our changes.

Никто ничего не решал. Их жизнь была распланирована, сыграна по ролям, вшита в память жесткого диска. Все знали изначально, что Сехун завис на огромных глазах Лухана еще с первой встречи, что Чонин заболел Сехуном немногим позже, что макне всегда требовался кусочек свободы, теряющийся где-то в темной челке и на дне стаканчика с баббл-ти. Никто не менял правила игры. Никто не требовал полной покорности, бесконечной верности и наигранной радости. Лухан похоронил свою гордость давно, глубоко и надолго, где-то между первым робким признанием и моментом, когда его лицо было вжато в диванную подушку, а брюки стянуты до колен. Просто потому, что его Сехун был таким. В нем уживались Джекилл и Хайд, ледяное сердце и сжигающая страсть. В один миг он был пушистым котенком, тыкался влажным носиком в ладони в поисках поддержки, в другой - выпускал когти и драл сберегающие его руки до мяса и оголенных вен. Но Лу принимал это, принимал в Сехуне все, сходил с ума от каждого его вздоха, движения губ, упивался умелыми ласками, требовательными поцелуями и утренней улыбкой. Потому что любая боль притупляется очень быстро. Особенно если ты к ней за всю свою жизнь и так привык. Их история была настолько похожа на дешевую драму, что появление в ней еще одного героя даже вызвало у него улыбку. Чонин был, пожалуй, самым его близким другом из корейской подгруппы. Они все время дурачились вместе, играли в приставку и любили, тайком от Чжунмена, конечно, курить на балконе, тихо смеясь и выдыхая терпкий дым в ночной влажный воздух улицы. В одну из таких ночей Чонин и сказал Лухану, что уже больше года влюблен в Сехуна. И это не то чтобы удивило китайца - он и без того видел тоскливые взгляды танцора, направленные на его мальчика, видел, как тот вздрагивал от робких касаний и закрывался в себе, замечая Лу в руках Сехуна. - Ты ведь знаешь, что он со мной. - Знаю, - Чонин напрягся, не зная, как китаец отреагирует, не понимая, что было этой глубокой темнотой в его глазах. Он его ненавидел? Жалел? - Тогда люби, - Лухан снова затянулся, слегка поведя озябшими плечами, - Он в курсе? - Давно... - Вот и хорошо. Хан не был удивлен. Сехуна нельзя было не полюбить. Ревность шипящей заползла ему под майку и свернулась на животе, щекоча ядовитым языком, но парень лишь погладил ее по морде кончиками пальцев и прижался лбом к холодному стеклу. Он не возражал. Он никогда не возражал. Закрывал глаза на замазанные тоналкой засосы на шее макне и просто тянулся к нему, зная, что раз он вернулся, значит, Лухан ему дороже. И поэтому он просто потрепал Чонина по волосам, немного жалея, что полюбил не его. Ким был мягким и податливым, словно пластилин, верным, но внутренне сильным. И потому Лу был рад, что у его Сехуна будет еще один человек, готовый поддержать его. Ведь достойные люди встречались так редко. Чонин подошел со спины к Лухану и обнял его, дрожа. Он был благодарен парню за его доброту, за позволение любить, за все такую же мягкую улыбку. Ким иногда жалел, что полюбил не его - теплого и смешного, взрослого, с мудрыми глазами и детскими шалостями в голове. Но никто ничего не решал. Ким понял, что пропал, когда они готовились к дебюту. Их с Сехуном тизер требовал длительных репетиций, во время которых они часто болтали, смеялись и устраивали шуточные дэнс-баттлы. Сехун был не слишком эмоциональным или разговорчивым, оттого Чонину и казалось, что именно он был тем человеком, который увидел истинные чувства Се. Ему безумно нравились длинные теплые руки и шепот: "Скучаешь?", ему нравился Сехун, целиком и полностью, до кончиков ресниц. Но тот внезапно стал меняться, постоянно пропадая возле их хена, будущего участника китайской подгруппы - Лухана. Он был отличным парнем с огромными глазами и чарующим голосом. В момент, когда Сехун, робко улыбаясь, признался китайцу в любви - Чонину показалось, что он умер. В момент, когда Сехун, его милый и теплый Сехун насиловал Лу, вжимая его лицом в диван, Чонин сидел на полу около двери в гостиную и беззвучно рыдал, слыша приглушенные всхлипы Лухана. Он корил себя, что полюбил. Полюбил монстра, спящего под личиной очаровательного юноши, с горящими глазами зазывающими всех в магазинчик с баббл-ти. Но поделать ничего было нельзя - Чонину осталось лишь принять свои чувства. И сойти с ума. Сехун знал о том, что он испытывает, Ким сам ему признался. Просто однажды не хватило сил сдерживать себя. Сехун понял его, сказал, что позволит себя любить, но не больше. Постепенно Чонин привык. К боли вообще быстро привыкаешь, особенно если у тебя высокий порог чувствительности. Обычно меняется все тогда, когда ждешь меня всего. Когда привыкаешь к теплому одеялу, но жизни плевать на твои привычки, она выгоняет тебя в мир вечной зимы, не давая и права на эфемерное тепло. Это может казаться несправедливым, даже жестоким. Это может больно бить под ребра. Это может быть концом для чего-то. Лу просто поставили перед фактом. Объяснили наглядно, что все, конец. Он больше не с Сехуном. И Лухан проклял момент, когда Се стал пахнуть одеколоном Тао. Когда застал их в коридоре, трахающимися у стены в день их с макне годовщины. Когда Чжунмен увел его в гостиную, вытирая с щек слезы, а с губ - кровь. Когда Чонин, удивленно выглянувший в коридор, зарычал так громко, что Лу закрыл лицо подушкой, трясясь в лихорадке и мечтая задохнуться, чтобы не вспоминать больше ухмылки Сехуна: "Я теперь с Тао, хен. Но я не против трахать тебя, ты ведь это так любишь...". Когда из коридора стали раздаваться хрипы и звуки борьбы - Чжунмен и другие ребята закричали, пытаясь разнять Тао и Чонина, которому было плевать на то, что китаец владеет ушу, он просто колотил его, стараясь не смотреть в сторону валяющегося без сознания от его удара Сехуна. Пусть Ким и знал, что Се не идеален. Знал о том, что Лу у него не один. Видеть это, видеть рыдающего Лухана было слишком. Он выл в подушку, дрожал всем телом, и Чонин просто не мог не посмотреть, в чем дело. А дальше мозг просто отключился. Когда он пришел в себя, они с Луханом были одни в квартире. - Лу... - Ким опустился рядом с ним на корточки и убрал подушку от лица, проводя окровавленными пальцами по щеке. Лухан мертвой куклой пялился в потолок, и если бы не судорожные всхлипы, вырывающиеся у него из горла, Ким бы подумал, что тот не выдержал. - Чонин-а... За что он так с нами? Мы ведь любили его, делали ради него все. Все, понимаешь? - сдавленно прошептал он и сполз с дивана, утыкаясь носом в грудь друга. Тот крепко обнял юношу, словно прячась в недавно ставших светлыми волосах и стараясь сдержать собственные слезы. Лухан прекрасно понимал, что Киму тоже больно, что его тоже предали, что он имеет лишь на пару дорожек слез меньше, чем у него, прав считать это изменой. - Это Сехун, - просто выдохнул Чонин и это прозвучало настолько горько и настолько объясняюще, что Хан поднял глаза, ухмыляясь. - Это Сехун... К боли привыкаешь. С ней начинаешь жить, дышать ею, считать верной подругой. Боясь того, что Лухан окончательно сломается, Чжунмен однажды позвал Кима в сторонку и попросил его некоторое время пожить с китайцем в комнате. Чонин согласился, внутренне радуясь тому, что Се и Тао "взяли небольшой отпуск" в больнице. Туда им и дорога. Лу кричал каждую ночь. Его терзали липкие, рваные кошмары, обволакивающие грязными пальцами тело, заставляющие его вскакивать на кровати и хвататься за шею, потому что горло сковывал спазм и дышать было невозможно. Его в ту же секунду обнимали горячие руки Чонина, ухо обжигал грустный, но успокаивающий шепот: - Хен, тихо... Это твой Чонин. Я рядом. Дыши, давай же! Лухан почти до боли сжимал ледяными пальцами обнимающие его руки и кашлял, пытаясь протолкнуть в легкие хоть несколько глотков воздуха. И у него получалось. Раз за разом. Потому что ему не давали опустить руки. Он часто просил Кима поспать с ним, и лишь прижавшись к горячей груди младшего, мог уснуть спокойно, не зная, что за ним наблюдают глаза не менее сломленного Чонина. Тот часто думал о том, почему Се выбрал не его, а Тао. Ведь если ему было мало Лухана...Чонин любил его! Безумно, до хрипоты, до ожогов от сигарет на самых кончиках пальцев. Любил даже его дьявола. Но нет. Се была не нужна его любовь. Она никому не нужна!.. Лухан был таким доверчивым во сне. Жался к нему, пытаясь оттаять, дышал тяжело, но все же дышал. Не передать словами, как Чонин за него боялся. Это было новой, неизведанной переменной в коде его программы, тем, что заставляло его мгновенно распахивать глаза и прижимать к себе эту попавшую в паутину бабочку, его друга, единственного во всем мире, кто мог его понять. Их потайные ночи с сигаретой стали чаще. Стали дольше. Стали крепче. Чжунмен все видел, но не лез. Никто не лез. Чонин никого не подпускал к тающему на глазах Лу, а тот едва ли не рычал, когда к ним в комнату кто-то приходил. В основном это был тот же Кенсу, пытающийся заставить парней хоть немного поесть. Хан загораживал собой Кима, забирал поднос и запирал дверь на замок. Садился с Чонином и помогал ему, разминая пальцами убитые на тренировках мышцы. Они почти не разговаривали, постоянно держались вместе, общались взглядами и защищали друг друга от внешнего мира. От ставшего практически чужим мира. Когда прошел месяц после произошедшего, Лухан и Чонин впервые вышли вместе на кухню к обеспокоенным и нервным одногруппникам. - Вы в порядке? - подскочил Бэкхен, сдвигая всех и помогая усесться ребятам. - Простите, что заставили волноваться, - синхронно улыбнулись Ким и Лу и слегка поклонились. Им было неловко после того, как они залечивали друг друга, никого к себе не подпуская столько времени. Но все были искренне рады их возвращению - обнимали, улыбались. Кенсу даже приготовил свои восхитительные блинчики. Лухан был очень бледным, истощенным, будто бы все свои силы, все свое дыхание отдавал Чонину. Тот почти не изменился. Разве что под глазами пролегли синяки, не хуже, чем у Тао. Но они были готовы вернуться. Вернуться в мир, некогда бывший их миром. Просто потому, что даже их шрамы со временем смогли покрыться грубыми рубцами. - Когда возвращаются ребята? - жуя отвоеванный у Чанеля блинчик, улыбнулся Лу. Все как-то засмущались, а Бен спокойно ответил: - Сейчас. Хан закашлялся, пытаясь проглотить ставший комом в горле блин. Чонин тут же подскочил, хлопая его по спине и всучив в руку стакан воды. Лу благодарно улыбнулся, буквально внутренне засияв. Все затаили дыхание, глядя, как они общаются улыбками, взмахами ресниц и легкими касаниями. У двери раздалось покашливание и парни мгновенно напряглись. У обоих на лицах были ледяные маски. Они смотрели на вошедших Тао и Сехуна, не знающих, куда девать взгляд, а потом Хан просто откинулся в обнимающие его руки Чонина и улыбнулся: - Кенсу-я, сделаешь еще блинчиков? У нас тут блудные сыновья пожаловали. Мамочка захлопотала у плиты, остальные стали расспрашивать парней о самочувствии, надеясь разрядить обстановку. Это понемногу удавалось, только вот Чонин сверлил парочку уничтожающим взглядом. Он, в отличие от Лухана, уже давно осознал, что в его сердце больше нет места для этой саморазрушающей любви. Лу же все еще было больно видеть Се. Его сердце не начинало трепетать, нет. Просто во рту появлялась кровавая оскомина и давило где-то под горлом. Он смотрел на Се, на то, как тот робко помогает Тао, и старался сдержать слезы. С ним он был совсем не таким. Тоже нежным. Но его нежность и то была иной, не столь...теплой. Она жгла и причиняла боль. А с Тао - наоборот. Се был робким, податливым. Будто бы своими кулаками Чонин изгнал из него его маленького дьявола. И от этого было еще больнее. - Ты как? - прошептал Чонин, заправляя светлую прядь за ухо Лу. Тот вжался в него, улыбаясь, и потерся макушкой о подбородок. - Переживу. А ты как? Чонин щелкнул зубами и Лу тихо засмеялся, только сейчас обращая внимание на притихших ребят. Они привыкли так общаться и забыли, что простым людям это может показаться как минимум странным. А потому Хан схватил последний блинчик, к которому потянулся было Чжунмен, и, взяв Чонина за руку, повел за собой, бросив напоследок: - Я рад, что вы вернулись, ребята. Поправляйтесь скорее. Лухан вернулся из душа, вытирая влажные волосы полотенцем и потягиваясь. Стоило ему зайти в комнату, как сильные руки обхватили его за талию. Хан засмеялся, вплетая пальцы в каштановые кудри: - Душ свободен... - Лулу, ты жесток. А спинку потереть? - игриво улыбнулся Чонин. Это стало привычкой - так подшучивать друг над другом. Но сказать по правде, Ким и сам понимал, что в каждой его шутке скрывается надежда на что-то, о чем пока было рано мечтать. Он просто смотрел в теплые ореховые глаза, которые выплакали столько боли, которые научили его вновь улыбаться после всего, что произошло. Смотрел на своего Лу, своего волчонка, который яростно защищал его от косых взглядов и насмешек, который сам вновь учился жить, опираясь на его, Чонина, плечо. Это было невероятного уровня доверие, зарождающееся где-то в недрах вдохов и нервных клеток. - Оу, - засмеялся Лу, - Боюсь, тогда твой хен совратит тебя прямо в ванной. - А кто сказал, что я против? - протянул Чонин. И в его словах не было ни капли несерьезности. Лухан почувствовал, как заалели щеки, а от внимательного взгляда темных глаз по позвоночнику побежали маленькие пауки-мурашки. Руки Кима лежали на его талии и обжигали обнаженную кожу не хуже расплавленного железа. Лу раньше думал, что так бывает только в фильмах. Но вместо этого он сам потянулся к Чонину, первым коснулся губами его губ. Ким судорожно выдохнул, прижимая к себе хрупкого парня и с наслаждением чувствуя, как тонкие руки обвивают шею. - Если ты потом скажешь, что это было ошибкой - я тебе глотку перегрызу, - рыча в поцелуй, бормотал Чонин. Они быстро оказались возле кровати и упали на нее, тяжело дыша. - Если ты потом скажешь, что это было несерьезно - я тебя выдеру на кухонном столе прямо во время завтрака, - засмеялся Лухан, слегка жмурясь от щекотки и перебирая пальцами мягкие волосы Кима. Тот хрипло засмеялся, касаясь губами кожи под ухом Хана. Он провел сильными ладонями по его животу и, подцепив резинку домашних брюк, стащил вниз, с восхищенным любопытством рассматривая молочную кожу с яркими паутинками вен. Лухан дышал учащенно, прижимая запястье ко лбу и тихо посмеиваясь. Чонин показал парню язык и приспустил с себя широкие шорты, обнаруживая под ними недостаток белья. Лу протянул руку, поглаживая член колечком пальцев, и тихонько застонал, когда он напрягся, а потом призывно облизал губы. Чонин закусил губу и зажмурился, приподнимаясь и почти садясь парню на грудь. Тот напряг шею и, сжав ягодицы Кима, высунул язычок. Чонин, ухмыляясь, размазывал смазку по мягким губам и рычал, когда Хан пускал в ход язык. Лу облизал пальцы и осторожно погрузил в себя сразу два, жалобно охая и жмурясь. Ким протяжно застонал, прося о большем, и Лухан податливо открыл рот, впуская в него твердый член. Он позволил пальцам Чонина вплестись в его волосы и управлять им. Чонин жмурился и дышал через раз, водя головкой за щекой Лу и слегка по ней шлепая ладонью, чтобы усилить ощущения. Китаец сдавленно замычал, когда его собственные пальцы коснулись простаты, и выгнулся, по инерции вбирая член до горла. Чонин охнул и часто-часто застонал, чувствуя, как сжимающие головку мышцы горла заставляют сперму буквально ударить в голову. Лу отстранился, сглатывая слюну и, снова позволил члену проникнуть глубже, отчего он сам коснулся носом живота младшего. Чонин выгнулся дугой и захрипел протяжно и рвано, кусая свои губы, прокусывая их почти до мяса. Лухан довольно улыбнулся и, крепче сжав губы на головке, стал насасывать член Кима, жестко ласкать его языком и иногда пуская в ход зубы. Чонин вскрикнул, когда язык Лухана несколько раз ласково прошелся по уздечке, и сжал светлые волосы, чувствуя, как сперма толчками выплескивается в мокрый рот китайца. Лу отстранился и позволил своему небольшому угощению вытечь изо рта в ладонь. Он не отрывал от Кима взгляда и тот захрипел, сходя с ума от столь возбуждающего зрелища, с восторгом чувствуя, как китаец смазывает его член его же спермой. Чонин резко спустился вниз и устроился между раздвинутых ног любовника, накрывая его губы своими и мелкими толчками входя в податливое тело. Хан выгнулся, царапая смуглую спину, и с протяжным стоном обхватил ногами бедра танцора. Тот подтягивался на руках, упираясь ими в постель, и кусал тонкие губы Лухана, которыми тот бормотал что-то по-китайски. - По... Корейски... - хрипло простонал Чонин, когда найдя при очередном толчке бугорок простаты, он заставил Лу закричать. - Еще... Еще..! Не останавливайся... Хороший мой... Мой Чонин... - Боги...Лу... Хан похотливо вскидывал бедра навстречу члену Кима, сжимал напряженные плечи и терялся в почти черных от возбуждения глазах. Если секс с Сехуном заставлял его подчиняться, ощущать свою слабость и покорность, то с Чонином он мог открыто заявить свои права на удовольствие, стонать в голос, помечать губами горьковатую от пота кожу парня, который теперь был его, его и только его. Невероятное возбуждение, скапливающееся на кончиках пальцев ледяными иглами, резко ударило по нервам, заставляя Лу заскулить и резко прижать к себе Чонина. Он громко стонал, чувствуя, как оргазм накрывает с головой, заставляя падать в неизведанную глубину с именем Чонина на зацелованных губах. Он тут же почувствовал в себе сперму младшего и краем уха услышал, как тот зарычал, сжимая шею Лухана зубами. Они откинулись на простыни, рвано дыша. Ким пальцами ноги подтянул одеяло и укрыл их, поворачивая Лухана на бок и обнимая его со спины. Китаец накрыл ладонью теплые руки Чонина и улыбнулся, получая легкий поцелуй в щеку. - Что ты хочешь на завтрак? - Тебя и сладкие гренки. Утром Лухан выбрался из постели, тихо хихикая над спящим Чонином, натянул белье и его майку и прошел на кухню. Там уже был Тао, раскладывающий лапшу на две тарелки. Увидев Лу, он вспыхнул и пристыженно опустил голову. Хан стоял и смотрел на него. Долго. Внимательно. А потом достал с полки соус и протянул ему банку: - Держи, так будет вкуснее. - Спасибо, геге, - улыбнулся мальчик-панда, добавляя соус в лапшу. Он подхватил тарелки, поставил их на поднос и с вежливым поклоном убежал в их с Сехуном комнату. Почему-то это вызвало у Лухана искреннюю улыбку и он принялся готовить обещанные младшему гренки, подпевая тихо играющему радио. Внезапно сильные руки оторвали его от пола и закружили по кухне, отчего китаец залился смехом. Чонин с широкой улыбкой посадил его на стол. - Эй! У меня там все горит... - запротестовал Хан. - Воу, - хмыкнул парень, приподнимая бровь, - Может, тогда Кай тебя остудит? - Я серьезно, глупый медведь, - Лу шутливо стукнул его по плечу, но Ким перехватил ладонь и коснулся пальцев старшего губами. - И я, хен. Лу дотянулся до плиты, выключая ее, и прыснул, обнимая корейца за шею. - У нас есть десять минут до того, как сюда явится Кенсу и мы перевернем его мир. - С тобой, мой хороший, я и за пять расправлюсь, - прорычал Чонин и Лу засмеялся, позволяя увлечь себя в поцелуй. Но время они все-таки не рассчитали.