в мире, где для меня ничего нет
в мире, где мне никто не был рад
видишь, как медленно
гаснет здесь свет
это мой самый красивый закат
Мы ехали долго, и практически всё время, которое мы находились в пути, я наблюдал за сменяющимися видами из окна нашей машины, держа в ладони его тёплую руку. У Арсения всегда они очень тёплые. И неправда, что он водит машину обеими руками. Точнее, как неправда — он всё ещё будет делать так, когда мы едем при посторонних, но если мы находимся наедине — обязательно первый возьмёт мою ладонь, поглаживая её большим пальцем и по привычке кротко целуя. Но то, что он всегда сосредоточен во время движения — не отнять. Даже порой не смотрит на меня, только сильнее сжимает руку на резких поворотах. Из лёгкой дремоты сознания выдёргивает его голос: — Приехали, Антон. Он говорил про это место всю весну. Рассказывал про него, как про что-то волшебное и нереальное, хотя это всего напросто поле, да колосья, чего тут может быть необычного? Но я привык к этому, и возможно, не так буйно реагировал на эти рассказы, в отличие от Арсения: каждый раз в его глазах зажигался ещё один маленький огонёк, то ли тоски по прошлому, то ли из-за осознания того, что былые встречи, разговоры, места, которые были для нас самими трепетными и волнующими, уже никогда не станут такими вновь, даже если ты повернёшь время вспять. Но Арсений не из тех, кто жалел о подобном, но и забывать многое не хотел.***
— А на этой фотографии мы с сестрой в нашем любимом месте. Часто катались туда на велосипедах, когда совсем мелкие были, а постарше когда я стал, всего один раз были, и то случайно. Ты бы знал, какая там вкусная земляника растёт — мы набирали с собой целые плошки, а дома ели её с молоком — самое вкусное, что я за жизнь ел, а ведь помнём ещё всю по дороге, но от этого как будто бы вкус делался ещё более насыщенным. А цветов там сколько разных, Антош. Сестра часто венки плела, ещё меня потом в них нарядит, да я и не прочь был в такой-то красоте ходить по нашим тропинкам, эх, сейчас было бы такое классное фото для инстаграма! А воздух там такой, чистый-чистый: нигде такого воздуха нет. Его вдохнёшь, полной грудью, а в нём вся жизнь чувствуется. Разум освобождается от всего, а ноги подгибаются. Падаешь на мягкую траву, щекотно, и думаешь — вот оно. Родное там всё. Сейчас сам понимаешь, такого мало, где найти можно. Бетон один, да дома высоченные, так что неба из-за них не видно. Искусственное это всё. О, кстати, знаешь что было там самое удивительное...?***
Я вышел из машины, разминая затёкшие ноги, ступая на заросшую зелёной травой лужайку. Был небольшой ветер, что оказалось даже на руку: в машине оборудован кондиционер, а прохладные потоки ветра ласкали, забираясь под длинную белую рубашку. Вдохнув, я ощутил то самое чувство, о котором говорил Арсений — мысли перестали идти сплошным монотонным текстом, а как будто вовсе покинули мою голову, оставляя после себя ту самую пустоту, которую и заполнять не особо хочется. Солнце хоть и заходило, но до сих пор припекало, может быть именно поэтому Арс решил повезти нас под вечер, ещё и настоял на этом времени, не желая рассматривать вариант приехать с утра пораньше. Оглядываюсь, ища его глазами, и утыкаюсь в тёмную макушку. Ноги сами ведут меня к нему, и прислонившись всем телом к такому родному, в груди замирает. В забитом съёмками графиком, вечными переездами и перелетами из-за концертов и „выученного наизусть” рейса Москва-Питер, я стоял так близко к нему, утыкаясь прямо в отросшие гладкие пряди на затылке, выхватывая у нас обоих этот маленький, короткий миг спокойствия. Он не соврал, действительно красиво: перед нами открылся нескончаемый, словно бесконечный луг, наполненный своей маленькой и тихой жизнью: колосья пшеницы качались из стороны в сторону, а те самые полевые цветы яркими пятнами расстилались на горизонте. Казалось, будто бы это место так и не менялось: прошло так много времени, столько воды утекло с тех пор, а оно всё такое же неизменчивое. Наверное, в жизни должны быть и такие вещи — постоянные, в которых ты будешь уверен, и которые, несмотря на твою нынешнюю жизнь, примут тебя с открытыми объятиями, уберегут от всех тревог. Нам всем иногда нужно такое место, чтобы убежать либо от реальности, либо от самого себя же.мои мысли давно растворились
и душа потерялась в тумане
мы смеяться и летать разучились
и не знаем, что теперь будет с нами
Я вздохнул, подумав про себя, что никогда мне не было ещё настолько спокойно. Даже все вместе взятые фандомные рассуждения на тему моей усталости не идут ни в какое сравнение с реальным положением дел. Я всегда куда-то бегу, вечно занят, что даже не могу толком уделить внимание своему партнёру, не говоря о том, чтобы и вовсе закрыть глаза и полежать хотя бы день в сплошной тишине, прикрываясь лишь на то, чтобы перевернуть подушку холодной стороной к себе. А здесь как будто бы другая жизнь, как пойманный стоп-кадр какого-то неизвестного мне фильма. И в данный момент, я был рад исполнить его главную роль. Оторвавшись от созерцания горизонта, я перевёл взгляд на Арсения. Ресницы подрагивали от моего дыхания, а тело мурашками реагировало на переодичное поступление тёплого воздуха в зону шеи и ключиц. Каждый раз ловлю себя на мысли о том, что залипаю на него точно так же, как на весь этот огромный, красивый вид. Арсений — отдельный прекрасный мир, который постепенно проводит мне свои пути и новые дороги. И даже непонятно, от чего сейчас я дурнею больше — от окружения или от любимого человека рядом. Обхватываю талию двумя руками и прижимаю к себе. Тёплый. Носом ещё больше зарываюсь в волосы и разрешаю себе маленькую слабость, коснувшись губами оголенной кожи, усыпанной родинками. Веду дальше, мазнув носом по щеке, соприкасаюсь со слегка суховатыми губами. Арсений лениво отвечает, но большего и не надо — мы наконец-то можем не торопиться жить и чувствовать друг друга. Смеётся прямо мне в губы, но до сих пор не углубляет его, как это бывает обычно в перерывах между съёмками. Тогда нами правит страсть и обоюдное вожделение: снова заведём друг друга на сцене и носимся со стояками по всему Главкино, позже оправдываясь перед Стасом за излишне помятый вид. А сейчас этого не надо. Такой момент, когда хочется просто отдать Арсению всю свою любовь, получая взамен не меньше.запах лета и лучшие годы
убивают изнутри ежедневно,
когда солнце и небо проснется
мы сюда опять вернёмся, наверное
Чувствую, как его руки перехватывают мои, разворачивая и закутывая в ответные объятия. Шепчу на ушко очередное признание, и думаю про то, что если бы у меня была возможность остановить время, так бы и стоял с ним здесь: посреди поля, только вдвоём. Спустя несколько секунд прерываюсь и целую его в уголки губ. — Пойдём, — Арсений перехватывает мой мизинчик, осторожно спускаясь к тропинке между колосьев. Я в свою очередь стараюсь не наступать ему на ноги, и не отставать от любимого. Я так люблю быть ведомым тобой.время только ломает и рушит
почему сейчас листья не пахнут?
смех из детства согреет мне душу
смирись, вчера было лучше,
чем завтра
Вспоминаю, как у нас всё только-только начиналось, ещё в самом начале. Как я любил смотреть Арсению в глаза тем самым моим знаменитым томным взглядом. Как прижимал его к себе ближе, успокаивая, как он приносил мне маленькие шоколадочки с милыми записками. Как однажды, когда он только первый раз пришёл ко мне, его поцарапал Люк, а я бережно обрабатывал ранку на пальце. Помню, я уснул у него на коленях во время дурацких съемок какого-то шоу, и после этого нас стали рассаживать. Или после того раза, когда весь выпуск я нагло игнорировал его личное пространство, спихнув в угол дивана, заняв всю остальную его часть. Или как тогда в "Студии Союз" — он буквально сгреб меня в объятия. Стас тогда ещё ворчал на нас, ибо порезать программу у него не получилось, как сильно он не пытался. Иногда мне кажется, что на свете нет ни одного человека, способного на такую любовь, и что я полюбил бы его в каждой параллельной реальности, будь их сотня, тысяча или даже целый миллиард. Абсолютно в каждой.***
— Так что же, Арс? — Закаты. Я не знаю почему, но именно там самые красивые закаты. Как будто бы призраки умерших художников разрисовывают огромное голубое полотно всей своей палитрой красок. Когда смотришь на них, душа замирает, а сердце сильнее стучать начинает. И ты живым себя чувствуешь. Снова как будто бы ребенком стал: радоваться не разучился и все ново, всё интересно. Мама и папа — лучшие люди, готовые в любую минуту спасти тебя от монстров под твоей кроватью. И в мире всё делится на чёрное и белое. Проблем нет, ты просто не думаешь о них. Тебе не важны цены в магазинах, или сколько рублей тебе надо накопить на отпуск, чтобы раз в год съездить в другую страну на неделю. Голова чистая, есть только этот момент. И сердце не болит, и тревога отступает. И снова живой. — Ты так давно там не был... — Я знаю. Но жизнь, помимо взросления, подарила мне того, с кем я могу разделить все это.***
— Ты был прав. Лучи солнца розовели, окутывая пространство в приятный, персиково-розовый оттенок. Облака плыли по небу, отблескивали, менялись, переплетались, воссоздавали самый настоящий шедевр искусства. Я даже пожалел, что я не художник — захотелось поставить мольберт, разложить этюдник и запечатлеть на холсте точь-в-точь всё то, что сейчас вижу своими глазами. Наши пальцы переплетены, передавая тепло друг другу. Рубашка развевается на легеньком ветре, а небрежные кудри немного щекочут лицо. Дыхание приятно опаляет кожу и горячее, согревающее чувство разливалось по телу, проникая в каждую его клеточку.ты готова, держись, мы взлетаем
в этом мире мы медленно таем
не могу жить больше
прошлым и ложью
но, ничего, мы все еще сможем
Мы долго там стояли, и за всё время не проронили ни слова. Но в этом молчании было сказано гораздо больше, чем в широких монологах. Негласное признание в любви. Негласное признание того, что именно ты делаешь меня по-настоящему живым.* * *
На обратном пути я решил повести машину, чтобы Арсений имел возможность лечь на заднее сиденье и проспать всю нашу дорогу обратно до дома. Временами поглядывая в зеркало заднего вида, наблюдал его счастливую, умиротворённую улыбку. Мы остановились перед заправкой всего на пару минут, и пока Арсений расправлялся с рабочей частью, я отпивал предварительно взятый с собой кофе из небольшого термоса, разглядывая нашу новую совместную фотографию на полароид и сделанную Арсением там же, подпись.
И мы обязательно вернемся сюда ещё раз.