Что на сердце у Ло Бинхэ

С Ло Бинхэ определённо что-то было не так. Нет, Шэнь Цинцю и без того всегда считал его немного странным на фоне остальных: отличию от массовки способствовала редкая искренность юноши, невероятная чистота его сердца, незаурядная самоотверженность и что там ещё полагалось ему иметь в копилочке черт характера, как главному герою? Но то самое «не так» было слегка другого плана. Оно совсем не влияло ни на успехи Ло Бинхэ в обучении, ни на объём выполняемых им домашних дел, ни на вкус блюд, что тот готовил для учителя: те были восхитительны, как и всегда. Только вот Шэнь Цинцю не мог ни сосредоточиться на содержимом своей тарелки, ни на нотациях другим ученикам с тех пор, как начал замечать на себе слишком долгие и чересчур внимательные взгляды. Не говоря уж о постоянном присутствии рядом! Ло Бинхэ то и дело интересовался, всё ли устраивает учителя, не нужно ли ему что-то ещё, не холодно ли ему по ночам и всё в таком духе. А когда приносил Шэнь Цинцю завтрак, обед или ужин, то садился подле и едва ли не в рот ему глядел, едва ли не после каждого кусочка спрашивая, вкусно ли тому? Не добавить ли соли, не многовато ли специй? Выражаясь коротко, Ло Бинхэ стало очень много. Шэнь Цинцю предположил, что тот излишне привязался к своему злосчастному учителю. Который, к слову, и пальцем его не тронул с тех пор, как попал в бестолковую новеллу. Может, оттого и привязанность эта стала такой крепкой — из кормящей руки пропала палка, и отвыкшая от ударов спина ученика преисполнилась благодарностью и желанием услужить. «Не переборщил ли я с хорошим отношением к Главному Герою?» — думал порой Шэнь Цинцю, допуская иногда и мысль о том, что стоило бы вернуть палку в руку, чтобы немного сбалансировать ситуацию. Но как он мог позволить себе насилие по отношению к этому невинному созданию, который смотрит на него глазами, полными восторга? В сердцах Шэнь Цинцю мог, конечно, и прикрикнуть, но быстро смягчался, видя мгновенное раскаяние на чужом лице. По правде говоря, Ло Бинхэ даже ругать обычно не хотелось. И вовсе не потому, что в бытие своё Шэнь Юанем учитель был поклонником этого персонажа — тем типом поклонника, что не скупится на весь стафф, какой только находит на тернистом фанатском пути, — а потому, что, будучи человеком, способным соотносить причину и следствие, не видел смысла в брани, когда есть возможность высказать своё недовольство нормально и не рыть себе могилу. — Учитель! — раздалось у него за спиной. Шэнь Цинцю вздрогнул и обернулся, обнаружив позади себя… кто бы мог подумать! Ло Бинхэ склонился в приветственном жесте. Даже здесь, в месте, где давно не ступала нога адепта, он умудрился отыскать своего учителя, который всего-навсего пытался побыть в одиночестве. — Учитель так глубоко задумался, что этот ученик едва смог дозваться. Сначала я даже подумал, что вы задремали или сверх безопасного углубились в медитацию, — на его губах расцвела тёплая, нежная улыбка, от которой у Шэнь Цинцю побежали мурашки по спине: ох, Самолёт, нельзя же было нарочно сделать этого мальчишку настолько очаровательным, — О чём вы думали? — О своих учениках, — многозначительно ответил Шэнь Цинцю, прикрыв лицо своим веером, словно пытаясь им защититься от этого взгляда, от этой улыбки. — Ты что-то хотел? — Да. Этот ученик тоже подумал об учителе, — Ло Бинхэ, вытащил из своего рукава свёрток в чистой тряпице, который протянул ему. — Завтрак был довольно рано сегодня, а до обеда ещё далеко. Учитель ведь наверняка захочет перекусить. Этот ученик не помешал учителю? — Не помешал. Этот учитель не был ничем занят, а всего лишь отдыхал, — походя Шэнь Цинцю подумал о том, что уж последний из вопросов Ло Бинхэ стоило задать в первую очередь. Приняв свёрток, Шэнь Цинцю развернул ткань: под ней лежали сладости. Да настолько искусно выполненные, что можно было подумать, что Ло Бинхэ учится не заклинательскому мастерству да искусствам, а кулинарии. Сладостей было в достаточном количестве, чтобы распробовать их, но настолько, чтобы не испортить аппетит перед полноценной трапезой. Под внимательным выжидающим взглядом Шэнь Цинцю, беззвучно вздохнув, взял одну из сладостей и положил её в рот, смакуя. Что-то в его лице заставило Ло Бинхэ улыбнуться шире. Что это вообще за странная, смущающая манера смотреть, как он ест? Будто можно подумать, что еда, приготовленная самим Бинхэ, посмеет оказаться невкусной. Возможно, сам Ло Бинхэ и допускал подобную мысль. Всё же уверенности в себе ему порой недоставало. — Очень хорошо, — похвалил его Шэнь Цинцю, наслаждаясь сладостями. От этой сдержанной пары слов Ло Бинхэ просиял: впору закрыться веером от его лучезарного ореола! Впрочем, за время своего пребывания рядом с главным героем, Шэнь Цинцю несколько привык к его яркому сиянию и даже уже не боялся ослепнуть. — Может ли этот ученик отдохнуть рядом с учителем? — робко поинтересовался Ло Бинхэ. Вместо ответа Шэнь Цинцю передал ему опустевшую ткань и похлопал ладонью по месту рядом с собой. Ло Бинхэ тут же примостился рядом. Может, чуть ближе, чем ему показали. *** Ему виделся прекрасный сон: Шэнь Цинцю отдыхал в чистейших тёплых водах горячего источника. Он сидел и слушал, как плещется вода да ветер качает деревья, наблюдал за тем, как лениво и медленно падают листья. И что самое важное: Шэнь Цинцю в своём сне пребывал в совершенном одиночестве. В последнее время подобное было непозволительной роскошью: учительство само по себе предполагало минимум отчуждения, так ещё он то регулярно виделся со своими шиди, то Глава школы захаживал узнать, как идут дела на пике, да и у самого шиди Шэнь Цинцю. И, конечно же, Ло Бинхэ не забывал почти постоянно пребывать подле него, оставляя даже от возможного уединения жалкие крохи. Если Шэнь Цинцю выдавалась минутка одиночества, то он предпочитал насладиться ею сполна. Иногда хотелось уйти с глаз чужих на месяц-другой, а то и подольше, в уединённую медитацию, но Шэнь Цинцю понимал, что он ни за что не сможет оставить своих подопечных так надолго. «Кажется, мне необходим отпуск», — сказал он себе. А у лордов пиков вообще бывают отпуска? Скорее всего, нет. И это было, по его скромному учительскому мнению, совершенной несправедливостью! Спасибо, что хотя бы выходные существуют. Едва Шэнь Цинцю закончил про себя возмущаться и продолжил наслаждаться покоем и отсутствием чужого общества, как этот покой бессовестно прервала ненавистная ему Система: [Уровень счастья Главного Героя увеличился на пятьдесят баллов] Её холодный механический голос — как гром среди ясного неба — вырвал Шэнь Цинцю из вяло текущего сна в суровую реальность Пути Гордого Бессмертного Демона. Сожалея о том, что он проснулся, Шэнь Цинцю разлепил веки и увидел перед собой главного героя. Ло Бинхэ сидел подле кровати и держал в руке прядь его волос, вдумчиво перебирая её между пальцами. Он наклонился к чужим волосам и… — Бинхэ? — Учитель! От неожиданности Ло Бинхэ дёрнулся и отшатнулся — спасибо хоть, что успел выпустить волосы. Шэнь Цинцю приподнялся на постели, всеми силами стараясь сохранять пристойное выражение лица. — Не нужно шуметь. Что-то случилось? — спокойно спросил Шэнь Цинцю, мысленно перебирая возможные варианты того, что хотел сделать с ним его же ученик. Ло Бинхэ быстро замотал головой и пробормотал: — Нет, нет, простите, что потревожил ваш сон, я уже ухожу. И, не позволив диалогу продолжиться, он сбежал. Оставшись в полном изумлении, Шэнь Цинцю лёг обратно и накрылся одеялом с головой. «Кажется, я никогда не могу побыть один» — с сожалением заключил он. К тому же, теперь спокойный сон будет для него чем-то недостижимым. Как тут можно спать, зная, что в это время на тебя мало, что могут пялиться, так ещё и трогать? А Шэнь Цинцю ещё и умудрился увериться в том, что Ло Бинхэ только и делает, что пытается ему угодить. Что вообще происходит в этом юном светлом разуме? Неужели вынашивает план мести? Какова вероятность, что прядь волос нужна для какого-нибудь особого проклятия? За всё оставшееся до подъёма время ему так и не удалось уснуть. Шэнь Цинцю ворочался с боку на бок, иногда выглядывал из-под одеяла, чтобы проверить, не пришёл ли Ло Бинхэ снова, и, когда пришла пора вставать, чувствовал себя абсолютно отвратительно. «За что вообще упали эти баллы? Или они мне приснились?» Когда он, скрипя зубами, телом и душой, встал и привёл себя в порядок, на его столе уже объявилась привычная миска каши, а рядом стоял Ло Бинхэ. Они посмотрели друг на друга, и между ними возникла очень неловкая пауза. — Доброе утро, учитель, — Ло Бинхэ поклонился ему. «Добрее не бывает» — саркастично подумал Шэнь Цинцю и сказал: — Доброе утро. Прежде, чем приступить к трапезе, этот учитель хочет задать тебе вопрос. — Спрашивайте, учитель, — Ло Бинхэ склонился ещё ниже. — Посмотри на меня, — Ло Бинхэ тотчас покорился его приказу, а Шэнь Цинцю попытался высмотреть что-то в его глазах, что могло бы ответить на интересующий его вопрос: некое предчувствие подсказывало ему, что вразумительного ответа ему не суждено услышать, — Зачем ты пришёл к моей постели ночью? — Э-этот ученик услышал, что учитель говорит во сне, — пробормотал Ло Бинхэ, но взгляда не отводил. — Этот ученик подумал, что учителю приснился кошмар, и решил помочь. Выходит, что Шэнь Цинцю зря засомневался в нём, и своим вниманием, усердием и присутствием Ло Бинхэ всё ещё пытался выразить свою признательность, оставаясь тем же белым лотосом, каким и положено ему быть в этом возрасте. Стоит сказать, что у Шэнь Цинцю немного отлегло, хоть душу и продолжали терзать когти подозрительности. — И каким же образом ты собирался мне помочь? — поинтересовался Шэнь Цинцю. Ответа не последовало, но он и без того знал: при помощи знаний, полученных от Старейшины Мэнмо. От мысли, что Ло Бинхэ собрался лезть в его сновидения, стало неуютно на душе. Особенно, если учесть, что Шэнь Цинцю не видел никаких кошмаров, а один лишь чудесный сон. — Твой учитель может справиться с такой незначительной вещью, как кошмары, — заверил он Ло Бинхэ и сел за стол. — Даже если они приснятся мне — что с того? Это же всего лишь сны. — Некоторые сны могут быть очень жестокими и принести много душевной боли, — тихо сказал Бинхэ. Шэнь Цинцю вспомнил их совместное путешествие в Царство снов: то, что они видели там, можно было назвать жестоким и приносящим боль. Но вряд ли Ло Бинхэ знал о прошлом Шэнь Цинцю, ровно как и нынешний владелец его тела и образа. А всё потому, что один автор-неумёха решил наплевать на развитие главного негодяя своей ничтожной книжки и положил огромный (гораздо крупнее того, которым обладал сам) огурец на необходимость прописать ему предысторию. — Ты прав, но если мы однажды пережили то, что увидели во сне, значит, можем пережить это снова, даже если не хотим этого. А о том, чего никогда не было, не стоит волноваться. Так что если впредь ты услышишь, что этот учитель говорит во сне, — не беспокойся. Ло Бинхэ смотрел на него так, словно хотел что-то сказать, но так и не произнёс ни слова и коротко кивнул. Некстати Шэнь Цинцю вспомнился собственный сон внутри сна, где он испытал на себе гнев взрослого Ло Бинхэ, преисполненного ненавистью, жаждой мести и силой. Всё-таки есть и такие среди небывалых вещей, о которых задумываться всё же стоит. *** Шэнь Цинцю искренне надеялся, что все эти «странности» ученика по отношению к нему и излишняя внимательность, наподобие рвения спасти от кошмарных снов, пройдут сами собой. Так это и случилось. По крайней мере, ему так казалось. В тот день занятий не планировалось, но это вовсе не означало, что у Шэнь Цинцю выдался выходной: сначала он намеревался навестить пик Аньдин, чтобы там обсудить вопросы поставок, затем он хотел пойти к Му Цинфану за лекарствами лично для себя, а после — погостить немного у Лю Цингэ, и, конечно же, Шэнь Цинцю не собирался приходить к своему коллеге с пустыми руками. Заботу о своей хижине в этот день он по обыкновению поручил Ло Бинхэ: они условились, что тот займётся уборкой и перестелет постель. Тот пообещал, что, ко всему прочему, учителя по возвращению будет ждать вкусный ужин. А это значит, что следовало вернуться до отбоя. Припомнив свой последний полёт на мече — Шэнь Цинцю тогда выворачивало наизнанку, что нещадно разрушало его величественный образ — он решил, что пройдётся пешком, вдобавок, насладится подольше видами ставшим родным хребта. Однако, едва сойдя с порога, Шэнь Цинцю тут же развернулся назад, вспомнив о том, что хотел ещё поручить своему заботливому ученику стирку. Но оказавшись на пороге замер, успев открыть рот, так и не позволив ни единому звуку вырваться из глотки. В этот раз картина представшая перед его взором, оказалась более обескураживающей, чем ночное вторжение в личное пространство: Ло Бинхэ сидел на полу в окружении снятых простыней с кровати Шэнь Цинцю, прижимая одну из них к своему лицу. Он шумно вдыхал её запах, и, хоть Шэнь Цинцю этого не видел, но мог поклясться, что Ло Бинхэ делал что-то в своих штанах: слишком уж подозрительно колыхались его одежды. «Он там делает… что?» — с ужасом осознал для себя Шэнь Цинцю. И одна только догадка о непотребном заставила его незамеченным вылететь из собственного дома, подобно стреле. К счастью, никого из учеников поблизости не обнаружилось, и никто не заметил его в столь обескураженном виде. Оставалось надеяться на то, что больше никто не застанет Ло Бинхэ за подобным противоречивым занятием. И нет, противоречивым его делала не юношеская пылкая кровь, а условия, в которых она соблаговолила закипеть! Стараясь не думать об увиденном, Шэнь Цинцю отправился по своим делам, хоть и до конца не смог отделаться от терзающих его мыслей. Его шиди заметили его негодование, чего не сделать, должно быть, было трудно, но не жаловаться же им на произошедшее? «Шиди Лю, доводилось ли тебе когда-нибудь лицезреть, как кто-то из своих учеников ублажает свой нефритовый стержень, обмотавшись твоими же потными простынями?» Даже думать о таком стыдно. Не то, что говорить вслух! Разумеется, Шэнь Цинцю отнекивался, придумывая отговорки и оставляя встреченных им пиковых лордов в недоумении. Он так и не смог сочинить ничего достойного, поэтому каждому сказал разное. И если им вздумалось бы обсудить своего шисюна друг с другом, то последнему не избежать неловкого разговора. Впрочем, самый неловкий разговор в жизни ему ещё только предстоял. Вернулся он в свою хижину, когда уже стемнело. Ужин на его столике, как и было обещано, ждал его и даже не успел толком остыть. Вот только самого Ло Бинхэ нигде не было видно. «Конечно, ему стыдно» — догадался Шэнь Цинцю и принялся трапезничать в одиночестве. Но в этот раз одиночеством, даже никем не нарушенным, насладиться у него не вышло, как и предложенной ему едой, пусть та и, как всякий раз, по качеству не уступала бы приготовленной на небесах. Он так и не смог придумать, что сказать своему злосчастному ученику, и мысли об этом неприятно скреблись в голове, отвлекая от всего остального. После ужина Шэнь Цинцю в кои-то веки сам помыл за собой посуду, а когда готовился ко сну, то заметил на своей кровати новое бельё. Ло Бинхэ, должно быть, не придёт к нему за назидательным разговором, а значит, Шэнь Цинцю должен прийти к ученику сам, пусть и ему было не меньше неловко. «Если он даст понять, что понимает, как некрасиво поступил по отношению к своему учителю, то я лишь скажу ему, чтобы он так больше не делал», — уверял себя Шэнь Цинцю, когда заходил в пристройку, что служила спальней для его ученика. Правда, последнего не оказалось и там. Тогда Шэнь Цинцю почувствовал волнение. Накинув верхние одеяния, он покинул хижину и обошёл весь пик: места для занятий, тренировочное поле и подсобные помещения. Он заглянул и на кухню, и в купальни, и даже посетил то место, где они вместе отдыхали совсем недавно. Но Бинхэ нигде не было. Волнение Шэнь Цинцю переросло в серьёзное беспокойство: а что, если главный герой, не выдержав своего позора, попросту сбежал?! Тогда следует немедленно отправиться на его поиски, предварительно, конечно же, предупредив Главу школы и, быть может, попросив помощи. Подобное исчезновение могло помешать сюжету случиться — какое повествование может выжить без главного героя? Но больше всего, даже больше потери всех баллов и возвращения в родное, наверняка уже подгнившее, а то и погребённое тело, Шэнь Цинцю искренне боялся, что с его учеником что-то произойдёт. Может, тот и обладал непобедимым ореолом, не мог отравиться или заболеть, но это совсем не означало, что он не может попасть в неприятности или попросту вернуться жить паршивой жизнью на улице. А что, если кто-то побьёт его, поиздевается или… Внезапно Шэнь Цинцю вспомнил ещё об одном месте, в котором он не искал. А именно в дровяном сарае, что долгое время был обителью протагониста. Он поспешил туда, и на своё счастье обнаружил Ло Бинхэ именно там: тот лежал сиротливо на голой земле и, кажется, даже не пытался заснуть. «Вот остолоп!» — ругнулся мысленно Шэнь Цинцю и на ученика, и на самого себя: как он мог упустить мысль, что уничтоженный стыдом Бинхэ вернётся именно в это место, где проводил своё тоскливое время, переваривая очередное унижение от этого (нет, не этого) учителя? Завидев своего учителя, Ло Бинхэ вскочил, но Шэнь Цинцю, одолеваемый праведным гневом, не дал сказать ему и слова: — Как ты можешь так изводить своего учителя и заставлять его волноваться? Я оббегал весь Пик, хотел уже объявлять тебя пропавшим и отправляться на твои поиски, решив, что ты сбежал! Почему ты спишь на земле, а не в своей комнате? Ругался он громким шёпотом, потому что не хотел, чтобы другие ученики проснулись и сбежались сюда. Только свидетелей им не хватало! Ло Бинхэ согнулся в низком поклоне и сказал только: — Этот ученик виноват. — Ещё как виноват! — процедил Шэнь Цинцю и ухватил его за рукав одеяния, заставив подняться на ноги. — Идём домой. — Домой, — Бинхэ повторил слово со странной интонацией, и, ведомый учителем, покорно побрёл следом. Разбушевавшееся сердце Шэнь Цинцю быстро поутихло. Он перестал сердиться на Ло Бинхэ, ещё не дойдя до хижины, и сказал: — Ужин был очень-очень вкусным. Вместе они вернулись в хижину. Шэнь Цинцю планировал немного помучиться собственными мыслями, затем уснуть беспокойным сном, а самый постыдный разговор в его жизни оставить на следующий день. Но его планам не суждено было сбыться. Едва он расположился в собственной спальне и сбросил своё верхнее одеяние, как на пороге, переминаясь с ноги на ногу, объявился Ло Бинхэ. Жестом Шэнь Цинцю позволил ему войти. «Просто скажи "больше так не делай" и всё», — уговаривал Шэнь Цинцю себя, но, демоны побери, как же тяжело начинать эту тему! Он обернулся ровно в тот момент, когда Ло Бинхэ сделал шаг ему навстречу. Засеменив к учителю, он мягко взял того за руку, посмотрел в лицо прямо и решительно, глубоко вдохнул и начал говорить. И чем дольше он говорил, тем сильнее расширялись глаза Шэнь Цинцю, и тем меньше он понимал, что вообще происходит. — Этот учитель — свет моей жизни! Нет во всем мире человека более доброго, более заботливого и мудрого. Никто никогда не проявил столько благосклонности к этому ничтожному ученику. Никто не верил в него так, как учитель, не жертвовал собственным здоровьем ради него, и не терзался, не найдя на привычном месте. Никто не делал и не сделал бы для этого ученика ничего подобного. «Как это «не верил» и «не жертвовал» собственным здоровьем?! Неужели ты забыл свою мать-прачку?» — справедливая искра возмущения пронеслась в ослабевающем рассудке Шэнь Цинцю и тут же потухла. Ладонь Бинхэ, сжимающая руку Шэнь Цинцю дрожала, как и его тело, как и его голос, но он продолжал говорить, вкладывая все свои эмоции в каждое произнесённое им слово. — Учитель — самый лучший из всех наставников, какие только есть в мире. Он прекрасен, как небожитель, так что глаз нельзя отвести. Его голос мелодичнее любой музыки. А его улыбка светлее, чем солнце! Сердце этого недостойного трепещет, когда он видит учителя, слышит учителя и чувствует его запах. Этот недостойный не знает, за что небеса наградили его таким человеком, рядом с которым не страшно и умереть, которого невозможно не возжелать. Взирая на трепещущего Ло Бинхэ, Шэнь Цинцю не знал, что ему ответить. Он стоял недвижимый, словно статуя. Никогда в жизни ему не говорили таких слов, да и вообще не признавались в самых тёплых и светлых чувствах, пусть и речь Ло Бинхэ казалась незаконченной и какой-то скомканной. Персонажу, чьё тело и величественный образ Шэнь перенял, — и подавно такого бы не сказали. И как на это реагировать, Шэнь Цинцю совсем не знал. Если бы он услышал подобное признание от Нин Инъин — или от кого угодно, хоть от того же шиди Лю, но не от протагониста, — ему было бы проще найти ответные слова. Всё же, это звучало невероятно трогательно особенно из уст отрады его глаз, его белого лотоса, который Шэнь Цинцю так старательно взращивал. И, раз Бинхэ воспылал к своему учителю крепкой юношеской любовью, то, может, вдобавок и передумает обрекать оного на страшные пытки, а затем и на неминуемую смерть? Отчего-то Шэнь Цинцю вдруг подумал, что клятая Система сию же секунду за подобный выворот сюжета снимет ему все баллы разом и отправит восвояси, но этого не произошло. Вообще ничего не происходило. Оба они молчали, глядя друг на друга, едва вынося всё это. Переваривая. Ожидая. Медленно Шэнь Цинцю высвободил свою руку и взял ею веер, скорее для собственного успокоения, чем для чего-то иного. Ло Бинхэ тем временем растерял всю свою спесь и уронил голову, упираясь взглядом в носки своей обуви. За то время, что Шэнь Цинцю знал его, он успел почти что догнать своего учителя в росте и грозился превзойти. — Этот ученик просит прощения за сказанное, — проговорил Бинхэ совсем тихо. — За то, что оскорбил своими мыслями светлый образ учителя. За то, что имел дерзость осквернить его вещи… Договорить ему не позволили. Шэнь Цинцю сказал так же тихо: — Тебе не нужно извиняться. Он подумал о том, что его овечка не такая уж и белая. Возможно, в том его собственная вина, что он, проявив излишнее милосердие, позволил чувствам ученика расцвести. А значит, ему это и расхлёбывать. «Будь, что будет». Молча Шэнь Цинцю обошёл свою спальню для того, чтобы закрыть все окна. И пусть в комнате из-за этого стало душновато, но это не являлось такой проблемой, как если бы кто-то из адептов Цинцзин ненароком услышал, о чём они тут ведут беседы. Наконец, завершив этот круг, он вернулся на то же место, где только что стоял. Бинхэ за всё это время не шевельнулся. — Ло Бинхэ, — позвал Шэнь Цинцю, и плечи его ученика дрогнули, — посмотри на меня. Он раскрыл веер, как только Ло Бинхэ поднял голову. Сомневаясь минуту, взвешивая все «за» и «против», Шэнь Цинцю приложил к его губам веер и мягко их поцеловал сквозь хрупкую расписанную бумагу. [Уровень счастья Главного Героя увеличился на двести баллов] То, разумеется, была Система, своим беспристрастным механическим голосом разрывая на клочки образовавшуюся тишину. И подумать только, целых двести баллов, словно за какой-то добротный квест, просто за маленький поцелуй! Но если есть способ заработать много баллов без усилий и потерь, почему бы им не воспользоваться? Ло Бинхэ, кажется, забыл, как дышать. Он стоял, распахнув глаза, будто бы не верил в то, что происходящее — реальность. Сложив веер, Шэнь Цинцю улыбнулся, планируя совершить «контрольный выстрел». — Этот учитель… — он нарочно растянул фразу, глядя, как в глазах Ло Бинхэ расцветает нечто невообразимое, — принимает твои чувства. Прикрыв веки, он вновь услышал голос Системы: [Уровень счастья Главного Героя увеличился на пятьсот баллов] Надо же, а теперь аж пятьсот. Тут же его сбили с ног, Шэнь Цинцю упал на собственную постель, ощутил на себе чужой вес и испугался, что ученик совсем сорвался с цепи и решил воплотить все свои фантазии в жизнь, но то оказались всего лишь объятия. Разве что весьма тесные. — Учитель… я обещаю, я клянусь… — заверял Ло Бинхэ, — быть самым лучшим учеником, защищать учителя, готовить учителю самую вкусную кашу на свете, делать всё, что угодно, по первому слову учителя, никогда не сомневаться в его словах и действиях и ни за что не позорить его перед другими! Все эти слова тоже были невероятно трогательными, но Ло Бинхэ явно не рассчитал сил: Шэнь Цинцю чувствовал, что его рёбра вот-вот захрустят в этих руках. — Не собирается ли этот ученик на радостях задушить учителя? — поинтересовался он и тут же смог свободно выдохнуть: Ло Бинхэ моментально ослабил хватку, к тому же позволив учителю вытащить руки. Которые тут же легли на его плечо и голову. — Нет-нет, — Ло Бинхэ аккуратно прижался к учителю. — Я хочу, чтобы вы прожили долгую и счастливую жизнь. «Значит, убивать точно не станет. Может, и четвертовать тоже», — усмехнулся про себя Шэнь Цинцю и оставил на макушке Ло Бинхэ невинный поцелуй, зарываясь рукой в густые волнистые волосы, собранные в высокий хвост. Баллы счастья главного героя не заставили себя ждать. Уже привыкнув к объятиям и даже наслаждаясь ими, Шэнь Цинцю лениво размышлял о том, поддался ли он на пресловутый ореол или же Ло Бинхэ взаправду очаровал его искренностью, добротой и заботой, которой одаривал Шэнь Цинцю в избытке. Теперь больше всего ему хотелось думать, что произошедшее между ними явилось не из-за статуса протагониста, не из-за того, что тот был — пора бы признаться себе наконец, — вайфу для Шэнь Юаня, и не из-за клятых (пусть и соблазнительно лёгких в добыче) баллов, а лишь потому, что они приглянулись друг другу, как обычно это происходит у людей. И чтобы нравиться кому-то, не обязательно быть всеми любимым главным героем, хорошо — или из рук вон плохо — прописанным злодеем или же небожителем без единого тёмного пятнышка на репутации. Оповещения о зачисленных баллах появлялись с завидной частотой: Шэнь Цинцю уже и не задумывался об их количестве, лишь жалел о том, что нельзя никак поставить Систему на беззвучный режим. Могут они, в конце концов, побыть наедине? А потом он замер, чувствуя телом, как Ло Бинхэ вздрагивает, и считая мгновения до его встревоженного «что случилось, учитель?». Потому что вспомнил, что до Собрания Союза Бессмертных осталось всего ничего.