Лекарство от тяжёлых мыслей

      Ещё один день пролетел… Быстро, слишком быстро. Времени у них и так мало, а из-за бесконечной суеты и возрастающих с каждым днём в геометрической прогрессии проблем его полёт и вовсе не ощущается. Вот ты только прошёл контрольно-пропускной пункт, приветливо улыбнувшись нескольким сотрудникам, как уже должен покинуть здание, так как рабочий день закончен, а ночных посетителей тут не жалуют: слишком важный объект, чтобы позволять хоть кому-то бродить по лабораториям ночью.       Но ей можно, конечно, можно… Впрочем, Ава Пейдж не нуждалась в чьих-либо разрешениях, чтобы провести ещё одну бессонную ночь за чтением лабораторных отчётов и докладов учёных. Последнее время она чаще оставалась допоздна, порой засиживалась до самого утра, погрузившись с головой в работу, изредка потирая ладонями болящие от напряжения глаза в наивной попытке избавиться от неприятного ощущения.       Дженсон знал, что она не покидает своего офиса порой в течение всей ночи, упорно пытаясь отыскать брешь в их исследованиях, лазейку, за которую можно было бы зацепиться и которая подарила бы им надежду. Однако часы, проведённые за анализом бессчётного числа бумаг, файлов и наблюдений учёных, ни к чему не приводят, и Ава, обречённо вздохнув и закрыв ладонями лицо, с горечью признаёт своё очередное поражение.       И хотя Дженсон ни за что не высказал бы эту мысль вслух, но в глубине души он действительно восхищается упорством этой женщины и одновременно испытывает к ней нечто, столь напоминающее жалость. И пусть все эти неудачные эксперименты и новые жертвы среди подопытных мало тревожили его, он, однако ж, хотел бы, чтобы у них получилось создать сыворотку… Чтобы увидеть на лице канцлера не усталость и разочарование, а радость, увидеть её улыбку, уловить живой блеск в глазах.       Ей необходим результат, необходимо знать, что их деятельность, жертвы, которые они принесли, не напрасны. А ему нужна она. И он готов сколько угодно изображать заинтересованность в эффективности исследований, только бы она видела в нём своего единомышленника, своего человека.       Безусловно, это низко, бесчестно и подло, но что поделать. С собой Дженсон всегда честен. И если большинство докторишек и учёнишек хотят добиться создания лечебной сыворотки, то его желания куда прозаичнее и низменнее: он хочет Аву Пейдж. Хочет так сильно и так давно, как, кажется, никогда и никого не хотел. И, надо отдать ему должное, Дженсон привык добиваться желаемого любой ценой.       «И раз уж сами обстоятельства складываются столь удачно, то грех не воспользоваться возможностью», — именно так думал Дженсон, со стороны наблюдая за Авой Пейдж, что сидела чуть сгорбившись, пробегая взглядом по формулам, выведенным на голографическом экране.       Волосы её, всегда идеально уложенные в строгую причёску, в этот момент небрежно выбивались из пучка; две крупные пряди ниспадали на высокий лоб, и Ава то и дело отводила их в сторону нетерпеливым движением ладони. Тонкие брови женщины были сведены к переносице, а во взгляде, как и на всём лице, читались усталость, напряжение и едва заметная грусть.       Будь Дженсон хоть сколько-нибудь сентиментален, он бы, наверное, отказался от собственной затеи, осознав, что объект его желаний находится не в лучшем расположении духа, если не сказать больше… Однако Дженсону никогда не были свойственны сентиментальные порывы, к тому же, он не собирался воротить назад. Особенно теперь, когда он был так близок к тому, чтобы получить желаемое.       А потому мужчина, понаблюдав за канцлером ещё некоторое время, решил наконец дать знать о своём присутствии.       — Я смотрю, Вы больше предпочитаете неудобное и жёсткое кресло, чем кровать, — растянув губы в кривой улыбке, произнёс Дженсон вместо приветствия, вынудив погружённую в работу Аву Пейдж вздрогнуть, подняв на него удивлённый и одновременно вопросительный взгляд, заметив который он лишь сдержанно усмехнулся.       — Не только Вам не спится, — произнёс Дженсон в ответ на немой вопрос, отразившийся во взгляде канцлера Пейдж.       — И как часто, когда Вам не спится, Вы прохаживаетесь по лабораториям? — с лёгкой иронией спросила Ава Пейдж, всем своим видом показывая Дженсону, что она не особо-то и верит в искренность его слов.       — Нечасто, — только и ответил Дженсон и неспешно подошёл к канцлеру со спины, наклонившись вперёд и опершись одной рукой о поверхность стола, словно в попытке лучше рассмотреть отображённую на экране информацию.       На самом же деле Дженсон рассматривал её. Как только он зашёл, Ава рефлекторно расправила плечи и выпрямила спину. И теперь она сидела спиной к нему, потирая ладонью то лицо, то шею и плечи, которые после нескольких часов, проведённых в одном положении, безумно ныли и болели. Дженсон наблюдал за ней, склонившись чуть ли не над самой её макушкой, пробегая взглядом по её худой бледной ладони, что аккуратными и лёгкими движениями растирала и чуть сдавливала кожу.       Ава, казалось, даже в этот момент была полностью поглощена своими размышлениями и не обращала внимания на неожиданного ночного визитёра. Однако, когда её плечи сжали сильные мужские ладони, принявшись массировать напряжённые и ноющие мышцы, она наконец возвратилась в реальность.       — Что Вы делаете, Дженсон? — напрягшись всем телом, поинтересовалась Пейдж, не понимая, как ей стоит реагировать на подобный жест.       Она не помнила, чтобы Дженсон когда-либо проявлял себя как джентльмен или заботливый друг, а потому почувствовать, как его ладони аккуратно и вместе с тем сильно надавливают на мышцы плеч и шеи, растирая их, было неожиданно, даже странно. Странно и очень приятно… Настолько, что Ава против воли прикрыла глаза, откинув голову чуть назад, совсем забыв о заданном секунды назад вопросе.       — Помогаю Вам избавиться от напряжения в мышцах. Разве не видно? — склонив голову к уху женщины, тихо, почти шёпотом, проговорил Дженсон, обдав её кожу горячим дыханием.       На лице Авы Пейдж в ту же секунду отразились смятение и недоверие, и Дженсон не смог сдержать лукавой и развязной улыбки, заметив, как напряглась она, стоило ему склониться к ней ещё ближе. И хотя ни страха, ни стеснения, ни неловкости нельзя было прочитать на лице этой женщины, однако ж, Дженсон понимал, что его действия произвели должный эффект.       Продолжая массировать и растирать ладонями спину и плечи женщины, Дженсон то и дело гладил чувствительную кожу возле её ушей, несильно сжимая пальцами и оттягивая мочки. Краем глаза он продолжал наблюдать за реакцией канцлера Пейдж на его действия, подмечая малейшие изменения, что проскальзывали на её лице: сомкнутые глаза, едва заметная блаженная улыбка на чуть приоткрытых губах, лёгкий румянец на скулах…       Всегда собранная, строгая и сдержанная, Ава Пейдж теперь выглядела невероятно уязвимой и расслабленной. Конечно, будь у неё силы, она, наверное, оттолкнула бы от себя Дженсона, сказав, что подобные вольности непозволительны в стенах лаборатории. Однако частые бессонные ночи, хроническая усталость, непреходящее напряжение, боль в мышцах и камнем лежащая на сердце грусть не позволяли Аве возразить или сбросить с себя мужские руки.       Ава Пейдж хотела расслабиться, избавиться от неприятных мыслей, забыть хотя бы на пару часов о неудачах и рушащихся всё сильнее с каждым днём планах и мечтах. И раз такой, как Дженсон, неожиданно решил помочь ей снять хотя бы толику усталости и напряжения, она не станет возражать. Особенно, когда его действия приносят такое наслаждение ноющим от боли мышцам.       Наконец, полностью расслабившись, Пейдж позволила себе лениво откинуться на спинку стула, упершись головой в глубоко и часто вздымающуюся грудь Дженсона. Будь у неё открыты глаза, она бы заметила, как изменилось лицо мужчины, стоило ей только прижаться к его телу, как потемнели выразительные глаза, наполнившись откровенной похотью, как растянулись в хищной ухмылке губы.       Продолжая массировать одной рукой плечи женщины, Дженсон медленно провёл другой по её ключицам, груди и животу, остановившись у самого края платья. Почувствовав столь откровенные прикосновения, Ава Пейдж невольно напряглась, распахнув глаза, однако отстраняться или противиться не стала, лишь косо посмотрела на мужчину, словно желая понять по выражению его лица, как далеко он сможет зайти… И даже одного беглого взгляда на лицо Дженсона было достаточно, чтобы понять, что он намерен довести свою затею до конца.       Осознание того, что вся «помощь» этого человека сводилась к тому, чтобы поиметь её прямо в стенах ПОРОКа, должно было оскорбить канцлера, заставить её оттолкнуть от себя Дженсона, отказавшись от его псевдо-альтруизма и продолжив заниматься действительно важными делами. Однако Аву Пейдж мысль о том, чтобы отдаться этому мужчине, позволив ему делать всё, что его душе угодно, нисколько не возмутила и не смутила, наоборот, вызвала хорошо знакомое томление между ног.       Спешно проведя языком по сухим губам, Ава Пейдж медленно, словно дразня, развела ноги в стороны, вызвав на лице Дженсона довольную и хищную улыбку. Помедлив буквально пару секунд, мужчина небрежно задрал ладонями край платья, оголив бледные стройные бёдра, что в ту же секунду покрылись мелкими мурашками.       Несколько раз проведя ладонью по внутренней стороне бедра Пейдж, Дженсон бесстыдно и настойчиво коснулся пальцами сквозь чуть увлажнившуюся ткань трусов половых губ, сорвав подобным действием прерывистый вздох с её губ.       Не без удовольствия заметив, как канцлер с силой сжала подлокотники кресла, рефлекторно дёрнувшись бёдрами вперёд, Дженсон возобновил свои откровенные ласки, массируя горячие складки плоти сквозь ткань трусов. Изредка надавливая большим пальцем на клитор, он проникал указательным и средним внутрь, наслаждаясь частым и рваным дыханием женщины.       Когда же он отвёл ненужный кусок ткани в сторону, принявшись более уверенно и настойчиво ласкать её, проникая двумя пальцами в горячее влагалище, Ава Пейдж не смогла сдержаться от приглушённого сладостного стона. Потянувшись ладонью к стоящему позади неё Дженсону, она сжала вторую его ладонь в своей и, поднеся к груди, накрыла её, ясно давая понять мужчине, чего именно она хочет.       И Дженсон, приглушённо хмыкнув, накрыл ладонью женскую грудь, принявшись ласкать её и массировать сквозь ткань платья, сжимая между пальцами напряжённый сосок и чуть оттягивая его. Склонившись над Пейдж так низко, как только позволяло тело, он уверенно и чувственно сжимал её грудь ладонью, пока пальцы другой доводили её до беспамятства, то проникая как можно глубже в неё, то дразняще пощипывая увлажнившиеся складки.       Тёплая липкая влага обволакивала пальцы Дженсона, а интимный, возбуждающий запах настойчиво касался его ноздрей, вынуждая то и дело сглатывать, стискивая зубы. Он хотел эту женщину до беспамятства… Хотел трогать её, ласкать пальцами, доводить до отчаяния одним лишь языком, чувствовать себя внутри неё, совершая глубокие и резкие толчки.       От подобных мыслей он уже готов был кончить, однако держался, понимая, что сейчас, в эту самую ночь, может получить всё и сразу.       Совершив ещё несколько движений внутри неё, Дженсон остановился, глубоко и горячо дыша в заплетённые в аккуратный пучок волосы, невольно вдыхая приятный аромат. Ава Пейдж в ответ на его действия издала недовольный и протестующий полувздох-полустон, бросив на него через плечо затуманенный взгляд, в котором читался вопрос.       — Я хочу, чтобы Вы сели на стол, канцлер, — в качестве объяснения произнёс Дженсон, хрипло и тихо, отчего по телу Авы Пейдж прошлась волнительная дрожь.       Всё её тело покалывало от возбуждения и так и не наступившего оргазма, а ноги не слушались и казались ватными. Однако она подчинилась приказу (иначе слова Дженсона охарактеризовать было трудно) мужчины и, чуть придерживаясь одной рукой за спинку стула, села на край стола, не став даже одёргивать задравшейся чуть ли не до живота юбки. Откровенно говоря, ей было уже всё равно, что именно задумал Дженсон, — она была согласна на любую его затею, только бы забыться в наслаждении.       И хотя вначале Ава Пейдж испытывала отголоски некоторого дискомфорта, который часто возникает у женщин во время близости с более молодым мужчиной, однако тот испарился почти сразу, стоило ей только понять, что Дженсон хочет её ничуть не меньше, чем она — его. А может, даже сильнее…       Но даже эти мысли и догадки отошли на второй план, когда она почувствовала сначала мужские ладони, освобождающие её от трусов, стягивающие их по стройным ногам, после — горячие и жадные поцелуи на внутренней стороне бедра, а затем и откровенное прикосновение языка. Выгнувшись в пояснице, Ава Пейдж с силой сжала ладонями бортик стола, опустив затуманенный и полный желания взгляд на сидящего между её ног мужчину, что лукаво и хищно сверкал глазами исподлобья, дразняще пробегая языком по горячим влажным складкам.       Подобная картина разожгла в теле Авы сильнейшее удовольствие, а предвкушение настоящего наслаждения вынудило её приглушённо простонать, закрыв глаза: только бы не видеть пронзительный, наглый и хищный взгляд, устремлённый прямо на неё. Заметив это, Дженсон, усмехнувшись про себя, надавил языком на клитор. Толкаясь языком во влагалище, он медленно скользил им вверх по чувствительным стенкам, посасывая и слегка царапая зубами складки плоти, вынуждая канцлера несдержанно и откровенно стонать, толкаясь бёдрами навстречу этим бесстыдным ласкам.       Ёрзая на столе и толкаясь бёдрами к самому краю, Ава то и дело сжимала ладонями чуть посеребрённые сединой волосы мужчины, призывая его не останавливаться ни на секунду. Подстёгиваемый собственным возбуждением и откровенными стонами канцлера, Дженсон проникал в неё языком как можно глубже, чтобы через пару секунд медленно провести им по стенкам вверх. Настойчиво лаская тёплые складки, он слизывал с них чуть солоноватую влагу, принуждая канцлера с силой сжимать его короткие волосы.       Впрочем, столь грубые и резкие действия Авы Пейдж не приносили как таковой боли, наоборот, возбуждали ещё сильнее, вынуждая проявлять нетерпение и больший энтузиазм.       И когда Ава Пейдж, дёрнувшись на столе, словно от удара током, выгнулась в спине и выразительно и несдержанно простонала, Дженсон был как никогда доволен собой.       Медленно отстранившись от женщины и встав на ноги, Дженсон, не отнимая тяжёлого и пронизывающего взгляда от её покрасневшего и покрывшегося испариной лица, небрежно провёл пальцами по губам, стирая с них влагу, дабы в следующую секунду погрузить их в рот, почувствовав на языке её вкус.       От подобной картины канцлер не смогла сдержать прерывистого вздоха. Она была далеко не невинной девушкой, однако в исполнении этого мужчины даже самые обычные действия приобретали откровенные и вызывающие оттенки, что уж говорить о более интимных моментах.       Неосознанно сглотнув, Ава Пейдж опустила взгляд ниже его пояса, заметив, насколько сильно он был возбуждён, — даже плотная ткань штанов не могла скрыть этого. Впрочем, Дженсону и не нужно было ничего скрывать: он знал, чего хотел, и понимал, что получит это, несмотря ни на что. И хотя возбуждение приносило ему дискомфорт, вынуждая едва заметно морщиться от неприятных ощущений, ради получения желаемого удовольствия он готов был потерпеть.       Однако сейчас ему не нужно было сдерживаться: женщина, которую он хотел долгое время, теперь сидела перед ним на столе — возбуждённая, открытая, горячая, доведённая до исступления его ласками, готовая принять его прямо здесь и сейчас.       Осознание этого ударило в голову Дженсону, подобно молнии, вынудив его рвано выдохнуть, облизнув враз пересохшие губы. Не отрывая взгляда от женского тела, которое, несмотря на некоторые незначительные недостатки и возрастные несовершенства, было для него самым желанным на свете, Дженсон стянул с себя промокшую насквозь водолазку и потянулся неверными пальцами к ремню, принявшись нетерпеливо и резко срывать его с себя.       — Снимите с себя это… — всё тем же приказным и нетерпящим возражения тоном произнёс Дженсон, вызвав на лице Авы противоречивую смесь покорности и негодования.       Ей хотелось бы возмутиться подобному тону, оскорбиться, поставить Дженсона на место, сказав, что она не обязана выполнять его приказы. Но вместо этого она покорно расстегнула дрожащими пальцами молнию платья, медленно, словно нехотя, сняв его через голову. Коснувшись застёжки бюстгальтера, Ава Пейдж несколько секунд медлила, сама не понимая почему. И лишь пронзительный и полный нетерпения взгляд Дженсона вынудил её ловко справиться с застёжками, избавившись от последней вещи, остававшейся на ней.       Прохладный воздух помещения в ту же секунду настойчиво коснулся обнажённой груди канцлера, отчего тёмно-розовые бусины сосков напряглись сильнее и теперь вызывающе торчали, привлекая к себе жадный взгляд мужчины.       Что ж, надо было отдать должное Аве Пейдж: несмотря на возраст, она была в прекрасной форме. И даже сеть морщин, что пролегала на её бледном худом лице, а особенно в уголках глаз, не могла испортить общего впечатления. Да, определённо, эта женщина возбуждала его куда сильнее, нежели молоденькие и ветреные девушки, не знающие своих сильных и слабых сторон. В канцлере же Дженсон видел уверенность, властность, гордость и принципиальность.       Она всегда знала, чего хочет, и стремилась к этому, невзирая ни на что… В этом они были схожи. Вот только если Ава хотела создать лечебную сыворотку и спасти мир от вымирания, то он думал лишь о себе и хотел только её. На мир же, погружённый в хаос, ему в сущности было плевать.       Расстегнув ширинку и чуть припустив штаны вместе с боксерами, Дженсон приблизился к Пейдж вплотную и, наклонившись к её лицу, с предвкушением улыбнулся, опустив жаждущий взгляд на её чуть приоткрытые губы. Однако, стоило ей только потянуться к нему в попытке поцеловать, он несильно отстранился от неё и, не позволив даже удивиться подобному жесту, резко снял её со стола, развернув к себе спиной и прижав животом к столу.       Сбитая с толку столь резкой переменой, Ава несколько опешила и даже дёрнулась, попытавшись выбраться из-под мужского тела. Однако то была лишь первая реакция, вызванная неожиданностью… Когда же она почувствовала, как Дженсон, медленно проведя ладонью по её спине к плечам, зарылся пальцами в собранные в пучок волосы, вытащив несколько мелких шпилек и отбросив их в сторону, то расслабилась и позволила себе прикрыть глаза.       Светло-русые густые локоны в ту же секунды ниспали к её плечам и спине, придав обнажённой женщине ещё больше красоты и естественности. Такой она ему нравилась определённо больше.       Неосознанно облизнувшись, Дженсон ниже спустил штаны, отчего они соскользнули к самым щиколоткам, и, прижавшись к женщине вплотную, движением руки вынудил её шире расставить ноги. Когда же она повиновалась его немой просьбе, он совершил резкий толчок, почти полностью войдя в горячее и влажное влагалище.       С губ Дженсона сорвался несдержанный гортанный стон, и он, чтобы хоть немного совладать с охватившими его ощущениями, стиснул зубы, сомкнув веки.       Это было восхитительно — чувствовать себя внутри этой женщины, ощущать её горячее и влажное нутро, прижимать её к столу, сминая ладонями бледные полушария ягодиц, оставляя на них красные пятна… Что ж, ожидание того стоило.       Дав себе несколько секунд, чтобы привыкнуть к ощущениям, Дженсон сделал новый толчок, на этот раз войдя в неё на всю длину, краем уха уловив прерывистый женский стон. Больше он не желал сдерживаться: возбуждение, возросшее донельзя, пронизывало каждую клеточку его тела и искало выход. И Дженсон, повинуясь старому как мир инстинкту, принялся совершать уверенные и глубокие фрикции, одной рукой сжимая бедро Авы Пейдж, а другой стискивая её густые волосы, вынуждая сильнее прогибаться в пояснице.       Был ли он груб? Возможно. Однако грубость его была вызвана не желанием навредить, а острым и почти нестерпимым возбуждением, вынуждавшим его проявлять резкость и нетерпеливость в движениях.       Дженсон рывками дёргал её навстречу своим бёдрам, рукой то сжимая покрасневшее от грубых прикосновений бедро, то лаская острую грудь, пальцами массируя и терзая возбуждённые вершины. Губы мужчины беспорядочно скользили по плечам, шее, лицу Авы Пейдж, а его язык то и дело пробегал по мочке её уха, отчего она несдержанно стонала, плотнее прижимаясь к его бёдрам, двигаясь навстречу его резким и глубоким толчкам.       Дженсон не занимался с ней ни любовью, ни сексом — он её имел. Но делал это так, что она сама готова была умолять его не останавливаться… Было в этом нечто странное, неправильное, недопустимое. Однако любовники, поглощённые обоюдным удовольствием и приближающимся экстазом, не думали об этом.       Ава Пейдж хотела отвлечься от тяжёлых мыслей, от каждодневной рутины, непреходящего напряжения и, казалось, ставшего хроническим стресса. Дженсон же хотел её.       Им не понадобилось много времени для разрядки… Сильнее впившись пальцами в округлые ягодицы, Дженсон совершил всего несколько резких и небрежных толков, прежде чем оргазм прошиб его тело, электризованной волной пробежав по венам. С губ мужчины сорвался протяжный и хриплый стон, и он, плотно смежив веки, кончил, почувствовав, как резко дёрнулась под ним Ава Пейдж, едва не вскрикнув и сжав влажной ладонью край стола, словно желая удержаться на подрагивающих ногах.       Бросив затуманенный и вместе с тем преисполненный потаённого довольства взгляд на обнажённую спину канцлера, Дженсон аккуратно, словно не желая напугать, провёл ладонью по горячей и влажной от пота коже, вынудив женщину устало и блаженно прикрыть глаза.       — Спасибо… — тихо, чуть ли не одними губами, произнесла Ава Пейдж, не до конца понимая, за что именно благодарит Дженсона.       — Всегда пожалуйста, канцлер, — про себя усмехнувшись, ответил Дженсон, не прекращая поглаживать костяшками пальцев спину женщины. — Всегда пожалуйста, — уже намного тише повторил он, наслаждаясь блаженной негой, что растекалась по его телу, напоминая о только что пережитом оргазме. Наверное, самом сильном и желанном за всю его жизнь.