Ужасы кризиса

Евгений, тот самый, которого когда-то величали "Одесса - мама", сейчас ведёт себя далеко не как великий град. Ему больно, просто по-человечески уже невыносимо все это. Он надеется, что он переживет это, но с каждым событием все меньше и меньше верится в человечество, в тех людей, которых когда-то считал своими друзьями. Одесса упирается руками в бортики раковины, стоит, думает. Он думает о том, что делать дальше, так как планов у него оставалось немного и даже план Б был исчерпан. Женя робко поднимает голову и смотрит в зеркало - он знает, что там увидит, ведь за все время он уже много раз так робко приподнимал голову и лицезрел свой ожог. Революция вещь страшная, и Евгений знает это - не впервой. Небольшой ожог где-то на щеке назойливо напоминает о том, что произошло совсем недавно, о том огне, о кричащих людях, и, кажется, если сейчас же он не опустит голову, переставая лицезреть свое же ранение - либо разобьёт зеркало к чертям, либо упадет в обморок. Нет, он далеко не слабый, вы даже не думайте об этом, он - один из самых сильных городов, уж это точно знают все, но сейчас ему просто тяжело. Все навалилось на него слишком неожиданно и вместе, а потому Дунайского застали врасплох. Предательство со стороны его друзей из Крыма, предательство, как он считал в тот момент, со стороны его же страны - это было тяжело вынести в один и тот же момент. Помимо своих проблем душу его раздирали страдания Донецка, Луганска, Киева, Харькова, Севастополя, Симферополя и других... Все они неизменно пострадали, и Женя был в их числе - у них уже осталось это пятно от кризиса, которое никуда не денется, как бы тщательно они его не скрывали. Женя не отворачивается от зеркала, он смотрит. Смотрит на этот ожог, смотрит в свои же цвета моря глаза, смотрит на плитку в уборной... К слову о том, где же сейчас был Женя? Евгений был в уборной, если ее так можно было назвать, и заставлял собираться очереди за дверью. Он в России, в Ростове. - Позорно сбежал, - думается Дунайскому, и разочарованный смешок срывается с губ его. Одессит понимает, что уезжать так резко в другую страну, пускай и к своему давнему другу - ужасное решение. Его посчитают предателем. У Дунайского аж взгляд становится испуганнее, когда он думает об этом.. Его будут считать предателем и ненавидеть так же, как Севастополь и Симферополь?.. - Нет, я определенно этого заслужил в таком случае, - теперь уже менее безнадежно думает Одесса, даже улыбаясь, и собирается покинуть общественный туалет. Прежде чем выйти он поправляет ворот кителя и только потом уже поворачивает замок. Резкий звук оповещает об открытой двери и Евгений уходит прочь от этого места. Ему нужно было встретиться с Донским. Он особо и не понимает, для чего им нужно было повидаться, но опьянённый хоть какой-то свободой Женя, на приглашение Алексея, незамедлительно соглашается и прибывает в Россию спустя пару дней. Сейчас же ранее согласившийся Одесса не так уж сильно и рад видеться с бывшим криминальным супругом, перебирая всевозможные варианты обвинения самого сбежавшего в Россию. Он был в этом городе не раз, и не два, и даже не несколько десятков раз - куда больше. По дороге к назначенному месту уже выученного града Женя вспоминает все: смерть Наринэ, 90-е.. То время, когда все было хоть и плохо, но надежда ещё была. Он вспоминает, как когда-то был бок о бок с Лёшей, а сейчас только и может, что сжимать рукава кителя в дороге, при болезненных воспоминаниях. Дорога была недолгая, но за это время Женя успел вспомнить действительно все то, что, кажется, смогло добить его. Силуэт Алексея вдалеке заставляет сердце сжаться сильнее и горькой печали место уступает обида и злость. - Он не остановил их, он теперь их начальник, - был когда-то шокирован Дунайский, получив письмо от Симферополя. Сейчас же ему было просто обидно от того, что все сложилось так, что ему никто не помог, что его предали его же народ, друзья... Евгений отмахивается от подобных мыслей и продолжает свой путь к Донскому, который уже какое-то количество времени стоит и ждёт ранее упомянутого одессита. Обмена приветствиями даже не происходит, ведь когда Леша только собирается поздороваться и спросить о самочувствии Одессы его перебивают. - Славно тебе новыми территориями командовать, да, Донской? - Женя говорит эти слова, и, Леша готов признаться, это было с какой-то стороны ожидаемым. Ростов знал, что его криминальный супруг переживает сейчас не самые лучшие времена и побег крымских ребят ударил его в очередной раз, но чтобы настолько... Евгений скрещивает руки на груди и смотрит на Донского недоверчиво, с этой горькой обидой в глубине глаз, и, кажется, он готов продолжить. - Что же ты молчишь? Али тебе даже не стыдно, что ты у меня друзей отобрал в такой момент, а? - Дунайский хочет замахнуться на Алексея с горяча, но тут же приходит в себя, продолжая прожигать столицу Юга взглядом. В любой другой раз Леша ответил бы на его слова как-то грубо или под стать его же фразам, но он понимал, что сейчас на нем тоже лежит это бремя вины. Бремя вины перед близким другом, бывшим супругом, и пускай это сильно унижало где-то там бушующую гордость Алексея, но он молчал. Молчал и дальше, на различные язвенные фразы Одессы. - Что же ты молчишь, Леша! - восклицает уже едва-ли сдерживающий себя Евгений и подаётся вперёд, дабы ударить собеседника, но его останавливают. - Тебя слушаю, - Донской старается. Сильно старается не злиться или ещё что-то, и, пожалуй, это очень уж энергозатратно, - все? Это, кажется, становится спусковым рычагом для Жени. У него в глазах загорается огонек ненависти, и последнее, что он говорит, прежде чем уйти, огорчает Донского. - Да пошел ты к черту, Донской, - в голосе его чувствуется, что намерения его серьезные, а сам Дунайский едва сдерживается от удара. Бог миловал, а потому Женя лишь разворачивается и шагает все дальше и дальше от своего недавнего собеседника. Нет, ещё больше Ростов не может переступить через себя, и поэтому он извиняется перед Одессой только в мыслях, глядя на удаляющегося одессита. Чертов кризис, чертов Одесса, чертов Ростов. Пошло оно все к черту, если цена за хорошее будущее будет строиться на ссорах товарищей. Потом, конечно, Женя напишет сообщение Лёше, извинится за слова свои грубые, и крымских простит, пережив наконец кризис, но это уже потом, а сейчас их разделяют даже не те метры, что нарастают с каждым шагом Дунайского, а тысячи, нет, даже миллионы километров, ведь Евгений по одну сторону баррикады, а Алексей по другую и ни о каком союзе и речи быть не может, ведь каждый выбрал свою сторону осознанно..