Бильбо. Воспоминания о Торине

      День клонился к закату, мистер Беггинс тихо отложил перо, устало потянув застывшую спину после долгого сидения за столом. Годы брали своё, как и усталость, скопившаяся в его теле за долгое время. Время, которое подводило его к концу, он чувствовал это. С каждым новым днем, с каждым вздохом. Оно было неумолимо и отмеряло каждому свой срок. Но эта мысль не вызывала в голове старого хоббита грусти, лишь тихую усталость и легкое предвкушение. Почему? Ответ был на поверхности, стоит лишь взглянуть. Но никто не видел, потому как никто не смотрел...       Бильбо давно перестал искать хоть какое-то подобие дружбы или близости с кем-либо из знакомых и сородичей. Скажут чудак - пусть, ему давно не было дела до чужих слов.       Фродо - единственный племянник, воспитанник, наследник, был так близок к дядюшке и всячески пытался найти подход к закрытом сердцу. Но часть этого органа так и осталась загадкой даже для него. Никто был не допущен в эту обитель боли и тоски, даже Гендальф, несмотря на все его фокусы и волшебные секреты, Фродо проверял. То, что там боль и тоска было очевидно как день, этим сквозило и несло за версту от Бильбо на много миль задолго до его приближения. И несчастное, старое сердце было недоступно никому, словно вылитое из скалы, и обожженное в кузнецах самого Махала. Однажды Фродо сам улыбнулся такому эпитету, созданному в его голове. И это имело свой смысл. Бильбо вспоминал много, говорил о многих, писал обо всех в своей книге. О путешествии Хоббита, о драконе, о эльфах, о людях, о гномах... Но только приходя к образу гномов его слова становились редки, выверены, особенны. Будто что-то важное соскакивало с его губ в тот момент, что-то личное, почти откровение. И Фродо бы понял, если бы знал, что нужно понять, где услышать, что прочитать. Но Бильбо был неумолим, его сердце так и осталось закрыто, и Фродо со временем просто перестал пытаться проникнуть в те уголки.       Мистер Беггинс лишь усмехался упорству мальчишки. Никто не мог его понять, принять, услышать. Книга была единственной его отдушиной, там он мог писать то, что так давно мучило его сердце, что всплывало в его разуме. И даже кольцо с его темным влиянием не могло стереть и поглотить тех воспоминаний. Это было слишком глубоко в сердце, слишком личное и слишком дорогое. Бильбо каждый день перебирал те воспоминания как драгоценные камни, когда-то увиданные им в сокровищнице Эребора. И ничто не могло забрать эти моменты у него. Никакая из сил, будь то сам Саурон и вся его армия орков. Бильбо помнил те глаза, что светили ярче чем море, которое он пересекал уходя навсегда в эти вечные земли, и небо, что он видел каждый божий день и не мог не улыбнуться, прикрыв глаза, после очередного воспоминания, всколыхнувшего душу. И будь хоть три кольца всевластия на его руках, он не смог бы забыть те глаза и улыбку. Все эти проклятые годы, что он жил с кольцом в руках и тяжестью в сердце, что не уберег, не спас, не смог помочь. Каждый божий день.       Сородичи лишь косились озабоченно, куксились, оглядывались, но не смели спросить. Да он бы и не ответил. За все эти годы. Он так и не смог бы завершить ту фразу, недосказанную Балину, уходя из Эребора. Он так и не посмел бы её сказать. Так и не смог сказать это вслух и даже в голове, в мыслях. Ему всегда казалось, что он услышит, узнает, поймет. Это не то, чего хотелось бы хоббиту. Глупо, наивно, смешно, но ему хотелось бы сказать это лично. Как бы невозможно это не звучало и как бы нереально это не было. Бильбо просто знал, что рано или поздно момент настанет. Не будь он Беггинс, если не найдет способ отыскать Торина на той стороне. И скажет это ему сам, лично, в глаза. Как же хотелось это сделать тогда, много лет назад, на горе, в доме оборотня, в темницах Трандуила, в Эреборе, даже когда Торин был готов скинуть его с высоты ворот. Но не успел, не решился. Как много простых истин открывается, стоит лишь прислушаться к своему сердцу. У него было время, у него было много времени, у него было очень много гребаного времени, чтобы понять это. Иногда даже кажется, что оно забыло про него, это время. Столько дней ожидания, столько лет тоски. Он замучился ждать, Гендальф свидетель. Это старый пройдоха всё видел, но не смел спросить, всё равно ответа ему не получить. А так, у него сохранялся шанс сделать вид, что он всё знает и понимает. Да вот только не понять этого никому. Как каждый раз сердце замирает, стоит увидеть дуб растущий в саду, как дыхание перехватывает от одного касания карты той самой горы и как ком подкатывает к горлу, стоит достать тот злосчастный договор, который хранил подпись Торина. Единственное, что осталось у Бильбо. Конечно, мифриловая кольчуга тоже хранила воспоминания и прикосновения, но это было не совсем то, как витиеватая подпись, оставленная хозяином будто ещё вчера. Этот артефакт, в отличии от карты, кольчуги, "Жала" и даже кольца, он не дал в руки больше никому с тех пор, как забрал с того самого аукциона, устроенного под его окном.       Это кольцо, что так вскружило всем голову, которое боялись взять в руки все эти люди, эльфы, гномы, даже волшебник. Бильбо был готов откровенно рассмеяться над ними. Это всевластие, сила, мощь... Он был бы готов отдать всё, и даже пройти с кольцом до Мордора и обратно, и не один раз, выбросить кольцо в любую расщелину, лишь бы увидеть ещё хоть раз хозяина тех глаз, той улыбки. Что ему эта сила и власть, когда никто и ничто не могло вернуть ему саму суть его жизни? Наверное это и называется отчаяние.       Так думал Бильбо, заканчивая свою книгу и завершая свою речь в голове. Время отсчитывало мгновения для каждого и наконец-то пришел его черед. Он это чувствовал. Отыскав в сундуке тот старый договор и бережно сложив его на груди, он устало закрыл глаза, с нетерпением ожидая момента, когда сможет таки отыскать хозяина подписи и сказать все те слова, что так долго хранил для него. Бильбо погрузился в сон, из которого так и не проснулся.