седьмое ноября

      Седьмое ноября начиналось так же вяло и лениво, как и все остальные дни — разумеется, кроме туровых. Всё те же бешеные соседи сверху, катающие железобетонные шары по полу, всё те же поскрипывающие под ногами полы, и всё тот же Миша, тревожно хрустящий суставами пальцев, попивая свой утренний чай.       Только сегодня был День рождения Саши Ома, с которым его никто не торопился поздравить.       Саша, за время, что они с Мишей жили вместе, привык, что Эм просыпается раньше, и, благодаря этому, каждый его День рождения устраивает ему сюрпризы: в первый год Калинин был вынужден с самого утра уехать перезаписывать вокал для нового альбома на студию, потому просто оставил на прикроватной тумбе праздничный торт; во второй — разбудил громким тройным «с Днём рождения!» и потащил бесцельно, но крайне романтично шататься по заспанному Петербургу; а в третий… просто забыл? Да, всё указывало именно на то — Миша, укутанный в пушистый плед и шерстяные носки, отчаянно пытался согреть руки о стакан с горячим чаем, по мере отогревания всё же применяя напиток по назначению, и почти никак не изменился в лице, когда в кухню вошёл Саша.       — Утра, — сонно буркнул Эм, глядя на мёрзло застывшего в дверном проёме Ома.       — Доброго, — то ли дополнил, то ли ответил Саша. Он всё буравил взглядом Мишу, расстроенно размышляя — правда забыл, не успел проснуться, или просто слишком волнуется за предстоящий вечерний концерт?       Миша вообще был человеком сложным. Каждую осень на него накатывала хандра, а его тревожность только обострялась, вкупе с типично осенним плохим настроением делая из него человека чуть более нервного, чем обычно. Однако, за всё время, что Саша знаком с Эмом, тот никогда не забывал поздравить ноябрьского скорпиона с Днём рождения. Действительно, что ли, переживания перед концертом заставили Калинина забыть о празднике своего молодого человека? Ом только внутренне вздохнул.       — Чайник горячий ещё? — вместо упрёков, он двинулся к кухонной гарнитуре. Саша, как и Миша, не любил есть с утра, а вот от чая, тем более, в такую мерзкую погоду, он никогда бы не отказался.       Эм в ответ угукнул.       — Давай, делай себе чай и дуй ко мне, замёрзнешь скоро, — Миша приветственно откинул один край пледа, тут же поёжившись от холодка, пробежавшего по привыкшей к теплу коже.       Саша так и поступил. Поставив чашку с горячим чаем рядом с початым стаканом Эма, Ом споро залез на кухонный диванчик с ногами, устраиваясь под заботливо нагретым боком. Миша тут же заключил Сашу в объятия, делясь пледом, и поцеловал его висок, расплываясь в довольной улыбке.       — Когда уже отопление дадут, — недовольно риторически проворчал Саша, устроив голову на Мишином плече и довольно быстро забыв о своей несостоявшейся обиде. По крайней мере, пока что.       Ом почувствовал, как содрогается под ним грудь Калинина от еле слышного хриплого смеха.       — Рано или поздно, — расплывчато ответил он, аккуратно, чтобы сильно не тревожить Сашу, протягивая руку за кружкой с чаем. Ом же всё равно поднял голову с Мишиного плеча и последовал его примеру.       Какое-то время они в уютной тишине пили свой чай, прижимаясь друг к другу под тёплым пледом. Это утро выдавалось особенно холодным, даже по петербургски-осенним меркам, и вскользь Саше подумалось, что пора доставать из шкафа зимнее толстое одеяло — даже если он сам ещё не мёрзнет ночами, то Калинин, вон, уже колючими вязаными носками не брезгует.       — Переживаешь за концерт? — мягко спросил Ом, переводя взгляд с сосредоточенного лица Миши на его дёргающуюся напряжённую ногу. Саша бережно уложил ладонь на колено Эма, и тот, наконец, обратил на него внимание.       — В плане? — абстрактно переспросил Калинин, поворачивая голову в анфас к Ому.       — Ну, у тебя же всегда мандраж перед выступлениями… Или что случилось?       Саша обеспокоенно вглядывался в глаза Миши. Конечно, ему было интересно узнать, почему Эм забыл о его Дне рождения, но это уже отошло на второй план — теперь главной причиной для волнения стала повышенная тревожность Калинина.       Однако, вышеупомянутый Калинин только добродушно расплылся в крайне заразительной улыбке, которую так любил Саша. Миша улыбался как-то по-особенному честно и открыто, так, что любой человек, видящий эту улыбку, против своей воли сам обнажал зубы. И Ом тоже улыбнулся.       — Родной, — крайне интимно хрипловато почти выдохнул Эм. По телу Саши пробежала мелкая дрожь, — всё прекрасно. Не переживай, сам же сказал — просто мандраж.       Миша облизнулся и Ом, сам того не замечая, заворожённо опустил взгляд. Вот, казалось бы, сколько лет они уже встречаются, и сколько лет вместе живут, а такой простой жест всегда неизменно привлекал внимание Саши. Калинин по глупой привычке принялся покусывать нижнюю губу, сдирая с неё тонкий слой кожицы.       — Губы не кусай, — это должно было прозвучать строго, но вышло, скорее, советом, наставлением. Ом аккуратно уложил ладонь на челюсть Миши и провёл большим пальцем по его тонким губам. — И так на холоде обветриваешь постоянно.       И опять этот тихий бархатный смех.       Эм чуть повернул голову вбок и поцеловал ладонь Саши, придерживая её своей рукой на месте.       — Не ругайся, — кратко шепнул он в приоткрытые губы Ома, увлекая его в ленивый и нежный поцелуй.       Всё-таки, Саша считал своего молодого человека как минимум гением — даже в такой ситуации он нашёл лучший выход, убивая сразу трёх зайцев. Во-первых, Калинин с лёгкостью купировал упрёки со стороны Ома; во-вторых — поцелуи и объятия действенно способствовали скорейшему согреванию. Ну, и в-третьих — это было просто приятно.       Парни размеренно целовались, держа в руках лица друг друга, не удерживая, но обозначая присутствие. Миша целовал Сашу мягко, даже трепетно, одними губами, и он с превеликим удовольствием отвечал ему тем же, с лёгкой улыбкой растворяясь в этом поцелуе. В этот момент можно было забыть обо всём на свете: об уполовиненных кружках с остывшим чаем, о предстоящем концерте и утомительно скучном саунд-чеке…       …даже о его Дне рождения.       Раздосадованный неконтролируемым полётом мыслей, Ом вмиг помрачнел и отстранился от губ Калинина, даже хмуро дистанцируясь.       — Ты чего? — непонимающе поднял брови Эм, встречаясь с понурым взглядом Саши.       — Ты… правда не помнишь? — спросил он надломленной интонацией побитой собаки.       — Я помню обо всём, о чём должен помнить, родной, — многозначно возразил Миша, без явного удовольствия принимаясь допивать холодный чай, тем самым ставя точку в диалоге.       Ом, огорчённо покусывая губу, — дурной пример заразителен — старательно вглядывался в глаза Калинина, пытаясь хоть как-то то ли намекнуть о важной дате, то ли понять, почему она так легко забылась. Тревожная натура не дала Эму долго выдерживать испытующий взгляд любимого, и ему пришлось отвести глаза. Саше оставалось только беззлобно вздохнуть: ему принципиально не хотелось напоминать о Дне рождения, лучше скажет уже завтра, постфактум. Раз не помнит, значит есть вещи поважнее.       Первая половина дня прошла за неторопливыми сборами на концерт. Ом взял на себя настройку и натирание нужных инструментов, коих дома у музыкантов было немало: только сегодня им понадобятся две гитары, тромбон, и куча перкуссионной мелочи. Миша же решил позаботиться о концертной одежде: тщательно чистил и гладил её, тихонько напевая что-то себе под нос. Видимо, повторял треки из сет-листа — Саша не мог разобрать ни слов, ни даже мелодии.       В своих сегодняшних образах для концерта парни больше походили на иллюстрацию мема «отец, у которого всё под контролем, и его бешеный сын», чем на половину известного квартета: тотал-блэк костюм с пиджаком Эма резко контрастировал со стоящим рядом с ним у зеркала довольным Омом в ярко-жёлтой рубашке. Даром, что этот самый контраст скрывали практически идентичные пальто, урванные на Уделке почти за полцены. Однако, Миша всё равно нашёл, как выделиться, и дополнил образ любимой глупой «волчьей» шапкой, и силился натянуть на Сашу свою более серьёзную, но и более пушистую ушанку, от которой сам Ом старательно увиливал, привстав на носочки.       — На улице холодно. Ты отморозишь уши, — строго настаивал Калинин, серьёзно сжав губы в ниточку, и всё пытаясь дотянуться до Саши.       — И что, ты меня с отмороженными ушами любить не будешь? — Ом же звонко смеялся и петлял, стараясь не оступаться с обувного коврика — мыть пол потом не очень хотелось.       — Буду. А лечить — нет, — заключил Эм, стараясь держать лицо. И это сработало — Саша покорно вздохнул и чуть наклонился, позволяя натянуть на него ушанку.       По прихожей разлился тихий хриплый смех Миши и запыхавшийся — Саши. Поцеловались напоследок, подхватили чехлы с инструментами, и двинулись в путь.       Запихав вещи в багажник прибывшего такси и усевшись в салон, Эм привычно уткнулся в свой телефон. Ому с облегчением подумалось, что его нервозность наконец прошла, и сейчас он снова будет задорно смеяться над найденными на просторах интернета мемами: когда они в прошлый раз ехали на репетицию, Миша практически истерично рассмеялся в голос, запрокидывая голову и суча ногами, и Саше пришлось приложить немало усилий, чтобы рассмотреть картинку на трясущемся от смеха экране телефона возлюбленного — Ангела Меркель и несуразная подпись про гигантского голубя.* Ом тогда тоже засмеялся, но скорее от реакции Калинина, который уже сквозь хохот жаловался на то, что у него сводит скулы, и тыкался в Сашино плечо лбом. Однако, сейчас, вопреки ожиданиям, Миша не отправился на поиски смешных картинок, а, сосредоточенно хмуря брови, принялся, видимо, с кем-то переписываться. Решив его не отвлекать, Ом изучающе отвёл взгляд на городской пейзаж за окном машины.       Спустя время, на саунд-чеке с командой, Саша уже был готов признать, что тронулся умом и перепутал дни, и никакого Дня рождения у него сегодня нет — с праздником его не поздравил никто и здесь. Ни Серёжа, ни Ричард, ни его тёзка Корюковец. Вообще никто. Однако, Ом априори не мог ошибиться, и подтверждением тому были поздравления от родственников, друзей, знакомых. Но не от дорогих коллег и любимого молодого человека. Что же, они все разом забыли о его Дне рождения? Обидно. Обидно почти нестерпимо.       После саунд-чека, кажется, стало только хуже. Саше не дали даже толком разложить инструменты у своего закутка сцены и отправили в гримёрку понуро поглощать райдерные бутерброды до самого начала концерта, чтобы под ногами не мешался и не влезал в их обсуждения, касаемо… непонятно чего. И даже в гримёрке внимания на него особо не обращали, больше шушукались между собой; и взгляд Эма не получалось никак поймать, не говоря уж о мимолётных «не палящих» касаниях, которые сейчас очень бы успокоили Ома. Но Миша на него даже не смотрел.       Мандраж Калинина усиливался по мере приближения начала концерта, и это было заметно невооружённым взглядом. Кажется, он переживал даже сильнее, чем обычно, но, скорее всего, Саше это просто казалось, просто запомнилось утреннее впечатление.       Перед выходом на сцену стало ясно, что не казалось.       Группа уже настраивалась на концерт, когда Эм решил смочить горло соком, и неверные трясущиеся руки опасно накренили стакан — по его футболке расползлось тёмное пятно, что не осталось незамеченным. Со всех сторон послышались упрёки от парней, мол, Миш, ну как так, пора бы на сцену уже, а ты всех подвёл. Глаза Калинина беспокойно забегали по всей гримёрке. И остановились на Оме.       — Сань, — Эм облизнул пересохшие от волнения губы. Только не смотреть на них, — можешь до стенда с мерчом сбегать? Любую футболку возьми. Эмку.       Ну кто бы сомневался.       — Да, без проблем, — монотонно ответил Саша, силясь не закатить глаза, и двинулся из гримёрки.       Ну, что за день?! У него тут праздник, между прочим! Мало того, что никто не поздравил, так ещё и внимание обращают, только когда что-то нужно! Ому было некуда выплеснуть свою злость, потому он только крепко сжимал кулаки, оставляя на ладонях вмятины-полумесяцы от ногтей.       Окольными путями выйдя в зал, Саша только нашёл взглядом мерч-уголок и хотел двинуться к нему, избегая лишних взглядов, как вдруг толпа за его спиной дружно радостно вскричала. Ом обернулся.       И тут же на него нахлынула злоба.       На сцену поочерёдно выходили его коллеги. Те, кого он называл друзьями, просто на него забили. То-то они и шептались за его спиной весь день — думали, как избавиться от него, как без него начать концерт. Вот, вышел Ричард, Серёжа, следом за ними — второй — и уже, видимо, единственный — Саша. И, наконец, самый его любимый человек — Миша. В чистой футболке — ну, конечно, сок был лишь предлогом, чтобы отослать Ома подальше — и в… очках?       Калинин всегда жаловался, что даже первые ряды зрителей может разглядеть только с огромным трудом. Вот, слушатели стараются, рисуют плакаты, а он видит лишь астигматично размытые куски ватмана. С сердечками из рук — та же история. Но выступать в очках, по каким-то только ему ведомым причинам, Миша всегда отказывался. А тут надел.       Начали играть «Не навсегда». Саша так и застыл позади всей толпы, распираемый от злобы и непонимания: как? Почему? За что? Чем он заслужил такое отстранение от группы? Чем он заслужил эту молчанку? Да и песня звучала погано. Пусто. Неполноценно. Так себя Ом и чувствовал. А Эм так и рыскал взглядом по залу, кого-то высматривая — уж не нового ли тромбониста? — и остановился на Саше. И так тепло улыбнулся, будто ничего и не было. И запел.       — В чёрных волнах хлопья исчезнут белые. Ты песню допой, что в прошлый раз не допел мне, — да, Миша, поёшь ты замечательно, только… стоп, не допел?       Подпевающая публика осеклась на полуслове, но Калинина это, кажется, не волновало. Он не сводил взгляда с Ома, который сменил злобу на непонимание и просто ждал, что дальше выкинет вокалист.       А ждать было чего.       — Билась о скалы чёрная вода. Буду твоим! — сказал я, и это навсегда. Я так люблю тебя, и это навсегда. Я буду рядом всегда, и это навсегда.       Эм не мог сдерживать улыбку, пока пел, и всё смотрел на Сашу глазами, полными любви. Сам же Саша, растроганный, улыбался в ответ, силой не позволяя глазам намокнуть. Да, Миша действительно был не только гением, но и безумцем — только безумец согласился бы на такое, учитывая все контексты.       — Друзья! — обратился к зрителям Калинин во время проигрыша. — Сегодня День рождения у нашего потрясающего тромбониста — Саши Ома! Давайте все вместе его поздравим!       Люди стали оборачиваться на Сашу, вразнобой кричать ему поздравления, улыбаться, но самого Сашу волновал только Миша, фактически поющий ему признание в любви со сцены. Если это не было любовью, то Ом не знал любви в своей жизни вообще. Ближе к концу песни Саша принялся пробираться ближе к подъёму на сцену, но Эм всё равно по возможности не сводил с него взгляда, что ужасно его трогало.              Финальная нота. Крик толпы. До ужаса растроганный Ом поднимается на сцену, а Калинин снимает гитарный ремень и всё улыбается, и с такой нежностью смотрит на него, что становится ясно — весь день отстранённого поведения того стоил. Эм привстал на носочки, а Саша, напротив, чуть пригнулся, чтобы уткнуться носом в шею парня и обнять его. Уши почти мгновенно заложило от стройных криков «с Днём рождения!» толпы, но мягкий, чуть хриплый, голос Миши нельзя было заглушить ничем.       — Тромбона в этой песне не хватает так же, как и тебя в моей жизни. С Днём рождения, родной.