Что-то общее

Вы знаете, он был Ангелом. Нет, я не шучу. Ни капельки. В тот день, когда я встретил его, лил дождь, и мать запретила мне выходить на улицу, но я сбежал через заднюю дверь. Я пускал кораблики по рекам, бегущим по Флит-стрит в сторону озера, я ловил губами крупные дождевые капли, и они казались мне сладкими, как арахисовая паста воскресным утром. Я вымок до нитки, но это было неважно. В тот день с небес на меня лилась настоящая благодать, и хоть я не понимал до конца, что значит это слово, но чувствовал невероятный, ошеломляющий экстаз. Будь я постарше, я бы сравнил это ощущение с сильнейшим эротическим возбуждением, но я был ребёнком восьми лет, и тогда мне казалось, что вокруг меня в вихре холодных капель, в головокружительном аромате мокрого асфальта, сырой земли и листьев вращается целая вселенная. А потом — и только потом — я увидел его. Он стоял в конце улицы и смотрел на меня, и глаза его сияли, как два умытых дождём осколка бутылочного стекла. Я остановился в нескольких шагах, поражённый его красотой. Он был одет в белую рубашку и светлые брюки, его мокрые волосы облепляли лоб, и он смотрел на меня, слегка приоткрыв рот. Наверное, он ангел, подумал я. Ангел маленьких непослушных детей, которые сбегают от матерей в ливень и рискуют утонуть в озере, пуская бумажные кораблики. — Ты кто? — спросил я его. Он продолжал смотреть на меня в лёгком изумлении, словно не ожидал, что я умею разговаривать. — Ты ангел? — я сделал шаг к нему, и он вздрогнул. — Что? — голос его был низким и бархатным. — Говорю, ты ангел? Ты явился, чтобы забрать меня на небо? Он секунду смотрел на меня, как на умалишённого, а потом неуверенно улыбнулся. — Нет, я… — Кто ты? — я подошёл к нему совсем близко, настолько, что мог разглядеть каждую складку на его насквозь мокрой рубашке, и капли на его светлом лице, на длинных тёмных ресницах и пухлых губах, которые наводили на мысль о киношных красотках с журнальных обложек. — Я… я просто, — он замялся. — Я случайно здесь оказался. Моя машина заглохла, и… Машина? Я разочарованно выдохнул. Ангел на машине? Хотя почему бы и нет? Мама говорила, что сейчас эра прогресса, так что ничего удивительного в том, что боженькины слуги не спускаются с небес по светящимся верёвкам, а приезжают на автомобилях. — Мне нужна помощь, — проговорил он. — Ты знаешь, где здесь автосервис или что-то в этом роде? Меня ещё раз кольнуло сомнением: разве ангелы не могут починить всё что угодно одним щелчком пальца? А потом я подумал, что, должно быть, у него просто намокли невидимые крылья, а значит, он временно утратил свою силу и стал почти что человеком. И я должен, я просто обязан ему помочь. — Вон туда, — я махнул рукой в сторону перекрёстка. — Справа будет гараж Джо, это наш тутошний механик. Он мне даже как-то велосипед чинил, когда я на нём в канаву упал. Ну да ты, наверное, знаешь… Он вытаращил глаза, но ничего не сказал. — Джо в такой дождь скорее всего пьёт пиво, но ты всё равно постучись к нему. — Ладно… — растерянно проговорил он. — Спасибо тебе. Я смотрел, как он уходит, разрывая пелену косого дождя, и, казалось, видел призрачные очертания крыльев за его спиной, растущие прямо из мокрой ткани его рубашки. — Эй! Он обернулся. — Меня зовут Джаред! Ты запомни, пожалуйста, потому что я буду тебя ждать! Он несколько раз моргнул, потом медленно кивнул, поднял руку и помахал мне. Я помахал в ответ, и он исчез в наступающих сумерках, растаял в штриховке ливня, в шелесте листвы и запахе асфальта и мокрой травы. Когда я вернулся домой, мать задала мне страшную трёпку и лишила телевизора на целую неделю, но я и без того знал, чем мне заняться. Достав из ящика карандаши и альбом, я все эти дни рисовал ангела. *** — Слушай, Джаред, Паблишерс Фан уже выкупили весь тираж, ты прикинь? — Лесли вприпрыжку бежал рядом со мной, тряся мобильником. — На очереди Гранд Принт и Комикс Бэттери… и хрен знает, кто ещё захочет выпустить в мир твоего Ангела! Золотая жила, чувак! Блин, я ж не верил, что получится, но вон как оно вышло! — Главное, что я верил, — усмехнулся я, отпер дверь своего маленького кабинета и упал в продавленное кресло. На столе передо мной громоздились листы бумаги, ручки, лайнеры, цветные карандаши, сбоку мерцал лэптоп, а стена справа от меня была увешана набросками, от которых я, честно говоря, был не в восторге. Они напоминали мне о тех временах, когда я вообще не умел рисовать. Но Ангел был уже тогда. В изломах неуверенных линий, в робкой штриховке зелёным и бежевым, в странных неоконченных позах… Я пронёс его облик с собой через все двенадцать лет и в итоге создал его заново — в чётком ракурсе, в ярком цвете, на глянцевых листах комиксов, которые последний год пользовались бешеным успехом. Выдуманная история Ангела, рождённого дождём, который приезжает на землю на большом старом автомобиле и живёт среди людей, пытаясь понять и постичь их души. Ангела, в которого влюбляется девочка (просто потому, что я не рискнул рассказать правду) и всю свою жизнь ждёт его появления. А он где-то ходит кругами, путешествует по миру и никак не может вернуться в тот маленький, богом забытый городок, где впервые повстречал малышку с корабликом, зажатым в руке. В общем, я просто выложил на бумагу собственные переживания. И хотя прошло уже двенадцать лет, я не забыл тот момент, когда увидел его в первый раз. Я не знаю, что со мной не так, возможно, я слегка чокнутый, как и положено художникам, или я просто курю слишком много дури, но моя детская влюблённость осталась со мной, как тот талисман из кроличьей лапки, которую я нашёл в подвале нашего дома. Со временем я осознал и принял свою суть, не стал лукавить матери и как на духу выложил ей, что с девушками у меня некоторые проблемы. Но с парнями — совсем нет. Она расплакалась, стала умолять меня подумать, попыталась даже отвести меня к психиатру, но ничего путного из этого не вышло. Закончилось тем, что она делала вид, что ничего не произошло, а я ждал, когда мне исполнится восемнадцать, и я официально смогу уйти из дома. Что я и сделал — в один из дождливых вечеров, так похожих на тот, в который я встретил Ангела. На сей раз мне, правда, не повезло. В Нью-Йорке я устроился на какую-то черновую работу, мыл полы и продавал диски, копил деньги, как мог, и рисовал — постоянно, каждый день. Затем умудрился продать какие-то свои наброски в один из жёлтых журнальчиков, меня заприметили, и очень скоро я, прижав к груди папку с рисунками, входил в двери колледжа архитектуры и дизайна. Я умудрился получить грант, как чертовски одарённый студент, поэтому тех денег, которые я зарабатывал на продаже рисунков и мытье полов в супермаркете, мне хватило, чтобы снять какой-то клоповник в самом центре Большого Яблока. На еду, правда, оставалось мало, но я умел выживать. А потом я решил написать историю. Точнее, нарисовать. И сделал это за месяц, изведя примерно тонну бумаги и сточив три десятка карандашей. Набрался смелости и отнёс свой первый комикс про Ангела в маленькое издательство, которое выпускало порнографические романы в картинках. И, как ни странно, мой комикс купили. А потом, как во сне, понеслось: обложки с Ангелом во всех киосках города, звонки от издательств и мой друг по колледжу, который взял на себя роль моего агента. За полгода мы заработали на первом Ангеле приличные деньги, я перебрался в квартирку получше и нарисовал продолжение. Его тоже оторвали с руками. Мне пришлось засесть за третий выпуск, и снова всё получилось — переиздания Ангела в разных вариантах пестрели на полках не только журнальных киосков, но и солидных книжных магазинов. В девятнадцать лет я стал знаменитостью. Не то чтобы я этого хотел, просто так вышло. Мне пришлось посещать какие-то скучные выставки и весёлые комик-коны, я раздавал автографы на заднице нарисованного Ангела, который был изображён спиной, за пеленой косого дождя, на задней обложке моих книг. В двадцать лет я снял неплохие апартаменты с видом на парк и обзавёлся богатыми друзьями, которые регулярно снабжали меня травкой. Я ходил в лучшие гей-клубы Нью-Йорка и почти никогда не возвращался один. Но постоянных отношений у меня не было. Я не стремился ни к кому привязываться — более того, я избегал слишком тесного общения. Не оставлял свой номер, не приводил никого домой, довольствуясь небольшими отелями, и уходил раньше, чем просыпался мой партнёр на одну ночь. Так всё и было. И продолжалось бы, если бы мой Ангел не нашёл меня. *** В тот вечер я отмечал очередной успех своего комикса вместе с Лесли и ещё парочкой разгильдяев, которым очень нравилось, что я швыряюсь деньгами. Мы сидели в довольно пафосном ресторане и вели себя отвратительно, но метрдотель делал вид, что не замечает нас. В конце концов я снюхал дорожку прямо на белоснежной скатерти и, пошатываясь, удалился в туалет. И в дверях столкнулся с ним. И узнал его с первого взгляда. Он был одет с иголочки, в дорогой костюм и белую рубашку, от вида которой у меня случился моментальный флэшбек: мокрая ткань, прилипшая к телу, влажные складки, красиво обрисовывающие его широкие плечи. Сейчас он выглядел сногсшибательно — короткая стильная причёска, гладко выбритый подбородок и всё те же зелёные, невыносимо зелёные глаза. Под руку Ангел вёл молодую женщину, которая, вероятно, тоже была красива, но, честно говоря, я не обратил на неё внимания. Меня вело. Кокаин очистил мой разум, моё зрение обострилось до предела, и я жадно вглядывался в его лицо, не замечая, что перегораживаю проход в зал. — Гм, — наконец, сказал Ангел. — Вы позволите? — и сделал движение, стремясь обойти меня. Я, не понимая, что делаю, схватил его за рукав. Он опустил глаза на мою руку и тут же вскинул взгляд на меня. В нём появились ледяные оттенки, словно кто-то подмешал каплю серебра в чистую зелень. — Дженсен, он не в себе, — услышал я голос женщины. — Пойдём. — Кто ты? — прошептал я, расплываясь в улыбке. — Ты ангел? Он вздрогнул, вгляделся в моё лицо и… узнал. И улыбнулся в ответ. — А, это ты… Джастин? — Джаред, — прошептал я, качнувшись и крепче ухватившись за его рукав. — Как ты мог забыть, мать твою? — Дженсен! — женщина повысила голос, в нём появились истерические нотки. — Молодой человек, что вам нужно?! — Он, — я ткнул пальцем в грудь Ангела, который даже не пошатнулся. — Он мне нужен, леди. Я ждал его грёбаные двенадцать лет. — Что? — женщина недоумевающе уставилась на меня. — Дженсен? Что это, чёрт подери, значит? К нам уже бежали со всех сторон. Мои друзья, метрдотель, охрана заведения… Сейчас меня снова попытаются разлучить с моим Ангелом, но хрен я дамся. Я крепче сжал руку, дёрнул, и мы побежали. Ангел бежал за мной, даже не пытаясь высвободиться, а меня переполняло искристое ощущение восторга, подогретое наркотиком в моей крови. Мы промчались мимо орущей женщины, охранников, метрдотеля и моих упоротых друзей, выскочили на улицу, пересекли её и нырнули в самые недра города — в перекрестье узких переулков, заставленных мусорными баками. Моросил дождь. Я дотащил Ангела до безопасного места и остановился, тяжело переводя дух и улыбаясь, как идиот. Он, наконец, вынул свою руку из моих судорожно сжатых пальцев и отряхнул рукав. — Можешь спрашивать что угодно, — выдохнул я. — Но напоминаю, ты почему-то не дал мне в рожу в ресторане, а побежал за мной. — Всё произошло слишком быстро, — невозмутимо отозвался он. — Обычно на принятие решений у меня чуть больше времени. — Ты хочешь сказать, что просто повёлся? — пытаясь отдышаться, я согнулся пополам и упёр ладони в колени. С этого ракурса я видел его безупречно отглаженные брюки и маленькое пятнышко грязи чуть выше ботинка. — Ты сумасшедший? — спокойно спросил он, и я поднял глаза. Он смотрел на меня с любопытством, без малейшего страха. Я залюбовался его точёным лицом, длинными тёмными стрелками ресниц, перевёл взгляд на губы и залип. Их хотелось целовать. Хотелось вообще присвоить его себе — навсегда. — Я Джаред, — засмеялся я. — Можно сказать, я слегка чокнутый, но абсолютно безопасный тип. Я художник. — Я тебя вспомнил, — вежливо отозвался он. — Ты отправил меня к механику в Фоксвилле, когда моя машина встала. Дождь ещё лил… — И я решил, что ты Ангел, спустившийся с небес на раздолбанном форде. — Шевроле, — улыбнулся он. — Тогда мне было восемнадцать, и у меня был старый шевроле шестьдесят седьмого года. — Что ты делал в Фоксвилле? — спросил я, нашаривая сигареты в кармане. — И что делаешь здесь? — Был проездом, — он пожал плечами. — Так, ничего особенного. А в Нью-Йорке я живу. Меня, кстати, зовут Дженсен. — Я знаю, — улыбнулся я. — Твоя… леди тебя так называла. Весьма истерично, между прочим. — Это моя жена, — сказал он и протянул руку. Я вложил в неё сигарету. — Очень жаль, — вырвалось у меня. Он поднял безупречные брови. В моей крови бушевала дурь, голова кружилась от волнения, а язык не слушался совершенно. Здесь, в этом вонючем закутке, для меня наступил момент откровения, и бороться с собой я не видел никакого смысла. — Я в тебя влюбился, — спокойно сказал я, глядя в зелёные глаза, которые слегка расширились. — Ещё тогда, в Фоксвилле. Мне было восемь лет, и я узрел Ангела. У меня не было ни малейшего шанса. И потом я ждал тебя много лет, чтобы увидеть снова. Боженька, похоже, не совсем про меня забыл. — Влюбился? — Дженсен выпустил в воздух струю длинного белого дыма. — Ну, если это можно так назвать. Когда тебе восемь лет, и ты видишь чудо, невозможно, чтобы оно не запало тебе в сердце. Лет в шестнадцать я окончательно понял, что ты герой моих мокрых снов. Божественное — фьюить и ушло, зато пришло другое, — я засмеялся. — Ты помнишь, что тогда лил дождь? И ты выглядел, как чёртова модель из журналов для взрослых, мистер Мокрая Рубашка? — Боже, — он закатил глаза и щелчком отбросил окурок в темноту. — Ты всё-таки не в себе. — Есть немного, — кивнул я. — И что теперь? — Я натурал, — осторожно сообщил он. — Я в курсе, спасибо. Сейчас мы, видимо, разойдёмся в разные стороны, и я буду вынужден дрочить на твой светлый образ всю оставшуюся жизнь. — Ты сказал, что ты художник? — помолчав, спросил он. — Да, и про тебя я нарисовал хуеву тучу комиксов, которые прямо сейчас читают с фонариком сотни тысяч пубертатных подростков, наяривая под одеялом на зеленоглазого Ангела, сошедшего на землю. Он поперхнулся. — Что? — Эй, ты вообще в каком мире живешь? — я помахал у него перед носом. — Ах да, извини. Судя по костюму, ты какая-то большая шишка, банкир, может быть, или ещё кто… Тебя не интересует масс-маркет для подростков, верно? — Я руководитель архитектурного бюро, — сказал он. — Да и похрен, — я отвернулся, посмотрел на исписанную похабными графити стену, а когда глянул через плечо, он всё еще стоял за моей спиной. — Ну? — я поднял бровь. — Ты уходишь? — А должен? — вопросом на вопрос ответил он. — Ну как бы теперь ты всё знаешь, — сказал я, привалившись спиной к стене и чувствуя колкие ошмётки штукатурки сквозь тонкую ткань футболки. — Я обдолбан. Я не в адеквате. Я только что признался тебе в любви, но это ещё и потому, что произошло настоящее грёбаное чудо — ко мне сошёл Ангел прямо со страниц моего комикса. Во многомиллионном городе, в сраном ресторане с белыми скатертями и столовым серебром, аккурат по пути в сортир. У меня развязался язык, прости. Он рассматривал меня с любопытством. Мне стало неловко. — Что? — Ничего. Удивительно всё это… — Давай вали уже, — прошептал я. — Как, кстати, зовут твою жену? — Дэннил, — ответил он после паузы. — Вали к своей Дэннил, мистер Ангел. Пусть она хорошенько отсосёт тебе сегодня, и мне это приснится. Мне показалось, или он слегка покраснел. На его губах появилась едва заметная улыбка. Мы стояли друг от друга достаточно близко, чтобы я мог сделать один маленький шаг и… Но я не смог. Только обтирал спиной облупленную стену, вдыхая аромат его туалетной воды, какой-то терпкий, чуть горьковатый и совершенно земной. — Ладно, — в конце концов, проговорил он. — Мне действительно пора идти. — Угу, — сказал я. — Спасибо, что уделил мне время. Он порылся в кармане пиджака и протянул мне белый прямоугольник. Я взял не глядя. — Если вдруг захочешь ещё что-нибудь рассказать, — улыбнулся он. — А я погляжу твои комиксы. Интересно. — Просто сделай вид, что этой встречи не было. — Давай ты не будешь указывать мне, что делать, — проговорил он холодно. — Окей, окей, извини, — я поднял руки, визитка всё ещё была зажата между моих пальцев. — Я просто рассчитывал…. не знаю, на что я рассчитывал. Что ты окажешься настоящим Ангелом. Или парнем, который, как и я, неравнодушен к парням, и у нас что-нибудь получится. В конце концов двенадцать лет трудно засунуть в задницу. Придётся смириться, что мои мечты останутся мечтами. Он снова улыбнулся, хотел сказать что-то ещё, но махнул рукой, развернулся и направился к выходу из переулка. Его силуэт на фоне пляшущих огней выглядел так, словно его вырезали из чёрного бархата. Он шёл по грязным лужам, плевкам, обрывкам бумажных пакетов так, будто не касался их. Я стоял, сунув руки в карманы джинсов, и смотрел ему вслед, пока он не растворился в огнях большого города. А потом достал визитку, прочитал номер телефона и имя и понял, что никогда не позвоню. *** Ещё через два года я перебрался в небольшой особняк на самом краю Центрального парка. По моим комиксам, которых к тому моменту вышло семь штук, сняли мини-сериал и собирались выпустить полнометражный фильм. На роль Ангела подобрали какого-то смазливого зеленоглазого парня, который так откровенно заигрывал со мной на пресс-конференции, что мне просто пришлось затащить его в сортир. Я трахал его и представлял, что мы находимся в том тёмном замусоренном переулке, и мои губы скользят по шее под линией русых волос, я слизываю запах одеколона с его кожи и, лаская, провожу пальцами по его руке, упирающейся в стену, мимолётом задевая дорогие часы на запястье. У актёра не было дорогих часов, и пах он совсем по-другому, но, видимо, большего я не заслужил. А потом я завязал с наркотой и начал компенсировать — бегать по утрам в парке под пение птиц и гулкие удары мяча на баскетбольной площадке. Я бегал всё лето и начало осени, пока не зарядили дожди. На экраны вышел полнометражный «Ангел», я сходил на предпоказ и на премьеру, и не сказать, чтобы разочаровался. Но всё же в главном герое мне не хватило искренности, он слишком уж позировал на камеру и вёл себя так, словно весь мир должен был пасть к его ногам. Я-то вкладывал в Ангела совсем другое — в моих комиксах он был немного потерянным, испуганным, ошеломлённым чужой, незнакомой ему реальностью, а продюсеры сделали из него какого-то грёбаного супермена. В октябре, когда ливень обрушился с небес, как будто кто-то там, наверху, включил ледяной душ, я выбрался из своего логова, вызвал такси и поехал в маленький бар. Там почти никогда никого не было, бармены знали меня и не доставали просьбами об автографах, а редкие посетители не обращали на меня никакого внимания. Я сидел и потягивал пиво под аккомпанемент старой заезженной пластинки из музыкального автомата и слушал, как в соседней комнате стучат друг об друга бильярдные шары. Когда отворилась дверь, я мельком глянул на залитый дождём вход и остолбенел. Ангел снова явился мне. В тёмной кожаной куртке и светлых затёртых джинсах, с взъерошенными русыми волосами, которые топорщились иголками, и глаза его были по-прежнему зелёные, как умытая дождём трава. Он пришёл не один, а в компании каких-то парней, которые громко ржали и хлопали его по плечу. Это был такой разительный контраст с тем, что я помнил, что я впал в ступор. А потом слез с табурета и, не обращая внимания на компанию вокруг Ангела, подошёл к нему почти вплотную. — Привет, — сказал я и увидел, как улыбка сползла с его губ, а глаза расширились до невозможности. — Узнаёшь меня? — О, — сказал он. — Джаред? — Он самый, — проговорил я. — Что ты тут, чёрт побери, делаешь? Он смутился. — Решили с ребятами зайти… Никогда не видел раньше это место. — Неудивительно. Это пристанище заблудших душ. Чистилище, которое открывает свои двери только самым закоренелым грешникам, которых даже в аду не ждут. — Что он несёт? — подозрительно прищурился один из спутников Дженсена. — Кто ты ваще такой? — Я? — я повернулся к нему. — Я тот парень, который видел ангела. А чем можешь похвалиться ты? — Дженс, он, походу, того, — мужик покрутил пальцем у виска. — Пошли отсюда. Дженсен стоял, глядя на меня. А потом сказал: — Вы идите, парни. Я догоню. — Чего? — Я знаю его, — сказал Дженсен. — Это мой очень старый друг. — Ты уверен? — Абсолютно. Я позвоню. Я повернулся спиной к ним и направился обратно на своё место. Взгромоздился на табурет, ногой подтянул к себе ещё один стул. Сделал знак бармену, и он налил мне пиво. Дженсен попрощался с компанией, подошёл ко мне и сел напротив, зацепившись ногой за перекладину. — Мне тоже пиво, — попросил он. — Оно тут дерьмовое, — предупредил я. — Переживу. Я припал к своему стакану, залпом выхлестал половину и утёр пенные усы. Дженсен наблюдал за мной с усмешкой. Его лицо немного изменилось с того времени — появилась лёгкая рыжеватая щетина, скулы заострились, глаза казались ещё ярче. Он снял куртку и остался в простой чёрной футболке. Из-под рукава виднелся край татуировки — какие-то неведомые мне символы. — Я думал, ты позвонишь, — сказал он и подтянул к себе запотевший стакан. Я пожал плечами. — Какой смысл? Ты всё равно не воспринял мой бред всерьёз. Из общего у нас разве что размер ноги. — Тогда ты наговорил такого, что я долго не мог прийти в себя. — Неужели? — Да. Я всё думал об этом. Это было… странно. Я упёрся взглядом в маленькую прореху на колене его джинсов. — Странно? — Ну да. Со мной такое впервые случилось. Я всё время крутил в голове твои слова. Потом сходил и купил все комиксы. Посетил премьеру, видел тебя на сцене после показа. Ты ещё обнимал того парня, который снялся в главной роли. — Ах да, — сказал я и отпил ещё глоток. — Мы с ним спим… иногда. — Понятно, — Дженсен отвёл глаза и взъерошил влажные волосы. По его лбу скатилась капля воды и упала ему на джинсы, оставив маленькое тёмное пятно. — Я просто… Ну ладно. Хотел подойти к тебе, но тебя так плотно взяли в оцепление, что я не сумел пробиться. — Ты мне зачем всё это говоришь? — я поднял глаза и уставился в его лицо. — Мы же, кажется, ещё тогда всё выяснили. Он смущённо улыбнулся. Повозил пальцем по мокрому следу от стакана на стойке, потёр шею над воротником футболки. — Я развёлся с Дэннил, — зачем-то сообщил он. — Да ладно? — я изобразил вежливое удивление. — С той нашей встречи… — видно, что слова давались ему с трудом. — С той встречи в ресторане я почувствовал, что со мной что-то не так. Я не мог перестать думать о тебе, — он усмехнулся. — Странно, да? Женатый парень, на хорошей должности, с зарплатой, на которую можно купить этот бар и ещё парочку, не напрягаясь, не может выкинуть из головы странного обдолбанного типа, который наговорил всякого… Нет, ты пойми, я не побежал экспериментировать по мужикам, мне это не нужно. И развёлся я не потому, что открыл в себе какие-то другие склонности. — Правда? — я поднял бровь и допил пиво. Он кивнул. — Я просто заморочился… на тебе. Застрял. Ты начал преследовать меня. Знаешь, если бы я мог рисовать или писать, я бы тоже не остался в долгу. — Преследовать? — Сначала во сне. Потом я стал видеть тебя в толпе — но это всякий раз оказывался не ты. Какое-то блядское наваждение, — он потёр лицо. — Я уже стал думать, что схожу с ума. Дэннил устала от моих закидонов. Мы оба устали. — И что ты хотел? — прошептал я, склонившись к нему. Теперь от него пахло тонко, остро, каким-то лёгким одеколоном с примесью аромата нью-йоркского ливня. — Не знаю… Увидеть тебя ещё раз. Понять, какого чёрта… — Понял? — Да. Он встал и кивнул мне, приглашая следовать за собой. Я сполз с табурета, кинул деньги на стойку и покорно пошёл за ним, чувствуя странное головокружение. Он шёл впереди, в размытом свете фонарей, под косыми струями дождя, и я снова словил флэшбек: белая фигура уходит от меня во тьму, а я, как зачарованный, смотрю ей вслед. Мы пересекли улицу, углубились в переулки, и вскоре перед нами, в влажном воздухе, замерцала бледная неоновая вывеска с перегоревшей буквой О. — Вот, значит, как, — проговорил я, и он остановился так резко, что я едва не уткнулся ему в спину. — Мне нужно разобраться, — сказал он, слегка повернув голову, и я увидел его чёткий профиль, очерченный розовым мерцающим маревом. — Разобраться… вот как, — я упёрся взглядом в его спину, обтянутую мокрой кожаной курткой. — Ну хорошо. Ладно. Мы вошли в узкое помещение ресепшена, где пахло полиролем для мебели, и сонный портье молча вручил нам ключ с огромным деревянным брелоком. Поднявшись по скрипучей лестнице, Дженсен отпер дверь, и мы зашли в маленький номер, две трети которого занимала кровать, а остатки делили между собой колченогий стул, тумбочка и радиатор отопления. В таких отелях я ночевал всего пару раз на заре моей карьеры, и нельзя сказать, что остался в восторге. Хотя белье на кровати на вид было чистым, и на том спасибо. Меня не покидало ощущение неправильности присходящего — при всём при этом я чувствовал лёгкое возбуждение. Меня накрывало флэшбеками — волна за волной, и детские воспоминания постепенно уступали место реальности: вот он, Ангел с моих глянцевых страниц, стоит передо мной, растерянно опустив руки, и совершенно не представляет себе, насколько земным он стал за эти годы в моей безнадёжной памяти. Я пожалел, что не захватил с собой блокнот. Сейчас бы нарисовать его — мокрого, взъерошенного, в глянцевой чёрной куртке и мокрых джинсах с маленькой прорехой над левым коленом… Я смотрел на него и запоминал, впитывал. — И что теперь? — спросил я, когда тишина стала невыносимой. Вместо ответа он сделал глубокий вдох, шагнул вперёд и прижался губами к моему рту. Я закрыл глаза, почувствовав, словно меня протряхнуло с головы до ног мощным разрядом молнии, которая очень кстати сверкнула за окном. Он тут же отстранился и уставился на меня с ошарашенным видом. — Видишь, тебя не забрали в ад, — слабо усмехнулся я, облизывая губы, на которых ещё остался его вкус. — Я не знаю, что делать, — прошептал он. — Разбираться дальше, — проговорил я. Он повёл плечами, и куртка упала на пол. Я подошёл к нему вплотную и потянул за край футболки; он поднял руки, помогая мне снять её. Его кожа была бледной, грудь почти безволосой, маленькие тёмные соски стояли торчком от холода, а мышцы пресса выглядели идеальными. Я провёл по ним рукой, и он вздрогнул. Я зацепил пальцы за пряжку ремня его джинсов, и он выдохнул, чуть откинув голову. Мне ничего не оставалось, как поцеловать его шею и почувствовать лёгкую колкость щетины прямо под углом челюсти. Проведя рукой вокруг его талии, я оказался позади него. Меня вело, как после хорошей дозы кайфа, но я был чист уже полгода. Я трогал его плечи, скользил по рукам вниз до запястий, гладил кончиками пальцев его спину — ложбинку вдоль позвоночника, лопатки, поясницу над ремнём джинсов. Мне всё время казалось, что мои руки пройдут сквозь его тело, и он исчезнет как фантом, но потом я возвращался в реальность и вновь и вновь касался упругой гладкой кожи Ангела. Он прерывисто дышал. Когда я прижался губами к его плечу, он еле слышно застонал и повернул голову. Наши губы встретились. Языки сплелись. Это был настоящий поцелуй — не то, что минуту назад, когда он только начал разбираться. Я вылизывал его рот, как одержимый, его гладкие зубы, его тёплый влажный язык, позволял ему перехватить инициативу и тут же забирал обратно. Он закинул руку за голову и притянул меня к себе за шею. Я прилип его к его влажной спине и почувствовал, как теплеет его кожа, обжигая меня сквозь тонкую ткань моей футболки. Потом он повернулся ко мне лицом. — Сними это, — прошептал он. Я покорно стащил футболку. Он приклеился взглядом к моему торсу, который после полугода регулярных занятий выглядел очень даже. А потом протянул руку и нерешительно провёл по моей груди, зацепив указательным пальцем сосок. На меня тут же накатила дикая волна животного возбуждения, и я подумал, что молния на моих джинсах сейчас разъедется без рук. — Ты имей в виду, — хрипло прошептал он, — у меня никогда не было мужика. — Черт побери, это честь для меня… Он засмеялся. Я заткнул его блядский рот поцелуем. Раздевался он неспешно, словно дразнил, и было чертовски сложно поверить, что он никогда не делал этого перед мужчиной. В каждом его движении проглядывало смущение, но он тут же собирался с силами и делал ещё один шаг к пропасти, откуда уже не возвращаются. Мы упали на кровать. Он приземлился на меня сверху и крепко сжал бёдрами. — Ого, — сказал я, мутным от возбуждения взглядом скользя по его телу. — Как у вас это происходит? — спросил он, нависнув надо мной и слегка касаясь губами моих губ. — Добро пожаловать на грешную землю, — усмехнулся я, извернулся и подмял его под себя. Он распластался на постели светлым абрисом, бледная охра и серебро, и чуть розовых сполохов от вывески, мигавшей за залитым дождём окном. Я свесился с кровати и пошарил в кармане джинсов. Кроме размера ноги у нас неплохо совпадало кое-что ещё. Он застонал, когда я раскатал резинку по его напряжённому члену и провёл губами от паха, заросшего рыжеватыми курчавыми волосками, до груди. Его соски были твёрдыми и острыми, я катал их на языке как леденцы. Он глухо стонал, хватал меня за волосы и перекатывался головой по тощей подушке. Я взял его руку и положил себе на пах. Он тут же обхватил меня и нерешительно сомкнул пальцы. — Сильнее, — попросил я. — Как себе, когда дрочишь на сисястых цыпочек с порнхаба. У вас на небесах есть порнхаб? Вместо ответа он стиснул мой член так, что я чуть не кончил. Его пальцы были тёплыми, почти горячими. Я невольно застонал и снова прижался к его губам. А потом медленно оседлал его, принимая до конца. Ангельский член был великолепным, он заполнял меня целиком, идеально. Дженсен охнул, когда я опустился полностью, выгнулся и схватил меня за бёдра. Я вернул одну руку на свой член. Он, не сводя с меня широко раскрытых глаз, принялся двигаться вверх и вниз, и я тут же поймал этот ритм. В комнату врывался запах дождя, шум капель по жестяной крыше, прохлада того далёкого лета. Свет рисовал призрачные крылья, распластанные по обе стороны от наших сплетённых тел. Он подкидывал бёдра всё сильнее, вбивая себя в моё тело, я прижимался к его груди, вылизывал его рот, царапал его живот и оглаживал крепкие бока. Дженсен дрочил мне, свободной рукой шаря по моему телу. Его рот был тёмным и мокрым от моей слюны. Глаза горели в сумраке, как у кошки. Кровать скрипела и раскачивалась, как плот на волнах. Я упёрся одной рукой в стену, и Дженсен, сделав ещё несколько резких рывков, кончил. Я почувствовал пульсацию его члена внутри меня и подался в его ладонь — он бешено задвигал рукой, и я, содрогнувшись, залил его пальцы и живот. У меня было ощущение, что я всё ещё под бесконечным кайфом, а внутри меня взорвалась маленькая горячая сверхновая. Я скатился с него и раскинул руки, глядя в потолок. Он перегнулся через меня, взял с тумбочки салфетки и аккуратно вытер руку и живот. Снял резинку, завязал в узел и бросил на пол. И только потом приподнялся на локте, навис надо мной и внимательно посмотрел мне в глаза. — Оно того стоило? — пробормотал я. — Определённо, — отозвался он. — Я нарисую ещё один комикс, — сказал я, глядя, как розовый свет играет в его влажных волосах. — Ангел встречается в конце концов с той девочкой, которая уже выросла и стала тощей темноволосой чикой с плоской грудью и длинными ногами. И у них происходит самый феерический секс в его земной жизни. Восемнадцать плюс, Ангел. Его будут продавать в непрозрачной обложке. Дженсен засмеялся и упал на подушки рядом со мной. Я чувствовал тепло его плеча. — Никогда не верил в сказки., — проговорил он. — Теперь понимаю, почему. — Зато ты всегда будешь знать, кто прячется за смазливым личиком подруги Ангела, — сказал я, свесился с кровати и достал сигареты. — Для тебя это тоже был самый феерический секс в жизни? — усмехнулся он и протянул руку. Я дал ему прикурить. — Если учесть все обстоятельства, то безусловно. Кстати, поздравляю с боевым крещением. Теперь ты ступил на скользкий путь, и главное удержаться на ногах. Всегда помнить о защите. Не позволять незнакомцам вести тебя в мерзкие клоповники «там за углом». На небесах вам об этом не рассказывают, верно? — Верно, — засмеялся он и пустил в потолок красивое дымное кольцо. Мы замолчали. Я лежал и искоса поглядывал на его профиль, на длинные тёмные ресницы, губы, которые всё ещё выглядели припухшими. — О чём думаешь? — О том, что мне надо куда-то деть этот чёртов окурок, — отозвался он. — А если серьёзно? — Я до сих пор не уверен, что хочу продолжать этот путь, как ты выразился. — Ты просто ещё не понял, — сказал я. — Это ты не понял, — проговорил он, затушил окурок о край тумбочки и повернулся ко мне. Я тоже лёг на бок, лицом к нему. Мы не касались друг друга, но мне казалось, что мы единое целое. Что наши эфирные тела до сих пор сплетены в тесном и жарком танце короткой любовной схватки. — Ты не понял, — повторил он. — Я не уверен, что хочу повторять это с кем-то другим. — О, — сказал я. — Вот как… — Мне нужно время, — сказал он. — Сколько угодно. Хоть вечность… Он фыркнул и провёл пальцем по моей щеке, губам, и я невольно прикусил его. — Вечность — это слишком. Дай мне хотя бы пару дней, чтобы прийти в себя, проанализировать то, что случилось, и сделать выводы. — Можешь даже потрахаться с женщиной, — сказал я. — Для сравнения, так сказать. Вдруг попрёт. Он засмеялся. И смеялся до тех пор, пока я не заткнул его поцелуем, который перерос в новый заход. Я лежал, кусая подушку, а он размеренно трахал меня, вылизывая мою спину. В этот раз я кончил первым, и меня просто разметало на чёртовы молекулы. Я вознёсся на небеса и ухнул в ад за доли секунды, а он смотрел на меня своими невозможными глазами и в самый острый момент моего экстаза прокусил почти до крови моё плечо. — Спать с ангелом может быть травматично, — заметил я, когда мы оба пришли в себя. Он потрогал след от укуса. — Извини… — Ничего. Я не против. Это метка божьей благодати, как никак. — Слушай, — он нахмурился. — Прекращай называть меня так. Я Дженсен, забыл? — Извини, — сказал я. — Никак не могу избавиться от детских воспоминаний. Отвязаться от нарисованного тебя, которого сам же и создал. Мне всё время кажется, что ты приходишь ко мне, когда на улице льёт, как из ведра, и на самом деле ты просто не существуешь при свете солнца. Только во мраке и в дождь. Я рисовал тебя, когда на Нью-Йорк обрушился ливень, каких ещё не было, тогда затопило несколько станций подземки и канализация вышла из берегов. Тогда я за одну ночь закончил наброски ко всей книге. Он молчал. Снова курил, пуская дым в потолок, и глядя на розовые пятна света на штукатурке. — В общем, я пойму, если ты явишься ещё через пару лет, — сказал я. — Или не придёшь никогда. Слишком уж странно всё вышло. Он снова повернулся ко мне, и глаза его сверкали, как тёмные звёзды. — Я бы задержался здесь, — сказал он. — Я имею в виду в этом мире. С тобой. — Рисковый ты парень, Ангел, — улыбнулся я. — Меня зовут Дженсен, — сказал он. — А, к дьяволу…. И отшвырнув в темноту погасший окурок, потянулся к моим губам. *** А потом случилась та авария. Ночью, в проливной дождь, на почти пустом шоссе, когда мы ехали вдвоём в загородный клуб, куда нас позвали на премьеру новой книги про Ангела. Какой-то грузовик занесло на нашу полосу, я вывернул руль так, чтобы спасти Дженсена, который сидел рядом со мной, и подставился под удар. Мне повезло — я умер не сразу, и у врачей был шанс меня вытащить с того света. Дженсену повезло ещё больше — каким-то чудом он не получил ни царапины. Когда я пришёл в себя на больничной койке, опутанный проводами и трубочками, подключённый к монитору и слабый, как котёнок, он сидел рядом со мной и держал меня за руку. За окном моросил слабый серый дождь. — С возвращением, — сказал он, и его губы дрогнули. — Спасибо, — с трудом проговорил я. — Как ты? — Я в порядке, — он показал на крошечный розовый шрам на лбу. — Вот, разве что это… — Жить будешь. — Буду. И ты будешь, Джаред. — Я должен был умереть, да? Как так вышло, что у них получилось? — У нас с тобой есть ещё кое-что общее, — улыбнулся он. — Группа крови. Он задрал рукав рубашки и показал синяк на сгибе локтя. Я пожалел, что не могу дотянуться и поцеловать его. — Твоя книга, кстати, разлетелась самым большим тиражом, — проговорил Дженсен. — За ней очереди выстраивались в первый день продаж. Восемнадцать плюс, так что никаких малолеток. Кстати, та сцена… Где Ангел первый раз спит с той девушкой… — Что с ней не так? — я улыбнулся и закрыл глаза. — Очень уж она похожа на кое-кого, кто сейчас лежит передо мной и цветом сливается с простынями. Кое-кого, с кем я почти полюбил свою земную жизнь. Критики даже писали, что что-то с Самантой не так, уж очень она напоминает Сэма. — Ха, — сказал я. Он склонился надо мной, и я открыл глаза. Его лицо было совсем близко. Я увидел, как в зелёной глубине его радужек кружатся маленькие серебряные водовороты. Он легко коснулся моих пересохших губ, и я пожалел, что не могу поднять руки и притянуть его к себе. — Поправляйся, — сказал он мягко. — У тебя ещё вечность впереди. — У нас, — поправил его я. Он улыбнулся, и лучики разбежались из уголков его глаз, а лицо словно бы озарилось изнутри. Я увидел светлые очертания призрачных крыльев, которые дрожали в душном больничном воздухе, но это, конечно же, была всего лишь игра света. А за окном лил дождь. Просто потому, что не могло быть иначе.