На исходе жизни

Хана всю жизнь равнялась на Адиру. На ее силу, на ее упорство, на ее улыбку и взгляд. Это, наверное, началось еще с детства, когда обе еще не знали, что будут вместе. Хану всегда восхищала сила Адиры и ее пытливый ум. Она всегда чувствовала внутри уголек, когда Адира была рядом с ней. Он тлел и согревал в самые холодные ночи. В тот самый роковой раз, когда деревня умирала, Хана пошла за припасами через реку, и не смогла вернуться назад. Она и сейчас не может ступить в свой собственный дом, от чего чувствует, как вся ее сущность сотрясается от крика. Все то время, что она была между мирами, она пыталась подойти к возлюбленной, чтобы обнять и сказать, что не винит ее в гибели жизни кругом. Она по-прежнему оставалась ей верна и думала о том, чтобы собрать Адиру по кускам, дать ей смирение с тем, что их время прошло. Ее чувств это бы не изменило. Хана любила Адиру всем своим существом, без остатка, ей было тяжело принять тот факт, что та поглощена скверной. Когда появилась Кена, Хана возблагодарила богов за то, что услышаны ее молитвы. Она вместе с этой девочкой проделала опасный путь к вершине того маяка, который Адира для нее построила, чтобы та не сбилась с пути. В решающей схватке она не участвовала, только ужасалась тому, во что превратило возлюбленную бесконечное тление. Во всем надеяться на другого — это не про нее и Адиру, они всегда во всем справлялись собственными силами. И тот момент, когда им нужна была помощь, тоже не спасовали перед трудностями. Сейчас же Хана была бы беспомощна хоть чем-то помочь; только живой человек в силах говорить с духами тех или иных людей, только живой способен провести дорожку от одного духа до другого. Хана ждала, содрогаясь от каждого услышанного шума, и жмурила то, что раньше было ее глазами. Ей было страшно услышать от Адиры хоть что-то, чего она не сможет понять. Адира, как и все освобожденные духи, рассказывала проводнику Кене о том, что ее привело к такому состоянию. Хана вздрагивала от каждого услышанного слова, но последние заставили ее выйти вперед: «Я боялась потерять нашу связь с Ханой, я боялась, что все забудется». Ей кажется это такой глупостью, но в то же время слишком милым, чтобы быть правдой. Ну что с того, что они обе мертвы. Разве это должно хоть что-нибудь изменить между ними? Разве это хоть как-то повлияло на то, что Адира бесконечно ждала, а Хана пыталась вернуться? Когда Кена, поддерживая, говорит о том, что все, построенное ими двумя, никогда не сотрет их любовь, Адира наконец-то оборачивается и замечает Хану. Лицо духа еще может отражать весь спектр человеческих эмоций. Тоска сменяется даже не радостью, а нежностью. Наконец-то обе перед друг другом в том самом виде, в котором расстались когда-то давно. Хана молча ныряет в крепкие объятия Адиры и замирает на несколько мгновений, чтобы унять бешеный ритм того, что раньше было сердцем. Этот звук медленно распространяется по их телам, проходит через мир кругом и оседает где-то глубоко в сознаниях, что еще человеческие. Он последний, он самый значимый из всех. Адира и Хана не замечают того, как оказываются в лучшем мире. Но по их глазам можно понять, что те говорят одно и то же: «Пока ты говоришь, что любишь меня, мне не страшна даже смерть». На исходе жизни обе думали друг о друге. И это позволило одной дождаться, а другой наконец-то вернуться назад.