Последний королевский закат

Леона прикрывает глаза — день неумолимо тянется к своему логическому завершению. Где-то впереди мелькает молния, разрезая потускневший небосвод на несколько неравных и грубо высеченных частей. В воздухе тянет озоном, к нему прибавляются эфирные масла и что-то еще незначительное. Гром звучит на глухой десятке, что в усталой голове делится на три — недалеко, через какое-то время подберется ближе или уйдет восвояси — в этом мире невозможно что-то предугадать заранее. Леона не может вспомнить, когда в последний раз видел солнце. Раньше оно казалось чем-то недосягаемым, далеким и до одури желаемым. Сейчас же оно и вовсе скрылось за плотными грозовыми тучами, а искусственное приводило к слепоте или другим заболеваниям — люди так и не исправили свои предыдущие ошибки, хоть и клялись каждый раз в обратном. — Я недавно читал, что в такие моменты лучше разговаривать, чтобы понять, когда ты останешься в одиночестве, — глухо раздается откуда-то сбоку, на что Кингсколар усмехается крем губ: — Читал или от Лилии услышал? Он мастак на такую ерунду. Таинственный голос замолкает, после чего шумно выдыхает — в какой-то степени облегченно, но Леона не может разобрать полный спектр эмоций в одном только выбросе воздуха. Когда-то умел, но сейчас все знания и навыки постепенно куда-то исчезают, растворяясь в одном желании. Желании выжить, вернуться домой и забыться. В такие моменты Кингсколар не жалует свой талант засыпать за несколько секунд — от кошмаров он все равно не избавляется, просто теперь не может от них сбежать или переложить кому-нибудь другому на плечи. Несет гребаный груз ответственности на себе, как мечтал — получите и распишитесь, черт возьми, а лучше вообще выбросите куда-то в окно и не вспоминайте до самой смерти. Но Леона так не может, он с детства смотрел на мир сквозь разбитые очки. Брат говорил, что «не надо быть пессимистом, Леона, все будет хорошо, вот увидишь, надо только верить в будущее». Леона не верил, наверное, поэтому не особо сильно разочаровался в начавшемся хаосе. Только пожал плечами, собрал волосы в хвост и вышел на первую в своей жизни вылазку — лучше бы он этого не делал, честно говоря. — Это не ерунда, — наконец-то отвечает голос. — У тебя есть другая фраза? Эту я слышал в несколько раз больше, чем «мы снова забыли пригласить его», а прошло всего несколько месяцев, — интересуется Леона. — Как мило, что ты считал и то, и другое, сразу видно — настоящий друг, — лениво огрызается голос, вызывая у собеседника задушенный смешок. Леона открывает глаза — небо не поменялось ни на йоту, такое же мрачное, грязноватое и темно-серое. — У меня никогда не было друзей, — отзывается Кингсколар. — У меня тоже. — Не ври, ты неплохо уживался со своими — и не только. — Тогда и ты не ври, Джек постоянно заглядывал тебе в рот, а Рагги был готов продать душу за любой твой адекватный поступок, — устало парирует голос, словно его обладателю надоело вбивать одно и то же в чужую темно-каштановую голову. Воцаряется тишина, после чего Леона смеется — тихо, надломлено, словно что-то в груди сломалось — окончательно и навсегда. — Почему мы упоминаем их в прошедшем времени, если они еще живы? — интересуется он, аккуратно двигаясь и шипя на возникшую боль, — осколок стекла проникает глубже, грозясь порвать что-то важное в аппарате жизнедеятельности. — Потому что мы умираем, Кингсколар, а не они, — отвечает обладатель голоса… нет, чертов Маллеус. Леона замолкает, прекрасно понимает, что нет смысла как-то оспаривать заявленное, если оно — в какой-то степени — является правдой. Они умрут сегодня, никто не придет к ним на помощь, ведь этот район додумаются проверить гораздо позже, когда от них останутся только лоскуты одежды и наполовину обглоданные кости. На ум приходит вялая ассоциация с «Королем Львом», только вместо гиен противные твари, когда-то бывшие людьми со своими мечтаниями, надеждами и стремлениями; страхами, переживаниями и мыслями. Возможно — когда-нибудь, Леона уже не надеется на такое чудо — ученые найдут способ вернуть все на круги своя, восстановят мировой порядок, но сейчас они только и могли, что калечить чужие жизни своими изобретениями. — Хочешь поиграть в города? — обманчиво весело спрашивает Маллеус. — Иди к черту, я с легкостью тебя уделаю, — наигранно грубо отвечает Леона. — В прошлый раз ты проиграл, позволь напомнить. Молния сверкает где-то невероятно близко, гром слышится уже через шесть минут. «Приближается, зараза такая», — с усмешкой думает Кингсколар, кончиками пальцами ощущая чужое ускользающее тепло, которое через какое-то время совсем пропадет — так происходит со всеми умирающими. — Есть примета… если гроза в начале апреля, то лето будет теплым и полным орехов, — задумчиво подмечает Дракония, вызывая у Леоны долгожданную улыбку — осторожную, едва заметную, но такую нужную. — У нас грозы уже как полгода подряд, а ты про теплое лето говоришь… и сейчас вообще-то осень, если ты не забыл. — Вот поэтому мы не способны быть друзьями, ты воспринимаешь все буквально, — фырчит Маллеус, чуть щуря поблекшие глаза. — Я хотел пригласить Кейтера на прогулку после этой вылазки. Кингсколар скалится, откровенно фальшиво веселясь над чужим несчастьем: — На том свете погуляете, мы рано или поздно все там окажемся. — А ты что хотел сделать? — С Азулом партию в шахматы прогнать, а что? Ну, или с Идией, если тот оторвется от своего брата, — задумчиво отвечает Леона. — Можем сейчас попробовать, мы никогда не играли друг с другом, — неожиданно предлагает Маллеус, получая в ответ лишь странное фырканье и все же принимая его за положительный ответ. — Тогда я за белых, ты ведь черных любишь. Пешка, D4. Кингсколар на мгновение задумывается, представляя шахматную доску с расставленными фигурами — все же живой вариант был привлекательнее, но глупо было на что-то жаловаться. — Пешка, G5. — Пешка, B5. — Эй, ты уже нарушаешь правила, — недовольно отзывается Кингсколар. — А у нас волшебные шахматы, как в книжках, без правил — они выдумаются на ходу, — с ухмылкой заявляет Маллеус, получая в ответ тычок в ребра и сдавленный, в какой-то степени булькающий вздох. — Не двигайся, а то захлебнешься раньше положенного, а одному помирать не хочется. Тишина разбавляет атмосферу неудачной партии на несколько минут. — Иди к черту, будь добр, — отзывается Леона, прикрывая глаза и чуть стискивая зубы из-за боли. — Только вместе с тобой, — улыбается Дракония. — Будешь терпеть меня и на том свете? Как мило, — насмешливо мурчит Кингсколар. Маллеус грустно смотрит на того: короткие волосы с двумя по-детски глупыми косичками, побледневшая кожа с кругами под глазами, множество царапин, небольшие морщины около переносицы… и кусок упавшей арматуры чуть ниже грудной клетки. Он и сам не лучше, правда, шансов на выживание куда больше — только полевые медики стараться не будут, сразу к праотцам отправят. — Лучше умирать, зная, что ты не один такой неудачник, — рассеяно отзывается Дракония. — Не хочу умирать вторым — это еще хуже, чем раз за разом проигрывать тебе. Леона в чем-то прав: большая часть его жизни прошла с отметкой «второй». Учеба, спорт, личные отношения — везде находился кто-то лучше, намного лучше, способный удивить любого без исключения. Самому Кингсколару такое не удавалось, из-за чего он ужасно злился и мешал абсолютно каждому «необычному», правда, на Маллеусе система почему-то сдала бой. На самом деле тот просто сопоставил одно, другое и третье, после чего пришел к вполне себе закономерному выводу, но говорить об этом умирающему… как-то слишком грубо. Дракония тяжело вздыхает, откидывается на холодный кусок бетона и смотрит в небо. Воцаряется тишина, которая длится куда дольше предыдущей — только слышен невыносимо громкий гром и чье-то глухое рычание, но все это уже вдалеке, что не может не радовать. Голова раскалывается на части, но это не удивляет: его хорошенько приложили об асфальт несколько часов назад. — Знаешь… я все же посплю, все равно делать нечего, — задумчиво тянет Леона, вызывая у собеседника табун мурашек по спине. Нельзя спать. Нельзя. Он ведь в таком случае больше не проснется. Но Дракония не может ничего сказать против — он все прекрасно понимает, он же умный мальчик, радость всех учителей и не только. — Как скажешь… надеюсь, твой последний сон окажется самым лучшим, — мягко шепчет Маллеус, осторожно прикасаясь к чужим засаленным волосам и принимаясь перебирать короткие прядки. — Постарайся выбраться отсюда, Мал… Кейтер заслуживает прогулки… — отчаянно вздыхает Кингсколар, чувствуя горячую кровь на своих губах, постепенно стекающую вниз. Дракония лишь коротко угукает, прекрасно зная, что среди них не будет выживших. Но все равно стремится подарить ложную надежду. — Как скажешь, Лео, — беззвучно отвечает он. А день неумолимо тянется к своему логическому завершению.