Техника сан-май

Жар в мастерской так непохож на магию огня, непохож на то, что хочет убить, он не нападает и почти не обжигает. Он теплый, как человеческое тело, если бы оно могло выдерживать такие температуры. Искры всегда летят мимо, хотя лучше быть в защитных очках. Размеренные удары молота слишком глупо сравнивать со стуком сердца, но они действуют так же, успокаивают и обволакивают. Огонь — жизнь, и ему не нужно доказывать это, раскаляясь до слепящей синевы. — Передай мне щипцы. — Они прямо перед тобой. — Я хочу, чтобы ты тоже прикоснулся к моему будущему творению. Так странно наблюдать, как под человеческими руками и простыми орудиями постепенно рождается нечто настолько смертельно опасное и жизненно необходимое. Оранжевый металл светится изнутри всего несколько мгновений, пригодных для придачи клинку нужной формы. Это похоже на искусство. Нужно поддерживать температуру постоянно, потому что достаточно нагретый металл легко принимает в себя человеческие усилия. Не всего можно добиться силой, и это непривычно. Тело — тоже клинок, и оно помнит каждый удар по холодной, ни в чем не виноватой плоти. Если в руке молоток, вокруг видны лишь гвозди. Так когда-то говорил дядя, когда учил быть гибче. Но в руках Сокки, почти не испачканных окалиной, молоток делает прекрасные вещи. — Эта техника называется сан-май. Лист более мягкой стали оборачивается вокруг более твердого, чтобы защитить его от внешних повреждений, укрепить обух и сохранить режущую кромку острой и прочной. — Вот так? — руки Зуко почти непроизвольно тянутся к пальцам Сокки, неловко покрывая с обеих сторон, и несколько секунд под ними чувствуется шершавость ладони. — Из тебя вышел бы отличный ученик. Всплеск воды — то, что нужно, когда Зуко начинает растворяться в кузнечном огне. Языки пламени мягко касаются кожи, но все еще хотят переплавить его в сталь. Вода нужна, чтобы остаться человеком. В ней отражается оранжевый огонь и оранжевый металл. Огонь превратится в пар, свет изнутри клинка станет отражаться от его поверхности. Чтобы закалить сталь с первого раза, нужно точно рассчитать температуру нагрева поковки и температуру воды. В девяти случаях из десяти шанс сделать все правильно только один. Недостаточно закаленные клинки гнутся при встрече с любым препятствием плотнее воздуха. Перекаленные клинки, твердые, как алмаз, бьются на мелкие куски. Когда клинок входит в воду, он ярко-алого цвета. Как огонь Зуко, когда он тренируется с кем-то из команды, не желая нанести вреда. Это правильный цвет огня. Когда отец выжигал на его лице печать трусости и поражения, оставалась лишь боль. боль была белого цвета. Потом боли больше не было, а на место белого огня пришла холодная чернота. Шипение, с которым вода встречает металл, похоже на то, с каким кожа встречалась с отцовскими пальцами. Зуко инстинктивно морщится. Шрам не может болеть из-за повреждения нерва и некроза, и все-таки это больно. В последний миг возвращается контроль над рукой, которая тянется, чтобы защититься, но Сокка чувствует все раньше. Он как будто всегда чувствует все правильно и вовремя. Отложив закаленный меч для отпуска, он касается рукой здоровой части лица Зуко чуть выше брови. У него синие глаза племени воды, а пальцы шершавые и удивительно прохладные. Они ощущаются не как голубой, потому что Зуко слишком хорошо знает, что огонь тоже может быть голубым. Они похожи на цвет прохладного песка, когда волна накатывает, оставляя после себя мелкие барашки пены. Так было, когда Зуко бывал на угольном острове с мамой. Иногда он боится представлять ее лицо, чтобы не узнать, что больше не помнит его. В лучах закатного солнца полированная поверхность меча становится розовой. На самом деле метеоритная сталь не бывает черной, но учитель Пиандао отказался говорить, какой тип травления использовал для эффекта черного металла в предыдущей своей работе. — Знаешь, белый мне нравится даже больше. Хотя черный клинок делал меня особенным воином. — Этот тоже делает тебя особенным, потому что ты выковал его сам. Это гораздо более особенная вещь, чем вся магия народа огня. — Ты в порядке? — Хорошо, что металл закаляют в воде. Сокка, кажется, снова все понимает. Где-то далеко под их ногами течет тихая река. — Пиандао, когда обучал меня в прошлый раз, сказал, что я был самым достойным его учеником. А я взял и потерял его меч. Ему бы думать получше, прежде чем раздавать такие титулы всяким проходимцам. Комок, внезапно подкативший к горлу, все-таки отступает, и для этого даже не нужно контролировать себя. Пиандао действительно никогда не разбрасывался титулом достойнейшего ученика. Зуко знает это слишком хорошо, и все таки это совсем не обидно. Тяжело быть достойнейшим, когда главной целью становится чья-то смерть, и удивительно просто, когда этого совсем не добиваешься. Хочется сказать это вслух, чтобы Сокка ни на секунду больше не сомневался в том, что он самый лучший, но слова не выходят из горла. Кое-что все еще сложно контролировать. — С тобой точно все в порядке? — руки цветом как прохладный песок обнимают Зуко сзади, отпуская клинок катиться по пыльной земле. Зуко затылком теснее вжимается в острый подбородок Сокки, который, удостоверившись, что все хорошо, продолжает что-то говорить текучим голосом. Техника сан-май — это когда более мягкая сталь с двух сторон покрывает твердую, чтобы защитить ее от внешних повреждений и сохранить прочной. Последние лучи солнца постепенно тонут в волнах тихой реки, и кажется, что над поверхностью воды висит белесый туман.