not allowed

саша не понимал, как его щуплое тело может быть таким грузным. и весна за окном грузная, серо-тяжелая. повседневная жизнь казалась ему редкостным идиотизмом. он устал. он проснулся не так давно, был выходной — делать нечего, да и не хотелось ничего. он смотрел в телефон, иногда брал в руки блокнот и пытался что-нибудь вспомнить, что-то смешное. но ничего не мог из себя выдавить. это уже что-то клоунское. веселить всех, когда сам готов удавиться. он косится в окно, опрокидывая тяжелую голову на руку. ебаная москва. ебаный стендап. ебаный клуб. ебаный порараз. телефон вибрирует, саша не сразу понимает, что ему звонят. еще удивительнее, что это оказывается леша квашонкин. — слушай, санек, привет, — саша не знает, стоит ли ему сейчас посмеяться, потому что они, вроде, не такие уж кореша, чтобы друг другу звонить, — я тут подумал, мы вот шоу-то делаем, но как-то общаемся не очень. надо нам сдружиться, понимаешь. ах, вот оно что. — и? — да вот, может, в гости заскочишь ко мне? сейчас? поболтаем, в приставку поиграем там, не знаю. саша молчит, пытаясь обдумать сказанное лешей, но слышит с той стороны вздох перед очередной длинной утомительно фразой и выпаливает: — да, леш, хорошо. — отлично, жду, братанский. саша смотрит перед собой, хмурит брови и пытается взвесить за и против уже после того, как согласился. сука, еще лешино это «братанский». саша не понимал, бесит его это или нет. или его бесил леша. они знакомы уже пару лет, но друзьями за это время как-то стать не успели. работа работой, смех смехом, а дальше как-то не шло. хотя, леша будто бы постоянно пытался быть всегда и со всеми ближе. и честно сказать, саша думал об этом. и о леше. возможно, слишком часто. не специально — просто леша всегда всплывал либо в разговоре, либо просто в мыслях. что-то в повседневности напоминало о нем, что-то было просто смешно или приятно вспомнить. леши было всегда много, его упоминание всегда вертелось на кончике языка, и саша иногда даже одергивал себя, чтобы это не казалось чем-то странным. саша тяжело собирается, долго тупит в окно. вызывает такси. на улице неприятно, в голове у саши неприятно. весна размазана по асфальту лужами, саша рамазан по заднему сиденью. хочется спать. усталость ощущается слишком явно, но скука чувствуется еще сильнее. леша открывает почти сразу, как саша касается кнопки звонка, жмет руку в качестве приветствия. саша неторопливо разувается. леша стоит в коридоре и выжидающе смотрит. саша почти осязает чужое внимание. — пипец, лех, ты как будто педофил. позвал в приставку играть, может, еще ералаш предложишь посмотреть? леша смеется, отдает какой-то кислой неловкостью, хотя саша хотел разбавить обстановку. он по привычке идет за лешей, чувствуя себя в чужой квартире немного не к месту. — я тут как раз недавно сегу купил, думал, ты оценишь. саша смотрит через плечо удивленно. — кстати, выпить хочешь чего-нибудь? только леша заканчивал одну фразу, как сразу же начинал говорить вторую, и саша даже не успевал вставить туда хоть слово, хотя и сам любил попиздеть. пожал плечами, вроде утвердительно кивнул и что-то промычал, похожее на «да, давай, мне все равно что». отвернулся, упал на диван, уставившись в темную рожу телика и улавливая в нем свое тусклое отражение. леша зазвенел посудой, и его шутки тоже звенели где-то под потолком. он все не затыкался, извергаясь кучей каких-то мутных идей и предложений вперемешку с рассказами о том, как прошло его сегодня, вчера и неделя в принципе. саша даже моргнуть не успел, как на столике перед ним оказалась чашка с чем-то газированным. саша взял ее в руки, понюхал — кола. отпил — с виски. намешано явно в авторских лешиных пропорциях, но грех жаловаться. — бля, сто лет не играл. когда они начинают играть, сашу на секунду будто кидает в детство. прикладывает затылком о жесткий задник дивана в родительской квартире, а потом снова бросает обратно, уже лбом об ипотечный пол. саше весело, саше просто. леша несет чепуху, саша подхватывает и от смеха зудит горло, вибрирует грудь. леша смешно злится и дуется, если проигрывает. саша смешно пыхтит, пытаясь отдышаться от шуток. саша думает, что ему хорошо. алкоголь мешается с газировкой и воздухом, слова мешаются в голове. иногда саша ловит на себе чужой взгляд, слово, шутку и не понимает, отчего так щемит под ключицами. саша тянет из стакана колу, которая приторно отдает алкоголем. причмокивает, перекатывая неприятно сладкий вкус на языке. думает, стоило ли пить вообще и делает еще глоток. леша откладывает джойстик в сторону и смотрит на сашу. тот чувствует это, чувствует, как под лешиной кожей на руках перекатываются взбухшие вены, чувствует, как тот в привычной манере поджимает губы, но саша прикрывает глаза и допивает, хотя не собирался. эта игра всегда на выбывание, нельзя проигрывать. — пойдем покурим? саша сглатывает остатки из чашки и чувствует, как этот лешин вопрос растекается в воздухе, как оседает на коже, и чувствует, чувствует, как будто на глаза наворачиваются слезы, потому что он сегодня, видимо, перестарался в попытке быть другом. скорее, даже не попытался. а потом он думает, что это похоже на тупой подкат и улыбается. а потом он думает, что кто-то из них двоих тупой. а потом саша думает, что, нахуй, происходит. он ожидал, что они пойдут на балкон, но леша ведет в сторону ванной, и саша еще сильнее улыбается от этой нелепости. он заходит первый и видит свое отражение в зеркале — блестящие влажно глаза. видит следом и лицо леши, тот все трещит, улыбается. саше кажется, что это идиотия. они идиоты. и ванная у леши идиотская — тесная какая-то, дурацкая. и квартира, блять, в ипотеку. он садится на бортик и закуривает, саша садится рядом. разговор почему-то уже не шел, хотя еще минуту назад их было не заткнуть. сигаретный дым лениво полз под потолок, саша лениво следил за ним. леша, блять. саша думает так, когда видит, что леша смотрит. не перед собой, не в стенку, не в пол, не в потолок, а как-то наискось и на сашу. дым горчит на языке. и что-то в этом взгляде кажется саше чересчур, что-то в нем было непозволительное. вот только кем и кому. дым оседает на зубах и на нёбе, карябая горло. саша тяжело поднимается. каждое действие было будто бы в сто раз сложнее, чем было на самом деле. и от выпитого все только хуже. леша тоже встал и потянулся к раковине как оказалось, чтобы затушить сигарету. он врезался в сашу, почти навалился всем телом. тот почти с испугом смотрит снизу вверх, леша тяжело дышит, давит окурок о белую керамику, давит взглядом, дует ноздри, и саша, отступая назад, почти чувствует вибрацию перебитого лешиного — или это его собственное? — дыхания, но врезается в бортик ванны. сердце покалывает, жар наползает воротником, душный запах курева забивается между ними, и все это — за секунду. леша придерживает сашу за талию, чтобы тот не свалился в ванну. и все это не прикольно, не мило, не весело. как-то это было… стыдно. по-идиотски. саша чувствует возбуждение, саша нелепо и криво — наугад — кидает бычок в раковину. саше это все сейчас нахуй не сдалось. он вспоминает, как сегодня шутил, что леха педофил, и его чуть не пробивает снова на смех. он не понимает, как выйти из этой ситуации. буквально — леша загородил собой путь. как же все это сейчас некстати и не вовремя. момент был проебан, вся встреча была явно проебана, и саша еще надеется, что не в прямом смысле. сейчас саше казалось проебаным все. леша стоял и не двигался, все смотрел на него какой-то тупостью широких зрачков. алкоголь давал о себе знать — горизонт заваливался, размазывался, и все вообще мазало. дыхание мазало по коже, весна мазала сквозняком по полу. леша чуть наклоняется, будто клюет носом, но чуть-чуть, аккуратно прижимается губами к сашиным, и язык не поворачивался это назвать поцелуем. саша хотел выть. идиотизм. он долбаеб. они оба. сука. лешина ладонь все еще на талии, и дышать было нечем. но теперь недоразумение превращается в поцелуй, и саша почти падает спиной назад, но рука хватает его крепче. и вискарь в коле хватает за голову крепче. — леш, пусти пожалуйста, — чуть ли не пищит саша. а леша, сука, молчит. дышит уже куда-то в шею, мягко и влажно касается кожи под челюстью. а потом царапается щетиной. — о боже, — выдыхает саша, отворачивается — и только сильнее подставляется под этот приступ лешиного… чего-то. по внешнему виду скажешь — саше не нравится. на самом деле ему действительно не нравится. не нравится, что чем дальше — тем сильнее его распаляло. саша думает, а где ксюша. как-то внезапно и, вроде бы, с нихуя. саша думает, почему ее нет дома. саша думает, что его бы сейчас спасло ее присутствие. леша тянется к его пуговице на джинсах, и саша дергается, наконец, отмирая и упираясь руками леше в плечи, чуть отстраняя. леша смотрит сверху вниз, облизывает губы и сглатывает. саше не то, чтобы страшно, но он боится, что сейчас задохнется. он рвано и шумно выдыхает, как будто в панике. леша дает ему пару секунд отсрочки и снова тянется, снова целует. и все это как-то вязко, тяжело. саша жмурится, думает — сейчас проснется. он, наверное, уснул у себя, и ему все это снится. но лешины руки снова на застежке джинс, и саша лихорадочно думает, расценивается ли это как домогательство. по ощущениям, виски собирался пойти у него горлом. саша, походу, реально сейчас перестанет дышать, потому что то ли забыл, то ли в данной ситуации это просто невозможно. вот это леша называет подружиться? тот поддевает пальцами сашину футболку, кладет ему ладонь на живот и ведет вверх. сашу как будто бьют под дых. у леши такая горячая кожа — кажется, что еще чуть-чуть и прожжет в нем дырку. снова ведет рукой вниз, дергает ею за шлевки джинс к себе, и саша оказывается еще ближе. хотя, кажется, блять, куда еще. ему хочется вильнуть в сторону, или назад, хоть как-нибудь выползти из лешиной хватки, но если он это сделает, то упадет в ванну. саша только облокачивается одной рукой на раковину и позволяет ситуации просто быть. саша почти смеется. потому что ему и правда смешно. в последнее время его либидо приказало долго жить, и он, в принципе, забил на это. но то, что происходило сейчас, он даже не пытался себе объяснить. и даже не будет пытаться. это же попросту непозволительно. так нельзя. он не против, но все равно так точно не должно быть. и самое дурацкое, что леша, сука, молчит. то трещит без умолку, а тут и слова не сказал, когда это так надо. саша сомневался — реально ли это, саша сомневался — может ли быть такое в принципе. саша не думает, что это удачная попытка сближения. саша вообще, нахуй, не думает, когда леша резко расстегивает молнию на его штанах и лезет рукой под ткань. абсурд ситуации переваливает за грани уже неразумного, потому что разумное закончилось на тушении сигарет в раковине. саша все еще надеется, что этот фарс закончится и не будет продолжаться, но это явно не входило в лешины планы и тот, видимо, решил идти до талого. саша не хочет думать над тем, что заставило лешу сейчас надрачивать ему в крошечной, нахуй, ванной в крошечной, нахуй, квартире. он не хочет знать, между какими по счету чашками с выпивкой ему пришла эта, блять, гениальная идея. саша впивается пальцами в чужие плечи, его начинает мутить от запаха их перегара. под солнечным сплетением вдруг что-то будто лопается, сашу всего перетряхивает, леша все еще стоит вплотную, тихо целуя его в уголок приоткрытого рта. саша проиграл. — ты, — вдох, — блять, — выдох. саша прикрывает глаза, торопливо застегивает штаны и не может посмотреть на лешу. сука. блять. это пиздец. саша правда не знает, какие слова ему стоит подобрать. саша захлебывается словами. саша захлебывается. а леша все стоит перед ним, дышит, и саша чувствует, как тот пьяно улыбается и до сих пор держит руку у него на талии. только саша думает об этом — леша убирает ладонь и отходит назад. он чувствует свободу тесного пространства. поднимает взгляд, а леша уже и вышел из ванной. саша следом почти выбегает в прихожую и наспех натягивает кеды. и слышит в спину: — ну это, спасибо, что зашел, братанский. саша вываливается в общий коридор и решает, что если будет звонить леша, то он никогда, нахуй, ему больше не ответит.