Another Cold Morning

Лучи яркого утреннего солнца скользят по коже, но совершенно не греют, и Майки уже откровенно замерз, особенно учитывая то, что из одежды на нем только футболка и пижамные штаны. Телефон надрывается стандартной мелодией, усердно вибрирует, пытаясь привлечь внимание парня, но тот упорно продолжает игнорировать настырные звонки. Мобильный замолкает только для того, чтоб вновь залиться надоедливой трелью, действующей на расшатанные нервы, и исключительно ради того, чтоб прекратить эту пытку, Майки решает наконец поднять трубку. - Майки, черт возьми, где ты? – Несмотря на довольно грубый вопрос, голос Рэя звучит только обеспокоено и даже заботливо, но никак не раздраженно. - Я… я… В отличие от голоса брата Майки… - Отдай мне трубку! – Слышится на заднем плане резкий вопль Джерарда. Судя по шуму, он пытается силой отобрать телефон. – Где ты, мелкий засранец, черт бы тебя побрал?! – Кажется, ему это все-таки удалось. – Куда ты запропастился?! - Уэй, не кричи на него! – Рэй, заботливый, добрый, немножко смешной и мягкий, всегда за всех заступается. - Отвали, Торо! Это мой брат, и я имею полное право на него кричать! - Я тебе сейчас нос сломаю, если ты не заткнешься! – В этот раз обычно такой спокойный голос парня звучит сердито и угрожающе. – Майки, где ты? – Видимо, трубка вновь оказалась во власти Рэя. И ему Майки может сказать. - Я… я на крыше… - На крыше?! – Вскрикивают четыре парня хором. Даже сидевший до этого без каких-либо движений Боб приподнимается со своего места. - Как на крыше? – Джерард срывается чуть ли не на визг. – Где на крыше? Как на крыше? Он подскакивает с дивана и принимается ходить туда-сюда по комнате быстрыми шагами, сжимая кулаки так, что белеют костяшки. - Хватит истерить, придурок, - Фрэнк хватает Уэя за руку, но тот с легкостью вырывается из некрепкого захвата, бросая парню злобное «иди нахуй». Все понимают, он действительно волнуется за младшего брата, хоть это и выражается в мудацком поведении, и поэтому Фрэнк даже не думает обижаться на резкие слова Джерарда. - Где именно ты находишься, Майки? – В контраст с раздраженным Уэем-старшим и непробиваемо-спокойными Фрэнком и Бобом, Рэй выглядит образцом заботливой волнительности. Он старается сохранять спокойствие и ровный тон голоса, но в его груди все заходится от страха и смятения. – Скажи, и я тут же приду за тобой. – Почему-то, Рэю кажется, что Майки будет не в восторге, если они припрутся всей командой, поэтому решает сам идти выручать парня. Никто не возражает. – Главное, не наделай за это время глупостей, Майки. Просто сиди и жди меня там, хорошо? Торо говорит настолько быстро, что его слова сливаются в однообразную мольбу, что призывает быть осторожным. - Я не собираюсь прыгать, – Майки хмыкает в трубку, и кажется, что он говорит это с грустной улыбкой, будто его забавляет и одновременно оскорбляет предположение Рэя. Вздох облегчения проносится по комнате. - Майки, где ты? – Рэй все еще продолжает беспокоиться, словно не замечая слов Уэя-младшего. - Я не знаю, на какой я крыше. Я не помню… - голос в трубке такой тихий и отчужденный, настолько далекий, будто этот разговор ведется из разных концов галактики. - Скорее всего, он на крыше отеля, - логично предполагает Фрэнк. – Вчера она была открыта, когда мы ходили туда с Майки и Бобом. Боб согласно кивает головой и вставляет свое слово: - Вчера он сказал, что ему там понравилось. - Вы ходили на крышу?! – Снова возвращается к крику старший Уэй. – Вы рехнулись? Что вы там забыли? - Заткнись, - рявкают на него трое парней, уже доведенных до ручки постоянными истериками Джерарда, и тот послушно замолкает. - Майки, сиди там, я сейчас приду к тебе, - обещает Торо, уже накидывая на плечи куртку. Жестом он показывает друзьям оставаться в номере, а сам молнией выскакивает за дверь. И все согласны, что ему лучше всех подходит кандидатура спасителя. - Майки, зачем ты взобрался на крышу? – Спрашивает Рэй, уже стоя возле лифта. Он попросил Уэя не бросать трубку и все время говорить с ним до тех пор, пока он сам не придет. Так ему будет спокойней. - Я просто не мог уснуть. Парень лежит на холодной, промерзшей за ночь бетонной крыше и пытается шевелить онемевшими пальцами на босых ногах. Они бледные, с синевой, и упорно отказываются слушаться приказов мозга. - У тебя бывало такое, что в твоей голове так много мыслей, и они все одновременно хотят влезть в твой мозг, но не умещаются там, и от этого начинает болеть голова, и кажется, что вот-вот задохнешься, а они все стучат и стучат, и так хочется вдохнуть свежего холодного воздуха… Рэю Майки может рассказать абсолютно всё. Всё, что он думает, и всё, что чувствует. Он знает, что Рэй никогда не посмеется над ним, не станет кричать или давить, чтобы выведать все тайны его души. Он просто улыбнется своей настолько солнечной и теплой улыбкой, что Майки сам сдастся без боя и выложит всё, как на духу. - О чем ты думал, малыш? Лифт ползет медленно, слишком медленно, чертовски медленно, и Рэй в это время сходит с ума от беспокойства. У него абсолютно непроизвольно вырывается это «малыш», но он чувствует, что сейчас, по отношению к Майки это слово подходит как никогда. Голос Уэя-младшего такой измученный и напуганный, и Рэю кажется, что он действительно говорит с ребенком, которому приснился страшный сон. С ребенком, которому двадцать пять лет. - Как думаешь, нас будут помнить? – Губы Майки дрожат от холода, но голос остается все таким же тихим и ровным. Парень сам не замечает того, насколько он замерз. – Через десять лет, через пятьдесят, через сто? Хоть кто-то о нас вспомнит? О том, что мы делали? О том, кем мы были? Рэй не знает, что ответить на этот вопрос, поэтому продолжает молчать, ожидая дальнейший откровений. Он уже на тридцать втором этаже, а это значит, что ему осталось проехать всего тринадцать этажей и подняться по лестнице на крышу. - Как думаешь, будущему будет дело до прошлого? Хоть кому-то понадобится это? Воспоминания о войнах, терактах, бомбежках, взрывах, потерянных жизнях? Память о победах, научных открытиях, общечеловеческих достижениях, спасенных людях? Хоть кто-то вспомнит? Хоть кому-то это будет важно? Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь… Этажи медленно проплывают мимо, а Рэй все молчит, боится дышать, не знает, не хочет знать. - Я… я не знаю, Майки. Тридцать девять, сорок, сорок один… - Настоящему наплевать на прошлое, Рэй, - обреченно говорит Майки, растерянно мотая головой из стороны в сторону. – Нам сейчас наплевать на то, что было раньше, тогда почему будущее должно помнить о нас, о том, что мы сделали, о наших стараниях, победах и поражениях, о наших слезах и радостях? У потомков будет достаточно своих проблем, зачем им копаться в нашем старом хламе? Сорок четыре, сорок пять… Двери лифта лениво открываются, и Рэй бежит к лестнице. - Им будет наплевать, - констатирует Майки и замолкает. Кажется, он вдохнул слишком много холодного воздуха, и теперь его горло саднит и болит при каждой попытке сглотнуть накопившуюся после долгого монолога слюну. - Фотографии, видео, учебники истории – все это чушь. Это не спасет нас от забвения, даже если мы напишем свое имя на каждой странице. Они забудут, и это неизбежно. Плоть фотографий слишком тонка. Ее достаточно для того, чтоб запечатлеть воспоминания, но недостаточно для того, чтобы помнить. Потому что только человек может придать этим картинкам силу. Только человек в состоянии оживить их. Но они останутся всего лишь мертвыми клочками бумаги. Потому что нам наплевать. Рэй практически вышибает тяжелую дверь, ведущую на крышу, и замирает. Майки лежит на холодном бетоне, бледно-синий, как его футболка, дрожащий от холода, босой, в одной только тоненькой пижаме. Побелевшими пальцами он прижимает к уху телефон, и Рэй слышит его хриплое дыхание, со свистом вылетающее из воспаленного морозным воздухом горла. Пальцы нажимают кнопку «отбой», и Торо бежит прямиком к парню, на ходу стягивая с себя куртку. - Господи, Майки, посмотри, как ты замерз, - выпаливает он на одном дыхании, пытаясь поднять младшего Уэя на ноги. - Рэй… - Майки улыбается, он действительно рад видеть друга, и даже несмотря на то, что он охрип, вдыхая этот слишком холодный утренний воздух, его голос все равно звучит по-детски. - Вставай, малыш, давай, иди сюда, ко мне… - Шепчет Рэй, засовывая тонкие, ледяные руки Майки в большие рукава своей теплой куртки. – Ты такой холодный… - Он крепко прижимает окоченевшего парня к себе, пытаясь передать ему хоть капельку своего тепла. – Пойдем, тебе надо согреться. Совсем не чувствуя онемевших ног, Майки делает несколько робких шагов, но тут же останавливается. - Ты так и не ответил, - говорит он, сильнее вцепляясь тонкими пальцами в плечи Рэя, - нас будут помнить? И этот вопрос в сотый раз ставит Торо в тупик. - Нас будут помнить те, для кого это действительно важно, - медленно подбирая слова, отвечает он. Майки улыбается, потому что верит другу. Парень прячет свой замерзший нос у него на плече, в теплой впадинке между шеей и ключицей, и по коже Рэя бегут мурашки от этого холодного прикосновения. - Нас обязательно будут помнить, - обещает он, как обещал бы маленькому ребенку, что все обязательно будет хорошо. Мягкие волосы Майки пахнут холодом и свежим утренним воздухом, и Рэй не может отказать себе; он целует парня в его солнечную макушку, чувствуя губами привкус пыли и инея. В ответ Майки едва ощутимо прикасается странно теплыми губами к шее друга, еще теснее прижимаясь к нему, зарываясь пальцами в его шелковистые кудряшки, будто боясь, что тот может исчезнуть. И Рэй может только надеяться, что он не соврал.