*****
Никто не ждал шторма. Даже Илай, гордость команды Хосе, его верный, безошибочный компас и «Буревестник», не смог распознать угрозу в лазурных морских водах, вдруг обозлившихся на вторжение Наяды. Море было недовольно, застав спящий корабль врасплох, море злилось и море было готово потопить судно вместе со всем несчастным экипажем, похоронить когда то величавый корабль на своем песчаном дне, пополнить коллекцию неудавшихся судоходцев. Эзоп так же был не готов к такому бурному шторму. Он вообще не хотел плыть на корабле, но Эмили, составлявшая компанию практикующему врачу мистеру Эзопу Карлу, настояла на том, что так будет быстрее добраться до высокопоставленного клиента, обратившегося со своей болезнью к выдающемуся доктору. Даже не смотря на то, что Эзоп после долгих уговоров все же согласился добраться до клиента «Небезопасным и неприятным путем, цена за скорость которого была непомерно велика, а если быть точнее, влекла за собой много недугов в виде тошноты, качки и даже возможной цинги, и это я уже молчу про погодные условия и непредвиденные обстоятельства», проблем от этого стало не меньше, если не больше. Матросы не хотели пускать Эмили на палубу. «Мы не прогулочное суденышко, женщинам на корабле не место!» — их главный аргумент, да и сам капитан не сильно горел желанием везти с собой далекого от морского дела человека, так ещё и в компании дамы. Но всегда есть выход из ситуации. –Что за глупые предрассудки! –Фыркала Дайер, все же поднимаясь на корабль и затаскивая с собой свой багаж (Матросы категорически отказались помогать женщине, даже не смотря на то, что решение пустить на корабль врача с его компаньонкой было принято их уважаемым капитаном Баденом). Эзоп кое-как смог договориться с мужчиной, и по большей части в этом помог его наставник и опекун, Джерри Карл. Вернее, помогла его фамилия, стоявшая на слуху в городе, из порта которого отходила Наяда. И сейчас, разбуженный посреди ночи истошными воплями Эмили и воем волн, он старался успокоить женщину и в первую очередь себя. Он не из тех людей, боящихся смерти, вовсе нет: доктор повидал многое, несмотря на свой довольно молодой возраст, но успокаиваться ему стоило из-за нервирующих безудержных рыданий Дайер, которая, в отличии от мужчины, до ужаса боялась умереть. Она вообще жалела о том, что настояла на путешествии по морю, искренне раскаиваясь о своей любопытности к романтике мореплаванья. Сквозь рокот воды и крики людей с палубы Эзоп уловил, кажется, свое имя, медленно вырываясь из мертвенных объятий дрожащей Эмили. И похоже ему не показалось, потому что женщина только крепче вцепилась в ворот спальной рубашки врача, не желая его отпускать. –Мистер Карл, даже не вздумайте! Это опа-асно! –Воет она прямо в ухо мужчины, но он лишь отмахивается от Эмили, поднимаясь с жесткой койки и пошатываясь в такт качающемуся трюму. –Это моя работа, Эмили. Если вы забыли, нас пустили на корабль только под предлогом того, что я буду помогать по необходимости. –Сухо отвечает он, заставляя женщину покрыться холодной испариной и прижать трясущиеся руки к груди. Врач выходит из каюты, по мере приближения к выходу из трюма ощущая все более настойчивый запах морской воды, режущий нос, завывания ветра и крики людей. Мимо него проносится матрос, в ужасе заскочивший в трюм, сырой до нитки и стучащий зубами то ли от холода, то ли от захлестывающего страха. Он проскакивает мимо, улетая куда то в глубь корабля и оставляя после себя удушающее ощущение общей паники. Эзоп гулко сглатывает, ощущая как в ушах стучит сердце, заглушая шквалы волн, визг ветра и крики оставшихся на палубе моряков, он глубоко дышит, устраняя подступивший страх, и наконец распахивает дверь каюты, напугав стоявших рядом моряков еще больше. В лицо крапинками морской воды ударяет холодный воющий ветер, сбивая Эзопа с ног и едва не заставляя его ввалиться обратно в трюм, в сухость, тепло и относительное спокойствие. Ночная рубашка доктора мгновенно намокла, сковывая движения и прилипая к продрогшей груди, к рукам в гусиной коже, но Эзоп не обратил на это внимания, словно обомлев от ужаса, вызванного величеством и буйностью моря. Казалось, что сам Хастур, мифический Бог глубин, разгневался на наглое суденышко, вторгшееся в его владения, и прямо сейчас собирался потопить его своими волнами, изрядно наигравшись перед тем. Из налипшего страха перед Богом вырвал гаркаюший крик боцмана, прямо на ухо врачу: –Вы поможете Майку?! –Эзоп сухо кивает в ответ, вновь вернув контроль над телом, и неуверенно шагает на палубу, едва не теряя равновесие от адской качки. Идти было недалеко, все будет нормально, нужно лишь подобраться к матросам, оказать первую помощь, унести раненого в каюту и уже там провести полный осмотр. План и правда предельно прост, если не учитывать того, что под кораблем буквально раскрылась преисподняя, бурлящая и крутящая Наяду как листочек в огромном потоке. Эзоп готов поклясться, что слышит, как жалобно трещит корабль, едва справляясь с таким напором бушующей стихии, но все равно идет вперед, к лежащим у борта палубы людям, согнувшись под ударами сильного ветра и прикрыв лицо предплечьем. Никто не предупредил его, что выходить из каюты в шторм может только подкованный, опытный моряк. Эзоп не был моряком. Первый же особо сильный толчок заставил его ноги подогнуться и едва не потерять равновесие. Это было только начало, но он уже понимал, что следует за таким толчком. Врач повалился ниц, отскальзывая к первой же попавшейся опоре, и намертво, до боли вцепился в ту. Палубу захлестнула очередная ледяная волна, Эзоп прочувствовал всю силу ее удара, потому что так не вовремя подставил спину под хлещущий морской поток. Лицо тут же вспыхнуло, зажглось, словно только что получило оплеуху, и Эзоп задержал дыхание, жмуря глаза как только мог. Ощущая как ноги сносит, он крепче сжал то, за что успел схватиться онемевшими пальцами. Руки совсем ничего не чувствовали, крошась в труху от жесткого столкновения почти не защищенной кожи и плотной морской воды, и в этот момент он мог думать только о том, как удержаться на палубе и не оказаться в морской бездне. Вода, словно живая, шипит пеной и кружится в водовороты, хватая все, до чего дотягивались ее холодные руки, затягивает в свои душащие объятия, ошпаривает солеными поцелуями и утаскивает за борт, навсегда пряча в закромах своих огромных пространств. Она наконец оставляет палубу, забрав очередные бочки и едва не стащив Майка вместе с собой, но Наиб намертво вцепился в друга, вместо того, чтобы спасаться самому, понадеявшись лишь на то, что Уильяму хватит сил удержать себя и еще два тела, и Уильяму хватило. Те, кто караулили возле входа в трюм, вовремя рванули туда, скрывшись от соленой бури и оставив на палубе четырех человек. Вильям с огромными усилиями поднимается, пока вода не решилась нанести еще один удар, и тащит с палубы Майка и Наиба, хотя второй и сам мог идти. Они доковыляли до двери, ввалившись во внутрь, и Субедар тут же окинул присутствующих бешеным взглядом. –Где врач, Лука? –Он непонимающе смотрит на чужое молчание и на боцмана, который так удивленно распахнул глаза.*****
Эзоп понимает, что вода шумит слишком громко и слишком долго, что будь он на палубе, то не чувствовал бы такого обжигающего холода, обволакивающего его со всех сторон, не нырял бы под воду и не барахтался, чтобы глотнуть хотя бы еще немного воздуха. Он заметил, как погрузился слишком глубоко, снесенный с палубы волной, понимал, что все кончено и матросы не пойдут его спасать, но не хотел верить. Было страшно, жутко холодно и неприятно. Он не хочет умирать таким ужасным способом, не хочет чтобы эта едкая вода затекала в его легкие и душила, не хочет, но ничего не может сделать. Тело сводит судорогой, и Карл жалеет, что надел сапоги, потому что теперь они тянут вниз и мешают перебирать ногами. Соленая вода хлещет по лицу, затекая в нос и в рот Эзопа. Он глотает, давится, кашляет, но продолжает стараться остаться на плаву, сквозь частые моргания замечая, как Наяду относит все дальше и дальше. «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих», И Эзоп это знает, отчаянно сопротивляясь накрывающим с головой волнам, пока тело вдруг не оплетают чьи-то холодные руки. «Помощь!» –Мельком проносится в голове, но тут же приходит и другая мысль. Как спасатель может выныривать откуда-то из глубины? Откуда вообще взялся этот спасатель? Эзоп не перестает извиваться, разрывать руками и ногами толщу воды, лишь бы вернуть доступ к кислороду, как вдруг перед его лицом выныривает лицо чужое. И даже в такой неподходящий момент, врач замечает, насколько красиво это лицо. Правильные черты, точеные скулы и аккуратный подбородок, нос с горбинкой и каким то диковинным украшением, янтарные глаза под длинными ресницами, прикрытые в томном взгляде, и его мягкие губы, которые так игриво облизывает язык незнакомца. Эзоп даже не сразу увидел два перепончатых уха, красную чешую, так красиво играющую светом, покрывающую почти всю левую часть лица красавца, и жабры на мощной шее. Черные локоны незнакомца висящими прядями упали ему на лицо, и он тут же откинул их назад, демонстрируя когтистую руку в перепонках и давая понять, что это именно он сечас прижимает к себе замершего в оцепенении врача. Шум воды словно отошел на задний план, и Эзоп жадно смотрел в светящиеся глаза мужчины, завороженный их блеском и общей его красотой. Или не мужчины? Он, кажется, почувствовал как ног коснулось что то скользкое. Как незнакомцу удается так легко держаться на плаву самому, так еще и держать совсем переставшего двигаться врача? Вопросы не перестают терроризировать внезапно опустевшую голову, но Эзоп слишком увлечен этими пленящими глазами, чтобы слушать свои мысли. Красавец вдруг опускается ниже, пряча сладкую улыбку под воду, и утягивает мужчину за собой. Карл опускает взгляд следом, не силясь сопротивляться гипнотическому эффекту янтарных радужек, и только сейчас замечает качающийся из стороны в сторону огромный рыбий хвост, покрытый такой же рубиновой чешуей, как и на лице обладателя чарующих глаз.Постойте. Хвост?
Осознание больно бьет под дых, и Эзоп выкручивается из чужих тесных объятий, жадно глотая воздух. Но незнакомец не хочет отпускать, только крепче впиваясь пальцами в вьющийся стан Карла и рывком затаскивая его под воду. В воде тихо, слышны лишь слабые отголоски штормового моря, мужчина старается вновь выплыть на поверхность, потому что знает, что не сможет долго протянуть без воздуха, и сильные руки русала сковывают его тело. Красивое лицо приближается через чур близко к булькающему Эзопу, и незнакомец, заставляя врача встать в ступор, мягко целует его. Карл чувствует прилив почти обжигающего тепла, растекающегося от мест соприкосновения рук, губ, голого торса русала и собственной бледной кожи, не смотря на то, что под водой было безумно холодно, и что самое странное, чувствует как легкие наполняет желанный воздух, пока русал искусно двигает губами, запуская язык в чужой раскрытый рот. Врач крупно вздрагивает, будто ужаленный, не ожидая соприкосновения языков и приторно сладкого чего-то, затекающего в глотку. Он тут же смыкает губы, разрывая нежданный порыв ласк. И до ушей вдруг долетает неестественный, невозможный для обычного человека под водой, звук. Черноволосый русал смеется, смеется очень томно и хищно, вновь заставая Карла врасплох, и он в шоке распахивает веки. Соленая вода печет глаза, Эзоп щурится, жмурится, но быстро привыкает, проморгавшись. Слегка расплывчатый красный силуэт встречает его мягкой улыбкой. – Малыш, не кусайся, – Мурлычет он прямо на ухо врача, вновь одаряя его обольстительным взглядом. Эти слова, вернее, то, как они произносятся, заставляют Эзопа задуматься, стоит ли пытаться вырваться из страстных объятий мужчины, бархатный голос которого слишком приятный, слишком нежный, чтобы противостоять его чарам, так безотказно действующим на врача. Карл отворачивается от красивого лица русала, окончательно теряясь в собственных мыслях и желаниях. Он врач, ученый человек, никогда не веривший в существование каких то там мифических существ. И он же сейчас плавится в объятиях прекрасного обладателя рыбьего хвоста, испытывая при этом далеко не отвращение и думая вовсе не о том, что сейчас они находятся под водой. Кислорода опять хватает ненадолго, Эзоп инстинктивно дергается вверх, и тут же стискивается в объятиях сирены. – Ты меня боишься? – Вкрадчиво шепчет шатен, мягким движением руки заставляя Эзопа повернуться. Он опять нежно касается чужих губ своими, одаривая жгущиеся легкие врача долгожданным воздухом. Эзоп смущен, медленно мотает головой из стороны в сторону, пунцовея от переполняющих чувств и бледнея от калящего холода. Это провоцирует очередной томный смешок русала. И Карл, окруженный этими руками, мягкими глазами и сладкими поцелуями, совсем не замечает, как сирена затаскивает его все глубже и глубже под воду. – Хочешь узнать как меня зовут? – Русал целует Эзопа четвертый или пятый раз, извиваясь, щурясь, облизываясь и лаская нежную шею и грудь врача кроткими прикосновениями, он не дает устать от себя, наскучить Эзопу, не дает отвести от себя взгляд. И Эзоп ведется, жадно поглощая все движения, касания, поцелуи, он слепо кивает в ответ. – Нортон. Я Нортон, – Мужчина вновь дает Карлу глотнуть воздуха, и он принимает его очень жадно, раскрывая рот и позволяя чужому языку делать все что заблагорассудится, лишь бы русал коснулся его еще, дал желанных поцелуев и нежных слов. Врач даже стал быстрее выдыхать, моляще притягиваясь к чужим губам, и надежды получить глоток необходимого кислорода — жалкий предлог. – Ты тут вовсе не случайно, знаешь? – Нортон хихикает, оплетая тело мужчины. Эзоп не замечает, что русал целует его все реже и реже, опьяненный будоражащим чувством чужих касаний. Он ощущает, как мозг постепенно пустеет, конечности тянут и немеют, воздуха совсем не хватает, но Эзоп не возражает, только крепче прижимаясь к нагому телу сирены. Одеревенелые пальцы врача касаются широкой чешуйчатой спины, и русал ободряюще треплет пепельные волосы. – Ты особенный, я еще никогда не встречал таких.. прекрасных людей. И Эзоп тает от каждого слова, эхом разлетающегося в его голове, не обремененной ничем, коме образа желанного русала. – Может быть, – Вдруг начинает желтоглазый, сладко шепча прямо на ухо врачу, от чего тот крупно вздрагивает. Эзоп далеко не первый и не последний, кто попадается в такую подлую ловушку, и это знание, удовлетворение самим собой, заставляет Нортона широко улыбаться, пока его ласковые пальцы нежно царапают спину Карла, а мягкие губы прикасаются к алебастровой шее мужчины, обнажая острые клыки и тут же оставляя легкий укус. – Может быть мне стоит наградить тебя любовью, раз ты такой замечательный? Слабый стон Эзопа пузырями воздуха поднимается вверх, и он вожделенно кивает, перед тем как содрогнуться от чужих касаний в последний раз. Врач так и не успел понять, что когти нужны русалу вовсе не для ласковых царапаний, а клыки не для страстных укусов и засосов.*****
– А я говорил, нечего их брать было! – Наиб тут же получает грубый подзатыльник от Кевина, утешающего безудержные рыдания Эмили. Мужчина бросает свирепый взгляд на непальца, поглаживая каштановые волосы женщины, которой только недавно рассказали о смерти Карла. Уильям наблюдает за этим в молчании, виновато сложив руки на груди. Илай треплет белую грудку чайки, скорбяще косясь на убивающуюся Дайер, когда к нему подшатывается обиженный Субедар, спугивая птицу и вновь не замечая странного единства Кларка с этими «Летучими крысами». – Я возьму шлюпку и сплаваю до места, где его предположительно смыло. Принесу этой ревущей дуре ее дохлого доктора, и пусть проваливает, как только пришвартуемся, – Наиб небрежно сутулится, затылок все еще неприятно пощипывает после удара Кевина. – Не плавай. –Но почему?! Небо уже стихло, все будет нормально, управлюсь до вече... –Илай прерывает друга похлопыванием по плечу, задумчиво глядя в морскую гладь. – Там сирены, – Мужчина пожимает плечами, и, к великому удивлению Наиба, говорит полностью серьезно. – Кларк, ты что, сказок начитался? Что за глупости, сирены! Ты еще скажи, что шторм на нас вчера Хастур навел! – Наиб искренне смеется, как отреагировал любой бы, любой, кроме Илая. Чайка вновь подлетает, будто вовсе не напуганная громким хохотом, усаживается на карму корабля и заинтересованно косится в сторону разговаривающих мужчин. Илай тяжко вздыхает, ибо знает: спорить с непальцем себе дороже, и легче просто оставить тему и сменить аргумент на более приемлимый, по взглядам Наиба. – Не будь таким безрассудным! Все равно не плавай! Хосе говорил, что мы больше не будем вставать на якорь, неизвестно еще, вдруг тебе приспичит отплыть именно тогда, когда он прикажет поднять паруса. Да и труп Карла вероятно давно смыло, и сейчас где то пируют рыбы. Кларк даже не слушает дальше, оставляя товарища один на один со своими мыслями, и уходит в каюту, запуская во внутрь уже ожидающую птицу через небольшое окошко. Чайка усаживается на плечо Илая, ластясь о подставленные пальцы и угощаясь крошками. Только ему известно, насколько трагичной и незавидной стала судьба именитого доктора. Ему и его чайке.