Космос

Когда Дима был ребёнком, он мечтал стать врачом. Жаль, что не космонавтом — тогда его мечта исполнялась бы стабильно с понедельника по пятницу после уроков и днём по выходным. Не сказать, что у Коли было много опыта в отношениях (больше, чем у него самого, конечно, но такое смешное количество почти не считается), но даже его он, талантливый гад, умудрялся использовать на полную, ещё и набираясь нового из раза в раз. Целовался Коля до мурашек приятно, в волосы пальцами зарывался так, словно именно там им и предназначалось быть, и был настолько чувственным и отзывчивым, что у Димы каждый раз в глазах темнело. Он выдыхал прерывисто в губы, безотчётно оглаживая его спину через одежду, и слышал в ответ мягкие довольные звуки — сознание от этого быстро улетало за пределы земной орбиты, бесхозно болтаясь где-то в границах солнечной системы, но явно не там, где ему положено было было быть. Коля тихо стонет в поцелуй, и Дима смело отпускает свою крышу в открытый космос. Он прижимает парня к входной двери, влажно скользит губами по шее — знает, что ему так нравится, и одной рукой слепо шарит по холодному металлу. Ловит слухом нежный, надломленный выдох, когда зубами осторожно цепляет кожу, и два звонких щелчка замка. Хорошо, что сейчас весна — не приходится стаскивать с себя слои бесполезной тёплой одежды, только спихнуть за пятки случайно изгвазданные в луже кроссовки. И касаться Коли весной тоже удобнее. Он вообще мерзлявый, любит укутывать себя в забавные свитера и коллекцию курток на разную погоду и настроение, но сейчас на улице достаточно тепло, и в школу он приходит уже только в худи, футболке и джинсах. Диме это нравится. Дима снова порывисто примыкает к губам, будто они не целовались буквально минуту назад, и рукой лезет под одежду, оглаживает горячий напрягшийся живот. Пальцы в волосах на секунду сжимаются чуть сильнее. — Ты холодный, — сипло жалуется Коля, и будто бы даже пытается отодвинуться. Дима смотрит в его блестящие голубые глаза, почти не моргая, ловит ртом дрожащие выдохи и чувствует, как гладкая кожа под его ладонью покрывается колючими мурашками. Мыслей в голове, если честно, ни единой. Только звёздами вспыхивают размытые грешные идеи и млечным путём бесконечно тянется влюбленность. Рука сама собой ползёт выше, словно он делал это уже тысячу раз. Пальцы щекоткой скользят по рёбрам, заставляя Колю жмуриться, а потом вдруг касаются соска. Коля вздрагивает и давится вдохом — то ли от прострелившего его холода, то ли от неожиданности. Такого они ещё не делали. Дима надеется, что в этом нет ничего странного, и за эмоциями в глазах напротив следит так пристально, будто от этого зависит его жизнь. Коля глуповато улыбается и тычется лбом ему в плечо, привычно укрываясь там от всех тревог. — Вау, — усмехается он, и для Димы это переводится в чистый зелёный свет. Не зря он так любит зелёный. Им приходится потратить слишком много драгоценного времени, чтобы наконец-то разуться и закрыться у Коли в комнате. Его кровать для Димы уже как родная. Матрас прогибается под их общим весом, и Дима привычно устраивается на крепких бедрах. Смотреть сверху вниз ему всегда необъяснимо сильно нравилось; смотреть так на счастливого покрасневшего Колю было удовольствием запредельным. Звёзды в голове вспыхивали одна за другой. Это же нормально, когда друг к другу тянет так сильно, что хочется склеиться в одно целое? Дима обнимает ладонями Колино лицо и осыпает его поцелуями мелкими и частыми, как веснушки, и млеет от негромкого перезвона смеха. Он любил все звуки, которые шумный Коля генерировал безостановочно и по любому поводу, но особенно сильно ему нравились те, которые в нём вызывал он сам. Это было словно игра на фортепиано — выучи ноты, и твои пальцы смогут сыграть по клавишам чудную мелодию. Когда дело касалось Коли, Дима мог назвать себя прирождённым гением и способным виртуозом. А музыку его голоса он был готов слушать сутками безостановочно, с каждым днём подбирая новые и новые сочетания клавиш. Это в какой-то мере даже пробуждало азарт. Прижать его кисти к кровати — в ответ выдох дрожащий, и взгляд из-под длинных ресниц заинтригованный, довольный. Мягкими укусами по линии челюсти, к уху, а оттуда — снова на шею, чувствовать языком частое биение пульса и губами — мурашки на тонкой чувствительной коже. Коля выгибается и тихо скулит. Дима думает, что не успокоится, пока не услышит это еще раз двести. Да, пожалуй, он немного повернут на звуках. — Подожди, — просит Коля, задыхаясь, и Дима послушно отрывается. Видит отведённый к стене взгляд и хмурую складку меж бровей, а ещё чувствует, как руки осторожно пытаются высвободить из его некрепкого захвата. — Что-то не так? — беспокоится он. Руки, конечно же, отпускает, и Колины ладони тут же упираются ему в грудь, отталкивая. Что-то не так. Что-то явно не так. — Нет-нет, все замечательно, — сбивчиво тараторит Коля. Он жмурится и задерживает дыхание (на три секунды — Дима считал), а потом шумно выдыхает и смотрит глаза в глаза. Внимательно, пристально. Дима не понимает этого взгляда. Тишина укрывает их. Дима покорно выжидает… чего-то, интуитивно понимая, что сейчас ему не следует ни двигаться, ни пытаться что-то сказать, чтобы не спугнуть те слова, которые Коля пытается подобрать. Это наверняка что-то важное, и он точно репетировал этот разговор несколько дней у себя в голове — Дима не знает этого наверняка, но чувствует. А ещё надеется, что нигде не накосячил. — Я, эм… Коля нервно жуёт губу, и лицо у него буквально пылает. Жар расползается по мягким щекам и невыразительным скулам, стекает к ушам, подсвечивая красным кончики. Дима краем мыслей находит это очаровательным, но тревожное ожидание мешает. Он чутко следит за смешавшимися эмоциями, за бегающим взглядом. Коля на мгновение снова смотрит в ответ, быстро стреляет глазами в угол комнаты, а после — Диме прямо в сердце. — В общем, можно я тебе отсосу? Дима замирает на вдохе с нелепо приоткрытым ртом и широкими глазами. — Типа, ну, если ты не против? Я бы хотел попробовать. Я думаю об этом последние несколько… неважно, короче. Просто скажи уже что-нибудь, я сейчас сквозь землю провалюсь, ради Бога. Коля неловко бормотал себе под нос, с каждым словом всё сильнее теряясь в эмоциях, и Дима очень хорошо знал его этот способ перебить собственное волнение. И Дима бы рад его успокоить и ответить что-то вразумительное, но не может выдавить и слова, застывший поражённо, точно ящерица какая-нибудь. Коля страдальчески мычит и закрывает себе лицо ладонями, убитый внезапно одолевшим его смущением. — Не шутишь? — неверяще хрипит Дима. Ему, наверное, стоило сказать что-то другое, но слова вырвались сами, минуя все возможные фильтрации. Нет, он, конечно, хочет. Одна только мысль получить минет от любимого парня моментально взбудоражила в нём все сущее, щекоткой возбуждения оседая на дне живота. Это было пиздец как заманчиво и всё такое, но они оба оставались нелепыми девственниками, и по щелчку избавиться от смущения и обуявшей неуверенности было по меньшей мере невозможно. Хотя Дима очень старался, чтобы не ударить в грязь лицом. — В смысле, я не против, но… ты уверен? — Блять, конечно же нет, — недовольно гундосит Коля из-за ладоней. — Но я хочу попробовать. Очень. Единственная мысль, которая сейчас держалась в голове у Димы, не улетая вслед за сознанием в открытое космическое, это встревоженное пиздецпиздецпиздец. Но он каким-то чудом находит в себе силы ответить. — Можем попробовать. И это даже звучит не так нелепо, как могло бы. Коля выдыхает особенно шумно и прикладывает усилий больше моральных, чем физических, чтобы оторвать ладони от лица и сесть. Дима поднимается вместе с ним, и они снова смотрят друг другу в глаза, заворожённые и смущенные. Происходящее знатно щекотало им обоим нервы, но в ином, хорошем смысле. Это волнение отчего-то казалось приятным. Коля быстро прижимается губами к губам, будто пытается успокоить себя (и не только) чем-то знакомым, привычным, а потом мягкими настойчивыми движениями спихивает парня со своих бёдер. Дима съезжает к краю кровати, для удобства упираясь ногой в пол, и Коля тут же опускается коленями на светлый ламинат. Как будто ему сигнал подали. Тишина между ними вязкая, густая. Её можно черпать ложкой. Коля быстро смачивает языком губы и смотрит неотрывно сквозь ресницы. Решается. А у Димы от этой картины и съедающего сладко-тревожного предвкушения мелкой дрожью покрываются руки, даже будто голова кружится. Он спускает на пол вторую ногу, устраиваясь удобнее перед замершим напротив парнем, и бессознательно тянется за ещё одним поцелуем. Он долгий и влажный; Коля цепляется пальцами за его колени и отвечает так отчаянно, будто в последний раз, то и дело несдержанно кусая губы. Горячий язык скользит в рот, а расслабляющиеся пальцы — выше по бёдрам, расстегивая джинсы. — Сними, — хрипло шепчет Коля, оттягивая ниже жесткую ткань. Это горячо. Очень. У Димы горит кожа, и даже в футболке и с открытым окном ему от всей этой ситуации жарко. Ему приходится отстраниться, чтобы с задушенными глубоко внутри смущением стянуть джинсы сразу вместе с боксерами, и Коля помогает снять их до конца. Без неудобно давящей на возбужденный член одежды становится в разы легче, но подступающая неловкость заставляет лицо Димы гореть тоже. Внутри у него всё дрожит и трепещет. Один-один. Коля упрямо смотрит вниз, кусая изнутри щеки, и через секунду-другую слишком явно написанных на лице размышлений рывками снимает с себя худи. Даже ему нестерпимо жарко. — Вау, — выдыхает Коля, стоит ему поднять взгляд. Это льстит. Дима, кажется, краснеет ещё сильнее; впрочем, не он один. Ладони снова ложатся ему на колени, медленно скользят выше уже знакомым движением. Коля трясёт головой, чтобы чуть отросшие за месяц волосы прикрыли ему глаза, и придвигается ближе. Он выглядит немного более собранным и решительным, чем пару минут назад. — Ты только скажи, если что-то будет не так, окей? — голос, несмотря на внешний вид, всё ещё звучит неуверенно. — Я в интернете кое-чего почитал, но теория и практика… сам понимаешь. Дима думает, что «не так» в этой ситуации быть совершенно точно не может. Что бы Коля не сделал, это будет идеально. Не потому что он талантливый гад и что-то там как обычно читал в интернете, а просто потому что это Коля. Но Дима всё равно согласно кивает, неспособный выдавить из себя слова. Если Коля хочет подтверждения — пусть так. Может, ему от этого будет спокойнее. В липкой тишине особенно сильно слышно, как Коля сглатывает. Его язык снова пробегается по опухшим от поцелуев губам — завораживающе. То, как он медленно придвигается всё ближе и ближе, удобнее располагаясь на твёрдом полу меж разведённых ног, вынуждает Диму задержать дыхание. Это точно не сон? Он не спит? Дима окончательно осознаёт, что не сон, когда тёплые пальцы осторожно касаются его члена, размазывая по головке предэякулят. Они скользят кольцом ниже с легким нажимом — горячее возбуждение скручивается в животе узлом, пролетая по позвоночнику вспышкой удовольствия. Дима напряжен, взволнован и очень, очень чувствительный; влюблённость в сотни раз умножала всё, что он чувствовал, и даже простые касания кожа к коже казались ему чем-то невозможно приятным. Как хорошо, что он сидит, а не стоит — вынести предстоящее без опоры было бы невозможно. Дима видит раскрасневшееся Колино лицо, его растрепанные волосы и горящие кончики ушей, красиво зажатую между зубов нижнюю губу, сверкающие встревоженно-заинтересованным блеском глаза и легко, на пробу двигающиеся пальцы на своём члене; и выбирает закрыть глаза, потому что если физическое подкрепится визуалом, то он, наверное, кончит секунд через пятнадцать. В лучшем случае. Дима упирается одной рукой позади себя и запрокидывает голову, полностью погружаясь в тактильные ощущения. Сначала нежной кожи предупреждающе касается горячее дыхание, потом — мягкий влажный язык. Он несколько раз ведёт от основания к кончику, смачивая слюной, и губы смыкаются на головке. Дима не видит этого, но представляет так ярко, будто видел нечто подобное сотни раз. Его пробивает мурашками. Губы плотно обхватывают ствол и скользят ниже, неглубоко погружая чувствительную плоть в обволакивающий жар рта, и юркий язык внутри оглаживает каждый выступ, каждую венку. У Димы случается короткое замыкание. Под плотно сомкнутыми веками будто рождаются и умирают звезды, и он сам не замечает, как протяжно, с дрожью стонет — понимает это только тогда, когда слышит. И Коля, мать его, стонет тоже, посылая гулкую вибрацию по всему телу. Скользит ртом вверх-вниз, вверх-вниз — ещё неуверенно, но уже до дрожи. Дима колеблется несколько секунд, а после робко вплетает пальцы в жесткие высветленные волосы. Ему жизненно необходимо держаться за что-то, иначе он потеряется в своём космосе окончательно. Коля тут же отрывается от члена с громким влажным звуком, продолжая двигать рукой в более медленном темпе. — Только не дави, ладно? — хрипит он. Дима возмущённо думает, что он бы не посмел, но шепчет в ответ «ладно». Только продолжай. Недолгое (бесконечность) время Коля не делает абсолютно ничего, будто это короткое перебрасывание фразами отняло у него все силы и смелость. Дима ругает себя за то, что вмешался, и мягко чешет пальцами кожу на затылке, успокаивая, как умеет. Коля податливо льнёт к ладони. Непонятно уже даже, отчего внутри всё так взрывается фейерверками — от любви или от возбуждения. Оно налипло друг на друга, перемешалось, и теперь поди разбери, где что начинается. А от Коли всё еще ни движений, ни звуков, только сухие волосы под ладонью и мягкое давление рук на бедрах позволяют понимать, что тот всё ещё рядом. Открыть глаза почему-то страшно. Нет, Дима прекрасно представляет, что именно сейчас творится перед ним, но увидеть это воочию — совсем другое дело. Ему кажется, что от такой картины можно будет и умереть ненароком. Дима закусывает губу и всё-таки смотрит. Взгляд Коли совершенно нечитаемый, а на дне потемневшей голубой радужки нечто такое, что заставляет завороженно замереть. Тянет поэтично сравнить парня с сиреной, только ему даже петь не надо, чтобы утянуть за собой в пучину греха. Ему хватает одного лишь взгляда. — Что-то не так? — осторожно спрашивает Коля. — Почему ты не смотришь? Дима сглатывает. — Ты хочешь, чтобы я смотрел? — Да, — выдыхает почти. Дима чуть сдвигает руку и большим пальцем убирает ему волосы со лба, придерживая осторожно, чтобы не падали обратно. — Тогда и ты не прячься. У Коли перехватывает дыхание. Он часто моргает в попытке скрыть волнение, но непроизвольно сжавшиеся пальцы выдают его состояние. Дима не ставил перед собой цель выбросить что-то настолько будоражащее и неловкое, оно как-то само собой вышло, но результат ему нравится. Коля довольно быстро возвращает себе самообладание. Не разрывая зрительного контакта, он подаётся ближе. Диме кажется, что он его сейчас поцелует, но по отведённой назад руке уверенно движутся его влажные пальцы, наощупь ухватывая один из браслетов-пружинок (Коля отказывался это признавать, называя их резинками) на запястье. Дима едва ли догадывается, зачем, но послушно отрывает от кровати руку, позволяя снять с себя полупрозрачный синий браслет. Прежде чем вернуться обратно, Коля всё же целует — быстро и почти невинно, в щёку, а после подбирает закрывающие обзор волосы и скрепляет их резинкой (браслетом, поправляет себя Дима) на макушке в смешной короткий хвостик. Чтобы… Чтобы не прятаться. И чтобы на него смотрели. Если бы у Димы могло встать ещё сильнее, то у него бы точно встало. — И не молчи, — просит Коля напоследок. — Я хочу тебя слышать. — Ты дьявол, — смущенно бормочет Дима. Нет, правда, он слишком быстро обретает уверенность в ситуации, это просто незаконно. Коля смачивает губы и вновь наклоняется к члену, обхватив рукой у основания и без промедления погружая в рот. Уже в общих чертах разобравшийся, что делать, сразу берет неспешный темп. Напрягшаяся рука Димы движется вслед за плавно качающейся вверх-вниз головой, пальцы непроизвольно сжимают свободные волосы на затылке. Коля жмурится, когда ему слишком сильно тянут волосы, но не возражает. Продолжает двигаться. Вверх-вниз, вверх-вниз, как под метроном. Сердце Димы обгоняет этот темп по ощущениям раза в три. Он шумно дышит сквозь сжатые зубы, всё ещё слишком напряженный, чтобы свободно стонать в голос. Даже если его попросили. Чувствительная головка скользит между чуть шершавым мягким языком и гладким твёрдым нёбом. Дима чувствует себя как минимум на электрическом стуле, как максимум — огромной сумасшедше старой звездой, находящейся на грани превращения в нейтронную. И если бы у него кто-то спросил, что быстрее всего подталкивало к краю, он бы не смог определиться между физическими ощущениями и тем, что безотрывно фиксировал его плывущий от чувств взгляд. Красивые Колины губы, на которые можно было без зазрения совести молиться, сейчас растягивались вокруг его члена (одного этого факта хватало, чтобы в приступе хвататься за сердце), и с каждым разом как будто опускались все ниже и ниже. Длинные темные ресницы трепетали, скрывая сосредоточенный взгляд. Дима не знает, сколько вечностей удовольствия минует, прежде чем Коля сдвигается, меняя угол проникновения, и сходу старается взять глубже. Он давится сразу же, как головка утыкается в заднюю стенку горла, и Дима выныривает из топивших его ощущений, чтобы обхватить лицо зашедшегося в кашле парня. Слова застревают где-то в лёгких, и всё, на что хватает его, болтающегося на грани оргазма, это заботливо гладить большими пальцами горячие пунцовые скулы. — Я думал, — начал Коля, а потом прочистил горло и попытался ещё раз, без хрипа. — Я думал, это будет… попроще. — Ты в порядке? Коля фальшиво смеётся. — Да, просто подавился твоим членом, — у Димы от этой формулировки по спине пролетает дрожь. — Ничего, когда-нибудь освоюсь. — Не бери на себя сразу слишком много. Коля поворачивает голову, чтобы прижаться влажными губами к ласкающей его ладони, и умиротворённо смотрит снизу вверх. Глаза у него покраснели, и в уголках скопились слёзы. Дима вытирает их раньше, чем успевает подумать. — Брось, я же не помер, — лукаво улыбается белобрысый дьявол. Диме очень хочется его треснуть. — Ну всё, всё, отпусти, я хочу продолжить. Основную суть я просёк, и это круто, знаешь? Мне нравится. Дима думает, что если Коля и во время секса будет так много болтать, ему придётся озадачиться покупкой кляпа. Или скотча. На крайний случай. Или затыкать его своим членом — на ещё более крайние случаи. Как минимум на те, когда у него перестанет замыкать мозг от неловкости. Руки Дима любезно убирает, возвращая одну обратно на затылок, а второй накрывая ладонь на своём бедре. Вконец осмелевший Коля хитро стреляет взглядом и снова берёт в рот. Он двигается активнее, и глаза больше не прячет — поглядывает иногда, проверяя реакцию на то невозможное, что бесстыдно творили его язык и губы. Реагирует Дима на это безобразие короткими сдавленными стонами, потому что держать их в себе стало слишком трудно. Он запрокидывает голову и жмурится от удовольствия, ощущая, как нарастает непривычно сильное напряжение во всем теле. Вынужденное балансирование на грани оргазма сделало его болезненно восприимчивым. Дима чувствует, как напрягаются мышцы живота и поджимаются пальцы ног, дышит чаще, стонет громче — он надеется, Коля без лишних слов понимает, к чему всё идёт. Он бы предупредил, правда, Диме хватило бы на это совести, но сейчас он неожиданно сильно поглощён погоней за удовольствием. Голова кружится от эйфории, и он отчаянно растворяется в ней. Коля не отстраняется до самого конца. Даже когда чувствует дрожащие мышцы бёдер под ладонями, даже когда рука в волосах сжимается чересчур сильно, даже когда Дима всхлипывает и давится последним, особенно долгим и громким стоном. У Димы внутри наконец взрывается сверхновая, и он клянётся, что это самый сильный оргазм в его жизни. Он тяжело, загнанно дышит, проясняющимся взглядом замирая на Коле. Тот наконец отстраняется, выпуская изо рта опадающий член, и несколько раз сглатывает с непередаваемой смесью заинтересованности и недовольства на лице. Облизывает губы. Смотрит внимательно, неожиданно неуверенно, вопросительно изогнув брови — мол, как оно? — Мог бы и не глотать, — произносит Дима, абсолютно точно отдавая себе отчёт в том, что Коля ждёт совсем других комментариев. Тот хмурится и несильно шлепает по голой ляжке, не вызывая своим недовольством ничего, кроме улыбки. — Это было охуенно. Ты там на какие статьи в интернете попал, как высосать из своего парня всю жизнь и энергию? Туман тревоги в голубых глазах рассеивается, и опухшие губы трогает совсем легкая ухмылка. Самодовольный засранец. — Просто я очень-очень талантливый. Коля поднимается на ноги, и они его не то чтобы сильно уверенно держат — наверняка затекли от столь долгого пребывания на коленях. Дима невольно концентрируется взглядом на вздыбленной ширинке, на ощупь пытаясь найти на полу свои трусы. Без них стало вдруг жутко неуютно. — Слушай, — неуверенно начинает Дима. Он косит глаза на пол, потому что никак не может дотянуться до белья, и обратно смотрит с большим усилием. Коля вскидывает брови, развернувшись к нему всем корпусом, и на собственное возбуждение, казалось, не обращает никакого внимания. — Может, я тебе тоже?.. Коля хлопает ртом, как рыба, и стремительно краснеет. Спесь с него слетает тоже моментально. О существовании слов он будто забывает, мелко мотая головой из стороны в сторону с преувеличенно испуганным взглядом. Дима озадачен, но всё равно посмеивается. Вот же дурень. — Как-нибудь в другой раз, — выдавливает из себя Коля. — Я в душ! И хлопает дверью. Дима натягивает белье, стараясь не сильно задумываться о том, что оно несвежее, и вытягивается на кровати с сытой улыбкой. В другой, так в другой.