Бывает и хуже.

В очередной раз пробежавшись глазами по отчету, головная боль уже усилилась во сто крат. Казалось, чем больше я читал эту кипу бумаг, тем более непонятными становились строки. Такое ощущение, что рыцарь, который писал это, на первом абзаце был в относительно адекватном состоянии, а затем выпил чего-то очень крепкого и сдал это безобразие мне на стол!   Не выдержав больше этот ужас, бумаги плюхаются на стол, а рука невольно потянулась массировать виски, в надежде утихомирить подходившее раздражение.  Что-то сбоку довольно хмыкнуло, и подняв взгляд в эту сторону, натыкаюсь на довольное с широченной улыбкой лицо. Думалось, что накрой Мондштадт целое бедствие эта улыбка все равно не сойдет с его лица. С лица Кейи, озорству которому, многие могут позавидовать.   Парень, будто понимая, что о нем думают, улыбнулся еще шире и наклонил голову вбок, сильнее наваливаясь на стол, казалось, еще немного и он полностью на него уляжется, совсем забывая о приличиях.   Синие волосы и светлые в них пряди, которых с годами становилось все больше, сейчас закрывали половину лица или вовсе неряшливо лежали на столе, ведь в этот раз парень предпочел прийти с распущенной шевелюрой, а не как обычно собранной в хвост. Глаз, в который не устанешь смотреть из-за красоты, словно то чистое озеро, в котором отражаются звезды, откровенно горел весельем, и чем больше обращаешь внимания на Альбериха, тем больше расширялся зрачок, и ликовали его "внутренние монстры". Кожа цвета молочного шоколада, которая при комнатном освещении кабинета, казалось странно золотистой, придавая и без этого красивому лицу еще более привлекательный и загадочный вид. Он прекрасно знает об этом, и пользуется вовсю, придурок.   Набравшись терпения, и выдохнув скопившийся во рту воздух, лишь выпаливаю:   – Что?     Кейа не заставил себя долго ждать и рассмеялся, ликуя, что на него наконец-то обратили внимание. – Просто смотрю на тебя, ты такой красивый, жаль, что хмуришься много, морщины так появятся. Вот! – И наглый палец утыкается прямо меж бровей. – Уже появились, в семнадцать то лет!     Схватив стопку бумаг, и отмахнувшись ими от наглой руки, как от надоедливой мухи, щеки предательски заалели и отнюдь не от смущения. – Сэр Кейа, лучше бы чем-то полезном занялись, а не мешали мне работать!     – Ооо, как мы теперь заговорили! Ну я же искренне о вас беспокоюсь, капитан! Вдруг вы… – Тот театрально задумался, пока не щелкнул пальцами. – вдруг вы от нервов постареете раньше или импотентом стане…     Договорить тот не успел, ведь отчет, который уже не имел никакого интереса, полетел в наглую морду из-за чего Альберих отскочил, словно испугавшийся кот, а затем громко засмеялся. – Слушай, а может из-за этого отец все еще одинок?!    – Кейа!   Тут уже нервов не хватило, казалось, что жилка, которая выступила на лбу, уже была готова в любой момент взорваться, а глаз бога по велению своего хозяина, сжечь эту тупую комнату вместе с Альберихом.   Парень, даже когда на него накинулись не переставал смеяться и только когда дело дошло до чего-то серьезного, то лишь нацепил ошарашенную гримасу, а после и вовсе принял поражение.   Пальцы сжали смуглые щеки и тянули их так, что Кейа болезненно мычал, а на единственном видном глазе скапливалась влага.   Глаза встретились, рот уже открывается, чтобы отчитать этого неугомонного, пока тот не сделал "это" выражение лица. То лицо, перед которым я бессилен.   Прошлая обида и озорство на его лице сменились нежностью, а глаза наполнились чем-то таким, что сердце пропустило пару ударов, а потом сжалось, будто его кто-то схватил мертвой хваткой. Слова так и застряли в горле, а прошлое недоумение, будто унес ветер, не возвращая.     Губы приоткрылись, вымаливая, тихо, будто боясь, что кто-то другой услышит. – Люк…    И несмотря на хватку на щеках, он прижимается ближе, вдыхая запах, а руки, не чувствуя препятствий, обхватили тело, а я позволяю, каждый раз позволяю. Молча, ведь слова и не нужны, отпуская щеки и поглаживая по спине, зарываясь носом в макушку.   Как бы я ни старался этому сопротивляться, каждый раз проигрываю.   Мы с Кейей словно инструменты. Прекрасно знаем, как сыграть друг на друге, но порой не сдерживаемся и пытаемся найти прежде не знакомый нам прием, чтобы сыграть новую мелодию.   Сколько эта игра продолжалась, год, два? Или с самой их встречи?       Раньше рутина была, что не наесть однообразной. Подъем, тренировка, завтрак, учеба, еще тренировка по возможности, свободное время, отбой. Я никогда на это не жаловался, быть идеальным наследником, стать гордостью отца, что может быть лучше? Но даже так это однообразие стало сильно стискивать голову, вызывая больше раздражение, чем счастье.   Так что предложение, нетипично серьезного, напряженного отца, что с нами поживет один мальчик, я принял с радостью. Конечно, согласие бы было в любом случае, но в этот раз это желание было более искренним.   Совру, если скажу, что на секунду не встал в ступор. Я встречал много детей, подростков разной внешности, но такого как он, не видел никогда. Кейа, отличался от всех, был как то самое красивое украшение, которое лежит на самой дальней полке.   Его большой красивый глаз, сиял восхищением и даже каким-то обожанием, будто в его зрачке рассыпали множества блесток, честно, даже стало неловко, ведь на меня еще никогда так не реагировали. Чужие губы приоткрылись в легком изумлении, пока мальчик не вздрогнул и не обхватил протянутую руку в ответ, крепко сжимая.   Так мы и начали совместное проживание. Я боялся, что мы с Кейей не поладим, ведь доводилось начинать множество знакомств, и к сожалению, со многими было не так интересно. Не хотелось показаться выпендрежником, но со многими детьми, правда, было не о чем разговаривать! Либо было чересчур скучно, либо просто невыносимо, единственные кто выпадал из этой категории - это Менно, Эрнест и Дженни. Но Кейа, как всегда, перевернул все с ног наголову…  То, как он удивлялся некоторым, даже порой очевидным вещам, как с интересом меня слушал или просто ни с того ни с сего обнимал, при этом выглядя как самый счастливый человек в Тейвате, это всегда было так мило! Но порой Альберих и удивлял своими познаниями, серьезно, иногда казалось, что Кейа старше меня, что очень раздражало! Как спокойно отреагирует, как даст совет, без проблем будет общаться, спорить с каким-нибудь взрослым (особенно с горничными), выкинет такие словечки, что их не в каком словаре не найдешь! А про рисование, вообще молчу, он так хорошо это делал, казалось, что он даже лучше отца! Правда он и истории всякие рассказывал, что не доводилось раньше слышать, серьезно, будто этот дурачок из другого мира.  Но даже так, как он может кому-то не понравиться?! Хотелось уберечь это сокровище и сдувать с него пылинки, чтобы никакая скверна его не тронула.   Но в чем-то я ошибся. После дня рождения ребята выглядели все нервными. Менно сжимал ручки в кулачки, Дженни вся красная, а Эрнест скрестил руки на груди и хмурился.     " – Не нравится мне твой брат! – Затопала ножками девочка.    " – Вот, вот! Перед всеми такой милый, а на самом деле зло под маской! – Не выдержал Клерисон.    " – Думаю, мы все виноваты в данной ситуации. Прости, Дилюк. – Покачал головой Эрнест."    На это оставалось, лишь устало выдохнуть, а ведь такая была надежда, что они поладят…      Когда Кейа официально стал моим братом, я, как и отец не мог сдержать радости, а также беспокойства. Один тяжелый, грустный факт висел в воздухе, его бросил родной отец. Хоть Альберих и говорил, что ничего не помнит, что все нормально, было очевидно, нет. Как первые месяцы он ходил, будто совершенно не в своей тарелке, шарахаясь от любого звука. Или как под его глазами залегли мешки, будто он не спал или проплакал всю ночь, а потом и вовсе ходил в странной прострации. Хотелось поговорить, заставить его открыть душу, на что тот просто обнимал крепко-крепко.     " – Дилюк, мне жаль, пожалуйста, дай мне время, я так тоскую, так тоскую…"     И хоть со временем ситуация улучшилась, и тот больше так не замыкался в себе, брат все равно что-то не договаривал, будто хранил секрет, который никак не мог рассказать. А его привычки и вовсе вызывали множество вопросов.  Первый год, Кейа порой называл себя в женском роде или и вовсе обращал внимания на вещи, на которые…парни не засматриваются. Я не смею его осуждать! Но почему из всех игрушек он выбрал именно пудру для лица или огромного мишку в фартуке? А то и вовсе все спускал на художественные принадлежности. Помимо этого, его настроение могло смениться, как щелчок пальца, вот он веселый за столом, а потом как вздрогнет, посмотрит вбок, пробежит зрачком по пустоте, а потом весь день раздраженный! Мы с отцом сначала это игнорировали, но потом никак не могли не замечать, а на все вопросы Кейа, лишь говорил – "бесячие мысли!" "душнильное системное окно!".   У него слабое здоровье и его часто навещают врачи, так что один раз папа решил спросить про это у одного из них, на что получил незамедлительный ответ - "Трудное детство и то, что его бросили, могло отразиться на психике, вызывая такие привычки".   Мы это приняли как данность, но спустя время один факт заставил вновь всех напрячься. Кейа боялся крови. Это никогда раньше не наблюдалось, ведь он много раз царапался и видел ее на мне, но после одной тренировки Лаббер пришел напряженнее обычного. Когда рыцари или искатели приключений впервые кого-то убивают, то, что они впадают в истерику являются нормой, я, как и сам Лаббер не раз наблюдал за этим явлением, первое пачканье рук, всегда…не приятное занятие. Но тот был напряжен и все говорил в деталях, то в каком именно ужасе был Кейа, будто…     " – Будто вспомнил, что-то действительно страшное…"    Я не хотел, чтобы он стал рыцарем. Это опасная работа, требующая жертв, сил, здоровья. Помню, как похитители на нашей летней усадьбе сделали ему больно, помню, как впервые хотел так сильно кого-то убить и даже получение глаза бога не успокоили этот пожар в душе. Помню, как из-за Фатуи он пролежал пару дней без сознания. Как было тяжело дышать, как я держал его ручку и чуть ли не дрожал от страха, тихо умоляя того очнуться. Если он станет рыцарем, он не будет в безопасности, но… как я могу запретить ему это? Но как же сжимается сердце, как после вылазки на очередной лагерь хиличурлов, ты действуешь идеально, быстро, смертоносно. А потом, под конец, замечаю, как ты стоишь в стороне бледнее обычного и стараешься сдержать дрожь в руках, быстро делая вдохи ртом, но не могу подойти из-за доклада сослуживцев. Только потом, под конец дня, смотря на твою слабую улыбку, и то, как прижимаешься щекой к моей руке. Выдыхаешь, будто наконец расслабляешься и качаешь головой.     " – Это…все еще трудно, но мне уже лучше правда. Это не так страшно, как кажется со стороны…"     Кейа порой напоминал змею, которая могла разворачиваться и уходить от любых препятствий сколько угодно, а потом неожиданно захватить жертву в свои тиски, не давая вдохнуть и шелохнуться. Он всегда мастерски уходил от ответа, всегда подбирал слова и мог пресечь их на корню у кого-то другого, заставляя рассеянно смотреть.   Почему ты мне все не рассказываешь? Почему так таишься… Почему даже несмотря на контроль пиро стихии вызываешь такой пожар в душе?   Особенно, когда ты в тайне сбегал из дома, лишь бы повидаться с Лоуренс и встал на ее защиту, а не на мою. Дженни рассказывала про собственников и то какие они неприятные, я не понимал, но кажись смекнул. Когда ты нежно брал руку Эолы и кружил с ней в танце на глазах всего Монда, смотря так, будто на настоящее сокровище. Мне нельзя на такое злиться, он мой младший брат, что за фанатизм, но все равно…мерзко. Но оказывается все может быть еще хуже.     Кусочек радости, упрямства, упорства, а порой замкнутости и чересчур сильной тактильности и наивного любопытства сейчас лежал на земле. Весь в крови. Смуглая кожа стала ненормально бледной, глаз, который раньше сиял, будто показывая все краски мира, померк, оставляя еле видный трясущийся зрачок. Рот, то открывался, то закрывался, как у рыбы, выкинутой на суше. Каждый вдох создавал булькающий звук и хрип, будто он от каждого глотка воздуха захлебывался в собственной крови.   Как я увидел Кейю, которого дракон уносить прочь, как мигом рванул следом, а потом видя, как Пуша оттягивает в сторону монстра, который почти откусил от тебя целую половину, но даже так… зубы вонзились в плоть, а твой клинок в его шею.   Руки дрожали, а сердцебиение било в висках, дышать трудно, просто нет сил. Я отчаянно смотрю на тебя и чем больше смотрю, тем больше понимаю, что твоя жизнь уходит сквозь пальцы.   С первых дней проронили слова обещания защищать тебя, оберегать тебя, почему, почему!? В ушах был громкий звон, кажется, что-то говорил Пуша и вдалеке доносился голос отца, но плевать, плевать, я смотрел только на тебя, стараясь заткнуть кровоточащую рану. Но чем дольше шли секунды, приходило понимание, Кейа мучился. К сожалению, быть рыцарем это и опасная работа, не раз приходилось встречать людей или животных, которых схватила в когтистые лапы смерть, но при этом сразу забирать не хотела. Как дрожали их губы в немом крике, а глаза застывшее в ужасе, уже принявшие свою участь, только бы пытка прекратилась.   И сейчас я видел это на лике своего младшего брата. Каждый вдох резал, как кинжал, в зрачке была, лишь одна боль и мольба, чтобы это прекратилось. Сам не замечаю, как на щеках появилась влага, как рука потянулась к мечу. Пожалуйста, я не могу…Это слишком жестоко!    На секунду сталкиваюсь с тобой взглядом, кажется сзади стоит отец и как-то резвится Пуша. Рука так и сжимает клинок, а уголки твоих губ приподнимаются, еле-еле вымаливая….     – Наконец-то умру…не оплошав….     Тело стало в ступор и чья-то крепкая хватка, оттаскивает меня от тебя. В последний раз смотрю в твои глаза и больше не вижу жизни в них. Только большая толпа рыцарей и медиков, которые появились из неоткуда, окружив пространство. Лаббер что-то кричал, кто-то побежал за магом бездны или окружили мертвую тушу дракона. Но только твое бездыханное тело, окруженное медиками меня волновало. Пока не появилось свечение, ослепляя собой весь взор.     Говорят, что в мгновение ока жизнь может разделиться на "до" и "после". Только вот никакого после нет, только пустота, сквозная дыра, оставшееся в душе. Все перестало иметь смысл. Пробуждение, поедание пищи, работа. Словно кукла, которая живет без какой-либо цели. Мне советовали взять отгул на работе, но я отказался, дома находиться невыносимей всего. Осознание, что ты не ворвешься посередине ночи в комнату, не будешь неожиданно приходить во время обеденного перерыва, не прижмешься сзади, говоря очередную колкость или будешь во всю пыхтеть над очередным рисунком.    Горничные сдерживали всхлипы, а Аделинда хоть и старалась улыбаться, но мешки под глазами и дрожащие руки выдавали ее с головой, как же ей было тяжело после двух потерь… Личная горничная Кейи - Лили, постоянно носила расческу, в надежде, кого-то причесать, а одна из горничных винокурни - Розалин, молча смотрела на цветы, порой срезая здоровые лепестки.   Отец… он старался поддержать меня, поговорить, улыбаться. Я в очередной раз восхитился им, был благодарен, даже на бесполезные усилия, которые он тратит на меня и себя. Но даже так, отец стал чаще пить, бледность не уходила от лица, а на приеме пищи тусклый взгляд не отходил от ныне пустующего места.     " – Одиноко как-то, да? Этот нахальный голос, когда я не соблюдал диету или не принимал лекарство. Отчитывал как ребенка малого! Ха-ха… Это я так…мысли вслух.     – Конечно, отец. "    А потом в ночной тиши, когда все должно погрузиться в сон, Аделинда не сдержавшись плакала, а сильное тело сжимало ее в объятьях, делая еле слышные всхлипы.     В ордене Лаббер был вспыльчивей обычного, Хоффман постоянно по утрам пил кофе, а некоторые рыцари чаще ссорились между собой, а наш отряд будто держал табу молчания.   Под конец рабочего дня ноги сами приводят к лестнице, и я сажусь, смотря в никуда, и думая не о чем. Хотя нет, кое о чем все-таки думаю, что стоило быть упертее, настырнее, дольше держать тебя за руку, когда была возможность, не позволять тащить все это в одиночку. Но даже будь так…открылся бы ты мне? Позволил бы пройти за этот барьер, в который ты никого не пускаешь?   Дженни пришла в персиковом платье и молча села рядом, спустя пару дуновений ветра подоспел Менно, только вернувшийся с учебы. Эрнест пару раз похлопал меня по плечу, и мы все с лестницы посмотрели на открывшийся вид, не проронив ни слова. Кажется, только сейчас получилось немного расслабиться.     Приход в собор был привычный по воскресеньям, но я за последний месяц стал заходить чаще. Барбара, завидев меня, отводит глаза, мигом становясь грустной и закрывая личико руками. Из-за угла подходит Джинн, которая часто стала тут поджидать.   Джинн...Та, с кем мы похожи, та, с кем я внезапно ощутил в своей жизни комфорт. С Кейей ощущение были, как в самый бешеный шторм, который переходит в морскую гладь. Всегда хотелось быть рядом, прикоснуться, с каждым разом еле отдергивая себя. Он же младший брат. Но появление Гуннхильдр заставило задуматься. С ней было интересно, спокойно, будто поглаживал нежный ветер, можно было ни о чем не беспокоиться. Может я зря переживал и то, что у нас с ней и есть та самая любовь? Ее добрые, наполненные нежностью глаза и прикосновения, которые вызывали приятную дрожь. Она была маленьким кусочком комфорта, который заставлял бешеное пламя утихнуть, но даже так… взгляд от нежного женского силуэта всегда направлялся к резвой, родной фигуре. Проходило время и были одни лишь слова - не то. К Гуннхильдр тянуло, но это отнюдь была не любовь и чем больше проходило времени, тем больше у нас было к этому понимания.   Джинн улыбнулась и положила руку на щеку, легонько поглаживая своими пальцами. Я не плакал, даже эмоции покинули тело, но сейчас в глазах защипало, и еле сдерживая прерывистый вдох, заключаю женскую фигуру в объятья.     Расследование привело все к тому, что к более агрессивному поведению Урсы, а также его нападение спровоцировал механизм Фатуи в виде жука. Даже несмотря на допросы много информации получить не удалось, так что оставалось только убирать у них все пути отхода. Я решил обратиться к Пуше, который многие факты подтвердил, а также рассказал про одно устройство, который один из Фатуи во время пыток как-то упоминал… глаз порчи.   Как же много сооружений и незаконного совершают приспешники Царицы за нашими спинами? Что в детстве, что сейчас! Злит до хруста в зубах, а Монд еще долгое время с ними сотрудничает! Да и еще странное поведение Магистра, который был странно раздражен в последний дни, будто что-то пошло не по его плану, пока…    – Капитан! Смотрите! – Вбежал в кабинет один из солдат, держа крепко в руке газету и рассказывая последние новости.     Казалось, что стрелки часов пробили последние секунды, а глаз бога был готов поджечь весь Мондштадт.     Я зашел к Магистру без стука, не видя ничего кроме пелены гнева в глазах. Тот был расслаблен, будто ожидал подобного и, кажется, в приподнятом настроении. Только рыцари по бокам от него вопросительно захлопали глазами.     – Что это значит, Магистр Эрох?! – Рука вытягивает вперед газету с сенсацией, про приемного сына Рагнвиндров Кейю Альбериха, который как настоящий герой победил дракона под гипнозом корыстного мага бездны, и впоследствии пожертвовал собой.  – Вы решили сделать жертву моего брата зрелищем?!     Мужчина устало повел плечами и выпрямился. – Сэр Дилюк, успокойтесь, рано или поздно эта новость бы стала медийной, мы же, рыцари, не можем все контролировать.     – Но вы позволили этому распространиться, нет, вы воспользовались этим! – Я всегда старался быть спокойным, держать себя в руках, но эта сдержанность разбилась, как хрупкое стекло.     – Держите себя в руках. – Скривился Эрох и стал постукивать пальцем, на котором было кольцо, по столу. –  Я понимаю, ты тоскуешь по брату, но нельзя тосковать вечно, а так, Кейа, как наш рыцарь, проявил себя и одолел дракона, который долгое время вводил народ в ужас. Таким подвигом грех не поделиться!     В комнате становилось заметно жарче из-за чего рыцари, стоявшие в комнате, покрылись потом, казалось, еще немного и из грудной клетки вырвется настоящее пламя. – И вы…воспользовались этим, чтобы больше популяризировать орден?! Чтобы блеснуть перед другими регионами и заключить новое деловое соглашение с Фатуи, зная, что они сделали?! Как вы смеете, так относиться к Кейе, нет, ко всем нам?! ОБЬЯСНИТЕСЬ!     Громкий стук по столу заставил вздрогнуть всех присутствующих. – Достаточно! Ты все слишком приукрашиваешь, Дилюк Рагнвиндр. – И ныне раздраженное лицо стало спокойным, растягиваясь, в самой бесячей во всём Тейвате, улыбкой. – Значит, тебя беспокоят Фатуи… ты же не ребенок и должен понимать, что порой нужно сделать малую жертву, для больших свершений.     Малую жертву. Малую…мой брат, в котором сомкнулась драконья пасть, его страдальческий вид, слабая улыбка, а до этого моя и его верная служба, для него малая жертва?! Все детские мечты стали рваться, как ничтожные клочки бумаги, а потом испаряться словно пепел. С самого начала я был клоуном в этом прогнившем цирке!   Рука сжала чуть ли не до хруста значок Ордо Фавониус прикрепленный к плащу. – Тогда я…    – К тому же ты и твоя семейка напрямую связаны с Фатуи.     Что?     Эрох кивнул и рыцари, которые уже чуть ли не задыхались от духоты, быстро ринулись прочь из кабинета, оставляя нас наедине.   – Ты в курсе, что твой отец…       Ноги медленно переступали друг друга, поднимаясь по лестнице к комнате отца. Плащ ордена был безнадежно скинут, а во рту было, лишь чувство горечи. В этот раз перед входом я постучался, чтобы не случилось, дома соблюдаю привычки.  Отец сидел на своем кресле, медленно проходя глазами по документам, завидев меня он откинул бумаги в сторону и улыбнулся.  – Дилюк, чт…    – То, что ты состоял в Фатуи, это правда? – Он вздрогнул и побледнел, только увидя его ошарашенное лицо понял сразу, как удар ножом в сердце, правда.    – Дилюк, откуда…нет, послушай, это…     Я не хотел его слушать. – Т..ты… был с ними, состоял в организации, которая все это время травила Мондштадт?! Ты знал, что они творят и молчал, ничего не пытаясь сделать?!     – Выслушай меня, я все объясню! – Тот вскочил со стола, потянувшись ко мне, но я лишь делаю шаг назад.    Больно, невыносимо больно. Орден, младший брат, отец, которым всегда восхищался, хотел стать как он, всегда на него равнялся, врал все это время! Защитник Монда?! Смешно, как смешно! Хотя яблоко от яблони? Один состоял в Фатуи, а другой даже не смог защитить самое дорогое, что у него есть! Капитан, защитник, признанный богами, какой же бред…  Все мечты, желания, превратились в прах, исчезли без остатка, оставляя после себя деготь.     Я никогда в жизни не препирался с отцом, но в этот вечер ссора доносилась во всем поместье, казалось, что, нет, не нужно так сильно злиться, наверняка у отца были причины, но крики и ярость, огромной мощью накатили на меня, без единой возможности остановиться. Спокойный, веселый, доброжелательный образ сожгло пламя, превращаясь в истлевшие угли.     Открываю дверь в твою комнату. Все также, почти ничего не изменилось. Только тебя нет, рисующего, читающего или просто занимающегося какой-то чепухой. Если и кому-то становилось лучше, то эта дымка тут же стиралась стоило войти в эту комнату, напоминая, что именно случилось. Крепус заходящий сюда, Аделинда с горничными, друзья…  Губы задрожали и делаю шаг к твоей кровати. Ты лежишь, бледнее и худощавее обычного. Твое лицо не выражает ничего, единственное, что показывает жизнь это слабое приподнимание грудной клетки.   Как же хотелось, чтобы глаза открылись, ты улыбнулся и сказал, что это все шутка, а я бы снова разозлился. Но этого не происходит.   Рука сжимает твою ладонь, такую холодную и легкую, что разрывается сердце. Я жду тебя, готов молиться всем богам, только бы открыл глаза. Плевать, на эгоизм, на прогнозы, что ты вряд ли очнешься. Минуты превратились в часы, дни в недели и чем дольше, тем больнее и надежды все меньше.   Прошу… вернись, вернись ко мне, мне тебя так не хватает, без тебя невыносимо, невозможно жить, не могу…люблю.   Рука сильнее сжимает ладонь, поднося ту к губам, и нежно целую, прижимаясь щекой к родной коже.     – Открой глаза. Останься со мной…