Плачь обо мне, река

Говорят, что женщины Талли после смерти русалками обращаются. Не все, а лишь те, кто не своей смертью погиб. Где бы ни настигла смерть девицу, в чьей крови вода речная течет, а дух ее вернется в родные земли. Зовет их река за собою. Кейтилин Старк быть теперь деревом на берегу Красного Зубца, того, что по ночам ей колыбельные нашептывал. Корни дерева крепко закалила северная стужа, а листья горечью пахнут, сталью, совсем как руки ее, что порезала о чужой нож, защищая сына. Дерево пьет воду корнями из реки, однажды глоток за глотком — все выпьет. Лизе Аррен быть птицей, свободно в небе летающей. Как жила, порхая беззаботно, так и умерла — в полете, и к реке прилетела, расплескала пестрыми перьями воду рядом с овес-травой. Вешняя бессонница не дает птице спать. Нашептывает ей река, рассказывает, зовет…

***

Петир останавливает коня у реки. Напоить надо, самому выпить вина из фляги, перекусить что-то — далекий путь от Севера до Долины. Садится у берега, смотрит на небо — три звезды еще видны, не погасли после рассвета. Вдруг его внимание привлекает шорох. Бейлиш тянется к ножу, спрятанному за голенищем сапога, но опускает руку — не враги, девушка. Рыжие волосы мелькнули в камышах — крестьянка купается? Петир наблюдает — отчего бы не посмотреть, чего ему стесняться, да и деревенские девушки редко застенчивы, особенно если монету пообещать. Волосы только… Видел он однажды такие рыжие, и больше ни у кого не было настолько огненных волос. Кэт — багрянец осенний, Санса — золото листвы, а она… Потом только кудри потухли, поблекли, потеряли краски, как и вся она, изменившаяся с годами до неузнаваемости. Безумная, жестокая и совсем не похожая на веселую смешливую пташку Риверрана. Он ее пташкой назвал, а она смеялась. Держала в ладонях пойманного в силки воробья и спрашивала — неужели похожа? Если бы она не тронула Сансу… Ему пришлось. Девушка оборачивается, смотрит прямо на Петира — и он в ужасе подносит ладонь ко рту. Нет, привиделось, просто похожа, не она. Не она. Она мертва, она умерла, она постарела… На Петира Бейлиша из речных камышей смотрит шестнадцатилетняя Лиза Талли. — Нет, — говорит он зачем-то вслух. — Видение… — Видение? — Лиза выходит к нему. Голос ее звучит мелодией, и журчание Камнегонки, и соколиные крики, и щебет воробьиный. Петир не может пошевелиться. — Я твое горе, а теперь обернусь бедой, — обещает Лиза. Смыкаются тонкие пальцы на шее Петира, темнеет у него в глазах. Не приедет он в Долину. Лиза отпускает мертвое тело, более ей не интересное, опускается на колени у берега реки, смотрит в воду. Видит красивое юное лицо и совсем рядом, будто то же лицо… Или вправду то же. Рядом с пламенноволосой красавицей — остролицая старуха, на коршуна похожая. Нет, все равно — на сокола. Берега полнятся тоскою. Смотрит Лиза на себя — на двоих себя, слышит, как шепчет листва дерева ее сестры, вскрикивает прямо в воды, будто в лицо речное: — Плачь обо мне! Плачь обо мне, река! И плачет река о своих дочерях, умывая водами их лица, отныне навеки юные.