Занятия йогой

Скривившись, Шнайдер потянулся, прогибаясь в пояснице: спина болела немилосердно. Хотя даже нет, не болела — противно ныла на одной ноте, как будто в позвоночнике что-то прищемило и сдавило, но, как бы он ни вертелся и ни гнулся, освободиться не получалось. Это раздражало и утомляло, и Шнайдер ощущал себя старым брюзжащим дедом, не радующимся белому свету. — Я знаю, как решить твою проблему. Голос раздался неожиданно из сумрака, но стоило сфокусироваться — и получилось заметить тлеющий огонек сигареты, еще не до конца высохшие волосы и задумчивый взгляд. Рихард успел умыться и переодеться после концерта и сейчас неспешно покуривал. Наверно, он сидел тут уже достаточно долго, но заметил его Шнайдер, поглощенный жалостью к самому себе, только когда тот обозначился. — Звучит как предложение вступить в секту, — хмыкнул Шнайдер в ответ, невольно заинтересовываясь. Честно говоря, он был готов даже на жертвоприношение, если бы это заставило ноющую боль умолкнуть и раствориться. — Можно и так сказать. Регулярные встречи, умиротворяющая музыка, полное взаимодоверие, — по голосу Рихард улыбался, и Шнайдер немного расслабился. Он чувствовал себя уставшим, выжатым после концерта. Хотелось упасть и не шевелиться, а присутствие Рихарда с его улыбкой сглаживало острые углы взвинченности и раздражения. — Но пока это всего лишь йога. Я вот хожу на часик перед концертами — сам понимаешь, — медленно Шнайдер кивнул: Рихарда спина беспокоила уже давно, подчас достаточно невыносимо и жестоко. — Можно полежать, расслабиться, как-то там правильно мышцы проработать с чакрами. В загогулины нас с тобой завязывать не будут, не переживай. — Но ты ведь все равно уже какое-то время ходишь? А я хорошо, если кончиками пальцев до пола достану вот так с ходу, — с сомнением Шнайдер покачал головой. Предложение Рихарда звучало заманчиво, но он не без оснований предполагал, что так просто ничего не получится. — Тоже верно. Тогда могу предложить, хм, вводное занятие? Только я и ты, без тренера. Расскажу, чему сам успел научиться, дышать поучимся правильно и все-такое. — Лады… Шнайдер не был уверен в затее, но согласился попробовать просто от безысходности. Пауль еще говорил про массаж, но наверняка был нужен целый курс и хороший специалист. Куда проще поваляться на коврике в одной из гримерных, чем искать мануального терапевта в каждом новом городе. На следующий день Шнайдер ощущал себя немного на взводе. Он уже ждал в условленном месте долгие несколько минут, когда наконец подрулил Рихард с двумя ковриками и неизменной сигаретой. Иногда Шнайдер даже думал, что друг пыхтит и во сне тоже: кто-то вроде лунатика с жесткой никотиновой зависимостью. Так и подмывало поинтересоваться, просыпается ли Рихард среди ночи, чтобы выйти подымить, но тот выглядел слишком уж умиротворенным, и Шнайдер не стал. Вместе они вошли в просторную светлую комнату. Кажется, тут загодя отодвинули к стенам всю мешающуюся мебель, а в большое окно падало достаточно катящегося к горизонту солнца, чтобы ощущать себя комфортно. Деловито Рихард расстелил коврики в самом центре, прямо в пятнах света, щелкнул куда-то в угол небольшим пультом. Сразу же из-под потолка полилась странная, непривычная музыка. В обычном состоянии Шнайдер назвал бы ее заунывной и однообразной, но, наблюдая, как деловито Рихард снует туда-сюда, его охватывало странное ощущение… Смиренного предвкушения? Утверждать с уверенностью не получалось. В любом случае с покорностью он ожидал, когда Рихард закончит приготовления и скажет, что же они будут делать. — Думаю, мы сделаем сегодня лишь парочку самых простых асан, больше будем напирать на дыхательные техники. И обязательно нужно размяться, — Рихард обернулся к нему с каким-то странным, одухотворенным выражением лица, закатил глаза и фыркнул, когда Шнайдер двусмысленно подвигал бровями в ответ на «разминку». — Вспоминай пионерскую молодость, пошляк. И прекращай перенимать у Пауля дурные привычки. В ответ Шнайдер только негромко рассмеялся. Внимательно следя за Рихардом, он старался повторять все то, что делал друг: разулся, потом сразу сделал глубокий вдох с закрытыми при этом глазами. Музыка перестала цеплять однообразностью слух и теперь просто звучала где-то на фоне усыпляющим пиликаньем. Это все было очень странно, но старательно Шнайдер покрутил головой и руками, разминая плечевой пояс, наклонился пару раз, чувствуя, как спина и бедра отзываются неприятными тянущими ощущениями. Рихард же в это время двигался достаточно свободно и мягко, и его лицо не выражало практически ничего, кроме, пожалуй, умиротворения. От каждого движения по телу разбегались волны слабого тепла: постепенно мышцы приходили в тонус, пропала часть зажатости, оставшаяся от вчерашней физической нагрузки. Не без оснований Шнайдер всегда предполагал, что пребывает в хорошей форме: два часа упорной долбежки по барабанам плюс тридцатиминутная разминка перед, поэтому сейчас он довольно быстро ощутил чувство наполненности и тепла в суставах, пока Рихард все еще вдумчиво крутил руками и тазом. — Так. Ладно. Дыхание. Это важно, запомни. Я буду говорить, когда делать вдох, когда — выдох, нужно пытаться соответствовать таймингу. — Рих, я ведь барабанщик, — Шнайдер выгнул бровь почти обиженно, но взгляд у Рихарда почему-то был такой, что пришлось виновато замолчать. — Я не умаляю твое чувство ритма. Но первые несколько раз дышать так медленно и глубоко может быть сложно. И не перебивай меня. Рихард веско помолчал, видимо желая удостовериться, что до Шнайдера дошло, и тот кивнул со всей серьезностью, лишь потом встревая: — Окей. Ты босс. — Спасибо, что заметил, — Рихард хмыкнул, еще пару раз повертелся, а затем уселся на свой коврик. Шнайдер зеркально отразил его движения, внимательно всматриваясь в спокойное сейчас лицо друга. Рихард слишком часто переживал, эмоционально реагируя на всякие мелочи, но в данный конкретный момент серые глаза светились спокойствием, а по губам гуляла едва уловимая мягкая усмешка. — Выровняй дыхание. Нужно, чтобы успокоилось сердце, чтобы пульс стал неспешным, размеренным. Сделай глубокий вдох. Менторский тон развеселил, но Шнайдер постарался сдержать неуместный смех и сделать так, как потребовали. Неожиданно это оказалось сложнее, чем он мог предположить. Следя за тем, как Рихард медленно вбирает в себя воздух, Шнайдер попробовал сделать так же, но легкие будто не хотели раскрываться на полную силу, так, будто ему отчаянно не доставало объема или что-то в нем просто отказывалось открываться в полную силу, сдавливая изнутри. — Теперь выдыхай. Медленно. И снова это оказалось сложнее, чем думалось. Воздух стремился покинуть Шнайдера с шумом и треском, будто через огромную дыру, и контролировать это было практически невозможно. Хотелось выдохнуть все разом, избавиться от давления, но Рихард делал все медленно, требуя того же, а повторить Шнайдер не мог, как ни старался. — Еще раз. Я ведь предупреждал. Шнайдер только кивнул, хмурясь и вслушиваясь в чужой голос с дыханием. Музыка вроде бы помогала, но и отвлекала в то же время, и попеременно охватывало то раздражение, то глупое веселье. Иногда он кидал взгляд на Рихарда исподтишка, рассматривая его лицо с опущенными веками: пушистые ресницы и мягко изогнувшиеся губы, наконец расслабившиеся и не выглядящие как суровая гримаса угрозы. В солнечном пятне было почти уютно, суставы работали тепло и чуть устало, но иногда посещала дурацкая мысль, что они вдвоем здесь, запертые в одной комнате, выглядят просто парочкой сумасшедших, и Шнайдер снова принимался давиться смешками, наверняка отвлекая этим Рихарда от медитации. Они дышали еще несколько минут, пока у Шнайдера не начало получаться или Рихард просто устал нянчиться с ним. — Ладно. Давай попробуем. Если все в этой асане делать правильно, ты почувствуешь почти моментальное облегчение. Повторяй за мной. И попытайся… Сконцентрироваться на чем-то? Не знаю. Прям вот собери все мысли в кучку, точку себе какую-то вообрази, куда будет метать все размышления, как дротики. Наверно, лицо у Шнайдера было чересчур выразительным, потому что Рихард откровенно смутился и даже сделал попытку умилительно покраснеть. — Ну мне такую ассоциацию мой тренер подсказал. Помогает. Так что не хихикай. — Я стараюсь, Рих, правда, — Шнайдер постарался улыбнуться примиряюще, но, кажется, ему не очень-то и поверили. — На выдохе ноги расставлены, руки свободно опущены, старайся, чтобы мышцы бедер и коленей были в тонусе. На вдохе поднимаешь руки, вытягиваясь вверх, ладони поворачивая к себе. Важно, чтобы работала грудная клетка. Рихард продемонстрировал сказанное, звуча при этом и правда как руководитель секты, и Шнайдер снова захрипел себе под нос в попытке сдержать смех. Тем не менее он покорно потянулся вверх и даже постарался избавить голову от посторонних мыслей. Непосильная задача: подумав, что нужно перестать думать о чепухе, теперь Шнайдер только и делал, что ловил себя на всяких глупостях и дурацких шутках. — Вдох-выдох. Важно почувствовать, как работают мышцы грудного отдела. Не забывай про дыхание, сконцентрируйся, — продолжал негромко вещать Рихард, но его тон, и его слова, и музыка, и вся серьезность действий — все это заставляло внутри пузыриться смех. Шнайдер думал о том, что они кто-то типа шаолиньских монахов: настраивают чакры, прочищают различные духовные отверстия — о глупостях, в общем, и то и дело срывался на тихие смешки, забыв и про медленные вдохи с выдохами, и про концентрацию. Видимо, Рихард устал от этого, потому что в какой-то момент Шнайдер встретил уже далеко не такой безмятежный, как еще несколько минут назад, взгляд серых глаз. — Да что с тобой такое? Хихикаешь, как дошколенок. Кивком Рихард предложил сесть, продолжая буравить Шнайдера внимательным взглядом, и тот покорно последовал предложению, с размаху плюхаясь на свой коврик. — Прости, Рих. Правда, я не хочу, но оно само. Это все… Видимо, не для меня. Я стараюсь делать так, как ты говорил, ну думать о чем-то одном, но вместо этого думаю о всяких глупостях, — Шнайдер пристыжено виновато улыбнулся, пока Рихард хмурил черные брови, внимательно его рассматривая. Продолжала негромко играть музыка, солнце опустилось еще ниже, теперь поглаживая световой волной стены комнаты, выхватывая пляшущие в воздухе пылинки, и Шнайдеру даже стало неловко из-за того, что он рушит все это умиротворение неуместным весельем. — Вот двину тебе в челюсть — сразу успокоишься. И только попробуй… — Рихард наиграно погрозил ему пальцем, вопреки словам совершенно не выглядя злым или угрожающим, — пошутить про то, что ты выше и что мне нужно будет еще дотянуться. Шнайдер в ответ только расхохотался. Рихард не злился на него по-настоящему — это уже было кое-что вполне весомое. Напряжение немного спало, и он подполз к другу чуть ближе, удобно складывая ноги. Про волшебную йогу, могущую избавить его от нытья в спине, как-то забылось: сейчас Шнайдеру просто хотелось побыть с Рихардом наедине и успокоиться. — Я ничего такого и не собирался говорить. Ну и да, думаю, вполне действенный метод. Я тогда думал бы про боль в челюсти. Он широко улыбнулся, и Рихард в ответ насмешливо фыркнул, качая головой. Помедлив, он тоже подтянул свой коврик ближе, усаживаясь напротив так, что их колени на согнутых ногах практически соприкасались. Помедлив, потянулся навстречу, беря руки Шнайдера в свои ладони, вжимая пальцы в кожу у запястий. — Давай тогда вместе подумаем о чем-нибудь одном. Например, о том, как держимся за руки. Только не смейся, прошу. Шнайдер с извиняющейся улыбкой покачал головой — он старался. Жест Рихарда был странный, но не отталкивал. — У тебя влажноватые ладони. И маленькие. Шнайдер прикрыл глаза, честно стараясь прислушаться к ощущениям. Пальцы Рихард прижал именно там, где под кожей тонкой ниточкой капилляров бился пульс, и это четкое ощущение ровного, чуть торопливого ритма ощущалось захватывающим. На лицо падало теплое пятно из окна, нос улавливал аромат одеколона Рихарда, и, будто вклиниваясь между нот и партий разных инструментов негромкой музыки, Шнайдер старался зафиксироваться в этом ощущении. — Это у тебя сухая кожа и здоровенные лапы. Аккуратнее загорать надо. Но я не об этом. Думай как хочешь. Главное — в одну точку. И слушай. Рихард сделал шумный вдох, и Шнайдер повторил его, задерживаясь на верхней точке, чувствуя, как принимается ныть что-то под нижней парой ребер. Рихард медленно выдохнул — и Шнайдер выдохнул, слегка дрожа от непривычного все еще ощущения. Они дышали в унисон какое-то время, не расцепляя рук. Шнайдер чувствовал теплые ладони Рихарда, как его пальцы нежно, едва ощутимо поглаживали кожу на запястьях, видимо поддерживая концентрацию на этом месте. В точке, где они касались друг друга. Вдох-выдох, вдох-выдох — в какой-то момент Шнайдеру даже показалось, что он сейчас уснет: настолько получилось расслабиться. Открыв глаза, непонимающе моргая, он встретил внимательный взгляд серых глаз как-то слишком близко, хотя Рихард сидел, не шевелясь, все в той же позе. — Голова кружится? — негромко поинтересовался тот, едва размыкая губы, и Шнайдер неуверенно кивнул. Он ощущал небольшое покачивание, но еще он ощущал небывалое умиротворение. И пальцы Рихарда, обернутые вокруг запястий. Тот не прекращал поглаживать кожу: невесомо, почти неощутимо, кажется, лишь намеком статического электричества. Невыразимо нежно, и Шнайдер, не вырывая рук, наклонился вперед, тут же встречая губы Рихарда, его теплое дыхание и горечь сигарет. Как-то само собой получилось так, что Шнайдер упал навзничь, а Рихард потянулся следом, укладываясь под бок. Они не переставали целоваться: без какой-либо торопливости или жадности. Мягкие прикосновения губ к губам, слаженное мерное дыхание. Шнайдер чувствовал, что падает во что-то светлое, и, когда по шее, а затем и груди с животом скользнула теплая ладонь, это казалось естественным продолжением поцелуев. Как будто и не было другого варианта развития, как будто поцелуи просто распространились на все его тело, растеклись по коже, как чернила по бумаге. Внутри царила небывалая легкость и умиротворение, Рихард гладил плавно, со знанием дела, пробравшись пальцами под футболку, не переставая касаться губами, — теперь, правда, поцелуи опускались и на щеки со скулами, и на нос, и на подбородок с шеей. Было приятно, было спокойно, Шнайдер млел под нежными руками и губами, Рихард уже мягко сжимал зубами мочку его уха, и даже не сразу получилось понять, что он возбудился, а ловкая ладонь вовсю шарит за резинкой растянутых тренировочных штанов. Только тогда Шнайдер сбился с размеренного дыхания. В голове не было мыслей, и при всем желании он не смог бы ответить, почему они вообще делают это и почему это так приятно. И не только Шнайдеру: в бедро недвусмысленно упирался чужой твердый член. Все, что не было сконцентрировано в прикосновениях Рихарда, в поцелуях его губ, казалось бессмысленным. Дышалось легко, теплое тело рядом по-своему успокаивало, и Шнайдер чувствовал себя слишком разомлевшим, чтобы активничать. Лениво он доверился Рихарду и его умелым движениям, купаясь в приятных ощущениях, в этом плотном мареве. В какой-то момент все мышцы в теле разом напряглись, а затем Шнайдер почувствовал, как кончает в чужие пальцы, задыхаясь в сладкой истоме, чувствуя, как приятно тянет внизу опустошающей тяжестью. Рихард рядом завозился, слух царапнуло его хриплое дыхание, торопливое шуршание, а затем, спустя несколько ударов сердца и один мягкий недоверчивый выдох, друг развалился рядом, лениво жмурясь на свет и успокаиваясь. — Шавасана. Полное расслабление, — негромко уронил он в какой-то момент, и Шнайдер в ответ так же негромко рассмеялся.