Пустырь где цвели Эдельвейсы.

там раньше цвели цветы, и не важно что они завяли. ты улыбалась там ярче всего, и собирала себе букеты. с упоением ты рассказывала о том какие они прекрасные и то что они являются символом твоего народа. только там ты кажется была счастлива, по крайней мере так видел я. но со временем я перестал видеть твою улыбку и мы начали отдаляться, пока наконец наше общение совсем сошло на нет. а жаль, ты была одной из единственных моих отрад с детстве. как-то в юности пока ещё Римская Империя не пала, ты впервые заговорила со мной за столько лет. я вздрогнул, мы были на том пустыре, ты лишь кинула короткую фразу о том что цветы завяли, но для меня было открытием это мимолётное общение. но больше ты со мной не говорила. годы шли своим чередом, многое в мире уже успело поменяться, поменялись и мы. мы очерствели и душой и наружностью, стали более холодными и неприступными. порой я сам удивляюсь во что я превратился и как изменилась ты. но иногда ко мне приходили мысли что было бы хорошо вернуть прежние дни, наполненные теплым июльским солнцем и неспешными беседами в кабинете Римской Империи, пока он отсутствовал. Началась война, война за наследство. многие пытались тебя повергнуть и я тоже в том числе. никогда я ещё не видел тебя такой холодной и равнодушной, ровно как и ты меня не видела таким, в той войне мы разглядели в друг друге совсем иные качества характера, которые в принципе и не хотели бы даже знать. но тогда окровавленным и снова и снова выходящим на поле боя я вспомнил твоё упорство и напористость. И одну смешную сценку из детства когда ты пыталась доказать свою точку зрения мне, разбивая в пух и прах все мои аргументы. но зыбкие воспоминания наших ранних лет так и остались воспоминаниями, война закончилась, не в твою пользу, но скажу где-то в глубине своего разума даже немного жалел тебя. следующие годы мы стали спокойнее, таких стычек как раньше больше не было, лишь изредка мелкие конфликты. тем более наша личная жизнь начала налаживаться; я нашёл надёжную пассию, а ты начала отношения с Венгрией. и как я с удивлением отметил для себя что даже немного ревную тебя к нему. у нас уже родились потомки, хотя твой отпрыск мне не сильно нравился, хотя Германская империя заинтересовался в общение с ним. в нём не было твоей грации и изящества, либо мне казалось, но во всяком случае черт Венгрии он видимо перенял больше. меня даже смешил тот факт что когда его слияние распадалось из-за нестабильности ты пыталась со всей материнской помощью соединить его обратно. таких приступов заботы от тебя редко было видно. но время неумолимо двигалось и ушли многие, по тебе было видно что скоро ты тоже уйдешь. я помню как я тайно приехал к тебе в твой особняк на окраинах страны, в нём ты проводила свои последние дни. ты отторгала мою заботу, но в конце концов сдалась. мы оба понимали что хоть на окончание своих лет нам нужно поговорить, и мы говорили. целые дни и недели мы беседовали как в детстве, это были пустые, непренужденные беседы, совсем не имеющие смысла, но тогда мы узнали о друг друге чуть больше. я пришел к тебе утром в твою спальню, ты сидела на кровати и смотрела куда то вдаль. вдруг ты попросила меня выполнить одну просьбу, я согласился. ты попросила меня сходить на поляну с эдельвейсами с тобой — это была символичная просьба. уже в обед наша карета остановилась у обширных лугов, заполненных цветами и цвели там твои Эдельвейсы. тогда ты снова смеялась, прям как тогда и что-то снова говорила про традиционность этого растения. я смотрел лишь на тебя, впервые за такой промежуток времени времени ты казалась настолько живой и счастливой. я подошёл к тебе и нежно поцеловал в губы, помню ты лишь покачнулась от неожиданности. это не был поцелуй пошлости, это были сокровенные чувства — чистые и прекрасные. через несколько недель тебя не стало, но те последние моменты твоей жизни мы провели счастливо, и хорошо. я помню наши объятия в саду под яблоней и то как мы беседовали у фонтана. я помню это дорогая и сестра я до сих пор приношу к твоей могиле букет эдейльвейсов.