сгоревший в чувствах лёд

Бам смеётся громко, теплом обливая и светом всех, кто его окружает: и друзей, и врагов, и просто мимо проходящих людей. Они не перестают удивляться стойкости и терпению, не исчезающему желанию помочь, которое не блекнет даже после появления статуса «Кандидат в убийцы F.U.G.». Человек, переживший предательство единственного родного человека, не вызывает замешательства в Башне. Вызывают замешательство его яркие золотые глаза, что огнём теплым, согревающим полыхать продолжают. Шип Ли Су улыбается, склоняя голову в задумчивости и наблюдая за другом, который что-то захватывающе рассказывает внимательно слушающим сокомандникам, махая волнующе руками. Увлекаясь, он перестаёт себя контролировать, заметил однажды Шип Ли Су. Не полностью, конечно (иначе всё разрушено уже было бы), но достаточно заметно для него. — Бам. Надо идти. Ли Су отвлекается и, медленно моргая, поворачивается в сторону говорившего. Кун стоит в стороне от беседующих и активно делает вид, что совершенно точно не собирается участвовать в предложенном Бамом плане. Он был слишком рискованным. «Да, даже для меня», — раздражённо мотнул головой Адепт Света пару часов назад, которого за спиной прозвали Солнечником. Скаут видит подрагивающие в нетерпении пальцы друга и мягко улыбается. — Да, Бам, ты же знаешь, — Ли Су откашливается и начинает занудно бухтеть: — раз Кун говорит, что надо спешить, значить надо спешить, так как он знает лучше и… — Шип Ли Су, — Агеро кидает на него выразительный взгляд, отчего тот сразу спотыкается и поднимает руки: — Хорошо-хорошо! Прости меня, моя любовь, — он расслабленно смеётся и подходит поближе. Бам странно дёргается и растерянно приподнимает уголки губ, чуть хмурясь. Кун тут же подбирается, наклоняясь корпусом вперед. — Бам? Что-то случилось? — сквозившее в его обычно равнодушном, слегка саркастичном голосе беспокойство смущает Ли Су и других. Но не Бама. Не Бама, который не понимает различий в взаимоотношениях людей, только если это не ненависть/любовь. Что-то не резко разное, не требующее объяснений. Нескрываемую влюблённость Андросси он не замечает до сих пор. Про Куна, что он воспринимает в исключительно дружеских оттенках, не стоит и упоминать. — А? А, нет-нет, — отрицательно и быстро качает головой, из-за чего его давно не подравняемая тёмная чёлка падает на глаза. Агеро выпрямляется, поджимая бледно-розовые губы. Немного скашивает заморозившийся взгляд, будто стараясь уменьшить видимость Бама. Оголять чувства для него болезненно, непонятно и горько. Он сглатывает страх перед невзаимностью. «Лишь бы не захлебнуться», — думает Кун отстранённо. Рыбка откликается на мутные, как сердце Бама, мысли хозяина и тут же появляется перед ним и только перед ним (для остальных он сходит с ума, беседуя с пустотой), огненная и опасная. — Ты скорее сгоришь, — она не прячет укоризну, — и так немного осталось. Агеро цокает, замечая ясность светло-карих глаз, тонких губ и доброй души. «Доброй не значит человеческой», — многозначительно говорил Ю Хан Сон, делая глоток дерьмового кофе. Тогда (кажется, в прошлой жизни) он не кривился, кривился только Кун, уверенно поправивший: «Не человеческой — человечной». И сейчас, идя и отгоняя вертевшуюся от тревожности рыбку, на которую всегда можно переложить ответственность за его жизнь, он верит, что да, как бы Бам не пугался и не начинал доверять чужим словам о его «внутреннем, никуда не ушедшем монстре», он оставался самым человечным в этой Башне. Агеро выдыхает морозный воздух, чувствуя перехватившую его руку тёплую ладонь. — «Моя любовь»? Я что-то о вас с Ли Су не знаю? — в покрасневшее ухо произносит игриво шёпотом Бам и переплетает пальцы и их души. Души, что вместе смогут покорить и Башню, и её Бога.