Невольник чести

             Тёплая, шершавая рука Владимира, бережно, со всем вниманием к каждому вздоху, гладила лоб и золотые, вьющиеся кудри, которые при мягком, приглушённом свете уличного фонаря казались медными. Глаза Володи были полузакрыты, а голова была наклонена над спящим, обмякшем лицом Серёжи.       Голова поэта лежала на коленях Владимира. Сергей спал пьяным, глубоким сном, после очередного нервного срыва, от которого очень сильно переживал, стараясь заглушить большим количеством алкоголя непонятные и страшные мысли.       Но напившись, всегда возникала новая проблема: он всегда боялся остаться один. Боялся, что сделает что-то непоправимое и его никто не сможет остановить. Он боялся, что будет вечно один, сколько бы его друзей и женщин ежедневно не окружало. Ведь всё это скандальное поведение, пьяные выходки в барах, клоунские замашки весёлого парня — это всё напускное. Напыщенность, лишняя пыль которую Сергей всегда на себя нагоняет, чтобы лишний раз не возникало вопросов на счёт его состояния.       — Как Ваши дела, Сергей Александрович?       — Вам не здоровиться, Сергей Александрович?       — Вам надо лечиться, Сергей Александрович.       Каждая фраза, звучавшая, как бы из беспокойства, была брошена только ради приличия, чтобы хоть как-то заполнить диалог такими пустыми фразами, которые страшно отравляли сердце поэта. А Сергею ничего более не оставалось, как кивнуть в ответ и сделать вид, что всё будет хорошо. И в такие моменты он понимал — всем глубоко наплевать на него. Всему миру, каждому мимо проходящему человеку который едко улыбается видя его лицо; женщин, которые вываливают свои груди, при этом протягивая ему листочек для автографа; всем всё равно, как бы они не пытались показать ему свою любовь к его творчеству или к нему самому… Всем наплевать, кроме одного человека.       Владимир Владимирович Маяковский.       Вот он, глыба русской литературы. Плечистый, грозный с грубыми чертами лица и хамоватыми повадками полюбил Серёжу искренне. Полюбил как смог. Его большое, каменное сердце, больше похоже на неподъёмный булыжник, оттаяло с появлением Сергея.       С каждым телефонным звонком, поступавшим от Есенина, Владимир бросал все свои дела и приезжал в любое время к своей любви. И сейчас не исключение.       Сергей жалобно, почти навзрыд просил Володю приехать к нему. Просил не оставлять его одного, умолял, чтобы Вова был здесь и сейчас рядом с ним. И он пришёл. Выпрыгнул прямо из кровати Лили, одевая в темноте наспех рубашку и брюки, совсем забыв про существование пальто и зонта. Он прошёл через несколько районов, шаг за шагом проходил улицу за улицей, и наконец добрался до, до боли, знакомой квартиры. Весь замёрзший, промокший до нитки от дождя, он прижал к себе Сергея, пообещав никогда более не отпускать.       После, они разговаривали. Долго и на самые разнообразные темы, начиная от школьных годов, заканчивая любимыми авторами прошлого столетия.       Постепенно Сергей засыпал, погружаясь в объятия Морфея. И Володя спокойно мог бы уйти, после того как убедиться в том, что Серёжа уснул и не проснётся ещё примерно до полудня. Но он этого не сделает. Для него такой поступок равносилен предательству, а по этому для него это — даже в каком-то смысле — честь сидеть, здесь и сейчас, терпеть боль в пояснице и ждать пробуждения Сергея.       И ведь он дождётся.       И не важно сколько придётся томить себя в ожидании: целую вечность или всего одну ночь       А всё потому, что смерть стоит того чтобы жить, а любовь — стоит того, чтобы ждать.