***
С тех пор как Чонгук стал достаточно взрослым, чтобы понимать, его родители и наставники никогда не скрывали от него, что в качестве наследника он должен был спариться с омегой, который принес бы пользу их стае, с одним из стай, который мог бы стать хорошим союзником; они никогда не говорили ему, что он будет спариваться по любви, и Чонгук принял это давно, когда он действительно осознал бремя, с которым он родился, ответственность быть наследником своей стаи. Из-за этого он никогда не мечтал о любви, не думал о том, каково это - встретить кого-то, медленно влюбиться в него и стать его супругом; это что-то настолько недосягаемое для него, что он даже не может сказать, что хочет этого, а если бы и хотел, то не смог бы получить, так что лучше так, лучше, что он не встретил никого, кто заставил бы его отказаться от своих обязанностей, оставить свою стаю, чтобы любить того, кого он хочет. Чонгук не дурак, он знает, что когда речь идет о браке по расчету, трудно, чтобы два волка любили друг друга, даже после спаривания. Но в то же время он надеется, что между ним и его супругом будет не просто привязанность или вынужденная любовь, он надеется, что это будет развиваться естественным образом, что он действительно почувствует любовь, о которой многие говорят, пусть даже не в полную силу, пусть даже совсем чуть-чуть. Тот факт, что он никогда не встречал, даже не видел своего будущего супруга, ничуть не помогает. Он ничего не знает, только голоса из Тэгу о том, что омегу все любят, что он красивый, добрый, заботливый. Конечно, его люди так говорят, никто не посмеет критиковать сына вождя; Чонгук уверен, что его собственные люди тоже высоко отзываются о нем и Чимине. Тем не менее, он не ожидает многого, просто молится, чтобы другой не оказался полной противоположностью, чтобы он дал Чонгуку шанс показать ему, кто он есть, что он может быть для него хорошим альфой, что его можно любить. Чонгук готовился к этому с тех пор, как стали проявляться признаки того, что он собирается предстать в роли альфы; с тех пор он узнал, как ведет себя альфа и лидер, что является его обязанностями как обоих, так и будущего супруга. Он не может сказать, что ему это нравилось, но он не знал ничего другого, кроме этого, не мог представить себя кем-то другим, поэтому он не может сказать, что ненавидел это. Есть только одна вещь, которая его не очень радует: Чимин покинет Пусан и отправится в Тэгу вместе с альфой. Возможно, они будут видеться часто, но это будет тяжело - видеться с Чимином каждый день и видеться с ним время от времени. Они по-прежнему смогут писать друг другу письма, но это будет не то же самое, совсем не то; он никогда не признается в этом другому, но он будет скучать по нему, очень сильно. Спустя несколько часов Чимин возвращается в комнату, где его ждет Чонгук, на его щеках появляется слабый румянец, который он пытается скрыть веером. — Ты позволил ему увидеться с тобой, — говорит Чонгук, даже не утруждая себя вопросом, он уже знает ответ, нет смысла спрашивать и притворяться шокированным, когда услышит ответ. Чимин хихикает, глаза его становятся полумесяцами. — Нет, — лжет он, и Чонгук вздыхает, закончив с другим. — Хён, я же просил тебя не позволять ему видеться с тобой. — Он не мог быть уверен, что смотрит именно на меня, — говорит ему Чимин, закрывая веер одним движением руки. — И это было быстро, как только я увидел кольцо наследника Тэгу на его руке, я убежал. — Ты же знаешь, что так было еще более очевидно, что это был ты, верно? Ведь ты не должен был позволять ему видеться с тобой, — говорит Чонгук в отчаянии; он надеется, что альфа ничего не скажет об этом, иначе у Чимина будут большие неприятности, ведь никогда не хорошо нарушать традиционные правила. Кроме того, говорят, что если обещанные волки увидят друг друга до приветственного танца, это принесет им несчастье. Чимин хихикает, ударяя веером по руке. Чонгук протестует, но тот лишь понимающе смотрит на него. — Что? — говорит он, немного боясь, что скажет или сделает другой. — Я видел его, — только и говорит Чимин, садясь на колени Чонгука, так как единственный свободный стул в комнате - это тот, на котором сидит он. — Да, Чимин, я понял, — отвечает Чонгук, пытаясь отодвинуть его. — Твой супруг, я имею в виду. Чонгук замирает, он чувствует, как его сердце бьется быстрее, тело застывает на месте. — И? — Он великолепен, самый красивый омега, которого я когда-либо видел, у тебя глаза выпадут. Будет так забавно, если во время танца ты будешь так ошеломлен, что остановишься и будешь стоять как дурак. Чонгук стонет, откидывает голову назад, руки болтаются по бокам. — Я ненавижу тебя, — пробормотал он, чувствуя себя еще более нервным; он определенно выставит себя дураком перед своими родителями, своей стаей и Тэгу, перед своим, очевидно, великолепным будущим супругом. Чимин смеется, слегка ударяя себя по груди концом веера. — Ты такой драматичный, Гукки. Все будет хорошо, всем понравится твой танец. — Заткнись, Чимин. — Чимин-хён, сопляк, — поправляет его другой с более сильным ударом. — Заткнись, Чимин-хён. — Ты хочешь... Слуга не дает Чимину закончить фразу, входя в комнату, хотя Чонгук уже догадался, что тот собирался сказать. — Альфа Чонгук, омега Чимин, когда вы будете готовы, можете выйти, — говорит он им и уходит, как только оба кивают. Чонгук выдыхает, встает со стула, и Чимин вместе с ним. — Ты будешь великолепен, — говорит Чонгук своему брату, который улыбается и целует его в щеку. — И будь уверен, ты заставишь всех влюбиться в тебя, особенно некого альфу. Чимин ухмыляется, похлопывая себя по груди веером. — А ты заставишь всех мокнуть. Чонгук что-то бормочет, но у него нет времени сказать что-то в ответ, потому что Чимин уже тихо открывает дверь в зал, свет выключен, чтобы никто не увидел его до того, как он начнет выступать. Чимин будет танцевать первым, свет будет направлен только на него, а Чонгук будет ждать в углу зала, готовый начать, как только Чимин закончит. Чонгук прячется в углу справа, его даже не волнует, что там темно, ведь они пробовали это уже много раз; Чимин выходит из комнаты через дверь, скрытую за занавесом, Чонгук следует за ним в большой зал, где ждут все гости, но вместо того, чтобы расположиться перед толпой, он идет в угол, откуда и начнет свое выступление. Через несколько мгновений, в течение которых даже гости не говорят, вероятно, уже затаив дыхание, начинается музыка, и вместе с ней луч света попадает на Чимина, который вытянул руку вверх, держа пальцами оранжевый закрытый веер. Его глаза закрыты, лицо слегка повернуто на бок, чтобы показать шею всем в зале, но особенно альфе; однажды именно здесь альфа оставит свой брачный знак. Затем, медленно, он опускает руку, которая ненадолго закрывает его лицо, давая ему достаточно времени, чтобы открыть глаза. Чимин проводит веером по щеке, шее, ключицам, следуя ритму музыки, каждый такт обозначен движением. Как только музыка начинает ускоряться, Чимин одним движением руки раскрывает веер, скрывая за ним половину лица. Чонгук быстро оглядывает толпу и, даже несмотря на темноту, надеется найти двух братьев, но видит только альфу, который стоит прямо перед Чимином. Он плохо видит, но он совершенно не такой, каким он его себе представлял. Волк не слишком высок, может быть, на несколько дюймов больше, чем Чимин, он не тощий, но и не строен - необычные черты для альфы, хотя, как только его взгляд остановился на морде другого, ему пришлось отказаться от своих мыслей; волк, у которого такое лицо, как у другого, может быть только альфой. Он смотрит на Чимина с таким вниманием и вожделением, что Чонгук вынужден отвести взгляд, пока его инстинкты альфы не взяли верх и не заставили его напасть на другого волка, потому что он не должен так смотреть на своего брата. Чимин медленно обмахивает себя веером, на его пухлых губах играет ухмылка, а затем, не прекращая этого, он поворачивается всем телом, раскрытый веер оказывается рядом с его головой. Сколько бы раз Чонгук ни видел, как танцует Чимин, каждый раз это было как в первый раз. Он никогда не видел, как тот двигает своим телом, даже Чонгук не может танцевать так, как его брат. Чимин был рожден для танцев, и Чонгук молится, чтобы его супруг позволил ему продолжать это делать, чтобы он не мешал ему заниматься тем, что он любит больше всего. Покружившись еще раз, уже быстрее, Чимин закрывает веер, ударяя по нему другой рукой, затем, не сводя глаз с альфы, пускает его конец по всему телу, от слегка приоткрытых губ до груди, прикрытой тонкой золотистой рубашкой, и вниз, почти до нижней части живота. Чимин дразнит альфу, они все знают, что он указывает, где альфа будет прикасаться к нему, где его пальцы будут оставлять следы, где однажды окажется его рот, зубы и язык. На этот раз Чимин вращается с закрытым веером, прижимая обе руки к груди, а затем поднимается в воздух, держа веер между двумя руками. Это гораздо больше, чем просто танец, даже для омеги; Чимин должен сделать себя желанным для своего будущего супруга, должен привлечь его внимание и не позволить его взгляду отвлечься от своего тела ни на секунду, хотя, судя по тому, что Чонгук успел увидеть, у него это получается, может быть, даже лучше, чем ожидалось. После, он снова раскрывает веер и опускается на пол, коленом поддерживая свое тело вверх, а другую ногу вытягивает вперед, двигая веером по полукругу, слева направо. Он даже не успевает полностью встать, как уже снова кружится, двигая рукой, держащей веер, вверх и вниз, вращая его вокруг головы. Каждое движение завораживает само по себе, но добавление веера делает все волшебным; Чонгук знает танец наизусть, и все же ему хочется, чтобы он никогда не заканчивался. С закрытым веером Чимин направляет веер сначала вниз слева, затем вверх справа, пока не образует с веером воображаемую букву "х"; каждое движение его руки синхронизируется с ритмами музыки. Следующая часть - любимая Чонгука; сначала предполагалось, что они оба будут танцевать с другими танцорами позади, но после того, как они попрактиковались пару раз, Чимин решил, что танцоры отвлекают внимание, люди не стали бы полностью сосредотачиваться на них, чтобы посмотреть выступление в целом. Чимин был прав, потому что, попробовав выступить в одиночку, Чонгук заметил некоторые детали, которых не было у танцоров позади: как двигалась его голова, следуя за направлением веера, или как он закрывал веер, следуя за музыкой. Все это мелочи, но, заметив их, Чонгук понял, что им придется выступать в одиночку. Сформировав "икс", опустив руку на правую сторону, веер по-прежнему закрыт, Чимин медленно поднимает его вверх, вращая рукой по кругу. Даже без танцоров позади, которые должны были открыть свои веера вслед за рукой Чимина, эта часть остается лучшей для Чонгука. Глаза его брата по-прежнему устремлены на альфу, но на этот раз его подбородок поднят, он смотрит на другого волка с вызовом, чего омега никогда не должен делать в присутствии Альфы. Именно поэтому Чонгуку это нравится, потому что Чимин утверждает свою власть над альфой, даже если он омега, он показывает ему, что не будет покорным, не будет всегда говорить "да", несмотря ни на что; он говорит другому волку, что он его собственный, что после спаривания альфа не будет владеть им. Это рискованно, сказал ему Чонгук, не каждый альфа спокоен, как он, когда кто-то бросает ему вызов; другой может отреагировать плохо, даже напасть на его брата, но когда Чонгук переводит взгляд на альфу, тот только ухмыляется, уголок его губ приподнят. Чонгук не знает, что это значит, но, по крайней мере, он может расслабиться, даже когда Чимин направляет веер прямо на альфу, а другую руку кладет на бедро. Альфа ухмыляется еще больше, медленно кивает головой, что означает, что он принял вызов Чимина, что он не против. Чонгук ухмыляется, внутренне понимая, что его брат тоже это делает. И только когда Чимин еще два раза показывает на альфу, Чонгук понимает, что его брат почти закончил. Он быстро завязывает ленточки на костяшках пальцев, потягивая их, чтобы не потерять во время танца; он снова нервничает, и от того, что он еще не видел своего будущего супруга, становится еще хуже. Чимин в последний раз открывает веер, медленно обмахивая себя, часть халата упала ему на плечо, обнажая голую кожу, и с последней ухмылкой, адресованной альфе, Чимин разворачивается спиной ко всем в зале. Затем он достает из пояса белую ленту и бросает ее в воздух, в сторону Чонгука. Свет быстро переходит на Чонгука, который тут же подпрыгивает в воздух, подняв руку вверх, как будто только что поймал ленту, брошенную ему Чимином. Двумя длинными шагами он идет туда, где несколько секунд назад танцевал Чимин, и, оказавшись лицом к лицу с толпой, видит его. Его будущий супруг стоит там же, где стоял его брат-альфа, может быть, даже ближе. Он прекрасен, гораздо больше, чем он себе представлял. Первое, что замечает Чонгук, это серебристые длинные волосы, свободно убранные назад, более длинные пряди свободно лежат на плечах. Он смотрит на него, на губах мягкая улыбка, неземная, и Чонгук настолько ошеломлен, что чуть не пропустил свой первый шаг. Пока не стало слишком поздно и он не пропустил такт музыки, Чонгук поднимает обе руки вверх, на уровень плеч, и медленно отпускает ленты в воздух, не сводя глаз с омеги. Чимин был прав, неважно, что его внимание полностью приковано к другому волку, его тело просто следует за музыкой, делает то, что он практиковал месяцами, пока каждое движение не стало настолько совершенным, насколько это возможно. Он снова прыгает, позволяя руке вращаться в воздухе, а вместе с ней и ленте; когда его ноги снова оказываются на полу, он поднимает обе руки вверх, а затем вниз, так быстро, как только может, ленты следуют за движением, а глаза не покидают другого. Подняв руки вверх, он подпрыгивает еще раз, достаточно высоко, чтобы поднять правую ногу и ударить ею по воздуху. Кто-то задыхается, тихо, но Чонгук знает, что звук исходит от омеги, стоящего перед ним. Когда он ставит левую ногу на пол, а правая остается поднятой, он крутится всем телом на ноге, ленты кружатся вокруг его туловища. Это нелегко, ему нужен баланс, чтобы не упасть, и достаточно силы, чтобы управлять своим телом, двигать им, находясь в воздухе. Чонгук много раз травмировал себя во время тренировок; вначале он всегда неправильно приземлялся после прыжка, падал на пол или вывихивал лодыжки. На освоение техники ушло немало времени, и хотя каждый раз, когда он пробовал, получалось все лучше, он не останавливался, пока не убедился, что может прыгать с закрытыми глазами и идеально приземляться на землю. Теперь он знает, что его прыжки идеальны, что его движения именно такие, какими они должны быть. Затем, когда музыка замедляется, Чонгук расставляет ноги, поднимает ленты над головой и пропускает одну из них между пальцами, осторожно, как будто боится, что испортит ее; глаза на мгновение вспыхивают красным. Чонгук почти не замечает его из-за темноты, но когда глаза снова вспыхивают красным, он отчетливо видит, как омега перед ним сжимает бедра, улыбка исчезла с его красных губ. Чонгук приподнимает уголок губ в ухмылке и повторяет движение. На этот раз он опускает руки вниз, позволяет ленте скользить вверх, пока рука не закрывает половину лица; тогда он в последний раз мигает глазами альфы, дольше удерживая в них цвет. Омега задыхается во второй раз, достаточно громко, чтобы люди рядом с ним повернули головы и посмотрели на него. Омега опускает голову, вероятно, краснея, а затем делает шаг назад, отдаляясь от Чонгука. Это неправильно, Чонгук танцует для него, а не для других в зале, он не может отступить, не тогда, когда он так бурно отреагировал на взгляд альфы; Чонгук не может этого допустить, поэтому он рычит, обнажая зубы, глаза все еще красные. Омега вскидывает голову, широко раскрывает глаза и, возможно, даже не осознавая этого, придвигается к Чонгуку, еще ближе, чем раньше. Чонгук улыбается, глаза возвращаются к своему естественному цвету, а затем он крутится вокруг себя, прыгая на правой ноге с лентой в воздухе, а другая у него на талии. В зале много людей, так много запахов, что трудно выделить какой-то один конкретный. Даже родителей не так-то просто найти, как бы хорошо он их ни знал; однако есть один, который стоит выше всех остальных, более сильный, который Чонгук чувствует, даже не пытаясь. С того момента, как он начал танцевать, он становится все слаще и слаще, тошнотворно сладким, особенно после того, как он сверкнул глазами альфы. Он заполняет его нос, как будто он дышит лепестками цветов, все остальные запахи отброшены, как будто он единственный в комнате, как будто здесь только Чонгук и омега. Чонгук мягко шевелит лентами в воздухе, позволяет им парить, как цветкам вишни на ветру; позволяет им касаться его лица, нежно, как ласка, исходящая от любящей руки. Он надеется, что однажды его супруг прикоснется к его лицу с чистой любовью, заботой, не желая причинить ему боль. И как однажды Чонгук тоже прикоснется к своему супругу, с добротой, даже если его руки будут сырыми, ладони не мягкими, не причиняющими ни малейшей боли. Скоро все закончится, музыка прекратится, а вместе с ней и тело Чонгука, и тогда они поспешат вернуть его в комнату, где он ждал вместе с Чимином. Они скажут, что ему нужно отдохнуть, освежиться, но на самом деле это потому, что оба волка слишком сильно пострадали от того, что они сделали и увидели, они не могут взаимодействовать, пока снова не успокоятся, не тогда, когда это будет их первый официальный разговор друг с другом. После, когда ленты раскачиваются по бокам, Чонгук протягивает руку вперед, лента летит к другому волку, но Чонгук отводит ее назад, прежде чем она успевает коснуться другого волка, прежде чем она успевает погладить его щеку. Затем он еще раз смотрит на омегу, разворачивается и начинает вращать руками, одновременно подпрыгивая и вращая всем телом в воздухе. Чонгук закрывает глаза, делает глубокий вдох, цветочный аромат наполняет его нос и легкие, и как только его ноги оказываются на полу, спиной к толпе, он выдыхает, позволяя лентам упасть вниз, в последний раз касаясь их пальцами. Как только гаснет свет, все в зале начинают хлопать, но Чонгук уже на полпути в комнату, дверь закрылась за его спиной. Чимина нигде не видно, он наверняка воспользовался дверью в коридоре, чтобы улизнуть, что Чонгук тоже делает. Коридор соединяет комнату, где находятся гости, с задней частью дворцовых садов. Чонгук, все еще тяжело дыша, быстро идет в сторону садов, где, как он знает, никого не найдет и где сможет подышать, чтобы унять цветочный аромат, забивший нос. Его мать непосредственно ухаживает за садом; она выбирает цветы и растения, их расположение, никогда не позволяя кому-то другому решать за себя, даже Чимину. Любимое место Чонгука - под плакучей ивой, которая стоит в саду возле небольшого пруда с тех пор, как он себя помнит. Ветви дерева почти достигают травы, и Чонгуку это нравится, потому что, когда он не хочет, чтобы его нашли, он может просто спрятаться под ними. Хотя сейчас ему не до пряток, ему просто нужно несколько минут побыть одному, успокоить сердцебиение, очистить легкие и нос от запаха омеги. Он закрывает глаза, делает долгий глубокий вдох, но происходит как раз обратное тому, что ему было нужно: его нос еще больше забивается тем же сладким ароматом, почти заставляя его задыхаться. Этого не может быть, Омега должен быть внутри с другими гостями, со своей стаей, сначала встретиться с родителями Чонгука; он не должен быть там, в саду, не тогда, когда Чонгук тоже там, не тогда, когда его запах так сильно действует на него. Чонгук открывает глаза, запах слишком сильный, значит, омега совсем близко. Его взгляд падает на плакучую иву, он знает, что увидит омегу, только если будет достаточно внимателен. Это небольшое движение дает ему понять, что омега рядом, и, как Чонгук почувствовал его присутствие, он уверен, что омега тоже знает, что он здесь. Медленно Чонгук идет к дереву и, оказавшись перед ним, раздвигает ветви, чтобы посмотреть, что и кто находится за ними. Омега усаживается на траву, прислонившись спиной к стволу. Он смотрит на него сверху, и даже в темноте Чонгук видит, что на губах собеседника играет улыбка. — Добрый вечер, альфа пусанской стаи, — приветствует его омега, но не опускает голову и не показывает шею, как следовало бы, как того требуют манеры, а просто смотрит на него. Чонгук делает шаг вперед, позволяя ветвям сомкнуться за его спиной, словно занавес. — Я омега, Ким Тэхён из стаи Тэгу, —представился он. — Приятно познакомиться с тобой, мой альфа. Последние два слова разжигают пламя в душе Чонгука. Все называют его "мой альфа", но слышать это из уст своего будущего супруга - совсем другое, непривычное дело. Однажды он действительно станет его альфой, а не просто приятным собеседником. — Мне очень приятно, моя омега. Омега - прежде всего сын вождя, потом уже его ранг; Чонгук должен обращаться к нему с этими словами. Они равны, но он не может просто называть его по имени, неважно, что они будут супругами. — Ты должен быть внутри, почему ты здесь? Если я могу спросить, — добавляет Чонгук, все еще стоя на ногах. — Мне нужен был свежий воздух, —отвечает тот, вставая со всем спокойствием в мире, как будто среди всех гостей нет человека, который наверняка ищет его. Чонгук прищелкивает языком, его губы украшает небольшая ухмылка. — Почему? Тебе нездоровится? Чонгук знает, почему Тэхёну нужен свежий воздух; если то, как он отреагировал на взгляд альфы, еще не объяснило этого, то его запах, ставший слишком сладким, что даже Чонгук ощутил его сильное воздействие, может ответить на его вопрос. Тэхён улыбается ему в ответ, но это не ухмылка, ее можно спутать с застенчивой и невинной улыбкой. — Тебе не нужно спрашивать, мой альфа. Мы оба знаем причину, нет необходимости объяснять ее дальше. Чонгук насмехается, уголок его губ приподнимается еще больше, затем, медленно, он качает головой. Чонгук не ожидал, что омега будет таким, но не может сказать, что он разочарован. — Может, зайдем внутрь? Я уверен, что многие ищут нас. Тэхен кивает, вытирая пыль с задней части своей мантии, а Чонгук тем временем раздвигает ветви, чтобы пропустить Тэхена, который благодарит его легким движением головы. — Как ты думаешь, что скажут наши стаи, когда увидят нас вместе, мой альфа? — спрашивает Тэхён, идя рядом с ним, нежно касаясь его пальцев, и даже если это может быть совершенно случайным, Чонгук чувствует, что это не так. — Ничего, — отвечает Чонгук, немного запыхавшись. Он пытается дышать ртом, изо всех сил стараясь не дать собеседнику заметить, но близость не помогает, он чувствует запах даже во рту, тяжелый на языке, заполняющий горло невидимыми лепестками цветов. — Я воспользуюсь задней дверью комнаты, в которой я ждал перед выступлением. Чонгук не знает, только ли ему это кажется, или запах Тэхёна действительно настолько силен, не знает, почувствуют ли его другие волки. Возможно, даже если они не появятся вместе, гости все равно узнают. Тэхён ничего не говорит, и, чтобы не делать это слишком очевидным, Чонгук смотрит на него во время прогулки, краем глаза наблюдая за тем, как тот поправляет свободную прядь за ухом, украшенным разными пупырчатыми серьгами. Затем, даже если это принесет больше вреда, чем пользы, Чонгук делает глубокий вдох носом, наполняя его запахом другого. Он хочет, чтобы он исчез, но в то же время не хочет, он хочет продолжать вдыхать его, наполнять им свои легкие, пока не возникнет ощущение, что внутри них выросли цветы. После очередного глубокого вдоха, который застрял в горле, Чонгук произносит. — Почему твой запах такой сильный? Это сводит меня с ума. Тэхён замирает на месте и смотрит на него с удивленным выражением лица, точно не ожидая такого вопроса. — Я... я не знаю, — шепотом отвечает Тэхён, поднимая руку к шее, где находится его обонятельная железа. Чонгук понимает, что если он прикрывает кожу рукой, это не значит, что он блокирует запах. Чонгук также знает, что волки не могут говорить о запахах, если они не находятся рядом друг с другом, независимо от того, насколько сильно запах влияет на вас или вызывает отвращение. Запахи - это нечто интимное, и разговор о чужом запахе без близости может быть воспринят как оскорбление, даже если сказанное не было плохим. Он знает это, с детства приучен не комментировать чей-то запах, но впервые он не мог остановиться, не мог контролировать свой язык. — Я искренне сожалею о том, что сказал, моя омега, — говорит Чонгук, склонив голову, сцепив руки перед собой, готовый в случае необходимости встать на колени. —Пожалуйста, простите мне отсутствие манер и мою неподобающую манеру говорить. Из всего того, что мог бы сделать Тэхен, это протянуть руку и осторожно приподнять голову Чонгука двумя пальцами под подбородком. На губах Тэхёна играет искренняя улыбка, серебряная прядь падает на глаза, и на секунду Чонгуку кажется, что он действительно хочет увидеть его волчью форму, узнать, такого ли оттенка его шерсть. — Не стоит извиняться, — говорит ему Тэхён, в его голосе звучит нежность, которая стирает все переживания Чонгука по поводу того, что он заговорил о своем запахе. —Твой запах действует на меня так же, но у меня не хватало смелости сказать об этом. Я очень рад, что и на тебя он действует так же. Чонгук, потеряв дар речи, просто кивает, желая, чтобы теплые пальцы не покидали его кожу, но они покидают, и тогда Тэхён снова заговаривает. — Мне нужно вернуться в дом, я слишком долго скучал. Не уходи, пожалуйста, — хочет сказать Чонгук, но слова застревают в горле. — Увидимся позже, мой альфа, — шепчет Тэхён и, развернувшись, уходит. Чонгук смотрит вслед омеге, пока тот не исчезает, пока в садах не остается только он, это именно то, чего он хотел. Хотя сейчас он просто хочет, чтобы запах Тэхёна был рядом с ним, наполнял все его тело, чтобы цветы распускались по всему телу, чтобы его пальцы нежно касались его кожи, согревая ее.***
Как только Чонгук возвращается в дом, по меньшей мере четверо слуг набрасываются на него с расстроенным выражением лица и видом, будто они в любой момент могут потерять сознание. — Альфа Чонгук! — восклицает одна из них, когда ее взгляд останавливается на нем. — Мы искали вас! Нам нужно спешить! Чонгук следует за ними, даже не жалуясь, он знает, что это будет напрасно, и если понадобится, они даже смогут затащить его обратно в зал торжеств. К счастью, они заставляют его войти не через главный вход, а через одну из задних дверей, тихо, стараясь не привлекать ничьего внимания. Когда слуга закрывает дверь за его спиной, Чонгук втягивается в толпу; он видит своих родителей, разговаривающих с кем-то на другом конце зала, и медленно идет к ним, приветствуя в ответ гостей, которые его встречают. Только когда Чонгук почти дошел до своих родителей, он понял, что они разговаривают с родителями Тэхёна, оба сына рядом с ними. Чонгук делает глубокий вдох, все запахи смешиваются, но, как он и ожидал, аромат Тэхёна превосходит все остальные. Первой его замечает мать, и даже если она пытается это скрыть, Чонгук видит, что она чувствует облегчение: наверняка слуга сообщил ей, что он пропал, и его нигде нет. Чонгук извиняюще улыбается ей, а затем длинным шагом преодолевает расстояние. — Добрый вечер, — приветствует всех Чонгук, склонив голову; он старается, чтобы его взгляд не задерживался на Тэхёне дольше нескольких секунд, чтобы не вызвать никаких подозрений, но это нелегко, совсем нелегко. — Добрый вечер тебе, альфа Чонгук, —приветствует его отец Тэхёна, на его губах играет добрая улыбка. — Твое выступление, как и выступление твоего брата, было поистине потрясающим. Чонгук снова склоняет голову в знак благодарности. — Я рад, что вы оценили это, альфа-лидер. Спасибо за ваши слова. Альфа похлопывает его по плечу, а затем жестом указывает на своего старшего сына. — Это мой сын, Юнги. Чонгук смотрит в глаза собеседнику, выдерживая его взгляд, затем, спустя несколько секунд, оба опускают головы. — Рад познакомиться с тобой. Надеюсь, мы поладим, — говорит Чонгук другому альфе; даже если это может показаться просто любезностью, он на самом деле имеет в виду то, что сказал. Этот альфа будет приятелем и мужем Чимина, он не хочет, чтобы они были как чужие. — Взаимно. Отец Тэхёна усмехается, а затем, наконец, жестом указывает на самого Тэхёна. — А это твой будущий супруг, Тэхён. Чонгуку приходится приложить всю силу воли, чтобы не улыбнуться и не сказать что-нибудь, что могло бы выдать их совместное пребывание в саду всего несколько минут назад. Не сказать, что он уже знает имя другого, что его запах сводит его с ума, как никогда раньше. Чонгук не знает, старая ли это традиция или просто так принято, но когда будущие супруги встречаются впервые, один из них должен встать на колени и выразить свое уважение; неважно, кто это делает, но обычно это всегда тот, кто ниже по рангу. Не успел Тэхён это сделать, как Чонгук уже стоит на коленях, опустив голову и прижав подбородок к груди. Он не видит лиц остальных, но, конечно, никто не ожидал такого. Чтобы выразить ответное уважение, второй супруг тоже должен встать на колени, а затем оба волка должны подняться вместе. Чонгук закрыл глаза, но как только почувствовал теплое прикосновение к левой щеке, открыл их. Тэхен опустился перед ним на колени, как и положено, но руки, гладящей его по щеке, там быть не должно. — Мой альфа, — шепчет Тэхён, слова предназначены только для них обоих. — Ты должен был позволить мне встать на колени первым. Чонгук медленно качает головой, боясь, что Тэхён уберет руку от его щеки. — Я хочу, чтобы ты знал: несмотря ни на что, я всегда буду уважать тебя, с этого момента и до самой смерти, — шепчет Чонгук в ответ, желая хоть на секунду задержать руку собеседника. Тэхен кивает, на его красных губах появляется крошечная улыбка. — Вставай, пожалуйста. Ни один альфа, такой сильный и могущественный, как ты, не должен стоять на коленях. — Только ради своего будущего супруга, — говорит Чонгук, осторожно поднимая свою руку и беря руку Тэхёна, пальцы которого стали еще теплее. Затем он встает, помогая Тэхену тоже сделать это. Поднявшись, Тэхён склоняет голову, и даже если Чонгук готов сделать все, что угодно, но не отпустить руку другого, он делает это, зная, что они уже сделали гораздо больше, чем должны были сделать. После этого первой заговорила его мать, и Чонгук подумывает о том, чтобы снова встать на колени, чтобы поблагодарить ее за то, что она избавила его от неловкой встречи с родителями и братом Тэхёна. — Может, перейдем к еде? — спрашивает она, хлопая в ладоши. Все быстро соглашаются и уже идут в сторону зала, где на разных столах были расставлены блюда, оставляя Чонгука позади. Но прежде чем Тэхён уходит, Чонгук мягко берет его за запястье, чтобы остановить. Тэхен оборачивается, и даже если нет ничего плохого в том, что они просто разговаривают, кажется, что все взгляды устремлены на них. — Кто-то заметил? — спрашивает Чонгук, слова произносятся шепотом; шумно, но кто-то рядом все равно мог их услышать. Тэхён качает головой, незаметно оглядываясь по сторонам. — Все запахи замаскировали это, но, возможно, это сделал хён, я не уверен. — Он что-то сказал? — Нет, не сказал, но даже если бы заметил, никому бы ничего не сказал. Чонгук выдохнул, радуясь, что меньше всего ему хочется объяснять, почему от него так сильно пахнет Тэхёном. — Встретимся в саду, когда все уснут, —говорит Чонгук ему под нос. Они не могут так встречаться, не тогда, когда только что познакомились официально, но Чонгуку все равно, он хочет узнать Тэхёна получше. Тот, видимо, думает так же, потому что быстро кивает, улыбаясь ему. Чонгук хочет быть ближе к Тэхену, вдыхать его запах, опьяняться им, но не может, поэтому отпускает его запястье и переводит взгляд на брата Тэхёна, Юнги, который ждет его в нескольких шагах сзади. Тэхён сказал ему, что, возможно, его брат заметил, но, взглянув на него, Чонгук уверен, что тот знает, что он почувствовал Чонгука на своем брате. Два альфы обмениваются взглядами, и даже если они короткие, Чонгуку не нужно многого, чтобы понять, что другой передает его глазами. Обидишь его - и ты труп. Чонгук медленно кивает, Юнги подражает ему, и после этого оба брата исчезают в толпе. У него нет и секунды, чтобы расслабиться, потому что как только он поворачивается, чтобы уйти в более тихое место, рядом с ним появляется Чимин, на его губах играет больная улыбка. Чонгук шумно застонал, чем заслужил шлепок по бицепсу от другого. — Ты следил за мамой всего минуту назад, —хнычет Чонгук, ведь сейчас Чимин - последний человек, с которым ему хочется разговаривать. — Неправда, — лжет Чимин, затем берет его за запястье и тащит в менее людную часть зала. — Ты должен мне что-то сказать?" — спрашивает он, и Чонгук уже знает, что не сможет убежать, пока Чимин не получит все ответы, которые хочет. — Что? — переспрашивает Чонгук, и очередной стон готов вырваться из его горла. Чимин ухмыляется еще шире, положив руки на бедра. — Все видели, что ты вытворял, и у тебя даже хватает смелости говорить такое, —укоряет Чимин, подходя к нему еще ближе. — Не заставляй меня силой вытаскивать слова из твоего рта. Чонгук вздыхает, смирившись. — Ради всего святого, — ругается он себе под нос. — Ты ведь знаешь, что я исчез раньше? — начинает Чонгук, оглядываясь по сторонам, он не хочет, чтобы кто-то подслушивал. — Все тебя искали, — говорит Чимин, улыбка исчезает, и Чонгук тут же возвращается к разговору, прежде чем Чимин успевает прочитать ему лекцию. — Я вышел в сад подышать свежим воздухом, здесь полно ароматов, и они начали действовать мне на голову, —объясняет он, полуобманываясь, это не точная причина его исчезновения, но Чимину это и не нужно знать. — Моя омега была там. Мы немного поговорили. При последних словах Чимин чуть не вскрикивает, поднося руку ко рту, вероятно, чтобы не закричать. — Ничего особенного. Мы просто представились друг другу. На самом деле все было не так, но Чимину не нужно знать и этого. Если бы он знал, то беспокоил бы его до конца дней. — Правда? Только это? — спрашивает Чимин, нахмурив брови, он не выглядит по-настоящему убежденным. — Тогда почему твой запах такой странный? Чонгук пожимает плечами. — Я встречал слишком много волков, их запахи прилипли ко мне. — Да, может быть, — отвечает Чимин с задумчивым видом, как будто пытается найти лучшее объяснение. Чонгук не хочет, чтобы собеседник продолжал копаться в себе, не хочет рисковать, раскрывая слишком многое, и поскольку Чимин стоит спиной к комнате, он находит предлог, чтобы уйти. — Кажется, я только что видел, как мама махала мне рукой, чтобы я шел туда, — лжет он сквозь зубы, хотя он даже не видит ее. Чимин оборачивается и осматривает зал. — Где? Я не вижу ее. — Потому что ты маленький, — отвечает Чонгук, и тут же летят слова, брошенные в него, — Чон Чонгук, ты труп! Чонгук хихикает и идет, пока не скрывается от Чимина. Только тогда он облегченно выдыхает. Пока что лучше держать случившееся в секрете.***
В ночь празднования для приглашенной стаи исполняется не только приветственный танец; чтобы выразить благодарность своему будущему супругу, волк из приглашенной стаи должен подарить что-нибудь своему будущему супругу. Обычно альфы дарят меха, сделанные из животных, на которых они лично охотились; омеги же дарят что-то, сделанное своими руками, это может быть ожерелье, браслет или что-то еще, что волк может создать. Чонгук не знает, что собирается подарить ему Тэхён, даже представить себе не может, браслет или ожерелье не похоже на то, что подарил бы другой, поэтому, когда отец объявляет, что пришло время подарков, Чонгук снова начинает нервничать, не так, как перед выступлением, но почти. Первым дарит свой подарок Юнги, который опускается перед Чимином на одно колено и предлагает ему мех, совсем не похожий на все, что Чонгук когда-либо видел. Он белый с более темными полосками, и хотя Чонгук охотник, он впервые видит такой мех и не может понять, от какого животного он происходит. Услышав чей-то вздох, Чонгук обращает внимание на толпу, все смотрят, как Чимин принимает подарок. Кто-то даже прикрывает рот рукой, и Чонгук не понимает, почему, пока его брат не заговорит. — Я не хочу показаться грубым, альфа Юнги, — говорит Чимин, прижимая мех к груди. — Но я хотел бы знать, какое это животное. Юнги встает, на его губах появляется ухмылка. — Ты совсем не груб, моя омега, — отвечает он, медленно, обдумывая слова. — Это белый тигр. Из толпы раздается общий вздох, к которому Чонгук не может не присоединиться. Тигры - священные животные, их никто не убивает и не охотится на них; это считается грехом, приносит несчастье. Тем не менее, альфа не просто убил тигра, он убил белого тигра, животное настолько редкое, что вы будете благословлены, если увидите его один раз в жизни. Чонгук наблюдает, как глаза Чимина становятся все больше, губы разъезжаются, пальцы крепко сжимают мех. Другой человек не верит в такие вещи, но все же он не привык владеть мехом белого тигра. — Ваше выступление было прекрасным, не думаю, что мех может сравниться с ним, даже в малейшей степени, но я надеюсь, что он все равно придется вам по вкусу, —добавляет Юнги, склонив голову, как будто он только что подарил оленя или медведя. Чимин выходит из своего шокированного состояния и судорожно кивает. — Да, мой альфа. Я буду дорожить этим подарком всем сердцем. Альфа улыбается, довольный, и, бросив последний взгляд на Чимина, отходит в сторону, где стоят его родители и Тэхён, единственные в комнате, кто не шокирован подарком Юнги. Чимин делает то же самое, направляясь к Чонгуку, и, оказавшись рядом с ним, подталкивает его, чтобы он шел к центру зала, где несколько минут назад стоял другой. Чонгук медленно идет туда, сердце бьется так быстро, что он боится, что все его услышат. Тэхен ничего не держит в руках, что беспокоит его еще больше, сердце бьется быстрее. Неважно, как сильно он пытается подготовиться к этому, но когда Тэхён поднимает руки к ожерелью на шее, Чонгук почти теряет сознание. Среди множества традиций есть одна, которую должны соблюдать все омеги. С момента представления им дарят ожерелье, которое символизирует их девственность и статус неженатых. Конечно, они должны носить его всегда, даже в кругу семьи; если они этого не делают, это означает, что омега больше не девственница, или что они спарились, или и то, и другое. Если одно из двух верно, а омега не носит ожерелье, то в глазах всех он грешник. Возможно, даже больше, чем тот, кто убивает тигра. Именно поэтому Чонгук наблюдает за ним, затаив дыхание: ведь Тэхён не снимет ожерелье и не отдаст его ему в подарок, верно? Ни один омега не сделает этого, по крайней мере, здравомыслящий. Когда руки Тэхёна переместились за шею, Чонгук понял, что тот снимает ожерелье по-настоящему. В этот момент Чонгук даже не знает, что делать: его тело застыло на месте, возможно, он уже даже не дышит. Между тем, Тэхён выглядит таким спокойным, на его губах улыбка, как будто он не делает что-то совершенно неправильное. У каждого омеги свое ожерелье, по-своему уникальное, ничем не похожее на другое. У Тэхёна простое, но одно из самых красивых, которое Чонгук когда-либо видел. Оно состоит из тонкой золотой цепочки, с которой свисает светло-фиолетовый опал, вокруг него обмотана тонкая золотая нить, соединяющая его с цепочкой; камень большой, не идеальной формы, ловит свет комнаты и меняет цвет при каждом движении. Чонгук не прочь носить его, но не сейчас, не тогда, когда он еще не спарился с Тэхёном. Как только ожерелье отделяется от кожи Тэхёна, все в зале громко ахают, Чонгук бросает взгляд на родителей и видит, что они оба бледны, глаза расширены, рты открыты, что говорит Чонгуку о том, что они тоже не знали об этом. Тэхен делает два шага навстречу, ноги почти соприкасаются, и Чонгук впивается взглядом в его глаза. — Мой подарок для тебя, мой альфа, —говорит Тэхён достаточно громко, чтобы все слышали. Чонгук чуть не зажмуривается, понимая, что правильнее было бы взять ожерелье и надеть его обратно на шею Тэхёна. Он метафорически дарит ему свою девственность, и даже если однажды это действительно произойдет, Чонгук не должен принимать подарок. В то же время, если он этого не сделает, он унизит Тэхёна, это будет означать, что он ему не нужен, что он не хочет, чтобы Тэхён стал его супругом. Чонгук выбирает между двумя вариантами, и даже если, возможно, он выберет неправильный, ему все равно, что кто-то скажет, что это подлый поступок. — Я позабочусь об этом, — говорит Чонгук и опускает голову, чтобы Тэхён легко надел на него ожерелье. Тэхён прижимается к нему ближе, грудью почти вплотную к лицу Чонгука, которому приходится сдерживаться, чтобы не вдохнуть как можно глубже чужого запаха. Тэхен нежно опускает ожерелье ему на шею, теплые пальцы касаются его кожи, закрывая застежку. Как только Тэхён делает шаг назад, Чонгук поднимает голову, цепочка холодная на его коже, тяжелая, как камень, прижата к груди. — Как я выгляжу? — спрашивает Чонгук, он не часто носит ожерелья, поэтому ему потребуется время, чтобы привыкнуть видеть себя с ним. — Прекрасно, мой альфа, — отвечает Тэхён, на его щеках появляется слабый румянец. Чонгук не может даже представить, что чувствует другой, каково это - видеть, как кто-то носит твое ожерелье, еще не став твоим супругом. Чонгук надеется, что это хорошее зрелище, в любом случае. — Спасибо, — шепчет Чонгук, убирая одну из прядей Тэхёна с лица. — Я буду вечно благодарен за этот подарок. Тэхён улыбается, широко, и автоматически Чонгук тоже улыбается. — Ты должен пообещать мне, что никогда не снимешь его, — говорит Тэхён под вздох. — Обещаю. Тэхён кивает, а затем целует его в щеку; это нежно, рука на его плече, чтобы опереться на него, и губы, словно шелк, прижимаются к его коже. Неосознанно рука Чонгука ложится на бедро Тэхёна, чтобы поддержать его; инстинкты альфы просят его усилить хватку, чтобы действительно почувствовать плоть Тэхёна под своими пальцами, но Чонгук не сдается, он сильнее своего волка, он не позволит своим инстинктам взять верх. Прикосновение остается лишь прикосновением, нежным, почти не ощутимым, он убирает руку, как только Тэхён убирает свою с его плеча. Тот улыбается ему, застенчиво, розовея щеками, и Чонгук не может удержаться от мысли, что ему нравится вид взволнованного Тэхёна, и надеется, что это не в последний раз. — Увидимся позже, — шепчет Чонгук очень тихо, они не могут рисковать, что кто-то узнает. Тэхён кивает, делая шаг назад. — Когда на траве появится роса, — говорит он ему. — Роса на траве, — повторяет Чонгук и тоже кивает. Затем Тэхён разворачивается и идет к своим родителям; Чонгук смотрит ему вслед и гадает, повезло ли ему, что Тэхён станет его второй половинкой, или он проклят, потому что, без сомнения, Тэхен сведет его с ума.***
После того, как подарки вручены, все гости накормлены и напоены досыта, они, наконец, начинают расходиться, опустошая зал, и Чонгук, воспользовавшись предлогом, что устал, уходит в свои комнаты. Мама целует его в щеку, на ее нежном лице появляется улыбка. Чонгук почти чувствует себя виноватым, что солгал ей, но потом он смотрит на Тэхёна, разговаривающего со своим братом, и чувство вины исчезает. Бросив последний взгляд в сторону омеги, он уходит, и вздох вырывается из его губ, когда он оказывается в тихом коридоре. Он все еще не может поверить, что Тэхён подарил ему ожерелье, он не мог представить себе такого даже в самых смелых мечтах. Возможно, с этого момента Тэхён будет известен как омега, подаривший ожерелье своему будущему супругу, поэтому Чонгук надеется, что не получит из-за этого обратную реакцию, хотя это и глупо. Всегда найдутся консервативные и традиционные волки, которые будут комментировать такие поступки с чистой ненавистью, просто потому что они слишком замкнуты, чтобы понять, что не все должны следовать традициям. Чонгук снова вздыхает, цепь все еще холодная на его коже, и даже если это всего лишь его разум играет с ним, Чонгук чувствует запах Тэхена, исходящий от камня, пусть и слабый. Затем он закрывает глаза, останавливает шаг посреди коридора и думает, что, возможно, он не совсем солгал. Наверное, он очень устал, если думает, что чувствует запах Тэхёна, исходящий от камня. Однако, оказавшись в своей спальне, он понимает, что не может заснуть, даже задремать, потому что рискует проспать и оставить Тэхёна в садах ждать его, а этого Чонгук хочет меньше всего, он предпочел бы умереть, чем причинить Тэхёну такую боль. Медленно, так как до росы на траве еще есть время, он раздевается и принимает долгую горячую ванну, чтобы снять боль с мышц, отключив на время мозг. Только когда вода остыла, и он уже не чувствует пальцев, Чонгук выходит из ванны, надев что-то более удобное и абсолютно черное, чтобы темнота ночи легко скрыла его. Выйдя из ванной, его взгляд падает на кровать; как обычно, на ней лежит один из многих мехов, сделанных из животных, на которых Чонгук охотился в течение многих лет. Это медведь, большой, с темным густым мехом, один из его любимых, может быть, самый любимый из всех, и хотя у него нет мехов из редких животных, он все равно решает набросить его на плечи, зная, что когда он вернется в спальню, его на них уже не будет. Бросив последний взгляд на ожерелье через зеркало, Чонгук уходит, как можно тише. Как он и думал, в этот час ночи никто еще не спит, кроме нескольких слуг, убирающих зал, где проходил праздник, и еще нескольких волков, но, прожив двадцать лет во дворце, он знает, как избежать каждого из них. Чонгук больше беспокоится о Тэхёне, который не знает дворца и в то же время, стараясь, чтобы его никто не видел, должен найти верный путь к садам. Однако его беспокойство бессмысленно, потому что, к его удивлению, как только Чонгук выходит на улицу и направляет свой взор к плакучей иве, Тэхён уже там, его серебряные волосы отражают свет луны. Чонгук быстро подходит к дереву и быстрым шагом пробирается под его длинные ветви. — Прости, что заставил тебя ждать, —говорит он Тэхёну, садясь рядом с ним и прислоняясь спиной к стволу. Тэхён качает головой, улыбаясь. — Я тоже только что пришёл. Мне пришлось ждать, пока мой брат окончательно заснет. Тэхён тоже переоделся в темную одежду, на его плечи накинут небольшой черный мех, но, похоже, он недостаточно хорошо сохраняет тепло, так как кажется, что он пытается остановить стук зубов. Осторожно Чонгук снимает с его плеч свою и бережно кладет ее на плечи другого. — Мой альфа! —Тэхён шепчет и кричит, руки летят к меху, чтобы вернуть его, но Чонгук не дает ему этого сделать. — Ты замерзнешь, — говорит ему Тэхён, и на его губах появляется нечто похожее на легкое недовольство. Чонгук улыбается, тронутый заботой Тэхена. — Я в порядке, у меня плотная одежда, и я привык к такой холодной и влажной погоде. Тэхен не выглядит полностью убежденным, изучает его, пока не убедится, что Чонгук не дрожит и не подает других признаков того, что ему холодно. Только после этого он кивает, опустив руки на колени. — Спасибо, мой альфа. Это действительно прекрасный и теплый мех, — комментирует Тэхён, чем заставляет Чонгука гордиться собой. — Надеюсь, ты тоже будешь спать с ним. И мечтать обо мне, — промурлыкал Чонгук, пожалев о своих словах через секунду после их произнесения. Тэхен смеется, и Чонгук чувствует, как его щеки становятся теплыми, но надеется, что в темноте не видно, что он покраснел. — Обязательно, мой альфа, — говорит Тэхён, заправляя за ухо выбившуюся прядь. Чонгук вздыхает и задается вопросом, не делает ли Тэхён это специально, не называет ли он его "мой альфа", потому что заметил, как Чонгук на это реагирует, не трогает ли он так деликатно свои волосы, потому что заметил, как Чонгук на них смотрит. Чонгук действительно не знает, но, возможно, это потому, что они только что встретились, может быть, через некоторое время он не будет обращать внимания на такие вещи. — Я хотел извиниться, — говорит Тэхён, не глядя на него, играя с травой по бокам от него. — Я не должен был дарить тебе свое ожерелье. Я даже представить себе не могу, как сильно я тебя смутил. Мне очень, очень жаль, я не знаю, что пришло мне в голову, это было очень глупо... — Тэхён, — говорит Чонгук, не давая ему заговориться еще больше. Тэхён смотрит на него, губы раздвинуты, слова замирают на языке. — Ты не глупый, пожалуйста, никогда не считай себя таким, — говорит ему Чонгук, интересуясь, что говорили ему родители, когда они были одни, не очень хорошие и ободряющие слова, если Тэхён извинялся. — Тебе не нужно извиняться, потому что меня это ничуть не смутило, даже на секунду. Для меня большая честь, что ты решил подарить мне свое ожерелье, что ты так обнажил себя. Ты был очень смелым, поэтому ты даже не должен думать, что тебе нужно извиняться, что бы тебе ни говорили другие. Тэхён кивает, глядя на свои руки, которые теперь возились с подолом мехового платья. — Мои родители так рассердились, но в тот момент я почувствовал, что это единственный правильный подарок, который я могу тебе сделать, — шепчет он, и Чонгук ненавидит его тон голоса, чувствует вину, которую на него возложили родители. — Так и есть, моя омега. Я буду носить его с гордостью каждый день, показывая всем, как я счастлив, что ты подарил его мне. Тэхён оглядывается на него, на его губах появляется крошечная улыбка, и он шепчет "спасибо". На какое-то время Чонгук хочет заговорить, чтобы лучше узнать Тэхена, но молчит, давая Тэхёну время понять, что в его поступке нет ничего плохого, что если это был правильный подарок для него, то так оно и есть, даже если другие говорят обратное. — Вообще-то, — говорит Тэхён под вздох через некоторое время, возвращая внимание Чонгука к себе. — Подарок, который я приготовил, был другим, — говорит он, а затем Чонгук наблюдает, как он подносит руки к волосам и развязывает их, позволяя длинным прядям упасть на плечи. Чонгук не может удержаться от мысли, что ему нравится контраст между цветом его волос и черным мехом. — Это был подарок, который я хотел сделать тебе перед тем, как прийти сюда, — говорит он ему, показывая фиолетовую веревку, ту самую, которой он завязывал свои волосы. Тэхен берет его руку, кладет ее себе на колени и завязывает шнурок вокруг запястья, обматывая его два раза. —После встречи с тобой я понял, что это не может быть подходящим подарком, даже если бы я думал, что это так. — Этого было бы достаточно, — успокаивает его Чонгук, собираясь убрать руку, но Тэхен останавливает его, возвращая ее на место. — Может быть, для тебя, но не для меня. Чонгук смотрит на шнурок на своем запястье. Ничего особенного, но то, что он принадлежит Тэхёну, делает его достаточным для него; он был бы рад любой, даже самой незначительной вещи, поэтому получить в подарок его ожерелье значит для него очень многое. Это значит, что Тэхён доверяет ему свое будущее, он действительно хочет, чтобы у них все получилось, чтобы они были вместе по-настоящему, а не потому, что так надо. Даже если они близки, и Чонгук уже вдыхает запах Тэхёна, он чувствует, как он разгорается, становится сильнее с каждой секундой, и Чонгук не знает, что делать, только знает, что его собственный организм реагирует на него, что он тоже разгорается. Тэхен прочищает горло, а затем говорит. — Я не говорил тебе раньше, но я знаю, почему наши запахи так реагируют друг на друга и почему они такие сильные. Тэхен не должен говорить об этом, они не могут говорить о запахах друг друга, но не похоже, что другого это волнует, поэтому Чонгука тоже. В конце концов, они вообще не должны быть здесь, и все же. — Наши волки уже приняли друг друга в тот момент, когда ты сверкнул на меня своими альфа-глазами. Мой волк знал, что ты тот самый, как и твой. Чонгук знает, что Тэхен не договаривает, поэтому делает это за него. — Ты намекаешь на то, что нам суждено быть истинными? Тэхён не сразу отвечает, как будто не уверен, что хотел сказать именно это, но это единственное объяснение. — Я даже не знаю, существуют ли они, но если да, то, возможно, да. Чонгук не знает, верит ли он в предначертанных супругов, до сих пор это понятие было так далеко от него, от того факта, что однажды он бы спарился с кем-то, потому что должен был, а не потому что любил, всегда заставляло его думать, что он не может верить в предначертанных супругов, потому что если бы он верил, то надеялся бы встретить своего, однажды. Он бы обманул и причинил себе боль. — Моя бабушка говорила, что если они существуют и ты нашел своего, то ты просто знаешь, — шепчет Тэхён, глядя перед собой на длинные ветви, слегка шевелящиеся от слабого ветра. —Достаточно одного взгляда. — У нее был свой предначертанный? —спрашивает Чонгук; обычно никто не говорит о сужденой паре, многие не верят в нее, а кто верит, хранит ее для себя. Тэхён вздыхает, возвращаясь взглядом к Чонгуку, который не переставал смотреть на него. — Она никогда не говорила мне, но я не думаю, что ее дедушка был предначертанным, возможно, она встретила кого-то другого до свадьбы. — Ты веришь в них? Тэхён не сразу отвечает на его вопрос, но Чонгук понимает: трудно сказать, что веришь, трудно объяснить детенышам, что такое настоящая любовь, но в конце концов это всего лишь сказки, плод воображения. — Я не знаю, но если я полюблю тебя, то хочу, чтобы это случилось из-за меня самого, а не потому, что мы могли бы быть предназначены друг другу, — отвечает Тэхён, произнося совсем не те слова, которые ожидал услышать Чонгук. Тэхён говорит о любви, о том, чего, по мнению Чонгука, он никогда не испытывал, о чувстве, похороненном глубоко в его сердцевине и оставленном там забытым. — Я тоже этого хочу. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя счастливым и любимым, моя омега, — шепчет Чонгук, неуверенно, он не знает, как любить, но он хочет этого, он хочет, чтобы Тэхён чувствовал себя любимым, чтобы он был счастлив, когда они вместе, чтобы он любил его в ответ. — Ты тоже, мой альфа, каждый заслуживает счастья и любви. После слов Тэхёна оба на некоторое время замолчали. Чонгук не уверен, верит ли он в судьбу, это не то, во что можно так легко поверить, ведь он прожил двадцать лет и ни разу не подумал, что они могут быть реальными. Может быть, это действительно так, их волкам суждено быть вместе, их души разделены надвое и помещены в разные тела, Чонгук не может знать, никогда не узнает, потому что никто не придет к нему и не скажет, что Тэхён - его истинная пара; а может быть, это не так, их волки просто очень совместимы друг с другом, но даже если так, не значит ли это, что в каком-то смысле их волки связаны? Не значит ли это, что они созданы друг для друга? Чонгук не знает и, возможно, никогда не узнает. Чонгук делает глубокий вдох; запах Тэхёна все еще настолько силен, что до сих пор забивает нос и горло цветами. — Мы должны вернуться в дом, температура падает очень быстро. Может быть, через некоторое время даже начнется снег. После кивка Тэхена Чонгук встает, помогая другому. Они не уходят из-под дерева, понимая, что им нужно попрощаться именно там, они не могут рисковать, находясь вместе во дворце. — Спи спокойно, моя омега, — шепчет Чонгук, не сводя глаз с собеседника. Темно, но он ясно видит, какие яркие глаза у Тэхёна, какие они красивые. — Твой ароматный мех поможет мне в этом, мой альфа, — говорит Тэхён под нос, а затем целует его в щеку, нежно, всегда так нежно, как в зале во время празднования; губы касаются его кожи, почти не касаясь ее. Чонгук вместо этого заправляет серебристую прядь за волосы, мечтая погладить волосы Тэхёна, почувствовать их мягкость. Однажды ты это сделаешь, — говорит он себе. Тэхён улыбается ему, а его пальцы касаются ожерелья на шее Чонгука. Пальцы касаются камня, и он уходит, ветви смыкаются за его спиной, унося с собой крошечный кусочек сердца Чонгука. Чонгук не возражает, он знает, что однажды, независимо от того, что они могут стать родными людьми, Тэхён будет держать все его сердце в своих руках, нежно, всегда так нежно, как и его поцелуи.