***
Айво хорошо помнил своё детство. Его первым воспоминанием была склонившая над ним мать, чьи ярко-рыжие локоны были такими красивыми на фоне верхушек деревьев и синего неба во время прогулок с коляской по аллее. Он помнил, как тянул к ней ручки, как она подкидывала его, а он не боялся — знал, что мама всегда поймает. И помнил, как её не стало. С тех пор он остался один. Жить в приюте оказалось тяжело, но он пытался справиться своими силами. Больше ни на что он не мог положиться в этом полном, непроницаемом одиночестве. К своим пяти годам он знал всё: кто кому кем приходится, какие из воспитателей злые, нейтральные, добрые, кого стоит сторониться, к кому обратиться за помощью, а кого и пожалеть. Все характеры и судьбы, как и школьные предметы, давались его пониманию необычайно легко. Все, кроме одного. И мистер Пиктон, и дисциплина, которую он преподавал — восхваление Соляриса — оставались для Айво загадкой. Как бы ни старался, он не мог увидеть сути ни в священных текстах, ни в проповеднике, который всегда держался настолько безукоризненно, что даже неестественно. Как и тексты писания, которые, по мнению Айво, священники и власть имущие могли переиначивать и трактовать по своему разумению, так и мистер Пиктон менялся в зависимости от ситуации и взгляда на него. Он менял свою личину каждый раз, когда это было ему необходимо, словно ящер сбрасывает кожу. Иногда Айво казалось, что сквозь трещины, остающиеся после смены образа, проглядывает настоящий мистер Пиктон, которого, как ни пытался, Айво не мог разглядеть. Это не было бы большой проблемой, если бы они так часто не пересекались. Как назло, тот самый предмет, который Айво совсем не давался, преподавали чуть ли не каждый день. И уж тогда-то мистер Пиктон и давал воли своим странностям: и неискренним улыбкам, будто приклеенным на его плоское, как у манекена, лицо, и подначиваниям, и вечным прикосновениям до его, Айво, пушистых рыжих волос, что выглядело совсем неуместно. А уж когда он говорил остаться на внеклассное чтение или исповедь, Айво хотелось взвыть. Его детство закончилось в один из невыносимо жарких летних дней, в тот час, когда впору было вспомнить о полуднице. Работа в теплицах приюта, казалось, никогда не кончится. Духота лезла в глотку, заставляя задыхаться — и Айво чуть ли не падал в обморок. Он услышал голос мистера Пиктона. — Айво, иди-ка со мной, поможешь мне с книгами. И хоть этот человек не нравился Айво ни с какой стороны, но жара, усталость, и любовь к книгам погнали его за ним. Под завистливые взгляды других воспитанников, Айво покинул теплицу и пошёл в прохладу подвалов, туда, где была библиотека. Стараясь не пересекаться с мистером Пиктоном взглядами, Айво молча разбирал литературу, наслаждаясь тенью и тишиной. Последним ему насладиться не дали. — Ты прочитал все книги здесь, да, Айво? — Почти. — Знаешь, почему-то я не удивлён. Ты — настоящий гений. Я бы не понял здесь и малой части. Айво не сдержался и поднял глаза на учителя, который стоял и смотрел в книгу, но наверняка видел там не слова, а кое-что другое. — Ты в этом году заканчиваешь школу, не так ли? — Да. Когда они встретились взглядами, у Айво всё похолодело внутри, несмотря на жару. — И ты, наверное, уедешь учиться в университет? — Да. Сотрудники органов опеки обещали помочь с этим. В глазах проповедника мелькнуло что-то неясное. — Я закончил, сэр, — соврал Айво. — Можно я пойду? — Погоди, погоди. Ты хорошо поработал, мне бы хотелось поблагодарить тебя и попрощаться с тобой. Айво показалось, что даже тени сгустились, придавая миру жутковатые очертания. — Нет, спасибо, я, пожалуй, пойду. Айво хотелось бежать. Без оглядки и объяснений ринуться к металлической двери и взбежать вверх по лестнице навстречу зною и палящему солнцу. Но мистер Пиктон приготовил кое-что, что заставило его повременить. — Разве ты не хочешь эклеров с лимонадом? — откуда-то из-за стеллажа мистер Пиктон достал стакан и тарелку с эклерами в нежно-розовой глазури. У Айво от такого зрелища рот наполнился влагой. Его изнурённые жаром тело и разум как одно требовали чего-нибудь холодненького, а душа желала сладкого. Айво посмотрел в лицо мистера Пиктона, надеясь понять его замыслы. Как и во все другие разы, ему не удалось этого сделать: взгляд и выражение лица проповедника буквально сочились показным спокойствием и доброжелательностью. Айво задумался. За всё время, что он знал мистера Пиктона, тот не сделал ему ничего плохого. Всё это время Айво пытался выдумать ему зловещие мотивы, но было ли это справедливо? «Мог ли я действительно его не так понять?» — думал Айво, пока его рука сама тянулась к угощению. Не в силах сопротивляться соблазну, Айво за пару укусов справился с эклером и жадно запил его ледяной водой со вкусом трав. Он опьянел от свежести и вкуса, буквально опьянел, да так, что не мог больше удержаться на ногах и упал на стул у стены. — Тебе хорошо, Айво? — Да, очень, — заплетающимся языком ответил Айво. — Мне тоже будет хорошо. — Ч-что делать с… оставшимися… книгами? — Айво было всё труднее и труднее говорить, но он упорствовал. В его голове разливался липкий туман. — Мой маленький гений, — мистер Пиктон приближался всё ближе. — Не волнуйся об этом, засыпай. Айво прикрыл ставшие свинцовыми веки и безвольно опал, как марионетка, у которой отрезали нити. Его тело стало до невозможности лёгким. Он почувствовал себя лисёнком, бегущим по тёмному лесу. Ловко и изящно перепрыгивал он через корни могучих дубов, видя, как сквозь дубовою листву сверкают звёзды, взрываясь и падая. Ни птица, ни волк не прерывали полной тишины, лишь треск веток под его лапками и тяжёлое дыхание прорезали звуками неестественно неподвижный воздух. Вдруг над ним промелькнула тень в лунном свете. Айво помчался ещё быстрее, в отчаянной попытке удрать от неведомой опасности. Его спину обдало огнём. Повернув голову, он увидел гигантскую летучую мышь с красными глазами, которая схватила его и понесла вверх. Вырываясь изо всех сил, он мог только пищать и пытаться укусить. Мышь перехватила его когтями у основания хвоста. Айво попрощался с жизнью, ведь мама-лисица не придёт ему на помощь. Они взлетели уже очень высоко, к чёрным небесам, полным звёздных осколков. Он с грустью посмотрел на них, не отрывая взгляда от безвоздушного пространства, в котором умирали звёзды. «Я хочу быть там, в космосе», — жалобно подумал Айво, безвольно качаясь вниз головой в хватке острых когтей. — «В своём дворце, где меня никто не тронет». Стоило ему подумать об этом, как вдруг мышь отпустила его и он с чудовищной скоростью полетел вниз, к лесу, который с такой высоты был больше похож на ковёр. Он не кричал, только плакал, смирившись с судьбой, и смутно понадеялся, что на том свете его будет ждать мама. Он закрыл глаза, лишь бы не видеть падения… …которого не последовало. С трудом разлепив веки, Айво увидел знакомую комнату. Он лежал в своей кровати, обливаясь холодным потом, и не мог вспомнить решительно ничего, что было до сна. Тело болело так, как будто он пробежал марафон. Он попробовал встать и чуть не вскрикнул — что-то внутри него потянуло резкой болью. Оставив эту идею до лучших времён, он укрылся одеялом и пролежал так целый день и много последующих, пока не смог нормально ходить. Что-то сломалось в нём. Ничего больше не приносило радости, не удивляло, не было забавным или смешным. Ему всё больше хотелось быть подальше от людей, в тишине и раздумьях, будто бы это помогло ему стать прежним. Он ошибался. Всё чаще и чаще он мечтал оказаться на других планетах, где тысячелетиями бушуют ветра над ледяными пустынями, стать шелестом листьев, запахом дождя, тенью облака. Стать неживым. Не хотелось ему играть и в любимых солдатиков. Тех самых, которых он полюбил с первого дня, тех, кого присвоил и готов был драться, как лев, за право единоличного владения. Не очень-то они были кому-то нужны кроме него — их было немного, маленькая армия в главе с генералом с саблей. Некоторых потерявшихся рядовых и вовсе заменили то пешкой, то ногой от куклы. Но в представлении того, прежнего Айво, они были настоящей армией, готовой бороться за него до самого конца. Теперь ему было неловко смотреть на них. Он явственно понимал, что, на самом деле, защищать его некому. Вскоре он уехал учиться в университет, и новая жизнь сулила относительно свежий воздух. Но боль и сомнения не уходили. Словно пятно, которое ничем нельзя было оттереть, они преследовали его всегда, даже когда он, наконец, понял их природу. Панические атаки сменялись яростью бессилия от того, что этот мир таков, какой он есть, от того, что эти шрамы никогда не исчезнут. Не исчезнут такие как Пиктон, если только… Если только он, Айво Роботник, не поспособствует этому. Кто ещё, кроме него, сможет построить мир, в котором не будет места насилию? Мир, в котором все дети смогут жить в безопасности, достатке и любви. Где одарённых будут развивать, а не подвергать остракизму. Где безупречные машины не позволят проявлений гнусной человеческой природы, а такие, как Пиктон, будут либо изолированы, либо излечены. Этому проекту Айво теперь посвящал себя без остатка. Он должен выложиться на все сто, должен показать, чего стоит, а иначе какой был смысл в его гениальности? Если он не построит идеальное общество, значит, не построит никто. Если он сдастся, то люди будут обречены на страдания до скончания веков. И потому он не сдастся никогда.***
В свой двадцать первый день рождения Айво вызвал проститутку. Отгоняя от себя стыд, он нашёл объяснения своему поступку исключительно логичными: нужно было отпраздновать день рождения, снять напряжение, время убить… Но вместо того, чтобы наконец-то попробовать секс, Айво вскоре обнаружил себя изливающим душу этой девушке, больше похожей на куклу. Слова ровным потоком соскальзывали с его языка, словно ему действительно это было нужно: поделиться наболевшим, тем, что так давно переполняло его разум. Сидя за столом на кухне небольшого загородного дома, при свете одинокой лампочки и стрекотания цикад, Айво вдруг нашёл то, чего ему так не хватало — искреннего интереса к себе. Вместо ожидаемой скуки, в глазах своей слушательницы он увидел намёк на жалость и спросил: — Я, наверное, похож на психа, да? — Ну нет, — протянула она, наматывая светлый локон на пальчик. — Все творческие люди немного, э… не от мира сего. Айво криво усмехнулся. — Да, может быть. Мне этот мир не нравится ни с какой стороны. — Хм? — Долго объяснять, — ответил он, чувствуя, как его одолевает сонливость. — Нет, ты скажи! — нетерпеливо проговорила она. — Поздно уже, — миролюбиво сказал Айво. — Пора спать. Девушка надула губки и начала собираться, как вдруг Айво почувствовал внезапное отвращение от мысли, что он сейчас останется один. Стараясь не подавать вида, он ровным голосом проговорил: — Можешь полежать со мной? Блондинка слегка улыбнулась ему, бросив короткое «конечно». Они спустились в его комнату в подвале, она подошла к кровати и начала раздеваться. Айво, увидев её прелести, густо покраснел. «Как подросток, ё-маё», — подумал он. Когда она юркнула под одеяло, он выключил свет, чтобы не показывать лишний раз своего тела, снял с себя одежду и лёг рядом. Она обняла его и прижалась к груди. На границе сознания Айво промелькнула мысль, что она, наверное, чувствует, как сильно колотится его сердце, пока он млеет от прикосновений её нежных рук. Несколько секунд он провёл в напряжении, пока всё-таки не расслабился, пустив всё на самотёк. Уже на границе сна и бодрствования он встрепенулся от её сдавленного крика: — Солярис, что это? Она показывала пальцем на робота в углу комнаты, которой в темноте со всеми своими распущенными проводами напоминал гигантского паука весьма неприятного вида. Девчонка едва слышно запищала от ужаса, пока Айво не сказал: — Успокойся, это всего лишь робот. Её глаза недоверчиво блеснули. — Робот? — Да, — ответил он, вставая с кровати. — Новая модель. Айво подошёл к своему ещё не завершённому детищу и провёл по металлическому корпусу кончиками пальцев. В его голове тут же нейронной сетью засверкали идеи и образы нового мира, будущего, которое он построит сам. Будущего, в котором не будет места порокам людским, рабскому труду, несправедливости. Из мёртвого металла он создал то, что вполне можно назвать жизнью в лучшем её проявлении: надёжном, неуязвимом, безупречном. — А что он делает? — всколыхнувший тишину раздумий вопрос, казалось, оглушал. Айво обернулся и удивлённо посмотрел на девицу, будто только что вспомнил, что она ещё здесь. Вопрос, однако, на мгновение поставил его в тупик. — Хм, так, как я и сказал, это новая модель. Ты слышала что-нибудь об аварии на аберфанской АЭС? — Кто же не слышал. — Да уж, трагедия, правда? — он присел на кровать. — От взрыва реактора радиоактивные обломки разлетелись кто куда. Их нужно было убрать, и как можно скорее, но кто бы мог это сделать? Посылать туда людей даже на несколько минут — значит обрекать их на долгую и мучительную смерть. Он обернулся к ней с широкой улыбкой победителя. — Но я нашёл выход. Я создал робота, который мог всё: и убирать, и сваривать, и резать, и дробить… Самое лучшее, что им можно было управлять дистанционно. Его предшественники, — Айво кивнул на груду железа в углу. — Сделали всю работу и даже помогли строить саркофаг. Люди не пострадали, последствия катастрофы ликвидированы, а я показал миру свой талант. Трёх зайцев одним выстрелом! Он с удовольствием заметил в её взгляде восхищение и это подпалило его огонь уверенности в себе ещё сильнее. Он тут же начал рассказывать про полную автоматизацию сферы обслуживания, армии, больниц и школ, о том, сколько средств, времени и человеческих ресурсов будет сэкономлено, какая утопия ждёт будущие поколения. Девушка подняла руку, как ученик в классе, заставляя Айво прерваться. — Эм… Да? — А это будет касаться, ну, моей профессии? Айво моргнул. — Проституции? — Да, — скованно ответила девица. — О, — протянул он, поглаживая шею. — Да, определённо. Это очень выгодно: роботы не устают, ничем не болеют, им не нужно платить… Они всегда будут выглядеть молодыми и будут делать всё, что им скажешь. Он заметил, какой печальной она стала и тут же решил подсластить дозу реальности: — Но, конечно, будет очень сложно сделать их такими же красивыми как ты. На лице девушки расцвела лёгкая улыбка. Она подобралась к нему поближе и запустила пальцы в его рыжие волосы, глубоко посмотрела в глаза. Айво, не зная куда себя деть, не заметил, как затаил дыхание. — Могу я тебя попросить кое о чём? — О чём угодно, — сказал он, не отводя взгляда. — Ты не мог бы повременить с роботами для секса? Хотя бы на пять лет. Мне нужно доработать, а уж потом… Для меня будет поздно. Какое-то время они пробыли в тишине, пока Айво не вздохнул. — Ладно. Идея, конечно, прибыльная, но можно и подождать. В лунном свете её синие глаза лучились признательностью. — Спасибо! Как мило с твоей стороны выкроить для нашего дела ещё времени, — она наигранно надула губы и скрестила руки на груди. — Хотя, если так подумать, ты у наших девочек отнимаешь хлебное место. — Я вашим девочкам даю шанс не совершать ошибку, не разрушать судьбу и зарабатывать головой, а не… Вам придётся будет делать ставку на свой творческий потенциал, чтобы хоть как-то жить и деньги получать. — Но не все же такие талантливые как ты… Что делать остальным? — Полностью пересмотреть свою жизнь. Отбросить все эти мещанские ценности и начать думать о вечном. Очень скоро их немногочисленные навыки будут никому не нужны, когда в игру вступят мои роботы. Единственной дорогой человечества будет путь новаторов и изобретателей. Машины могут многое, но не могут одного — придумывать что-то новое, делать открытия, двигать науку вперёд. Хотя, в последнем, я, признаться, не уверен. В любом случае, людям придётся избавиться от тяги ко всей этой мышиной возне, отказаться от рекламы, мыльных опер, выяснения отношений знаменитостей, бессмысленного труда, собирания тысяч фигурок аниме… Работа предстоит немаленькая. Всё зашло так далеко, что нужно ампутировать весь этот гнойник. Цель моя — излечить общество любой ценой. Пускай лечение будет болезненным, но иногда исцеление требует боли. Он осёкся, когда она положила руки на его плечи и слегка подтолкнула к тому, чтобы лечь. Айво упал на подушку и смотрел на то, как она оседлала его. Их носы практически соприкоснулись, когда она наклонилась ниже. — Вот ты кто, — прошептала она. — Большой страшный учёный, который захватит мир? Айво взглотнул. — Не знаю, как насчёт большой, но о-оох, — он не сдержал тихого стона, когда внизу живота стало горячо и тесно. Сжав в руках простыни, он закрыл глаза. Так стало хуже — больше ничего не отвлекало ни от жара, ни от скрипа кровати. Когда всё было кончено, они легли рядом и пытались отдышаться. Айво приложил немалые усилия, чтобы повернуться к ней и заговорить — тело его почти не слушалось. — С-сколько? — только и смог выдавить он. — Нисколько. Я, вроде как, твой должник. — Угу, — пробормотал он, чувствуя, как проваливается в сон. Она начала ластиться к нему, Айво обнял её и накрыл одеялом. В какой-то момент ему захотелось не сдерживать обещания и приступить к созданию механической подружки прямо сейчас, чтобы каждую ночь ему было так хорошо… Но он тут же себя урезонил. Ему нельзя отвлекаться. «Нельзя тратить время на пустые развлечения», — думал он. Он приоткрыл один глаз и посмотрел на её умиротворённое личико. — «Ну, иногда можно. Но из секс-кукол не построишь армии, которая будет сражаться за мою Империю. Мне нужны боевые машины и космические корабли. А извращенцы пускай подождут, плевать я на них хотел». Прислушиваясь к мерному дыханию светловолосой красавицы, в объятиях друг друга и с лёгким изнеможением, Айво Роботник чувствовал себя почти что счастливым.***
Коммандер Уолтерс был зол. Очень-очень зол. Доктор готов был поклясться, что видит, как вздулись его вены и пульсировала жилка на виске. На лице Роботника появилась едва заметая азартная улыбка. Сейчас начнётся шоу. — Вы, наверное, задаётесь вопросом, зачем я Вас вызвал, — коммандер старался говорить ровным спокойным голосом, но, видит Хаос, получалось это у него с трудом. — Нет, — ответил Роботник, подкручивая кончик усов. — Полагаю, это касается недавних испытаний. — Вы правильно полагаете, — Уолтер покраснел ещё больше. Доктор решил не подыгрывать ему и просто подождать, что из этого получится. Острый как сталь взгляд коммандера встретился с умиротворённым и насмешливым взглядом Роботника. Тот был готов переживать неловкую тишину хоть целую вечность и записал на свой счёт маленькую победу, когда Уолтерс заговорил первым: — Да, гмх, это касается вашего прототипа, — он подвинул учёному стопку документов. — Вы ничего не хотите мне сказать? Роботник глянул на бумаги из-под тёмных очков и стал деловито листать их, лениво бегая глазами по строчкам. Коммандер, красный, как помидор, терпеливо ждал ответа. — Должен сказать, что в следующий раз можно повысить мощности. Так как это первое устройство такого типа, я подумал, что нужно отнестись к вопросу… деликатнее. Больше такого не будет. Уолтерс уставился на него, будто ожидая шутки, которой так и не последовало. — И всё? Роботник нарочито задумался. — Да, — с улыбкой ответил он. У коммандера больше не было сил на этот спор и он закричал: — А Вас не смущает, что в качестве движущей силы Вы использовали нервную ткань животных?! Буквально куски мозга! — когда он кричал, капельки слюны разлетались во все стороны. — Что в следующий раз Вы нам предложите? Медведя на велосипеде? — Зависит от бюджета. Доктора невероятно веселило наблюдать за перекошенным лицом старого генерала, пока из темноты длинного зала для переговоров не раздался голос: — По-Вашему это смешно? Роботник вскинул бровь и повернулся к говорившему, которого раньше даже не замечал. Было понятно, почему — это был один из плюгавых учёных в штате ГАН. — То, что Вам кажется прогрессом, я называю изнасилованием животного мира, — продолжил он. — Вы просто берёте живых существ и вертите ими, как хотите. — Не говоря уже о том, что Вы ещё и деньги наши тратите на свои эксперименты, а не на работу, — сказал коммандер. — Вам кажется, что мы платим Вам за пляски со зверьём? — Коммандер, я не собираюсь тратить несколько часов на зачитывание диссертации, которая выше Вашего понимания, только для того, чтобы Вы осознали, что это за «пляски». И Вас, и меня в конечном счёте интересует только результат, а он, как Вы помните, нас порадовал. Уолтерсу нечего было возразить. Всё ещё покрасневший, он с клокочущим гневом молча наблюдал, как Роботник уже отвернулся к другому скептику, точнее, к другой: — Вопрос лишь в том, что Вы используете ткани животных, когда в этом нет острой необходимости. Да, Вы совершили прорыв, Вы первый в истории работаете на стыке нейробиологии и робототехники. Но это живые существа, и мы не имеем права убивать их, даже во имя науки. — О, это лучшая часть, — Роботник обнажил верхние зубы. — Они не умирают. Всем находящимся в зале поплохело. Плюгавый учёный, чьего имени доктор не знал и знать не хотел, чугунно произнёс: — Мы прямо сейчас можем отправить Вас в тюрьму за жестокое обращение с животными. — Пожалуйста. Только кто будет работать здесь без меня? Вы? Боюсь, в таком случае, этой организации недолго осталось. — Ладно, доктор, — уже спокойнее сказал коммандер. — Может, мы погорячились. Давайте Вы оставите свои заморочки и продолжите работать как раньше, мм? Помните ваши старые добрые машины смерти, за которые мы Вас так ценим и любим? — А давайте без давайте, — холодно ответил Роботник и встал, чтобы уйти. — Хватит с меня. — Вы забываетесь, доктор… — хотел было сказать Уолтерс, но из-за захлопнутой двери доктор Роботник едва ли слышал его. С каким удовольствием он покинул этот душный зал, в котором потратил бесчисленные и бесценные часы своей жизни на скучных совещаниях и собраниях. Слишком долго он тратил свой талант в ГАН, пока его ждала собственная Империя. Он шёл по пустым коридорам, обещая себе никогда не возвращаться. Вышел на улицу, вдохнул летний ночной воздух и постоял немного, смотря на небо. Ночь звенела звёздами. Где-то далеко, космическое пространство могли бороздить его космические корабли и он, во главе этой армады, отправился бы к далёким планетам и галактикам, оставив этот мелкий неидеальный мирок. Нет, так нельзя, подумал он. Он не может оставить всё как есть, не может оставить тех, кто нуждается в нём больше всего. Он должен изменить этот мир, потому что он - единственный, кто на это способен. Его интеллект — не дар, а крест, который он обязан нести с достоинством. Его Империя — шанс для всего человечества на счастье, справедливость и процветание, и за него он готов был бороться до последнего вздоха.