Спасти весну или Хитрые цветы

***

1. Утро началось с предвкушения! Распахнув окно, Тафал шумно и с удовольствием вдохнула весенний запах: смесь моря, цветов и, наконец-то, теплого ветерка! Из пейзажа за окном ушли холодные краски, синева моря стала приветливой, в небе кружил большой рух, и солнце просвечивало сквозь его крылья радугой. Начала цвести сиреневым огнем глициния. Скоро лето! И скоро праздник Эхар, весны! Круглая комната с резной деревянной мебелью осветилась весёлым майским солнцем. Смуглая и с рыже-каштановой гривой хозяйка скинула ночнушку, изобразила зарядку, наспех кинула покрывало на кровать и стала натягивать зеленое платье с капюшоном, задумчиво теребя шнуровку и одновременно рассматривая то, что висело в углу на вешалке под серым полотном. Снизу из-под полотна поблескивали бронзовые бусинки и звездочки. Тафал улыбнулась и, наспех расчесавшись, выскочила за дверь. Улицы городка Эйом-Урта, «Розы морей» посвежели, даже желтое покрытие дорог казалось ярче, а дворы и гладкие белые дома-трапеции разукрасились цветущими деревьями и кустарниками. Позади белела на фоне неба тонкая башня Сиу Платейа, «Связи звездного пути». Мимо с визгом пробежала стайка детей. Остановившись с ними на переходе, Тафал, как и дети, подивилась огромному гишу, которые тянул закрытую повозку со степенным выражением длинной морды. Серый, гривастый и клыкастый редкий зверь и взглядом не удостоил их, клацая когтями по дороге и удаляясь с повозкой за поворотом. В пункте доставки Тафал довольно вцепилась в свой заказ: широкий бронзовый пояс из наборных пластин. Он подтянет её талию и здорово украсит костюм. Ну, если можно его так назвать… Может, накинуть сверху покрывало? Пока девушка думала, в комнатку забежала Рена, бледная блондинка, чмокнула Тафал в щеку и попросила свой сверток, где струилось что-то черно-золотое. — Определилась? — присмотрелась Тафал. — Будешь королевой горных бабочек? — Да, обтяну корсаж и крылья этой тканью, будет здорово и не мрачно! А у тебя готово? Зеленые глаза Тафал заблестели, она смущенно-дерзко ответила: — Готово! Уйма работы, исколола себе решительно всё, зато наряд получился точно, как у древних жриц Дня. Немного стесняюсь, конечно. Но у жриц Ночи одеяние было совсем… — Не стесняйся, — подмигнула Рена. — Все будут только восхищаться. И наши парни обещали выступить. Несмотря на смуглость, Тафал краснела довольно заметно. Вот и сейчас… — Не буду. Праздник так же в 14ый день Лазури? Най Алийский также устраивает? — Ага. Но Най с женой уехали же на острова, праздник проводит кто-то другой. Ой, я побежала. Спасибо. — Пока, — помахала рукой Тафал, но неловкое, сырое чувство вдруг упало ей на сердце. 2. Вечером море нежно мерцало фиолетовой гладью воды под огромной перевернутой чашей сиренево-голубого неба. Садящееся солнце осталось бледно-золотистым. Тафал гуляла вдоль прибоя, то пальцами ног разгребая песок, то окуная руки и ноги в еще прохладную соленую воду. Девушка посмотрела вверх, с минуту любуясь космической пустотой неба. Потом повернулась к степи, что простиралась за городом. Там сейчас буйно цвели травы, но и мрачно серел бетонный прямоугольник. Он торчал посреди этой красоты, как нехорошее предчувствие в голове у Тафал. — Привет, — окликнул её мужской голос. Девушка моргнула и только сейчас заметила группу парней, пришедших храбро проверить температуру воды. И сердце чуть подпрыгнуло, потому что она их узнала. С ней поздоровался Миэл, голубоглазый воин — биэтс, тоже рыже-каштановый, но бледный. Танан и Амекран разрисовывали ей свежекупленную комнату, а четвертым к ним, на ходу снимая желтую рубашку, подошёл Адиль. Высокий, золотисто-смуглый, гибкий, чьи темные кудри часто падали на огромные карие глаза, Адиль был славным парнем, но и знал, как часто им любуются. — Здравствуй, Тафал, — он плавно подошёл и пожал ей руку. Её ладонь чуть запылала, но глаз она не отвела. — Добрый вечер, ребята, — «Не тереби юбку!» — Купаться пришли? Кстати, идете на Эхар? — Да, — Адиль пожал плечами. — Но мы остались без соревнования боевых танцоров. Миэл вообще идти отговаривает. «Ренины новости… И оторвись от его плеч!» Миэл, зашедший было в море по колено, вышел, взлохматил волосы и, положив палец на чуть полные и бледные губы, сказал: — А я знаю нового распорядителя. Амалу работал с Наем, но фантазия у него не та. Тафал снова огорчилась. Най был музыкантом, а праздник весны превратил из неуклюжего сельского чаепития в настоящий день искусств, на который стали приезжать из соседних городков. Ярмарка мастеров, цветоводов и выступления музыкантов и танцоров были прекрасны, а чистота и безопасность — почти идеальны. И только Тафал решилась прийти выступить на женских Лунных танцах, как «чернокудрый пантер» уехал! — А почему отменили ваши Солнечные танцы? Все девушки города расстроятся! — Тафал покраснела от собственного огорчения. Ведь прекрасные, в лучах солнца мужчины на фоне неба и опадающих лепестков были такой шикарной картиной! — Не знаем, — протянул растянувшийся на песке широкоплечий и с соломенными волосами Танан. — Говорит, что все танцы лучше перенести на вечер, что-то там переделать. Ужин какой-то, гости. — И танцы, и ужин, и гости, — Тафал нахмурилась. — Обед же был всегда днем. — У нас уже всё было готово, — Адиль запустил пальцы в заблестевшие золотом кудри. — Но сегодня в десять вечера Амалу выступит по сиплашке и всё расскажет. Подключайся. Подул ветер, прохладный, напомнивший, что еще не лето. Тафал натянула на плечи голубой палантин и сказала: — Обязательно посмотрю. А вы-таки искупались? — Да, вода — бриллиант, — Адиль, без стеснения развязывая шнур на брюках, шагнул к волнам. Тафал слишком быстро развернулась, попрощалась и пошла по пляжу к городу. Дойдя до дороги, она развернулась посмотреть на парней. Они плескались в фиолетово-синих волнах, как дельфины. Когда девушка училась в школе, такой разговор в такой обстановке был едва возможен. Как хорошо, что теперь всё изменилось!   3. Сиплашкой в городке называли зеркала, подключенные к «Звездной сети», «Сиу платейа». С ремонтом белой башни зеркала позволяли видеть друг друга и переписываться целой толпе народу одновременно. Тафал недавно купила себе большое, в полный рост, зеркало с тремя створками. Открыв створки, она набрала нужные значки и стекло бледно засветилось. На левой створке появлялись шарики с именами гостей — там были и Рена, и Адиль, и другие, — в центре проступили очертания какой-то комнаты, на правой же Тафал увидела бы переписку и сообщения лично для себя. Центральное зеркало мигнуло зеленым светом, и в нем появился стройный, но щекастый блондин, чуть старше Тафал, модно одетый: — Доброго вечера, друзья, я Амалу, занимаюсь теперь нашим дорогим праздником! Девушка пододвинула стул и села слушать. Амалу вполне разумно, иногда сверяясь с большим блокнотом, рассказал о распорядке дня, доставках и уборке, иногда отвечая на вопросы зрителей. Он явно был из компании Ная, но что-то Тафал не нравилось в его бесцветных глазах. Наконец, кто-то спросил про отмену боевых танцев и вечер. Амалу быстро улыбнулся, откинулся на спинку своего кресла и сказал, размахивая блокнотом в левой руке: — Зачем устраивать большое представление посередине дня? С утра и так детский конкурс. Не лучше ли вечером, после захода солнца, зажечь факелы и устроить танцы и пиршество, как в давние времена? Мужские танцы можно вставить между женскими. «А, он не понимает, кажется», — Тафал наклонилась и нажала на зеленый знак. Амалу увидел у себя её сигнал, тоже нажал на зеркало и вывел их беседу для всех. — Уважаемый Амалу, день весны — не пир старых царей, а праздник жизни. Дети — наше новое — поют и танцуют утром, день — время огня — для мужчин, а тихий морской вечер — для женщин и дев. «Почему я должна ему это рассказывать? Первые звезды, чудесные наряды, которые мы по полгода придумываем, все сидят и любуются. А в конце зажигаем небесные огни. Что ему не так?» И Амалу будто прочёл ей мысли: — Это красиво, но слишком напоминает храмовую мистерию. Давайте добавим страсти. Пламя, блеск золота в ночи, гости бросают цветы танцовщицам! — блондин взмахнул руками, обращаясь ко всем за зеркалами. На стекле загорелась синяя надпись: «Какие гости и какие танцовщицы? Рена». Амалу будто на секунду растерялся, опустил руки, но тут же заговорил: — Гости праздника! Купцы из нашего порта и Азур-Урта, несколько почтенных воинов. Поставим им столы, ложа… Роковая оговорка. Амалу осекся и замер. Тафал тоже застыла, будто на ноги ей плеснули сырую воду. Вот оно, что… В голове жирными темными красками вспыхнула картинка недавнего прошлого: обрюзглые богачи в шелках лежат на кушетках, а между ними трясут бедрами накрашенные рабыни. Пахнет подгорелым мясом и разлитым вином. Кое-что и вспомнить можно. Вцепившись рукой в стул, Тафал наклонилась вперед и высказала свой страх: — На празднике всегда есть гости, которые стоят и смотрят. Но праздник прославляет наше творчество, а не развлекает заезжих купцов. А наши девушки, получается, должны будут плясать полуодетыми перед приехавшими выпившими мужчинами? Вечером? Снова безмятежно развалившись в кресле, Амалу выдал явно заготовленную речь: — Вы как жрица Белых рыб говорите. Ну, покажете несколько танцев, рядом и мужчины наши будут. Правда, мужские танцы вряд ли будут уместны… Вас, красавицы, осыпят цветами, похвалами, может, украшения подарят. И с богачом сможете познакомиться! Тафал откровенно вытаращилась в сиплашку. Наверное, её зеленые глаза выглядели почти смешно, но лет пятнадцать она не слышала таких слов. — Вы хотите превратить наш Эхар в пир для купцов, заманив их, — она передразнила голоса зазывал, — зрелищем полуголых девиц? Шарики с именами горели в зеркале ровно, но все молчали. Амалу закатил глаза и ответил с насмешкой: — Я вчера гулял по пляжу днем и видел первых купальщиц. Девушки Эйом-Урта купаются в двух шелковых шнурках, а потом идут домой, накинув сверху что-то вроде лепестка розы. И это почти ночью! Вспыльчивость была проблемой в остальном мягкой и воспитанной Тафал. Челюсти свело, заболело под ребрами, она вскочила и топнула ногой: — Так потому и ходят, и купаются, — тряхнула волосами, — что никто их не тронет и не оскорбит. А ведь до сих пор детей водят, — она снова топнула ногой, — на Серую плиту слёз, где, — голос дрогнул, — был рынок рабов! Амалу, будто поджидавший вспышку эмоций, тронул своё зеркало, отключив связь с Тафал. Затем поправил воротник рубашки и сказал, обращаясь ко всем: — Давайте не бояться ерунды, давайте, обсудим украшения площади и заказ угощений. Злым тычком, Тафал отключила сиплашку, её веки отяжелели. Она прошла к кровати и упала ничком. Вдалеке шумело море, и мысли перекатывались в голове острой галькой. Может, она действительно лицемерит и паникует? Но неужели и остальные не помнят те времена? Эйом-Урт в детстве Тафал был грязным портовым городишком, где пышная природа не могла скрыть мусор на улицах, везде были утыканы бесчисленные кабачки «Выпей — подерись», а девушки появлялись на заплеванном пляже только днем и с братом или родителями. И это был уже конец темной эпохи! Когда ребенком была бабушка Тафал, корабли привозили в Эйом-Урт рабов… К счастью, всё это растворилось в прошлом. «Но такие, как Амалу, ради шальных денег готовы снова вернуть те времена и отношения. Его гости оставят 10 золотых колец на празднике, может, сделку обстряпают, а девушкам придется терпеть похотливые шутки, взгляды и предложения сесть к ним выпить?» — Раздень женщин и больше продашь, — зло пробурчала под нос Тафал, садясь на кровать. — И что? Призывать к бойкоту? Девушка встала, открыла окно и посмотрела на уже ночное море, черное и бархатное. Синяя ночь плыла над ним и крышами, звезды мерцали, густо пахло жасмином. По широкой ограде куда-то протопала деловая серая кошка. Ночь была напитана древней любовью. Волшебство природы всегда вдохновляло Тафал. С очередным плеском прибоя в её голову попала отличная мысль. А к рассвету, план уже вовсю работал…   4. В сам день весны тепло уже пришло летнее, обласкав город золотым светом. Море сияло лазурью, листья на деревьях разрослись в зеленые витражи. На круглой площадке из зеркально-гладкого белого мрамора танцевали дети, взмахивая радужными охапками цветов. По краям умилялись взрослые. Взлетали в воздух воздушные «змеи» в виде рыб, птиц и пучков цветных лент. Из парящих в воздухе шаров лилась музыка. Поодаль стояли палатки с домашними сладостями и поделками. Тафал прогуливалась туда-сюда, довольно лакомясь любимой розовой пастилой, и было подумала, что зря волновалась. Но когда солнце коснулось морского горизонта, воздух заалел, выяснилось, что не зря. Возле мраморного круга началась суета: люди выносили лежанки и столы, застилали из яркими покрывалами, расставляли графины с вином, тарелки с фруктами, мясом и сыром. Появился Амалу, важно раздавая указания. В реальности он показался даже симпатичным, но зелено-золотая мантия с высоким воротником и пышными рукавами была ему великовата, слишком роскошна, из-за чего вид получился нелеповатый. Тафал сжала сверток со своим платьем для танца. «А вот и зрители-гости», — десяток мужчин стал рассаживаться и полуложиться за столами. Все чужие, тоже слишком пафосно одетые, кто-то обрит налысо, словно преступник. Гости сразу стали наливать вино, кто-то уже грубо окрикнул помощника. Амалу раскланивался с ними, снуя молью между туда-сюда. «Надеюсь, за эти два дня у всех всё получилось!» — думала Тафал в специальном шатре, чуть трясущимися руками натягивая пелену темно-сизой ткани. Костюм жрицы Дня остался дома, вместо него пришлось достать из сундука ниглезское платье. Застегнув манжеты почти на середине ладони, а воротник — под самым подбородком, Тафал расправила юбку, упавшую темным водопадом до самого пола. Затем она расчесалась, поправила синие диски сережек, взяла большой веер и повернулась к другим девушкам в шатре. И тут внутрь величаво вплыла черноглазым облаком Тинасс. «Что же, минимум наполовину план уже сработает!» Почти стемнело. Жители Эйома снова собрались у площадки шептались, ожидая танцоров. За столиками уже грубо хохотали; Амалу старался вести важный разговор с вальяжным торговцем курениями и кидал недовольные взгляды на мраморный круг. И тут над кругом повис белый звукошар. Полилась изящная, но протяжная музыка, словно из глубин космоса. Шар вспыхнул сине-голубоватым, как в полнолуние, светом, и в этих призрачных лучах на гладкий мрамор выпорхнули и закружились стаей птиц очаровательные девушки. Все, как одна, в плотных закрытых платьях до земли. Некоторые — с шалями на волосах или в кружевных вуалях. Подобные, в пышных юбках, перевернутым цветкам, девушки встали кругом и медленно пошли друг за другом по движению звезд, размахивая веерами. Танец «Ибисы при Луне» был, в общем, детским, зато его знали и успели вспомнить более-менее все. Но разве он не был красив?! Тафал нравилось то кружиться на месте, высоко подняв руки и вдыхая ночные ароматы, то открывать веер и наклоняться вместе со всеми в центр круга, то мелкими шажками парить в хороводе. Рена надела угольно-черное платье и прикрепила к ободку черную кружевную шаль, изображая не то Ночь, не то мировую печаль, Аффи была в зеленом бархате, Аахмес — в красном, но с её всегда каменным лицом в этом красном не было и тени игривости. Танцуя мимо родных зрителей, Тафал улыбалась, слушая одобряющие возгласы, когда же движение «ибисов» приносило её к «гостям», то она с наслаждением отметила недоуменные взгляды поверх кубков. И какое же недовольство расползалось по бледному лицу Амалу, он даже слегка закусил губу! «А что тебе не так? Мы не женщины? Не красивы? Танец плох?» Два гостя, летом надевшие меховые накидки, поднялись и ушли. Танцовщицы встали в круг спинами внутрь и, мелко трепеща веерами, медленно осели на мрамор. Платья разлетелись шелковыми волнами. Музыка затихла. Стало слышно даже сверчков. Жители захлопали в ладоши. Девушки вскочили и упорхнули на край площадки, рассевшись на приготовленных подушечках. И тут же вместе с остальными девушками она резко и весело закричала «Эй-Хей!», ударив языков в нёбо. Звукошар из лунного стал солнечным, засияв темно-золотым светом. Застучали барабаны, завыли низкие флейты. На площадку, словно из ниоткуда, выпрыгнули четверо молодых мужчин с длинными копьями. На всех были только белые старинные «юбки», кожаные наручи и ножные браслеты. Древний танец «Охоты на гишу» состоял из прыжков и поворотов и стука копий. Тафал заметила, как, смущенно улыбаясь, отводят глаза от красавцев скромницы Аффи и Юлтафа. Рена не сводила глаз с Танана. А Миэл в белом и бронзе был просто прекрасен, а капли пота на этой груди украшали его еще больше. «Охотники» сорвали аплодисменты и гордо удалились. Краем глаза Тафал заметила, что еще кто-то ушел. «Надеюсь, вы вкусно перекусили. А что вам полунагих чаровниц не выдали, ну так с Амалу и спрашивайте!» Свет померк, став темно-медовым, тусклым и загадочным. Барабаны стали тише и глуше, к флейтам добавились широкие и протяжные ноты синтов. Мелодия словно зазвучала стонами из глубин времен. Из темноты на освещенный мрамор легла прекрасная и сильная рука, пальцы были согнуты когтями. Затем, гибкий и мускулистый, танцор вышел, на четвереньках и выгибая спину, в центр. Он был в одной набедренной повязке и грубых золотых украшениях. Руки хищно хватали воздух, коричневые кудри то касались мрамора, то метались в воздухе, серьги звенели. Встал на колени, прогнулся назад. Обведенные черным и золотым глаза горели огнем, губы были плотно сомкнуты. Древняя, дикая красота была в его зверином танце. Зрители полностью затихли. Конечно же, это был Адиль. Он исполнял танец из легенды о браке Леса и Морской бездны. В сказках, которыми в детстве зачитывалась Тафал, важное место занимала история о боге-Леопарде, который охранял первозданный лес, но был обречен на одиночество: никто из дев-духов не мог быть ему парой. В тоске, ярости он бродил по юному миру, пока, отчаявшись, не ринулся вперед и не выбежал к берегу Моря, где из волн к нему вышла Мать Морей… Всю эту историю рассказывал телом Адиль, почти невесомо прыгая по мрамору, прекрасным вихрем метаясь из стороны в сторону. И вдруг замер, повернувшись к морю, будто впервые его увидел. И впервые за танец улыбнулся, протягивая руки к синей завесе, незаметно появившейся на парапете. Поблескивая, завеса упала, и Мать Морей вышла к своему будущему супругу. Именно такая, как в легендах: очень пышнотелая, большеглазая, с нежным круглым лицом и крутыми бедрами, густыми волосами до пояса и огромной грудью, способной выкормить и кита, и леопарда, и первых людей. А на её сильном животе они могли бы все уснуть. Ожерелье из кристаллов и лазурный шарф очень слегка прикрывали её красоту и не стесняли плавных, изящных движений. Вот богиня удивленно склонила голову набок, царственно подтанцевала ближе к восхищенному Леопарду, который, изогнувшись, протянул к ней руки, не решаясь коснуться… Золотая молния вокруг лазурного шара. «Как повезло, что Тинасс тоже любит эти сказки!», — подумала Тафал и тут же встретилась глазами с Амалу. В них была глухая досада, с искрами злобы и поражения. Из его гостей осталось только двое. «А что ты думал?», — Тафал понадеялась, что он всё прочтет в её глазах: «Что превратишь нас в ночной кабак, чтобы обстряпать дела с разомлевшими толстосумами? Вот древняя эротика, разве Тинасс не прекрасна? Кто виноват, что только два твоих гостя смогли оценить это? Не на тех напал!!!» А тем временем Морская бездна и Хранитель леса уже совсем понравились друг другу и под шепот и мерцание музыки сближались, бережно касаясь лиц и слегка качая бедрами. Томление танца достигло пика. «Хорошо, дети уже по домам», — подумала Тафал, и голову, грудь и живот ей захлестнуло горячей и тугой волной. Тинасс и Адиль обнялись, и свет тут же погас. Музыка стихла. Танцоры исчезли. С полминуты все сидели в тишине. А потом вверх взмыли и завертелись в воздухе огни ручных фонариков: высшая похвала! Затем зажглись обычные фонари, и, под одобрительные выкрики и хлопки, девушки-цветы и парни-охотники выскочили на середину. А вот Адиль и Тинасс, видимо, решили не портить волшебство и пропали. Хитрые «заговорщики» весело перемигивались, Тафал захлестывала уже волна радости. Она отдала должное Амалу: он ни слова не проронил по поводу их авантюры. — Похвалим танцоров, потом перекусим и пообщаемся, — спокойно сказал распорядитель. Но завернувшийся воротник не расправил. …Остаток ночи прошел в беседах, сидениях на больших качелях и приятной усталости. Оставив Рену и Танана обниматься на качелях и умилившись, как бережно Миэл чистил апельсин для вернувшейся в оранжевом платье Тинасс, Тафал отошла в сторону, чтобы пройтись вдоль моря. И тут же наткнулась на остаток опасений. Невидимые для остальных, в резком свете фонаря под деревом обнаружились Аффи и один из гостей: огромный мужчина с квадратной челюстью, лысый и закутанный в красную мантию. Они о чем-то говорили. Аффи, стоявшая к Тафал спиной, сделала шаг назад, но «шкаф» протянул к ней руку и усмехнулся. «Ибис и зухос-крокодил». — Сестра?! — выкрикнула Тафал. — А я тебя ищу! Иди сюда. Аффи тут же обернулась и быстро зашагала к ней, путаясь в своем зеленом платье. На личике читалось облегчение. Здоровяк недовольно посмотрел на Тафал. Она, вперив взгляд ему в переносицу, вопросительно повела головой. Но незваный гость молча повернулся и исчез в темноте, как оставшийся без добычи крокодил в болоте. Девушки улыбнулись друг другу и пошли к остальным. Тафал подняла глаза к звездам. На душе было очень хорошо, будто она поймала хрупкую статуэтку в полете. Эпилог. А те сказочные наряды выдумщицы таки надели. На празднике Нинфин-Эйом, Чистого Моря. В воде, недалеко от прибоя, закрепили легкую платформу, и Тафал, за первый летний месяц густо загоревшая, исполнила небольшой номер жрицы Дня, красуясь в бронзовых бусах и искрящих звездах и сверкая зелеными глазами среди брызг, пены и волн. Да, её всё равно немного смущало, насколько открыты её бедра и спина, но она знала, что восхищение друзей и подруг светлое, и их открытость абсолютно чиста. …Сидя позже на пляже, Тафал расчесывала свои рыже-каштановые волосы. Адиль, положив голову ей на колени, сквозь свои длинные ресницы смотрел на неё. Потом потянулся и сказал: — Весной ты спасла нам праздник! И этот, и все грядущие. А знаешь, почему, собственно, Най, тот еще веселый фрукт, так ревностно занялся нашими фестивалями? Чтобы они были, как сейчас, а не как у Амалу? — Нет, — пожала плечами девушка. — Най — музыкант, фантазия бурная. Адиль мотнул головой: — Не то. Из-за его жены, Иллионы. Иллиону Тафал пару раз видела: невысокая, кудрявая и черноглазая, она была неизменно приветливой и милой, как шоколад с медом. Адиль же открыл свои огромные глаза и, внимательно глядя на Тафал, негромко сказал: — Най — её второй муж. А вот после первого Иллиона полгода не могла заниматься с Наем любовью. Полгода после свадьбы, пока не прошли терапию. Тафал удивленно вздохнула и почему-то посмотрела на волны. Она не хотела знать, откуда это знает Адиль, но подумала, какие неожиданные миссии нам порой достаются! И как всё связано… А Адиль тоже умолк, сел и нежно поцеловал её в плечо и щёку. Она обняла его. Море радостно переливалось.