Эфемерное счастье это...

«Охота на нечисть. Семейный бизнес.» Простые слова отзываются в младшем сыне Джона Винчестера отзвуками гордости и сочувствия одновременно. У них не было возможности, не было моментов из детства, в котором Сэм мог сказать, что он такой же ребёнок, как и все. Сражаться, защищать, стремиться к тому, чтобы найти верное решение в этой, казалось бы, неравной борьбе с монстрами — это то, чему его учили с ранних лет отец и брат. Засыпать в дешёвом мотеле. Чистить от запекшейся крови ножи и перезаряжать ружьё, пока остальные дети играли на площадке в догонялки или прятки со своими сверстниками. Но Сэмюэль не жаловался, он принимал всё это, стремился не отставать от Дина. Только такое единое постоянство надоедает, оставляет после себя неизгладимое впечатление вселенской несправедливости. «Почему они, а не я?» Зависть о том, что ребята из старшей школы ходят на свидания, гуляют на вечеринках, учатся и преуспевают в этом; надежда на лучшую жизнь для себя и брата оставляют после себя практически подростковый бунт, и Сэм убегает от реальности жестокого мира в другую, практически иную реальность. Любимая девушка. Учёба. Друзья… Счастлив ли он? Он действительно был счастлив, но от той самой реальности так сложно убежать, скрыться за занавесой обычного человека. И стоило ли того, чтобы убегать от собственной судьбы? Словно сама смерть метафорическим образом спешит за ним по пятам, и если Винчестер хочет избежать чего-то, то самым главным у него всегда в первую очередь будет защита. Этому он обучен с детства. Эта та истина в которую он верит больше всего. Теперь Сэм счастлив от того, что происходит сейчас, не шибко задумываясь о том, что будет дальше. Счастлив от того, как Дин рассказывает очередную байку про то, как красавица официантка строила ему глазки и намекала на большее, набивая рот сочным бургером. Счастлив от того, как печальные глаза Кастиэля поглядывают на охотника, а сам ангел молчаливо находится рядом. Счастлив от того, что Джек пытается скопировать Дина в каждом жесте и движении, вызывая ухмылку на губах. В борьбе за счастье и спокойствие они пока не победили, но эти крупицы Сэм хочет сохранить в своём сердце и сознании, поселив рядом с мечтами и надеждами на лучшую для брата и себя жизнь. Мечтать не вредно, вредно не мечтать… Потягивая очередной стакан с приятным запахом хвои и янтарным цветом, Сэм невольно вновь погружается в рой собственных мыслей и переживаний, но иногда его взгляд падает на шустрого и слишком болтливого бармена. Мужчина невысок, худощават для своего лица, но вполне приятен глазу на вид, посему и пользуется популярностью в этом более-менее приличном баре. На что Винчестер младший хмыкает, вспоминая как этим вечером брат «посоветовал» ему как можно дольше просидеть в подобном месте, чтобы «склеить какую-нибудь девчонку, а то на тебя, Сэмми, смотреть тошно». Да знает он, чем старший Винчестер со своим ангелом заниматься будут! — И вот тогда он то и обезумел, потеряв компанию впридачу. Она всё у него отсудила! Поговаривают, что теперь этот мужик задумывается о смене пола. — Винчестера отвлекает смех бармена и других посетителей у барной стойки, привлекая к себе внимание невольного слушателя. Улыбка на губах Сэма простая, даже чуточку невольная, пусть и озорство во взгляде янтарных глаз вызвало невольное восхищение. Будто бы… Нет, этого точно не может быть! Этот архангел пал от рук альтернативного Михаила, остался воспоминанием у сердца Винчестера младшего после выпитой «за упокой» бутылочки пива! Но эти глаза… Тут ошибиться он точно не может. Сэм убеждает себя о том, что он не сталкер и не маньяк, когда дожидается конца рабочей смены бармена, когда выезжает за ним на машине к шоссе и паркуется недалеко от местожительства этого парня. Его догадка только крепнет из-за того, что тот по пути заезжал в кондитерскую за большой коробкой — явно торт или сладости в большом количестве, но… Не может быть столько совпадений на одного Винчестера за раз. — Молодой человек, подождите!.. — он останавливает мужчину с объемной коробкой сладкого почти у самого дома, ловко ту у него перехватывает и сразу же оправдывается. — Давайте я вам помогу. — Оу, доставка до дома? — бармен смеётся мягко и кивает, — Грех не воспользоваться чужой добротой, пусть это и малость странно… Ты же не следил за мной, парень во фланели? Я заметил тебя за стойкой. — Я просто… Живу тут недалеко. Через два дома, — Винчестер врёт профессионально, не моргнув и глазом, не выдавая своего непонятного внутреннего волнения, пока мужчина ведёт его в дом, открыв входную дверь. Там уютно, по домашнему, но довольно просторно, даже несмотря на то, что куча безделушек то там, то тут присутствует в обители бармена. Сэм заглядывает в гостиную, ставит коробку на стол, а маленький щенок корги поднимает настороженно уши, тяфкает звонко и со своей лежанки несётся к гостю хозяина, прыгая у его ног на коротких лапках. — Прости его манеры. Габ просто любит незнакомцев, а ещё…он скорее всего просто почувствовал вкусняшки… — мужчина стаскивает свой пиджак, небрежным жестом откидывая тот на кресло, на корточки присаживается к нему и треплет его за ушком, пока милый комок шерсти играется с его рукой. Кажется, Винчестер такой картине умиляется. А ещё ему кажется это всё таким сюрреалистичным и до жути неправильным, словно чего-то просто не хватает. «Ага, твоих губ на его шее…» настойчивую мысль охотник отгоняет сразу, но взамен приходит другая, более безумная. И он, к сожалению (или к счастью) ей следует. Когда вновь бармен выпрямляется, то тут же оказывается прижат Винчестером к стене, крепко удерживаемый за талию рукой. В янтарных глазах ни капли страха и словно бы понимание, а ещё и озорной блеск, мол «ну, рискни, ковбой!». И это полностью расставляет для младшего охотника всё по своим местам. — Какого чёрта, Габриэль?! — Трудно же было тебя найти, Сэмми. Желание выбить всю дурь из проказника, смешивается с желанием просто прижать его к себе, прижимая так крепко, как это вообще возможно для человека. — Ты же погиб! Я видел это! Я видел как Михаил… Он убил тебя, Гейб! — и все же первое это было возмущение с его стороны, на которое, теперь уже архангел смеётся звонко и ведёт ладонью по его плечу к груди. — Я уже проворачивал такой трюк. Мне ничего не стоило провернуть его снова! — Придурок… — кажется, нервная система Сэма явно даёт сбой и он просто прижимает к себе этого пернатого засранца, утыкаясь лицом в его шею. Да и сам Габриэль — живой и невридимый Габриэль! — не против, обнимая за шею охотника, чуть привстав на мысочки. Пожалуй, одному только Богу и известно то, что и как говорит архангел человеку, как шепчет успокаивающе, зарывается в его волосы ладонью, как сжимает те слегка, когда хриплый голос Сэма срывается с его уст. Сэм успокаивается медленно, начинает верить в то, что Габриэль действительно жив, что его присутствие здесь самое настоящее. Как и тепло его тела, запах карамели и малины… Как их губы нашли друг друга Сэм точно не помнит, а вот их мягкость, тепло и словно бы спасительную влагу он запомнит надолго, поселив там же, где поселился и сам взбалмошный архангел. Его губы сладкие, как малиновый чизкейк, трепещут под натиском губ охотника, а тело весселя подрагивает от крепких рук на спине и бедре. Винчестер приподнимает его вверх, заставляет обвить свою талию ногами и прогнуться в спине, чтобы почувствовать больше, охнуть сдавленно и оторваться от поцелуя самому. Взгляд его меркнет только потому, что подергиваются янтарные глаза дымкой желания и похоти, когда поцелуями охотник спускается ниже к его шее, втягивая периодически светлую кожу до багровых пятен на той. — Сэм… Сэмюэль Винчестер, да ты решил конкретно поторопиться… — то ли архангел хочет отрезвить его своими словами, то ли наоборот подстегнуть к большему, и с губ охотника срывается сначала негромкое рычание, а после и затравленный стон, когда Габриэль так приятно сжимает его волосы в своей руке. — Ай, да пофигу… Я слишком долго ждал, чтобы сейчас тебя останавливать! Мягкость кровати Габриэль успевает прочувствовать прежде своей спиной, а после уже и животом, когда охотник переворачивает его и прижимается почти полностью всем своим телом, зацеловывая такую беззащитную шею и плечи Габриэля. Отзывчивый трикстер сжимает ладонями и руками подушку, прогибается и дразнит его тем, что ёрзает бёдрами под ним, характерно задевая до безумия чувствительный пах. — Гейб, твою ж… — и он снова рычит задушенно, утыкаясь в шею архангела губами на загривке, пока его ладони касались спины и живота Габриэля под тканью смятой форменной рубашки. — Давай, Сэмми… Попроси меня испарить нашу чёртову одежду… Мне же это по силам… Но Винчестер не слушает его, делает всё абсолютно по своему: растегивает пуговицы рубашки и пуговку брюк, стаскивает рубашку с плеч и откидывает ту за пределы кровати, оставляя за собой россыпь поцелуев на лопатках. Габриэль выдыхает почти беззвучное «Сэмми…», сжимает крепче подушку, отводит голову в сторону, чтобы хотя бы смазано взглянуть на Винчестера, когда тот отстраняется для того, чтобы снять оставшуюся одежду с небесного создания. И, чёрт побери, он залипает на то, как красиво прокатываются мышцы под кожей мужчины после того, как он сам стаскивает с себя рубашку вместе с футболкой. Стон срывается с его губ, когда кожа к коже Сэм вновь прикасается к нему, неторопливо поглаживает отдельные части тела и разводит лишь шире бёдра весселя. О том, кто будет из них сверху догадаться не составляет труда. Гейб бы и потягался с ним может быть, но точно не сейчас, когда от каждого прикосновения, откровенного или не очень, его тело заходится дрожью, с губ срываются негромкие и мелодичные стоны. Запах малины… Снова стон с губ сорванный, но самую малость болезненный, ведь сейчас архангел Габриэль сплошь чувствительный комочек нервов и ощущений, падкий от прикосновений длинных и ласковых пальцев, растягивающих его нутро предельно аккуратно и осторожно. — Ты…садист… — хриплый стон и Габриэль откидывает голову назад на чужое плечо, слыша тихий смешок со стороны охотника. — С тобой иначе нельзя, Габриэль… — ласковый голос хриплым шёпотом касается ушка архангела. Винчестер не задерживается на том слишком долго, вторгается в него уже налитой возбуждением плотью — выдержки не хватает, чтобы продолжить томительную прелюдию для них двоих. Зубы смыкаются на его шее от тесной узости, впиваются в кожу до явных следов, пока Габриэль до треска рвёт бедную ткань пальцами и самую малость дёргается. Сэм толкается глубже, чувствует как жар чужого тела обволакивает, утягивает его в пучину. И он тонет в ней, ускоряя собственные движения, лихорадочно оставляя на влажной от капелек пота спине свои поцелуи. Он тонет так же, как и Габриэль, который стонет так искренне и пошло, наслаждаясь и прогибаясь в спине, побуждая охотника лишь быстрее ускорять каждое своё движение. Пока ошеломительная разрядка не проникает ярким взрывом и ослепляет сознание. Одно на двоих. Рычание, стоны, пошлые шлепки тела о тело затихают постепенно, пока оба мужчины не оказываются в объятиях друг друга, чтобы касаться неторопливо чужих губ своими губами. Поцелуи мягкие, на грани с нежностью, словно глотки свежего воздуха после удушающей грозы. — Ты же в курсе, что теперь ты никуда от меня не денешься? — Сэм говорит почти угрожающе, поправляя одеяло на теле архангела. Габриэль смеётся и качает головой, а его кончики пальцев пробегаются по смуглой коже от шеи к груди. Туда, где всё ещё так учащенно бьётся сердце охотника. — Это ты никуда от меня не денешься, Сэмми…