Контроль

      Всё началось с фразы. С предложения, брошенного когда-то во время "семейного" обеденного приёма пищи. Иными словами, я не могу это назвать, потому что всё что происходило на этом застолье было трудно назвать обедом, ланчем или чем-нибудь ещё. Это было отвратительное зрелище: дядюшка восседал во главе стола и от души набивал своё пузо, попутно пытаясь что-то ещё рассказывать и разговаривать. Пережёванная еда, вперемешку со слюнями, стекала с его подбородка и капала на стол, который любезно вытирали слуги. И когда он возмущался или смеялся вся эта омерзительная масса брызгала в сторону остального стола, пачкая и портя всё, на что попадёт. Изредка брызги долетали и до нас с братом, но Раббана это только веселило, особенно сильно он смеялся тогда, когда один плевок, иными словами, я не могу это назвать, прилетел мне прямо в щёку. По всем правилам я должен был оскорбиться, стукнуть кулаком по столу, вскочить и уйти в свою комнату, ведь я на-барон, я главнее этого ублюдка-брата, и он не смеет надо мной потешаться, однако мне слишком хорошо известно, что пока дядя рядом Раббан может делать что угодно. Потому что любой конфликт, между нами, его раздражает до белой горячки, и он начинает громко вопить, лицо его наливается краской, а глаза начинают вылезать из орбит... Мне лично такого зрелища хватает и в простое время, когда он орёт на подчинённых или ругается с Питером. - Эти Атридесы будут знать! Мы им ещё покажем! Однажды перстень герцога станет моим!       Мне всегда казалось абсурдным его желание получить всё и сразу, а его чрезмерные амбиции делали его в моих глазах безумным стариком, которому важно лишь приумножить богатство, но не ценить уже имеющегося, хотя он и учил меня любить то, что у меня есть.       Лицемерный кусок дерьма.       Он раздражал уже не только своим видом или поведением, но и своим существованием. Всё время хотелось прокрасться в его покои посреди ночи и перерезать ему глотку, пустить кровь как свинье. В голове вертелись десятки подобных сценариев: задушить подушкой; размозжить голову чем-нибудь твёрдым; вытащить на балкон и сбросить вниз, предварительно повредив ему его летательный механизм, чтобы он разбился насмерть. Я ненавидел его всей душой, точнее тем, что от неё осталось. Ненавидел пассивной агрессией, мечтал увидеть его смерть своими глазами, и мне было не важно чьими руками она могла быть свершена. Он должен был сдохнуть, иначе издох бы уже я. Это была игра на выживание, вот только в ней он разбирался с самого начала лучше меня. Харконнены не умеют играть честно и неудивительно, что главный жулик во всей этой системе — это сам барон. Дядя наслаждался, видя весь спектр моих эмоций и то, как он постепенно с годами сходил на нет. Он сделал из меня настоящую машину в человеческом обличье, лишённую каких бы то ни было чувств и даже желаний.       Самый страшный хищник — это человек, а самый опасный человек это тот, кому нечего терять.       Мне действительно было нечего терять, даже если погибнут все мои родственники, потому что нас ничего не держало вместе, уж об этом наш любимый дядюшка Владимир позаботился. Годами он уничтожал во мне человека и весьма успешно. Результатами на данный момент были бои на арене и крупномасштабное убийство всех моих наложниц, как наказание за недавнее покушение. И если почти со всеми из них меня ничего не связывало, то одну я ему не могу простить, потому что он не только хотел её смерти. Он хотел, чтобы я сполна ощутил свой проступок и у него это получилось. До сих пор не могу забыть вкус её плоти на языке и мои зубы болезненно ноют, от воспоминаний об этом. " - А накорми-ка его, Раббан! Ему будет полезно узнать какая же она на вкус. С довольным лицом, огромный, круглолицый детина, подходит к младшему брату, которого всего трясёт от содеянного и наклоняется к нему. Затем поворачивается к телу убиенной девицы и отрезает кусок мяса с её щеки, после чего кладёт себе в рот и принимается жевать, смеясь вместе с бароном. Когда мясо измельчено до необходимой консистенции, он поднимает лицо младшего за подбородок и едва ли не сплёвывает полученную кашу ему в рот. Фейд, ожидаемо давится и его тошнит, но под грозные вопли дядюшки, Раббан насильно заталкивает в горло брату мясной комок с выражением искреннего удовлетворения на лице, заставляя последнего истекать слезами и выворачивать свой желудок наизнанку, до тех пор, пока рвотный рефлекс не прекратится. Его принуждают съесть всё, включая то, что из него вышло. И так продолжается из раза в раз до тех пор, пока наконец Фейд не останется лежать на полу помещения, в луже собственной блевотины, мяса и крови."       Всё началось с фразы. С предложения, брошенного дядюшкой во время обеда. Он бросил в разговоре нечто вроде: «Я сделаю Фейда новым императором!». Это, вероятно, должно было быть тем, что должно было меня воодушевить, однако этот сумасшедший старый боров точно знал, как подколоть меня так, чтобы я ещё долго переваривал его слова и не мог найти себе. А он поди, думает себе, что я рад такому раскладу событий, но на самом деле я боюсь. Боюсь, что не смогу справиться с ним и сломаюсь, окончательно и позволю ему наиграться моим телом как ему того захочется. Он уже это делает и самое страшное: я никак не могу этому сопротивляться и как-то помешать. Я боюсь и потому ненавижу. И больше всего на свете я боюсь даже не наших врагов, не императора с сардукарами, нет. Меня пугает мой собственный дядя, который готов пойти даже на насилие над близким человеком ради собственной выгоды...       Ах да. Именно после этой случайной фразы, брошенной лишь в угоду красному словцу, моя жизнь, и без того похожая на адские американские горки, начала увеличивать свой разбег и сводить меня с ума. Если до этого старый и тучный монстр уничтожал меня потихоньку, с каждым годом создавая новые границы и любезно убирая в сторону былые преграды, будто бы стуча молотком по обсыпающейся стене, постепенно разрушая моё сознание, то сейчас эти удары стали быстрее и сильнее, болезненно стуча кровью в ушах и отдаваясь болью в висках.       Я ненавидел это. Всей душой ненавидел этого ублюдка, этот дом, свою жизнь, своего брата и самого себя в придачу. Но что я мог сделать, если за меня, в принципе, уже всё решили? Ещё даже до того, как я научился принимать серьёзные решения, да и принимать решения в принципе.       Я мог делать только то, что мне было позволено и вымещать свои эмоции там, где мне разрешили. И там же я и обрёл своё истинное призвание, убивая людей и разрушая чужие надежды. Забывая о собственной боли, я причинял её другим и остервенением рвал и терзал плоть обречённых на потеху всем остальным. Годами я оттачивал своё мастерство, лишь потому что так я мог забыть о всей той мерзости, в которой я жил и так во мне всё ещё теплилась надежда на то, что однажды у меня получится и я разрушу этот дом. Уничтожу эту систему, сломаю всё к чертям, разорву паутину дядюшкиного контроля... - Посмотри, как он скачет, Раббан. Видать ему действительно нравится это дело. Он точно станет лучшим, ведь это же Фейд, мой племянник!       Точные, отточенные движения, быстрая реакция и самое главное: контроль. В бою всегда важно иметь преимущество и в моём случае это не всегда отравленные клинки. Это всё лишь вынужденная необходимость, дядя ведь не хочет лишиться своей главной игрушки. На самом деле моим главным умением является чтение противника всего лишь за первые минуты поединка и это то, что на самом деле очень полезная штука. По большей части все мои противники на арене - слабые рабы, итак, обессиленные тяжёлыми условиями. Другое дело, если это окажется соперник равный мне, совсем не важно силой или умениями. Гораздо веселее сражаться зная, что ты и сам можешь проиграть, жаль только, что из-за боязни дядюшки мне приходится всегда побеждать. Лёгкие победы не интересные. Мне хочется, чтобы кровь кипела в жилах, а адреналин бежал по телу, мне хочется чувствовать себя живым.       До смерти. - Как говорите, того сардаукара кличут? "Шугар"? Вы его приобрели на аукционе? - Выкупил, Питер. Он в чём-то провинился и его должны были казнить, но он лучший в своём деле, и я решил приобрести его, в подарок моему любимому племяннику, у которого скоро день рождения... Кстати о нём. Фейд, поди-ка сюда!       Шугар был интересен мне с самого своего первого появления. И даже не потому, что он был, как о нём говорят, невероятно силён и ловок. Меня в нём привлекало что-то совершенно другое. Наши первые тренировки, организованные исключительно ради того, чтобы я узнал его слабые стороны, были для меня словно бы глотком свежего воздуха среди отравленных паров Джеди Прайм. Его движения были резкими и неожиданными, возможно потому, что я был всё ещё недостаточно умел. Тогда, я был самым беспечным, чем когда-либо. Его руки, крепкие и сильные, вызывали у меня странное чувство спокойствия, что было само себе довольно странно, ведь Шугар был моим противником. Не стоит забывать, что он, как и все остальные, так же хотел убить меня по той простой причине что ему обещали за это свободу.       Я, ловко перескакивая с ноги на ногу, играючи уворачивался от его выпадов и всё посмеивался. Однако всё это были лишь детские игры, а меня заводила одна только мысль о предстоящем поединке, который ждал нас буквально через день.       Тем не менее, в свободное время я сбегал к своему противнику и подолгу с ним беседовал, на разные темы. Сначала больше говорил только я, рассказывая о том и о сём, жалуясь на бесящего меня брата и правила дома. Со временем и он начал включаться в диалог, отвечая на вопросы и даже что-то раскрывая о себе. Так, например, я узнал, что он был осуждён не абы за что, а за серьёзное такое, брутальное убийство старшего по званию. Конечно, вроде как жестокость на Салуса Секундус в почёте и даже уважается, однако правила есть правила. Даже я это прекрасно понимал. - Скажи. Вот ты живёшь в такой роскоши, но не выглядишь абсолютно счастливым. Даже больше, ты страдаешь от этого. «Что тебе мешает изменить что-то в своей жизни?» —спрашивал у меня Шугар, сидя за решеткой и глядя куда-то вдаль. Его взгляд в такие моменты никогда не был устремлён на меня, он всегда думал о чём-то своём, - Как видишь, меня вот не смогли удержать никакие законы и правила. Шугар всегда добивался своего, но если мне суждено погибнуть тут и от твоих рук... Я даже как-то не против.       Однажды одна моя подруга сказала мне, что раз я такой любитель целоваться то просто обязан попробовать на вкус не только женщин, но и мужчин. В тот момент мне и правда это было интересно, а потому подопытной свинкой для меня стал этот могучий сардукар, который мог убить меня голыми руками просто пожелав этого. И тем не менее, он этого не сделал, даже когда я приблизился к прутьям решётки достаточно близко и даже тогда, когда потянулся к его лицу. Он не стал противиться моему внезапному желанию, хотя и ожидаемо удивился поначалу. Его растрогало моё поведение, даже слишком, и обычно мрачный как туча Шугар засмущался. - Ты чего это?       Соприкосновение наших губ было таким... Странным, но мне определённо понравилось и после первого раза мне захотелось ещё. Мне понравился его вкус, и я остервенением целовал его губы, снова и снова, наслаждаясь этим непривычным и сладким вкусом. Действительно, "сахарок". Наши языки сплетались в плавном и страстном танце, изучая всё вокруг, а я просто таял от его жаркого дыхания на своём лице. В какой-то момент я укусил его за губу и это не сильно его удивило, но немного погодя Шугар ответил мне тем же, внезапно, что вызвало у меня невольный стон.       Мы не целовались как-то ещё, кроме как в губы, да и длилось это не более каких-то двадцати пяти, а может и тридцати минут, а после не повторялось, но этот опыт навсегда остался на моих губах следами эфемерного наслаждения. И мне не хотелось бы прекращать наши неправильные игрища, но я услышал громкие шаги Раббана в коридоре и вовремя отскочил от решётки, чтобы вошедший брат ничего не заподозрил. Он всё же заметил моё смущение, но списал всё на мое перевозбуждение перед предстоящим поединком и похлопал меня по плечу, а затем отправил готовиться. Тренировки, тренировками, но уже наступало время настоящего боя. И теперь мне совсем не хотелось победы, а даже как-то напротив, мне бы хотелось, чтобы Шугар выжил.       Прыжок, уворот, удар. Уворот, удар, затем прыжок. Я с грацией бабочки порхаю на арене, уклоняясь от выпадов в свою сторону, при этом не стараясь по-настоящему ранить своего противника. С трибуны дядя что-то кричит мне, но мне глубоко наплевать на его желания. Сейчас я действительно делаю то, чего так сильно желаю. Мой идеальный соперник прямо передо мной и больше мне ничего от этой жизни не надо. Ни обольстительниц в гареме, ни семуты с наркотиками и спайсом. Да эти "сахарные" поцелуи в сто раз лучше... Я забываюсь, снова и подставляюсь под удар совершенно случайно. Сардукар отступает назад, видимо так же не хочет мне вредить, однако надо продолжать сражаться. Дядюшка что-то кричит про мои отравленные лезвия, кстати о них, я сбрасываю с себя свою экипировку почти полностью, оставаясь лишь в майке и штанах. Надо выбросить набедренный клинок, он мне сейчас ни к чему. Шугар глядит на меня, вскинув брови в искреннем удивлении. Я одаряю его своей фирменной улыбкой и выпрямляюсь в полный рост. - Знаешь что? Пусть всё будет по-честному. Сегодня мой день рождения, но я хочу сделать подарок тебе. Если ты одолеешь меня в честном поединке, то будешь свободен.       Я хочу, чтоб ты победил.       Хочу, чтоб ты убил меня...       Этот поединок был одним из самых лучших за всю мою жизнь, ещё никогда я не встречал достойного соперника, да ещё и на равных условиях. Мы дрались без ножей, так как прекрасно могли обойтись и собственными руками. Наша схватка напоминала какой-то диковинный и смертельный танец, чем-то напоминающий популярное в прошлые века театральное явление, именуемое "балетом", но лишь отчасти. В моих глазах Шугар прочитал мое желание и на середине поединка перешёл в активное наступление, отрезав мне пути к отступлению и, когда я замешкался, схватив меня за горло и подняв над землёй. Я задрожал всем телом, от тянущего ощущения слабости во всём теле, вызванным удушением и даже умудрился что-то простонать, после чего могучий сардукар невольно расслабил свой хват, а после сильно приложил меня о землю, опять же, стараясь сильно не навредить.       Однако нашим планам не суждено было сбыться. И, тогда на арене появился Раббан. Уже по его походке я понял, что что-то не так, но не успел ничего предпринять. Я было вскочил, но тут же получил удар в живот и согнулся в три погибели, а передо мной братец убивал Шугара. Медленно и с наслаждением разрезая ему горло. Я в шоке наблюдал за происходящим, понимая что все, конец, finita la comedia, я уже упустил момент когда мог бы ему помочь.       В груди растекалось ужасающее чувство опустошения и страха.       Не за себя.       Я ненавидел всё. Ненавидел свою жизнь, что была с самого начала полна трагизма и несправедливости. Ненавидел этого жирного ублюдка, который настолько обожал меня, что с удовольствием смотрел на то, как я страдаю. Ненавидел эту тупую гору мышц, которая всецело доверяла дядюшке, настолько что задушила нашего отца голыми руками, просто из-за плохого настроения. Ненавидел себя, такого ничтожного и слабого, лишённого права выбора и смысла жизни... Ах. Да всю жизнь живу ненавистью ко всему. Дядюшка барон слишком хорошо плетёт свои липкие и грязные сети. К сожалению, я с самого начала не имел даже шанса что-то изменить.       Контроль. Он сдерживает и ограничивает меня.       Лишает выбора. Лишает всего самого дорогого. Съедает изнутри.       И никогда мне не освободиться от него.       Никогда, покуда я живу.       И потому всё, что мне остаётся это смириться с собственной участью.