Времыши-камыши

The line it is drawn the curse it is cast The slow one now will later be fast As the present now will later be past The order is rapidly fadin'. And the first one now will later be last For the times they are a-changin'. «The Times They Are a-Changin’» Bob Dylan

Маг Бездны издевательски присвистнул и, заворковав на своём поганом наречии, ухнул в мрачную чащу, совсем не напоминавшую редкие, светлые леса родного Мондштадта. Хлёсткие щупальца чёрных корней норовили обвиться вокруг кавалерийских сапог — Дилюк едва не навернулся в подозрительно бурлившую грязь и, чертыхтнувшись, со злобой откинул насквозь мокрую от пота красную гриву волос. Стеклянный шарик насмехающегося врага мигнул несколько раз вдалеке, как затухающий болотный огонёк, и пропал. — Не уйдёшь, тварь, — процедил сквозь зубы разъярённый Рагнвиндр, покрепче перехватывая рукоять тяжёлого клеймора. Стоило ему сделать ещё несколько грузных шагов по чавкающей болотистой земле, как липкую темноту вокруг расцветили неверные отблески элементальной энергии, и замершую в боевой готовности фигуру окружили враги. — Здра-а-авствуй, Полуночный Герой, — надрывно прохрипел выступивший из тени Вестник Бездны. — Никак заплутал? Дилюк молча стиснул зубы и пригнулся ещё ниже, выжидая момент для броска. Противник запрокинул свою нечеловеческую голову, деланно расхохотавшись — как старый, искорёженный механизм, — и поднял сжатый кулак, сигналя о чём-то своим дружкам. — Ну давай, с-сука, — прошипел Рагнвиндр, сверкнув горящими глазами. — Давай. Вестник Бездны с хищным лязганьем выхватил два своих клинка и, не теряя времени, бросился в бой, разумно полагаясь на громадный рост, в котором ему уступал даже мощный Полуночный Герой. Сталь с яростным звоном схлестнулась раз, другой — и вдруг хтонический ужас сковал Дилюка. Сильное тело стало чужим и неповоротливым, и верный меч выпал из рук, как игрушка у неразумного младенца. Рагнвиндр оскалился, вскинув кулаки, но Вестник Бездны неожиданно остановился и, выпустив ещё один лязгающий смешок, отбросил собственное оружие в сторону. — Мы играем честно, — прохрипел враг, нависая угрожающей тенью над показавшимся совсем беззащитным человечком. Дилюк утробно зарычал и ударил первым — они оба рухнули на землю и покатились сцепившимся клубком, пытаясь оторвать от себя руки противника или задушить его раньше. Хлюпкая земля чавкала и прилипала к одежде и волосам жирной мазью, как будто пыталась поглотить их обоих заживо, чтобы они навсегда остались в этом ублюдском лесу. Вдруг предательский корень воткнулся меж широких лопаток Рагнвиндра, распоров плотную ткань плаща и дорвавшись до светлой кожи. Дилюк зашипел и вытянул было руки, чтобы остановить навалившегося на него врага, но было слишком поздно — изрыгнутая Бездной тварь выудила откуда-то короткий клинок и приставила к бешено бьющейся жилке в клокочущем ненавистью горле Полуночного Героя. — Вот и настал твой конец, — хищно просипел у самого его лица Вестник Бездны, жадно принюхиваясь, словно под своим уродливым шлемом он мог учуять запах отчаянного желания выжить или даже ужаса перед поражением. Дилюк злобно зашипел и потянулся к закреплённому гартером ножу, как вдруг почувствовал обжигающее прикосновение на внутренней стороне бедра. Руки Вестника Бездны в массивных перчатках с издевательской неторопливостью — назвать это нежностью язык не повернулся бы — развели колени хозяина винокурни в стороны. Тот перевёл ошарашенный взгляд на лицо противника и непонимающе поднял брови, чувствуя, как в глотке забулькал панический страх перед чем-то гораздо более унизительным, чем поражение в бою. Чудовище Бездны раскрыло кривую пасть и, ухмыльнувшись, заскользило к его паху. Всё тело Рагнвиндра превратилось в беспомощное месиво, словно набившаяся всюду липкая грязь стремительно растворяла его и превращала в безвольный студень, способный испытывать лишь боль, страх и унижение. Дилюк открыл глаза, в панике хватая ртом воздух. По потемневшему от времени дереву потолка, минуя гардины, лениво полз солнечный луч, цепляясь за узор круглых сучков. Ветер развевал прозрачную ткань на окне и щекотал голые пятки проснувшегося мужчины. С улицы слышалось чириканье пташек, словно упрекавших его в позднем пробуждении. Между раздвинутых ног послышалось недовольное бормотание и сухое шуршание ткани. Хозяин винокурни сонно приподнялся и скосил взгляд вниз, наткнувшись на лохматую синюю макушку. Кэйя, как грациозная кошка, растянулся между его ног, уперевшись коленями в жёсткий матрац; шелковистые волосы змеились по голой коже поясницы, открывая вид на хрупкие позвонки, и Дилюк на минуту залюбовался бликами солнечного света на подтянутых ягодицах. На коже чуть ниже копчика мутнела капля вчерашней спермы. Блядство. Какое блядство. Капитан недовольно заворчал и облизнул губы. — А вот хозяин хоть бы посмотрел на меня, — пробурчал Кэйа прямо в розовую головку заинтересованно приподнявшегося члена. Дилюк осоловело моргнул и вопросительно выгнул бровь. — Что ты только что сказал? И тут же встретился взглядом с голубым океаном напротив. Голубой океан оскалился и ехидно облизнулся, заставляя Рагнвиндра нервно сглотнуть и сжать пальцами прохладную ткань простыни. — Я сказал, вот уже и твой конец встал, а ты никак глаза не продерёшь. Развлекаюсь один, как могу, — съязвили ему снизу любимым бархатным голосом. Кэйе вздумалось с ним поиграть: кончик розового язычка вновь прошёлся по тонким губам, растянутым в по-шлюшьему невинной ухмылке, чтобы задержаться в уголке рта и спрятаться на секунду. Дилюк едва успел сглотнуть загустевшую слюну, прежде чем его член обхватил горячий рот. Капитан развратно глядел из-под длинных ресниц, не разрывая зрительного контакта, посасывая и облизывая головку, как горлышко дорогущей винной бутылки, которая досталась ему даром. Капля слюны тягуче скатилась по точёным пальцам, потерявшись в красных кудрях в паху. Кэйа на секунду оторвался от члена, чтобы по-хозяйски сжать чужую задницу прохладными ладонями и, беспардонно вздёрнув широкие бёдра Рагнвиндра вверх, широко лизнуть чувствительный участок прямо за мошонкой. Дилюк откинулся на подушки, проглатывая стон, и прикрыл глаза. Воображение услужливо нарисовало картину, в которой похотливый капитан, по-прежнему вязко вылизывая его член, завёл руку за спину, прогнулся сильнее и одними кончиками пальцев надавил на колечко мышц, всё ещё растянутое после вчерашнего. Ладные ноги, скользя по вискозной простыне, разъехались чуть сильнее, и налившаяся кровью головка мазнула по плотной ткани. Капитан и сам был на пределе. Узкие пальцы вздрогнули от неожиданности, входя чуть глубже — Дилюк в своей голове проследил за каждым отголоском этого движения, от поджавшихся мизинчиков до дёрнувшегося кадыка, и сам бессознательно подался бёдрами вверх. Сдавленный скулёж снизу подсказал, что фантазия ушла недалеко от реальности. — Блять, — почти растерянно выдохнул хозяин винокурни, запуская пальцы в растрёпанную синюю шевелюру. Кэйя начал двигаться активнее, направляемый сильной рукой, и комнату наполнили жадные, чавкающие звуки. Ощущая накатывающий волной оргазм, Рагнвиндр вновь посмотрел на измученного любовника: вязкая слюна размазалась по худым щекам, тонкие прядки прилипли к высокому лбу, и только единственный неприкрытый глаз смотрел так же ясно и вызывающе. Встретившись со взглядом Дилюка, капитан чуть заметно кивнул ему, и одно это движение заставило натянутую железной струной выдержку громко лопнуть. Простыню с кровати в спальне пришлось отдать в стирку. Снова. — Это бесчеловечно и несправедливо, — с наигранной трагичностью возвестил Кэйа, оглаживая глубокий вырез, свободно открывающий вид на смуглую грудь. На частично оголённой ключице бесстыдно темнел засос, и капитан, мельком глянув в зеркало, с нескрываемым удовольствием коснулся его тонкими пальцами. — И в чём заключается бесчеловечная несправедливость? — низко поинтересовался Дилюк, привычным движением продевая ремень сквозь шлёвки и с характерным звяканьем застёгивая пряжку. — В том, что ты, — рыцарь обернулся, чтобы обвинительно ткнуть в светлую грудь Рагнвиндра пальцем, и замер, с поволокой в глазу уставившись на его обнажённый торс, — дрых, как суслик, до последнего, и я ухожу недолюбленным и неудовлетворённым. — Как я мог предпочесть здоровый сон твоей ненасытной заднице, в самом деле, — саркастично отозвался Дилюк, закидывая руки за затылок, чтобы взъерошить красную гриву и с наслаждением потянуться. Когда он открыл свои ясные глаза, Кэйа уже стоял напротив, сверля его недовольным взглядом и цепляясь юркими пальцами за чужой ремень. — Может, заглянешь ко мне в обеденный перерыв? — бархатно промурлыкал вдруг он, поглаживая мягкими пальцами самый низ живота хозяина винокурни. — Трахнешь меня прямо на рабочем столе… Смуглый пальчик скользнул вдоль дорожки красных волос, спускающейся под ремень, и Кэйа, заискивающе склонив голову, прикусил тёмную губу. Дилюк тяжело вздохнул и слегка наклонился, обдав его своим извечным теплом. — Кэйа, — низкий голос раздался у капитана прямо над ухом, и тот мгновенно растёкся растопленной лужей, царапая пальцами чужую кожу и закатив глаз от удовольствия. Синие волоски на загривке тут же встали дыбом, отзываясь на подло вибрирующие нотки в каждом новом слове Дилюка. — Ноги моей у сраных Ордо Фавониус не будет. — Ну ты и говнюк, — прошипел обиженный Кэйа, отклоняясь, чтобы увидеть язвительную ухмылку на лице Рагнвиндра. — Да и пошёл ты, без тебя справлюсь. — Не сомневаюсь, — прикрыл усмехающиеся глаза Дилюк и поддел рыцаря за острый подбородок. — Если я опять потащу тебя домой пьяного в стельку, то так тебя трахну, что дорогу до таверны забудешь. — Если вообще меня тра… — едкую фразу Кэйе закончить не удалось. Мягкие губы Дилюка заткнули ему рот, и капитан обмяк, растворившись в тягучем, мокром поцелуе. — Ещё и договорить не даёшь. Я на тебя всем пожалуюсь, так и знай. — Будь добр, избавь окружающих от такого счастья, — фыркнул хозяин винокурни, покачивая головой. — И избавь Джинн от необходимости выговаривать тебе за опоздание, у неё сегодня и без того забот хватает. — Вот так вот, взял и выпроводил из дома, я к нему, считай, со всей душой, а он! — ворчливо запричитал Кэйа, на ходу подтягивая сапог и пытаясь по дороге на первый этаж найти взглядом свой плащ. Накидка сиротливо лежала у подножия лестницы, с немым укором пуша асимметричный воротник и словно вопрошая: «Неужели всё это стоило того, чтобы так грубо бросить меня на произвол судьбы, да ещё и изнасиловав перед этим мою пряжку?». Кэйа подхватил помятую одежду и мельком вспомнил утробное рычание, с которым Дилюк накануне срывал с него ни в чём не повинный плащ, чтобы добраться до изящного изгиба шеи. Это определённо стоило того. Входная дверь распахнулась, впустив внутрь тёплое дуновение ветра, летнюю сухую пыль и трескотню птиц из фруктового сада, и с грохотом захлопнулась вновь, возвестив о невероятно драматичном выходе капитана кавалерии на службу. Впереди Кэйю ждал очень, очень долгий день. Ветер крутил красные мельнички ветряных астр, душные потоки воздуха несли редкие вертолётики созревших одуванчиков на северо-восток, то и дело мелькали полосатые хвостики алых лис. Дорога в Мондштадт пылила грязно-жёлтым. От крутых склонов каньона исходили волны жара, отпугивая всё живое, до уха капитана не доносились даже ворчливые напевы хиличурлов. Жадно раскрывшая клювик пташка вспорхнула с засохшего куста и устремилась ввысь. В облаках пронеслись две хвостатые тёмные тени, отдающие тревогой. На секунду драконом взревел гром, как будто гроза собиралась обрушиться на ущелье, но тут же передумала, устремившись дальше на запад, к руинам старого города. Кэйа нахмурился и проводил взглядом улетающие силуэты, обернувшись им вслед. Странное предчувствие не отпускало его, как будто было очень важно понять, кто именно скрывался в жарком мареве. У самого моста через Сидровое озеро капитану подвернулся под ногу камушек. Кэйа неловко оступился, взметнув целое облако пыли, и тут же покрутил головой, пытаясь понять, видел ли кто-то его конфуз. На мосту было пусто. Даже маленький Тимми спрятался от духоты. Голуби лениво тащили хвосты по булыжнику, не обращая внимания на неуклюжего рыцаря. Издалека, от самого дерева Ванессы, ветер нёс за собой чьё-то сдержанное пение, как будто кто-то стеснялся своего голоса и прятался в тени исполинского дуба. Кэйа прищурил единственный глаз и приложил руку ко лбу, но смог разглядеть лишь едва различимую высокую фигуру. — А, магистр тоже опаздывает, — усмехнулся себе под нос капитан кавалерии и со спокойной душой завернул в город. Прохлада каменных крепостных стен обняла и спрятала его от духоты лета, осадившего город. Тяжёлая дубовая дверь кабинета действующего магистра приветственно распахнулась, не успел Кэйа к ней подойти — лишь неторопливость ленивой походки рыцаря спасла его лицо от коррекции резным деревом. Вылетевшая из двери Лоуренс с громким стуком каблуков остановилась, прижимая к груди бархатистую коробочку, и окинула Кэйю несвойственным ей горящим взглядом. — Я надеялся, ты отомстишь мне победой в честной дуэли, а не разбитым носом, — обворожительно улыбнулся капитан кавалерии, с лёгким поклоном уступая дорогу похожей на взволнованное море Эоле. — И тебе доброго утра. — Кэйа, — коротко кивнула ему Лоуренс, изящно огибая его и спеша убраться восвояси. Пока она не скрылась за углом, Эола несколько раз встревоженно обернулась на капитана, словно пытаясь угадать, заметил он неловкий румянец на её щеках или нет, но единственный льдистый глаз рыцаря лишь насмешливо посверкивал, не давая ей ответа. — Тук-тук, — на всякий случай постучав в так и оставшуюся раскрытой дверь, Кэйа заглянул внутрь. Джинн, сидевшая за своим столом, уставившись мечтательным взглядом куда-то в стену, встрепенулась и, густо покраснев, тут же потупила глаза. — Кэйа! — неестественно высоким голосом поприветствовала она его, хватаясь за какие-то бумаги и громко стуча ими о столешницу, чтобы выровнять и без того идеально сложенную стопку. — Ты как раз вовремя! Кэйа скосил глаз на изящные дамские часики, всегда лежавшие у Джинн перед глазами. Он опоздал почти на час. Странно. Он надеялся, что действующий магистр проторчит под деревом Ванессы ещё какое-то время и не заметит его прокол. — М-мы тут как раз с Эолой обсудили… дела… я уже направила поручения на день в твой кабинет, думаю, список уже принесли, — Рыцарь Одуванчик наконец подняла сияющие неприкрытым счастьем глаза на смуглое лицо Кэйи, и тот ласково ухмыльнулся. — Что, в этот раз успешнее, чем в прошлый? — капитан ехидно подмигнул, щёлкнув языком, и выразительно коснулся безымянного пальца левой руки. Джинн зарделась ещё сильнее и сердито шлёпнула документами по столу. — Прекрати! — строго прикрикнула она на довольно ухмыляющегося рыцаря и нервно поправила перчатки. — Шуточки твои… Имей в виду, если ты сегодня не закончишь с работой, поблажек не будет! — Разве может быть иначе, — Кэйа прижал руку к наполовину оголённой груди в полушутливом поклоне и игриво сверкнул глазом. — Но я думал, может, ты примешь мою жалобу… — Что случилось? — стремительная перемена из смущённой девочки, так и не выросшей из любовных романов, в сосредоточенного на помощи своим горожанам магистра, не могла не вызвать тихий смешок, но Кэйа осмотрительно поймал его в прижатый к губам кулак. — Видишь ли, дорогая Джинн, ты знаешь, как ответственно я подхожу к любой работе, — он доверительно перегнулся через её стол, отклячив зад, как будто было, кому им любоваться. — И вот сегодня утром я честно исполнял свой супружеский долг перед мастером Дилюком, а вот он в ответ… — Кэйа! — маленький кулак Джинн с невиданной силой грохнул по столу, заставив цепочку подаренных кем-то очень заботливым часиков подскочить с лёгким лязгом. — Ты издеваешься? — Никто не воспринимает меня всерьёз, — драматично вздохнул капитан, нехотя сползая с магистерского стола и поднимаясь во весь рост. — Как чужие люди, дорогая, как чужие люди. Что ж, я пойду… Он сделал шаг к двери и выжидающе обернулся, жалобно подняв единственную видимую бровь и выпятив нижнюю губу, как это делала Кли, когда ей выговаривали за очередной подрыв популяции окуней в Сидровом озере — в прямом и переносном смысле. — Я пойду, — на всякий случай повысив бархатный голос, повторил он. — Работать. Потому что никто не хочет меня слушать. — Будь добр, закрой за собой дверь, а то ходьба в коридоре мешает сосредоточиться, — рассеянно попросила Джинн, уже успевшая зацепиться взглядом за обеспокоивший её отчёт. — Я вам всем это ещё припомню, — буркнул наконец Кэйа, недовольно одёргивая пижонский плащ и выходя из кабинета действующего магистра.