка, с которой она наблюдала за юккури.       С тех пор она каждое утро делала так: брала из столовой мандзю, дайфуку, дораяки или ещё что-нибудь с бобовой пастой и подкармливала местных юккури. Поначалу осторожные, они мало-помалу осмелели и уже собирались у веранды заранее, ожидая Рейму и приветствовали её появление, радостно подпрыгивая и кувыркаясь в траве, а если она задерживалась — возмущённо пищали и стучали по подпоркам веранды.       — Там опять ваши юккури собрались, — саркастически заметила Сатоми в один такой раз, когда Рейму припозднилась после завтрака, — жить без вас не могут.       — Да-да, иду-иду, — бросила ей Рейму, торопливо пробираясь к выходу на веранду с парой дайфуку. Как только она появилась там, Юккури тут же радостно запрыгали, предвкушая лакомство.       Пока Рейму, свесившись с края веранды, кормила сборище юккури, Сатоми смотрела на эту сцену. Грустно вздохнув, она пробормотала себе под нос:       — Эх, если бы вот так же, парочкой сладостей можно было вернуть наших детей… — Подняв взгляд на только что закончившую и теперь повернувшуюся к ней счастливо улыбавшуюся Рейму, она спросила: — А ваши, Хакурей-сан, где сейчас ваши дети?       Рейму потупила взгляд.       — Я… Я не сказала бы, что у меня вообще есть дети, — пробурчала она в ответ.       — Ох… Как же так?..       — Ну… Я ж не эта, — завистливые нотки пробрались в её голос, — как её теперь по фамилии… Овари-сан, что ли? Вечно забываю. Короче, морийская жрица. Когда-то я тоже такой была, — Рейму скрестила руки на груди, и повернувшись в сторону, гордо заявила: — И всегда знала: правильной синтоистской жрице нельзя опускаться до мирских мелочей! Эта всякая там семья, дети, вот это всё… Не знаю, как Канако и Сувако не выгнали её пинком под зад, когда она притащила этого своего хахаля в их храм вообще!..       Рейму продолжала обличать свою коллегу во всех смертных грехах ещё долго, пока, наконец, Сатоми — поначалу удивлённой, что собеседница так фамильярно болтает про генсокийских богинь, но потом привыкшей, — это не надоело и она не решилась прервать Рейму, которая могла ещё долго перемывать косточки своим знакомым.       В конце концов Сатоми многое повидала на своём веку и вполне могла понять, как жестока может быть зависть — и как на почве этого её почти восьмидесятилетняя соседка могла выжить из ума, что аж додумалась начать кормить местных юккури, будто собственных детей. Впрочем, не то, чтобы это увлечение было небезобидным — да и наблюдать за Рейму в эти моменты было достаточно забавно, как и видеть её счастливую улыбку после.       Так прошло лето и осень. Юккури ушли в зимнюю спячку — и Рейму вновь погрустнела и потеряла интерес ко всему. Она стала редко выходить из своей комнаты, и эта зима, скорее всего, прошла бы так же скучно, как и все остальные зимы тут. Если бы не…       — Э-э-э… Добрый… День? Вы к кому? — Фубуки, как всегда стоящая у дверей, спросила странную женщину, сошедшую с поезда на станции — а такое здесь бывало крайне редко — и уверенным шагом подошедшую ко входу в пансионат.       — Хакурей-сан. Рейму. Я к ней, если можно, — вежливо наклонила голову гостья.       — Это… Вы знаете, в последнее время она не очень хорошо себя чувствует, я не думаю, что она…       — О, вам совсем не о чем беспокоиться. Я уверена, она будет рада меня видеть, — женщина элегантно улыбнулась Фубуки. — Вы же проведёте меня к ней? Обещаю, если она будет не в настроении, я вас тотчас же покину.       — Х-хорошо… — Фубуки открыла дверь. — Ну… Давайте тогда сюда, пожалуйста…       Сатоми удивлённо выглянула из своей комнаты, когда увидела гостью, входящую к Рейму. «Ничего себе, а говорила, что у неё детей нет, а тут вон кто пришёл. Дочь? Или всё-таки нет, может, племянница? Или кто это вообще? Надо будет завтра расспросить!» — твёрдо решила она.       — Ха-ха, ты всё-таки пришла, — скрипучим, но твёрдым голосом констатировала Рейму, чья голова торчала из складок футона. Она даже не повернулась к гостье — Рейму не надо было смотреть, чтобы понимать, кто нанёс ей визит. — Что такое, Юкари?       — Сколько лет прошло, а ты всё такая же грубая, Рейму, — Юкари присела рядом с ней на колени. — Посмотри на меня, я ведь совсем не собираюсь тебя обижать сегодня.       — Ага, не собирается она. Хоть раз бы пришла за всё это время, а? — Рейму привстала и негодующе покачала головой, глядя на Юкари. — Значит, как я была жрицей, так ты меня чуть ли не каждый день донимала, а сейчас, как я от дел отошла, так всё? Ты избегаешь меня, да? Избегаешь? Признавайся!       Юкари едва заметно вздрогнула — но спустя мгновение вернула себе самообладание.       — Да ну тебя, Рейму, — усмехнулась Юкари. — у меня дел в последнее время слишком много. Разве тут вырвешься? Вот, едва нашла минутку, чтобы заскочить повидать тебя…       — Минутку?! — возмутилась Рейму. — Минутку она нашла. За все десять лет! Десять проклятых лет она не могла найти минутку и вот только сейчас нашла, посмотрите на неё! — Рейму состроила обиженное лицо, что, впрочем, лишь заставило улыбнуться Юкари: наконец-то она вновь видела ту самую Рейму, не готовую мириться ни с какой несправедливостью, в том числе и к ней самой.       — Ну, знаешь… — начала было Юкари, но Рейму прервала её:       — Эх, вот бы мне сейчас мой гохей, экстерминировала бы тебя в два счёта. Так, ну-ка давай срочно рассказывай, что там за дела такие, что десять лет ты обо мне не вспоминала!       Юкари немного помолчала и посмотрела на Рейму. Она, кажется, не то, чтобы серьёзно злилась, но… Пожалуй сегодня можно было и позволить себе хоть раз в жизни сказать ей правду.       — Ну, если уж ты настаиваешь… Мне, знаешь ли, — Юкари отвела взгляд, — слишком тяжело смотреть на ту тебя, которой ты стала. Как там говорят… «Родитель не должен видеть, как умирает его ребёнок», да? Пусть я и не твоя мать, но я ведь помню тебя ещё маленькой девочкой, ты росла у меня на глазах, и сейчас на моих же глазах стала такой вот старухой…       — От старухи слышу, — парировала Рейму.       Юкари запнулась — и после нескольких секунд молчания громко расхохоталась.       — Аха-ха, знаешь, Рейму, я даже не буду на тебя сейчас обижаться. Лет пятьдесят назад за такие слова я бы вызвала тебе на даммаку-дуэль, но сегодня… Сегодня мне даже приятно, что ты считаешь себя равной мне…       — Всегда считала, Юкари, — усмехнулась Рейму.       — Вот как, значит… Впрочем, ты была бы не ты, если бы ты так не считала, правильно? — Юкари взяла её руку в свою. — Та Хакурей Рейму, которую я знала, которая, в общем-то, сделала Генсокё таким, каким оно стало сейчас — и я, которая его создала вообще. Мы друг друга стоим, не так ли?       — Ещё бы, — Рейму сжала руку Юкари.       Несколько минут они молчали — пока, наконец, Рейму не спросила:       — Скажи, Юкари, я ведь тогда не ошиблась?       — Тогда — это когда? Это… А, это ты про тогда, когда ты устроила ту битву со мной, по результатам которой Генсокё стало таким, как хотела ты, а не как хотела я?       — Угу, — кивнула Рейму. — Я ведь делала это всё… — Рейму набрала воздуха и принялась воодушевлённо перечислять: — Ради всех моих друзей, ради людей и ёкаев, ради высших богов и цукумогами, ради сильнейших вроде тебя и Окины — и ради «сильнейших» вроде Сырно. Они… Понимаешь, Юкари, — внезапная догадка озарила лицо Рейму, — они… Они ведь на самом деле были мне как дети, ради которых я сделаю всё-всё то, что считаю нужным!       — Именно, Рейму, — кивнула Юкари. — Если ты так считаешь… То я совершенно точно уверена, что ты всё сделала правильно.       Рейму довольно прикрыла глаза.       — Я тоже та ещё дура. Все эти десять лет я этого так и не понимала…       Юкари ещё проговорила с Рейму о всяких мелочах не меньше нескольких часов: они показно удивлялись заявлениям друг друга, подкалывали — то Рейму «несносную ёкайку», то Юкари «вечную жрицу» в ответ. Смеялись над шутками, спорили и выделывались друг перед другом. И лишь когда Юкари, поздним вечером покинув пансионат, поднималась по ступенькам на платформу станции — только тут она дала своим чувствам волю: улыбка исчезла с её лица, и она бессильно закусила нижнюю губу. Едва слышный всхлип потонул в гуле прибывающего поезда — как и одними губами сказанные слова:       «Прощай…»       Ведь Юкари вчера уже видела, чьё имя было написано в блокноте Комачи.       Этим утром в коридоре пансионата было непривычно много народа.       — Фубуки-сан, я видела, что её не было на завтраке, пришла сюда к ней проверить, а тут вот…       — Не помните, у неё есть родственники в деревне? Нет? Я не знаю как это оформлять, договор кроме неё никто не подписывал?..       — Я посмотрела в базе, там на счету ещё восемьдесят тысяч, на Мёренское не хватит, Хидзири-сан в последнее время большую цену за услуги ломит. Вроде можно посмотреть насчёт кладбища в старом районе?..       — Это, я тут узнал, не забудьте получить заключение, подписанное кем-нибудь из клиники Эйентея! Это раньше так просто можно было, а сейчас нам без него правление не выдаст свидетельство о смерти…       — К ней вчера кто-то приходил. Вы не записали контакты? Там женщина какая-то, вроде, какого-то западного типажа, может, из Внешнего кто? Может, найти и к ней обратиться?..       — Кагари-сан, сегодня после обеда съездите в Подгорный район, в промзону? Надо будет транспорт заказать и все дела, ещё может, если время будет, на саму гору в храм заглянете — с жрицей договоритесь, тут, думаю, синтоистский обряд нужен…       Сатоми была достаточно проницательной даже в своём возрасте, чтобы сразу понять, что произошло. Она не стала зря мешать людям и ушла к себе в комнату.       «Эх, так и не успела ничего спросить…» — с сожалением вздохнула она.       Весна наступила достаточно неожиданно. Сатоми ещё помнила, как о наступлении весны в Генсокё узнавали по цветению сакуры — но здесь, около пансионата, сакуры не было, да и не так уж и много её в Генсокё осталось в эти-то времена. Говорят, чтобы посмотреть на сакуру, можно было сесть на поезд, проехать до следующей станции на север, пересесть на линию Якумо и через несколько остановок выйти на станции «Муэндзука» — но там даже сейчас было опасно находиться: Генсокё, всё-таки, до сих пор территория ёкаев, и даже если там сделали какое-то подобие парка, это не значит, что людям там можно свободно разгуливать. Хотя, конечно, в молодости Сатоми там было куда опаснее, и попытка посетить Муэндзуку была почти верной смертью. Да даже если бы не опасность, Сатоми уже была не в том возрасте, чтобы самостоятельно ездить на поезде.       Нет, на этот раз она узнала о весне потому, что у крыльца внутреннего дворика среди ростков молодой травы, только начавшей пробиваться из-под земли, сердито пищали юккури. До них сейчас никому не было дела — и Сатоми бы тоже прошла мимо, если бы что-то не заставило её остановиться.       Она посмотрела на них — там было несколько маленьких и одна большая, в виде головы с переливающимися коричнево-фиолетовыми волосами. Сатоми внезапно поняла, что она уже её видела…       — Ах! — воскликнула Сатоми. — Да-да, иду-иду! — она исчезла в коридоре пансионата — лишь чтобы через пару минут вернуться с парой свежих дораяки в руке.       «Что ж, может, Хакурей-сан и тронулась умом на старости лет с этими малышками, но в чём то она была права…» — подумала она.       Ведь в самом деле, если бы не была, то они бы и не вернулись. Правда?..