________________________
Нельзя отрицать, что с праздником они заморочились настолько, что даже Тэхён в какой-то момент думал по-тихому слиться и переложить всю организацию на плечи какого-нибудь безучастного Сокджина. Но нет, омега сильный, и он не мог не справиться, потому что в минуты отчаяния Хосок как чувствовал неладное и звонил любимому мальчишке. Тэхён давно не маленький, но одобрения от уважаемого им омеги вдохновило его на новые подвиги, и вот, теперь женихи могут с восторгом лицезреть проделанную Тэхёном работу и целовать его совершенно удивительные ягодицы. — Тэ, ты у меня самый лучший! — кричит Чонгук, не обращая внимания на священника, что приехал пораньше и подготавливал для себя местечко. — Мы не должны были сваливать всё на тебя, но работа и переезд, а ещё документы все эти… Сущий кошмар. Омега с любовью смотрит на лучшего друга. Вот он, скоро станет новой ячейкой общества, когда недавно плакался Тэ о том, что у него застрял член в резиновой вагине, купленной у какого-то мутного парня на Эбей. Как быстро летит время, теперь это серьёзный альфа с не менее серьёзными жизненными принципами. Тэхён только счастлив поучаствовать в создании новой семьи. — Гукки, я там видел твой любимый салат, — Сокджин появляется из ниоткуда, кивает головой в сторону кухни и пытается незаметно дожевать украденное. — Огурцы и помидорки? — у Чонгука натурально слезятся глаза от счастья — знать, что Тэхён, несмотря на пререкания, в которых уверял, что негоже портить композицию лесного праздника подачей простолюдинского блюда, но всё-таки Чонгуку ничего не сказал и добавил его в меню. — Тэ… Но Чонгук не успевает распеть оды другу, сказать доброго слова и не может шевельнуться, ведь за спиной слышится знакомый, ставший родным голос. Ему эти нотки снились в кошмарах, где ему читали нотации, какой у Сокджинни слабый желудок и гастрит, и вообще, надо быть внимательнее с его рационом питания. — Эгэгэй, ребятки! — Юнги подбегает к сыну и со спины пытается его приподнять, но Сокджин только верещит и умоляет поставить его на место. — Чего ты разорался, прямо как я во время рождения тебя. — Па-ап, не надо, — Джин краснеет против воли, осматривается по сторонам подозрительно, с глупой надеждой внутри, что никто не видит его позора. Не хватало, чтобы к нему присоединился отец и начал рассказывать обо всём процессе родов, которые они так любят вспоминать. — Чонгук до сих пор помнит каждую деталь. Упомянутый Чонгук нервно улыбается, припоминая деталь рассказа, где Чимин, после рождения малыша, растроганный до трясучки в руках, роняет своё чадо и, соответственно, чонгукова будущего мужа. Резко отмахивает все воспоминания и клянётся не вдаваться в ту историю ещё раз, какое ему дело, как много раз падал его жених и до скольки лет Сокджин писался (если у него самого эта цифра куда больше, учитывая, как отец любит ужастики). — И не стоит забывать, — появляется Чимин, окидывая знакомые лица серьёзным взглядом. Чонгук бы сглотнул от накатившего страха от отца семейства, с которым он через пару часов породнится. Но ему нечем — в горле пустынная Арра́кис и, по ощущениям, кровь перестаёт циркулировать. Почему Чимин так переживает из-за роста, если один его взгляд наводит столько страха? — Залог здоровых отношений состоит в том, насколько вы знаете друг дружку, эм, шмарите? Юнги прислоняется к уху мужа, шепчет что-то явно важное и личное для них двоих. Чимин краснеет щеками, но, проморгавшись, непринуждённо поправляет себя: — Шарите? Тэхён застывает, он сейчас идеальная модель-натурщик для горе-художников, у которых сессия и дедлайн горит по сдаче обнажённой натуры. К счастью, никому Тэхён в качестве модели не нужен, и он возвращается к жизни, даже искренне улыбается. Что может быть милее, чем взрослый, состоятельный и нашедший своё место в жизни альфа, пытающийся разобраться в современном сленге? Только его милый муж, который на радостях выпячивает грудь, гордясь за своего мужчину. — Так о чём это я? — спохватывается Тэхён, изображая внимательное изучение программы мероприятия, как будто он не знает всё расписание до минуты. — Мне стоит провести вас к вашим местам? Женихам необходимо проверить речь, сходить отлить и всё в этом духе, не будем задерживать, да? — А я всё думаю, откуда звучит голос командующего! Это же наш Тэхённи! — у названного Тэхённи душа незаметно для окружающих уходит в пятки, кончики пальцев покалывает от любимого голоса его кумира. Хосок — папа, который испустил из себя его лучшего друга, и рядом с ним с глуповатой, но до жути милой улыбкой — Намджун. — И почему ты не рассмотрел в нашем Чонгукки своего защитника, а? Не в обиду, Сокджинни. Джин отмахивается, успевший привыкнуть к неоднозначному юмору тестя, и показательно приобнимает Чонгука. Шутки шутками, а мужа он отдавать не собирается, за такого, как его малыш, он готов и с необычными родственниками свыкнуться. Он преодолеет любые преграды, будет бороться с жизнью и смертью на кухонных ножах, ведь другим не владеет. Но его взгляд цепляется за то, как Юнги даёт краба Намджуну и уже начинает понемногу с ним переговариваться. Нет-нет. К этому он не готов. — Они что… — в самом что ни на есть настоящем ужасе шепчет он прижавшемуся к нему Чонгуку, — подружатся? Чонгук резко оборачивается к будущему мужу и хватается за его наглаженную белую рубашку. Его округлённые глаза привлекают внимание собравшихся, но они отвлекаются на новое знакомство, будто бы понимая: «Предсвадебный синдром, мы все такие были». Но никакого синдрома и в помине не намечалось, оба альфы настолько были уверены в своём решении, что до этого момента и не думали переживать о насущном. — Не каркай, молю. На колени встану, только не озвучивай свои мысли в слух, — змеёй шипит Чонгук, сжимая ткань и немного задевая сосок альфы, от чего Джин шикает недовольно, но спускает грубость. На колени, звучит заманчиво. — Ты сам знаешь, как опасен твой язык. — Тебе же нравится. — Не в этом плане, — тяжело вздыхает Чонгук, имея в виду не их ночную и дневную жизнь без лишней одежды. Он говорит о том самом роке судьбы, когда Сокджин говорит о чём-то плохом, а оно, бац, и нежданно-негаданно происходит. Чонгук отчего-то уверен, не скажи, не озвучь Джин свои злополучные домыслы — и не было бы всех неприятностей в их жизни. — Понял, принял. Тэхён, ака тамада, ака ведущий, справляющийся с каждым казусом, ведёт прибывших гостей за собой и рассаживает их по местам. Объясняя, что у них два альфы и вести к алтарю никого не надо, даже если очень хочется, и все традиции разрушаются на глазах. Родители и впрямь начинают вести оживлённую беседу, где-то смеются, а где-то немного спорят, и всё это происходит за время ходьбы до мест и, даже рассадив их, те не унимаются, щебечут о своём. Хвалят оформление, над которым Тэхён усердно пыхтел и старался подобрать всё настолько гармонично, насколько мог позволить бюджет и желания альф, что описало бы их отношения. Первая встреча в цветочной оранжереи? Будет. Тэхён засунул цветы в каждую щель, какую мог приметить, но при этом ещё и просидел полдня в изучении значения цветов. Ему же не простят, если там будет какой-нибудь шпион с красивыми лепестками, но при этом таивший в себе значение разлуки, ссоры или, самое чудовищное, измены. Омега не верил в символизм цветов, ещё больше он не верил, что кто-то из женихов может изменить. Не про них эта байка, но делать нечего, хотели всё по фэншую? Он сделал. — Тэхённи, ты волшебник! — Юнги восхищённо осматривает потолок из свисающих белых глициний и закрывает рот от восторга. Даже их стулья покрыты зеленью, создавая видимость, будто они вырастают из земли, переплетаясь с деревом. — Невероятная красотень. — Мы старались передать всю атмосферу, — довольный от похвалы Тэхён в очередной раз оглядывает украшенную цветами территорию и мило прощается. Его взгляд задерживается на невысокой девушке, что безуспешно старается справиться с отвалившимся мхом на арке. — Рин, всё в порядке? Она вздрагивает, но, поняв, что это лишь Тэхён, расплывается в тёплой и слегка нервной улыбке. — Я шла мимо, увидела, что мох отваливается, — она смущённо убирает прядь за ухо, как обычно это делает, чувствуя себя той, что снова всё испортила. Ким расплывается в улыбке, не сдерживается, гладит её по макушке и забирает из трясущих пальчиков вывалившееся украшение. — Прости, Тэ. — Не переживай, ты хотела помочь. — Ты столько времени потратил на оформление, а я чуть одним движением не развалила всё к ебеням-феням… Тэхён зыркает из стороны в сторону, испугавшись, что их могли услышать. Он не против бранного лексикона своей жены, но он не знает, возможна ли такая вольность на свадьбе. — Родная, не хочу тебя учить, но, может быть, будем меньше выражаться? — неуверенно предлагает Ким, вплетая мох и заканчивая композицию. — Свадьба же. — С каких пор в тебе проснулся Стив Роджерс? — ухмыляется Рин, припоминая насыщенный набор Тэхёна, когда жизненные обстоятельства прижимают к стенке. — Лицемерный у меня кавалер, но ты прав, не хочу иметь дело с нравоучениями. Они уже хотят направиться к священнику, обговорить последние детали, как перед ними оказывается невозмутимый Намджун, подозрительно оглядывающийся по сторонам. Альфа выглядит, как обычно, с иголочки, истинный джентльмен во всей красе в своём белом костюме с начищенными туфлями. Тэхён мило улыбается, Рин ему вторит, но не испытывает положительных эмоций от ауры второго альфы. Ей, как альфе, природа прописала защищать своего омегу и, бывает, как сейчас, инстинкты одолевают разум человека. — Тэхён, хотел поблагодарить тебя за труд над свадьбой нашего отпрыска, — не понятно, специально или Намджун и правда не замечает рядом стоявшую девушку. Тэхён любил шутить, что Рин со своим лепреконским ростом осталась бы им незамеченной, если бы не её бойкий нрав и умение привлекать внимание. — Ты сам понимаешь, Чонгукки всё-таки неопытный… — он замолкает, жуёт нижнюю губу, стараясь правильно сформулировать. Он не смирился: в отличие от Хосока, Намджун мечтает нянчить своих внуков с его идеальным ДНК, которое несёт в себе исключительно лучшие комбинации. Он знает Тэхёна совсем маленьким карапузом, он его учил крутить педали на велосипеде, который они купили специально для него. Тэхён был для него почти вторым сыном, и он изо дня в день лелеял мечту, получить от Чонгука заветное «Я возьму Тэхёна замуж», но как-то всё вышло с точностью наоборот. Чонгука охмурил альфа, семья которого мелковата и пугающа. Сам же Тэхён вызвался устроить им свадьбу от и до, не став при этом вторым женихом. — Неужели Чонгук, ну, совсем не твоё? — выпаливает он, и Рин, ожидавшая именно этого опроса, по-настоящему рычит, выпуская доминантный феромон. Ким вылупляет глаза, наконец, замечая маленькую тушку подле Тэхёна. — Ч-что? — он потеет от её силы, по привычке шлёт сигналы Хосоку, и омега, почувствовав беспокойство мужа, огибая нескольких гостей, бежит через весь обустроенный зал на помощь к нерадивому альфе. Сколько раз перед выездом он просил мужа оставить свою безумную идею свести Тэхёна и Чонгука, которые давно уже переросли стадию друзей и выиграли звание обретённых братьев. — Что за кипишь? — Хосок, быстро отдышавшись, принимает свой излюбленный вид грациозного мужчины с лёгкой чертинкой. — Какой, нахрен, Чонгук? — шипит девушка, и Тэхён, не зная, как быть, прячет её у себя на груди, поглаживая по волосам. Она брыкается, но, чуть погодя, успокаивается, окутанная его запахом, но продолжает злостно дышать ему в рубашку. — Тэхён, скажи им! — Намджун-щи… — Просто Намджун, — отрезает Ким, вскидывая ладонь. — Намджун… — не спорит Тэхён, хотя новое звучание как-то не вяжется с его статусом. — Нет, давай Намджун-щи, — кривится Намджун, и Тэхён открыто закатывает глаза, не забывая сжимать своенравную альфу. Хосок ахает от явного скептицизма любимого омеги, которого нянчил с пелёнок. На Хосока накатывает родительская драма: с каких пор он такой нагловатый, когда же они упустили? — Намджун-щи, я уже женат. Эта маленькая пташка — моя альфа, — Рин вырывается и грозно пялится снизу вверх. — Не надо её бояться, она немного эксцентричная, но всё же милая. — Твоя альфа — женщина? — голос Намджуна дрожит, и Хосок, на всякий случай, поддерживает его локоть. Не хватало превратить свадьбу в похороны, Чонгук им не простит. — Ох-ох-ох… — Эй, что не так? — кипятится уже Тэхён, когда Рин наоборот сникает. Знает, как она переживает из-за «неправильности» их отношений, оба наслушались за время долгих студенческих встреч и даже успели расстаться из-за тягот, навешенных на них обществом. Тэхён первым не выдержал, припёр её к стене и потребовал рассмотреть его кандидатуру на постоянное место жительство в сердце Рин. Он омега, да, мужчина, но омега, ему в биологии предначертано иметь рядом сильную альфу. Она — славная альфа, он — славный омега, что им ещё для счастья надо? — Прости его, Тэ-Тэ, — примирительно вступает Хосок, отталкивая Намджуна назад, что ни слова против не говорит. Понял свою ошибку. Они в страшной близости стать стариками, не поспевающими за молодёжью, но изо всех сил стараются быть в тренде. — Он никак не свыкнется с мыслью, что его супер гены останутся не удел, — омега щурится на мужа, на что тот отворачивается, рассматривая декорации. — Рин, мы были не в курсе ваших отношений, простите? — Хосок-щи, это вы меня извините! — глаза Рин даже увлажняются от чудесного омеги рядом. Тэхён был прав насчёт Хосока, им трудно не проникнуться. — Мы не скрывали, но и не распространяемся, сами понимаете… Омега воркует над ней, берёт под руку и зыркает на Намджуна в последний раз, чтобы неповадно было. Ким пристыжено краснеет, прячет руки в карманах брюк и, кивнув Тэхёну, плетётся за мужем. Тэхён и не сразу понимает, что его жену увели, а он теперь один стоит посреди лужайки, но долго скучать не приходится. На него тут же падает груз обязанностей, сначала объявляют про нехватку помидоров на кухне, после чего Чонгук в истерике прибегает, лепечет про Чимина, зажавшего его в углу и предлагающего взятку, если он согласится горбиться при встрече с ними. Тэхён думает повеситься на арке из белых цветов, папоротников и злоебучего мха, если его раньше не сведут с ума все гости и семья друзей. В свадебной суматохе Тэхён не замечает, как женихи становятся мужьями, как они клятвы зачитали и Чимин все платочки истратил из-за накатившего насморка, аллергия на цветы, так и сказал. Тэхён уже за столом сидит, украшенном его драгоценными руками с небольшой рабочей силой, за которой он следил ястребом. Они даже столы мхом покрыли, в голове всё ещё свежи воспоминания, как он плакался своей доброй Рин о том, как исколол пальцы, стараясь придать форму канделябрам, чтобы те стояли словно ветви, вырастающие из поверхности, и не сожгли окружающие растения в композициях по центру. Он смотрит на свой салат и внутренне материт себя, что сам попросил жену не ругаться, когда сейчас самому хочется разразиться громкой бранью. Фарфоровая тарелка у него не сияет, а это уже не по плану. — Не переживай, — шепчет Юнги с успокаивающей улыбкой, пока Намджун готовится произнести первый тост. — Никто не сделал бы даже отчасти похоже на то, как это сотворил ты. — Хотел бы рассказать всем собравшимся, — Тэхён кивает смущённо, омеги в их семьях до жути милые, таких милашек искать и искать. Он искренне надеется, что сам имеет частичку природной милоты. — Помню, мой Чонгукки был в четвёртом классе, — сам Чонгук жмётся к мужу, и тот, усмехнувшись, приобнимает альфу за плечи в поддерживающем жесте. Хотя сам веселится узнать новую историю, какую Намджун припас на случай свадьбы. — Знаете, эти дети вечно всё забывают, бегают сломя голову и ничего не видят перед собой, — гости кивают удручённо, вспоминая каждый о своём отпрыске, и Ким не сдерживается, хихикает уже под градусом. — Так вот, Чонгукки был такой же. Они с Тэхённи были сорванцами, дневники прятали, свитерочек им с горлышком наденешь, а они за двери и сразу переодеваются в футболки с черепами, — его сиплый голос начинает пугать, даже Чонгук отлипает от мужа и обеспокоено смотрит на отца. Хосок, поджав губы, гладит мужа по руке, поддерживает и думает: «Если это для тебя сорванцы… Хорошо, что ты не в курсе, как они чужую машину обоссали». Намджун считал, что знает всё, а Хосок хитро убеждал, что так оно и есть, прикрывая непоседливую задницу сына, у которого горело в юности попасть в участок, стать малолетним разбойником на пару с Тэхёном. Хосок ругался, но и Тэхёна забирал, увлекая полицейских разговорами, соблазнительными речами, и те сами ему омегу вручали. Тэхён ведь им как второй сын, прибившийся в их стаю, когда родители самого омеги забили на своё чадо. — Такие сорванцы, — чуть тише себе под носом, — сорванцы, сорванцы, — но берёт себя в руки, вспоминая, что он альфа и глава семьи, ему неприлично в соплях прозябать. — Так о чём я? Помню я, как мы спать уже собирались, я улёгся в постель, думал, сейчас почитаю роман Анны Джонес, смотрю, а Чонгукки в дверях мнётся. Я сразу понял, дело не чистое, он и говорит: «Папочка, а мне скворечник надо в школу принести», — Чимин смеётся в голос, вспоминая идентичную ситуацию со своим Сокджином. — Знакомо многим, да? Я его спросил, когда? А он уже в слёзы и кое-как: «Завтра». Чонгук прикрывает улыбку от воспоминаний, этот скворечник ему припоминали весь год, Намджуну пришлось разбирать диван, ведь на ночь глядя все строительные магазины закрыты, а ему в кратчайшие сроки было необходимо сделать самый лучший скворечник. Чонгук думал, что отец соорудит из говна и палок что-то простенькое, но Намджун не мог так просто избавиться от нависшей проблемы. Под красочный мат из уст обычно правильного Хосока, всей семьёй, сонные, уставшие, корпели над домашним заданием. Чонгук жмётся к Сокджину, думая о том, что ждал криков, а они хоть и были, но уже через пять минут смех и шутки озарили их комнатку. Как к ним пришёл заплаканный Тэхён с похожей бедой, только ему никто не помогал, а его пальцы были уже исколоты. Разгневанный Хосок отпаивал маленького омегу какао и ворковал над ним, а Чонгуку даже не пришлось умолять Намджуна помочь другу. Альфа, нахмурившись, сказал, что они и ему сделают, нечего переживать на пустом месте. Намджун сделал два совершенства, Хосок раскрасил и учил Чонгука с Тэхёном, как правильно смешивать цвета. И в школе чонгуково творение хвалили, но вредный учитель умудрился сделать замечание, что рисунок белой сирени не подходит. Чонгук так пылко защищал упорство папы, что обругал учителя, и Хосоку пришлось в тихую от Намджуна идти в уже знакомый кабинет и с покерфейсом слушать, как его славный Чонгукки отстаивал работу любимого папы. Они серьёзно ждали, что омега посмеет отругать сына за… За что? Что он в своей манере попытался встать на защиту папы? — Будешь ругаться? — боязно смотрит Чонгук, но Хосок только кривится. — Нет, сын. Всегда защищай людей, если видишь несправедливость. Даже если они крепче, старше тебя, если они альфы, как и ты. Не давай людей в обиду, если знаешь, что у тебя есть силы встать на защиту. — Скворечник, семейный завтрак или ужин, совместный просмотр телевизора, Чонгук, — Наджун становится серьёзнее, уверенный взор на Чонгука, что сразу выравнивает спину, перенимает настроение отца, — семья это те люди, которых выбрало твоё сердце, которые будут рядом и поддерживать, несмотря на всё дерьмо вокруг. У нас всегда есть возможность выбрать того, с кем бы мы хотели разделять эти моменты, наполненные счастьем, — он запинается, стесняется своей сентиментальности, и Хосок встаёт со своего места, равняясь с мужем, наглядно демонстрируя, как выглядит опора. — Сокджин, — мягко говорит Хосок, переплетая пальцы с намджуновыми, — мы верим, что вы выбрали друг друга не просто так, ведь вы, вправду, идеальная пара. Мы старались подарить Чонгуку и Тэхёну то, чего не было в нашем детстве, и мы надеемся, что вы справитесь со всем, бок о бок, рука об руку. Вместе. — Добавлю, Рин, — слёзы на глазах Намджуна и его заикание на словах вызывает у Чонгука порыв вскочить, но Сокджин удерживает на месте, говоря, что ещё не время. — Береги нашего Тэхённи, он заслужил быть счастливым, как и ты, не слушайте стариков вроде нас. Тэхён опускает голову, пряча слёзы. Ему стыдно, что он скрывал от дорогих сердцу людей новость о своей женитьбе. Был страх, что не примут, брезгливо откажутся, куда острее, чем перед родной семьёй. Он был неправильного мнения о них, и на эмоциях, вместе с Чонгуком, вскакивает с места, бросаясь обнимать родителей. Намджун ворчит, но прячется на плече сыновей, Хосок ему весь мозг проел, что плакать можно и нужно, но иногда накатывает и становится не по себе. Чимин уже не скрывается, сморкается в пиджак Юнги, что закатывает мокрые глаза и гладит по макушке. — Наша речь будет круче, — шепчет Юнги, на что Чимин подбирается и уверенно кивает. Он выиграет битву лучшего отца. Веселье набирает обороты после плача, крепких объятий и слёзных признаниях в любви. Ведущий зазывает танцевать, включает подготовленный плейлист и объявляет танец молодожёнов. Сокджин разминает плечи и вытягивает руку уже успокоившемуся Чонгуку с широкой улыбкой на лице. — Дадите мне шанс влюбиться в Вас заново? — Все шансы только Ваши, — сжимая ладонь альфы, бурчит смущённый Чонгук, и они выходят на тропинку, усыпленную белыми лепестками роз, лилий и лютиков. Они встретились в оранжерее из белых цветов, они и танцуют свой первый танец среди них. Чонгук не чувствует, что он перебирает ногами, они кружатся быстро и невесомо. Всё вокруг исчезает, неважное умирает, когда перед ним любимый цвет глаз, любящий взгляд и крепкая хватка на талии, подтверждающая: «Мы будем вместе, сегодня и всегда». Сокджин не может сдержать улыбки, когда Чонгук принимается вести, сменяя позицию, и радуется, подобно себе семилетнему, когда папа впервые купил ему жёлтый рюкзак со словами: «Это из твоей любимой сказки». Сказка не для детей была, но и не для взрослых. Она была для Сокджина, чтобы он влюбился в жёлтый рюкзак, а папа подарил ему и слушал, как сильно он теперь любит жёлтый цвет. Он полюбил его ещё сильнее, когда увидел, как молодой альфа срезает охраняемые цветы и прячет их в желтый рюкзак. У Джина не было вариантов, как он мог запретить себе и не подойти к мужчине, что усиленно пытался остаться незамеченным. — Люблю жёлтый цвет, но не люблю воришек. — Не люблю тех, кто суёт свой симпатичный нос в чужие дела, но люблю симпатичные носы, — Хосок никогда не узнает, что его сын продолжал творить глупости до встречи с Сокджином. Всего одна случайная встреча перевернула жизнь и бросила его в крепкие руки Чонгука, что помог стоять ровнее и увереннее. Он был счастлив. Они были счастливы. И своим счастьем они заразили родителей, которые, подвыпив, принялись громко рассуждать о жизненных ценностях. Хосок флегматично рассматривал свои ноготки, иногда проводя по ним пилочкой, словно они могли потерять свой изыск после выхода из салона. Вдохновлённый Юнги уже обсуждал совместный план рыбалки с подвыпившим Намджуном, который соглашался на любое предложение и уверял, что рыбачить его второе имя. Хосок мотал головой удручённо, понимая, что на утро муж, как только получит сообщение с напоминанием о данном обещании, начнёт кататься в ногах омеги, чтобы тот его не пускал, как будто Хосок занимался такой глупостью, как запрет мужу на встречи с друзьями. И, если серьёзно, ну какая Намджуну рыбалка? Он всякую живность на маленьких ножках боится убивать, в истерике зовёт Хосока при виде живого паука, а это полноценная рыбалка наедине с природой, где комары и мошки спят и видят, когда же к ним придёт Намджун со своей кровью супер-солдата. Отвлечься Хосоку от ногтей помог уже ставший сватом Чимин. Он, как ни в чём не бывало, зажал бедного Чонгука и пытался всучить деньги. Чонгук пытался отнекиваться, убеждал, что они с Сокджином оба работают, им хватает, и никакие добрые дела в их адрес не нужны. Совсем не понимая, что Чимину плевать на все пререкания, ему необходимо быть лучшим отцом в этой семье, а состоятельность молодой семьи его не волновала. — Бери-бери, потом спасибо скажешь, — Чонгук оглядывается в поиске помощи, хватается за взгляд отца, пытается донести до него, что ему нужно избавиться от назойливого альфы, но Хосок не согласен с сыном, глазами посылает сигнал «бери-бери». Омега жизнь прожил, терпеливого мужа откопал и двух детей воспитал, он знает, что от халявы отказываться никак нельзя. Чонгук, убеждённый и побеждённый, принимает деньги, где-то на подсознательном уровне планирует купить на них микроволновку. — Сколько он ему дал? — уточняет Намджун у мужа, зная, какой у него Хосок проницательный. — Больше нашего? — На микроволновку должно хватить, — безэмоционально отвечает омега, убирая пилочку в сумку. Больше у него на ногти времени нет, он должен успеть распрощаться с содержимым кошелька, ведь Намджун уже копошится в нём и выуживает заготовленную сумму, на случай, если семья Сокджина подарит больше них. — Зайчик, мы выиграем эту битву. — Определённо, зайчик, — цокает Хосок, прощаясь с любимыми купюрами и проклиная мужа с его жаждой победы.________________________
Сокджин не сбежал у алтаря, не сбежал во время танца, но он сбежал чуть позже, ощутив разрастающуюся по телу тревогу, когда посмотрел на палец, украшенный золотым кольцом. Подтверждение, что они справились, у Чонгука абсолютно такое же, блестит и демонстрирует их узаконенные отношения. Но Сокджину страшно. Как в тумане, пробирается через толпу гостей из знакомых и друзей, не различая их лиц, только мутное очертание, что пугает и заставляет идти быстрее. Он силится дышать ровнее, когда просит сигарету у добродушного старика, и тот ему даёт, поздравляет с праздником, несмотря на бледное лицо жениха. Подкуривает, говорит что-то о своей жизни, зная, что Сокджин не слушает, снова что-то говорит на прощание и уходит. Альфа кивает, но не слышит. Курит, пропитывается дымом, позволяет никотину проникать под кожу, вспарывая забытые дни, когда курил по две пачки в сутки, пока Чонгук не появился со своей аллергией. Чонгук со своим «кури сколько хочешь, я пью таблетки» и милыми глазами, ради которых Сокджин всё бросил. Сигареты, алкоголь и своё сердце. — Мандраж? — Чимин падает на скамейку рядом с сыном, тормошит его тёмные волосы и забирает сигарету под недовольное ворчание Джина. — Родному отцу жалко? — Помирать будем, он последнюю копейку с нас стрясёт, да, Джинни? — Юнги садится с другого бока, пихая Сокджина, и альфа, снова пыхтя, двигается. — Говори. Вот оно, извечное отцовское «говори», когда Джин терялся, снова блуждал в попытке отыскать своё «я». Юнги никогда не задавал наводящих вопросов, садился рядом и давал возможность выговориться, пока Чимин флегматично забивал нужные номера, чтобы не решить проблему единственного сына, но благосклонно дать наводку, кто ему может помочь. Сокджин не знает, как бы справился без поддержки семьи, когда узнал, что не поступил в университет. Как все мечты рассыпались, как цель, к которой он стремился, с помощью одного отказа отдалилась его от неё. Он помнит, когда ему диагностировали грёбаную анорексию. Сокджин не перестанет благодарить родителей, что без упрёков и слёз выслушали врача и забрали его, безжизненного, слабого, в родной дом. Годы лечения, чтобы сейчас он мог спокойно смотреть на еду без приступа паники. — Боюсь. Не того, что разлюблю. Страшно, что разругаемся и в какой-то день никто из нас не захочет мириться. Чимин кивает молчаливо, размышляя, как донести до сына свои мысли и стоит ли что-то объяснять. Сокджин у них взрослый мужчина, он никогда не просил совета, поступая, как сам чувствует. Учился на своих ошибках, никого не обвиняя, ведь сам принял решение, что не оправдало его ожиданий. Спотыкался, но вставал. Шёл по не понятным никому тропинкам, не оборачиваясь, но будто бы всегда в поисках чего-то важного. Родители видели, что сыну чего-то не хватает, и пытались свести его с кем-то, только он и тут справился сам, сумел найти кого-то столь чудесного, как Чонгук. Юнги ему сигналы внутренние шлёт, подсказывая, что сейчас Сокджин нуждается в совете от тех, кто смог прожить и сохранить крепкий брак и не дать любви покинуть их скромную обитель. — Я тебе рассказывал, как меня Юнги добивался? — Чимин хмыкает, потушив сигарету. Сокджин в секунду забывает о своём горе, стремительно оборачиваясь к отцу. Папа-омега добивался папу-альфу, что за сказка про разрушение гендерных стереотипов? — Не смотри так! — смеётся Юнги, закидывая ногу на ногу. — Твой папаша был придурочный, а я отчаянно влюблённый. — Но ты омега! Ты же должен завлекать, а не ухаживать за альфами, — не понимает Сокджин. — От кого мы это слышим? От человека, который за альфу выскочил, будучи альфой, — глумится Чимин. — Слушай и не возникай. Я знал Юнни с детского садика, он мелкий и хиленький был, бледный, как поганка, — Юнги пускает неодобрительные искры, но терпеливо молчит, всё-таки отчасти это правда. Симпатичным ребёнком он не был, по сравнению с тем же Чимином, что умилял каждого родителя в их группе. — Я, как подобает альфе, старался его защищать, а он меня бил за это. Юнги усмехается по-доброму, проклиная свой детский мозг — идея побить маленького Чимина казалась ему безупречно гениальной. Избитый мальчишка увидит в Юнги своего защитника и бросит всех прилипал вокруг него, будет со своим омегой. — Оказалось, что папка твой тупой, а не сильный и независимый. Мы с ним, конечно, подружились, но уже в универе, когда Хан, мой друг, помнишь, Юнги? Он аутистом был, классный чувачок, — омега кивает, припоминания доброго парня, что боролся за справедливость со всеми, кому не лень было выступать против добра. — Он заболел и не пришёл в универ. Тогда Юнги подсел и предложил, как ты там сказал, дорогой? — «Ты коротышка, Пак, я буду тебя защищать», — Юнги закусывает губу, чтобы сдержать улыбку. Он был очень самонадеянным и не самым умным студентом, но с большим влюблённым сердцем. — А ты заржал и согласился, так что не говори, что я один дурак. — И вы начали встречаться? — хмурит брови Джин, нервно теребя обручальное кольцо. — Мы дружили, но я продолжал катить яйца, а он меня отшивать. Я бы и бросил эти попытки добраться до Луны, но кое-что меня останавливало… — Юнги смотрит на Чимина, что отворачивается с румянцем на щеках, думая, что в свете вечернего фонаря останется незаметным. — Он говорил, что между нами ничего не получится, Чимин и сам почти в эту чушь верил. Но, Сокджин, твой отец никогда не забывал. Он помнил всё. Мой день рождения и моих родителей, даже кузенов. Знал, когда у меня экзамены, и приходил на каждый из них под предлогом дружбы. Помнил, что я не люблю мандарины и люблю «Назад в будущее». Какой бы трудный день не выдался, Чимин никогда не забывал пожелать спокойной ночи. У Юнги приятно горит внутри всякий раз, когда он вспоминает, как Чимин бегал от него, уверял, что между ними ничего не выйдет, ведь они такие разные и непохожие. И, вопреки своим же словам, ластился во время своего прилива нежности, оставляя на Юнги свой насыщенный феромон, и отнекивался, когда омега пытался его поймать на этом. У Чимина в двадцать лет был страх любого рода привязанности, а у Юнги был вагон терпения и столько же любви к альфе, сколько у альфы к Юнги, какую он пытался подавить. — Джинни, если любишь, нельзя забывать, — добавляет Чимин, складывая руки на груди. — Никогда не забывай то, что важно для вас двоих. Ты никогда не станешь сомневаться в своих чувствах и чувствах Чонгука, если будешь помнить. Сокджин чувствует безграничную благодарность к отцам, падает на колени Юнги, плачет так сильно, как давно не плакал. Его любовь к родителям затапливает его, просится наружу и находит свой выход через солёные слёзы альфы. — Спасибо. Омега гладит мягкие волосы, отмечая, что раньше они такими не были. Значит, снова Чонгук. Они возвращаются к гостям, где их отправляют в комнатку, объясняя, что Чонгуку стало плохо и он с семьей уединился. Чимин матерится, но не обвиняет сына за его слабость, с каждым случается, сейчас важно как можно скорее вернуть расположение Чонгука. И речь не про Сокджина, а Чимина, который всё ещё хочет стать любимым членом семьи. — Гукки, ты зачем раньше времени слюни пускаешь? — Чимин распахивает двери, вваливается в комнату и опускается на пол перед плачущем Чонгуком. Над ним Хосок с Тэхёном копошатся, пока Намджун нарезает круги и громко планирует план убийства. — У твоего мужа не менялись планы насчёт тебя. — Вы где были? — злится Хосок, разминая плечи сына. — Мне нужно было поговорить с голосом разума, — мнётся Сокджин, Чимин уступает ему, и альфа падает перед Чонгуком. — Прости, что напугал. — Не напугал, я знаю, что ты не уйдешь, — тихо говорит Чонгук, сжимая пальцы мужа. — Переволновался, совсем чуть-чуть. — Спасибо, что веришь в нас. Чимин закатывает глаза и снова под видом аллергии прикладывается к Юнги, своему верному платочку.