Только вместе

После всего Алукард как никогда сильно похож на доставшийся ему замок. Холодный. Одинокий. Сломанный и забытый.  Он клянёт себя за слабость. Мог ведь попросить остаться. Мог отправиться вместе с ними. Но… Следом приходит другая мысль. Тёмная, вязкая, болезненная. А нужен ли он им? Вспоминает, как они смотрели друг на друга. Не на него. Как улыбались друг другу. Колкие фразочки и искры, рождённые отнюдь не магией Сайфы. Это только их счастье. Там нет места дампиру. Там нет места Алукарду. И от этого он хочет выть. Злится. Плачет. Клянёт себя последними словами за… всё? Ненависть к себе переплетается с жалостью. Хочется заглушить их. И Алукард поступает проверенным (не им) способом. Он начинает пить. И, кажется, как никогда понимает Бельмонта. Алкоголь позволяет забыться. Хотя бы ненадолго. (Слишком мало). На утро его выворачивает, но вечером он всё равно пьёт. Позволяет спирту влиять на разум. Пьяным он даже смеётся. Только это больше напоминает безумие. Но всё повторяется день за днём. Меняется лишь одно. Через месяц утром его больше не тошнит. Он почти смиряется с одиночеством. Даже находит в этом какой-то шарм? (Кому ты врёшь, Алукард, игрушкам, так похожим на друзей, с которыми ты говоришь в периоды редкого просветления? Портрету матери, на который не можешь смотреть без слёз? Или же отцу, чей силуэт всё ещё видишь в той разрушенной комнате, из которой не смог убрать ничего? Ты врёшь себе).  Он делает вид, что смиряется с одиночеством, и ещё больше погружается во тьму. Чёрная дыра внутри просит всё больше, пожирает всё на своём пути, оставляет за собой только пустоту. Ноющую в груди провалину, на месте которой раньше находилось сердце. Когда приходят они, Алукард смутно напоминает человека. Да и вампира тоже. Труп, который зачем-то подняли из могилы, не дав ни смысла, ни цели к дальнейшей жизни, превращая её в существование.  Но их появление кажется Алукарду спасением. (Он правда в это верит). Близнецы не имеют ничего общего с Сайфой и Тревором, но он старается не сравнивать. Относится к гостям с некоторым подозрением. Но недолго. Сдаётся так легко и наивно. Он (да и чёрная дыра вместо сердца) изголодался. По чьему-то присутствию. По разговорам. По совместным приёмам пищи. По вниманию к нему? Сначала Алукард уверен, что ему кажется. Убеждает себя в этом. Напоминает себе, что просто провёл много времени в одиночестве. Зачем-то позорно вспоминает, как ласкал себя в первые недели, представляя Сайфу и Тревора, зажавших его между собой. Ненавидит себя за это. (Не только). Но Суи и Така вытесняют воспоминания, не позволяют погружаться в размышления на долгие дни. Они заботятся, отвлекают, заставляют перестать пить и вернуться к чему-то больше похожему на жизнь.  И Алукард неизбежно привязывается, игнорирует всё, что кричит ему этого не делать. Просто не может не поддаться чужой нежности. Слишком долго оставался наедине с собой. Одиночество — его главная слабость, а доверие — ошибка. За которую он платит дорого. Конечно же, его предают. И так… Так. Алукард позволяет себе наконец расслабиться, поверить, что он может быть желанным. Даже любимым? Но его обманывают. И второй раз собрать себя заново Алукард не может. Тьма и пустота внутри сильнее. Он оставляет тела висеть на кольях. Надеется, что это отпугнёт других. Молит, чтобы больше никто и никогда не подошёл к его замку, оставив Алукарда наедине с безумием.  Раны, оставленные серебряными кандалами, не заживают до конца. Оставляют жуткие шрамы по всему телу. Напоминают Алукарду о его глупости. Он предпочитает ходить в обличье волка. Чтобы не видеть следы, чтобы не лезть на стену от боли (не только физической). И снова пьёт. Кажется, только для этого превращается обратно в человека. И почти смиряется, что умрёт вот так: пьяным, воняющим блевотиной и разбитым. Но… Приходят они. *** Сайфе нужно два месяца, чтобы признать — план пошёл под откос… почти сразу. Тревору на два больше.  Без Алукарда всё… неполное, неправильное. Словно у них отобрали важный кусок из душ.  Сайфа понимает это через месяц, Тревор несколькими ссорами позже. Решение о возвращении кажется спасением, глотком воздуха. Они практически загоняют лошадей. Шутят по дороге. Гадают, как там поживает без них Алукард. И ошибаются. Так сильно, что даже у видавшего многое Тревора пробегают мурашки. У входа в замок два трупа на кольях. Едва ли можно понять, кем они были при жизни. Тревор тянется к оружию на поясе, но Сайфа останавливает его. — Он… — продолжать не нужно, сказительница всё понимает и так. — Нужно сначала разобраться. Не горячись. — Но будь наготове.  — Давай найдём его. Замок не сильно изменился с их отъезда. Но что-то всё равно заметно. Под ногами хрустит битое стекло. — Он разбил зеркала? — удивленно хмыкает Тревор, но привычной колкости не сдерживает. — Не выдержал своей неземной красоты? Сайфа смотрит на него достаточно выразительно, чтобы он замолчал. Её злит не сама шутка. А её несвоевременность.  Они оба считают Алукарда привлекательным. Даже больше. Они оба признаются друг другу, что не могут без него. Но…позже, чем стоило. — Нужно было забрать его с собой, — Сайфа прикусывает губу, между пальцев сияет магия. — Почему мы не решили это раньше? — Заберём его сейчас, — Тревор становится серьёзным и сосредоточенным. Каким бывает не часто.  — А если на него напали? — её страх повисает в воздухе. — Алукард взрослый мальчик, он может себя защитить. Тревор очень хочет верить своим словам. А главное в то, что Алукард жив. На кухне что-то гремит. Они переглядываются и оказываются там быстрее любого вампира. Но никого не обнаруживают. Никого живого. Только разлитое везде вино, осколки и разбросанную еду. — Посмотри сюда, — Тревор осматривается по сторонам и замечает. На одной из полок сидят две небольшие игрушки. Ничего примечательного. Вот только… — Они так похожи…  — На нас, — заканчивает он за неё.  Маленькие, сделанные своими руками. Единственные не пострадавшие из всего на кухне.  — Их сделал Алукард? Так скучал? — фраза кончается чередой ругательств. Тревор оставляет шутку про своё дурное влияние на потом.  Они находят Алукарда наверху, в той самой комнате, где они убили Дракулу. Пьяного и содрогающегося в сухой истерике. — Алукард, — зовёт Сайфа тихо, чуткий слух уловит. Но тот не откликается.  — Эй, Цепеш, — в привычной для себя манере пытается привлечь внимание Тревор.  И вновь никакой реакции в ответ. Сайфе страшно, но куда больше её волнует, что здесь произошло и как они могут помочь Алукарду сейчас. С остальным разберутся как-нибудь позже. — Алукард, — вновь зовёт сказительница чуть громче, приближаясь. Она касается его плеча нежно и обращается иначе, надеясь, что хотя бы это поможет. — Адриан. И это помогает. Дампир вздрагивает и поднимает лицо от колен. На Сайфу смотрят абсолютно пустые глаза. *** Алукарду кажется, что он умер и попал в личный бесконечный ад. Ему практически удалось смириться со… всем. Но даже этого недостаточно. Собственное сознание уничтожает его самыми желанными и нереальными видениями.  Он слышит, как его зовут, но не реагирует. Алукард знает эти голоса. Так хорошо. Казалось, что он почти забыл их, но нет. Пытается не реагировать, отгонять наваждения. Нужно встать за бутылкой вина, чтобы заглушить это. Но не может. Не хватает сил. Алукард больше не может с этим справляться.  — Адриан, — звучит его проклятое имя. Сколько лет он его не слышал?  Он кое-как поднял голову, чтобы увидеть пустоту перед собой или очередное видение, которое растворится, стоит потянуться рукой. Рядом с ним сидит Сайфа. Выглядит, как настоящая. Алукарду даже кажется, что он чувствует тепло её тела и слышит биение сердца. Недалеко стоит Тревор, сжимающий Утреннюю звезду. Тоже как настоящий. — Пришли меня убить? — смеётся хрипло. — Наконец-то. Впрочем, неважно. Вы всё равно лишь игра моего разума. И скоро исчезнете. Как только я поверю, что вы правда могли вернуться за мной. — Цепеш, ты бредишь. Совсем с ума здесь сошёл.  — Да, — Алукард не пытается спорить, только смотрит не мигая, всё ещё надеется, что они настоящие. — потерял рассудок.  — Адриан, — Сайфа вновь зовёт его этим именем. Он не знает… Это одновременно приятно и больно. — Что здесь произошло? — Неважно, — он качает головой, — вы всё равно ненастоящие. Скоро исчезнете. Оставьте меня в покое! Иллюзии переглядываются между собой, выглядят обеспокоенными. Теперь это… реально до боли. Алукард не может убедить себя, что это всё игра разума. Сайфа кладёт тёплые руки ему на плечи. Чаша его безумия пересекает край. Он отталкивает её. С трудом поднимается и… срывается. — Что случилось? — Алукард смеётся. — Действительно хочешь знать, что тут произошло? Хорошо! И он выговаривает всё, что накопилось. Сам не знает зачем. Но не может остановиться. Кажется, кричит, потому что горло начинает саднить. — Хватит мучить меня, — Алукард оседает на пол. Силы покинули его. Он больше ничего не чувствует. — Вы никогда не вернётесь за мной. Никогда не любили меня, а я… А я… Остальное в его памяти обрывочно. Сайфа (может быть, всё же настоящая?) обнимает его и что-то шепчет, Алукард не разбирает слов. Тревор (если Сайфа, то… Нет, не думай об этом!) оказывается рядом, становится тепло. Алукард оказывается на его руках. Чувствует себя таким слабым и маленьким. Уставшим. Но… вместе с этим ему наконец-то хорошо? Всё происходящее (затянувшееся видение?) такое правильное, комфортное. Алукард не хочет, чтобы это кончалось.  Он слышит шум воды. Ванна? Тёплые руки раздевают его. Отдаленно слышит что-то про блевотину и алкоголь. Кажется, это Сайфа. Алукард больше не понимает. Он засыпает. Тепло заставляет его размякнуть, расслабиться. Вновь оказывается на руках. Снова плачет. Через несколько часов он проснётся в одиночестве, но теперь это не так важно. Пускай.  Алукард не помнит, как его опустили на кровать. Как и лёгкие прикосновения губ к вискам.  — Подожди немного, — Сайфа касается щеки кончиками пальцев, — мы скоро вернемся. *** Кровь стынет в жилах от крика Алукарда. Он действительно не понимает, что происходит. Просто отпускает всё, что накопилось, пока их не было рядом. Он срывает голос и вновь отгораживается от всего. Пока они спасали мир, Алукард страдал в одиночестве. Тревор зло сжимает руки. Хочет что-то ударить, выместить злость. На самого себя. — Нужно было забрать его… — цедит он сквозь зубы. — Какой же слепой дурак… — Мы слепые идиоты, — Сайфа прижимает Алукарда к себе, — но мы можем попытаться исправить. Нельзя бросать его здесь вот так. Таким. Помоги мне. Нужно его отмыть.  Сайфа рада, что Тревор рядом. А ещё знаниям, что хранил в себе замок Дракулы. Водопровод с горячей водой и ванна — одно из маленьких спасений. — Здесь можно поместиться втроем, — тихо хмыкает она, но добавляет, смотря на удивлённый взгляд Тревора, — не сейчас! Они осторожно смывают всю грязь с его тела, Алукард тихо стонет, когда кто-то касается шрамов. Сайфа даже жалеет, что сотворившие это уже мертвы. Она с радостью расправилась бы с ними сама. Как и Тревор. Сайфа оставляет Тревора с Алукардом в ванной, пока пытается навести в спальне хоть какое-то подобие порядка.  — Пойдём, — тянет Тревора, когда оказывается уверенной, что Алукард спит, — нужно сделать ещё кое-что.  Им очень долго придётся исправлять всё, что произошло за их отсутствие.  *** Они сжигают трупы близнецов. Хоронить много чести, а оставлять напоминанием для Алукарда нельзя. На кухне находятся целые предметы и немного еды. Достаточно для того, чтобы Тревор смог приготовить лёгкий перекус. Им и Алукарду. И возвращаются в спальню, потому что оставлять дампира надолго — плохая идея. Переглядываются долго, без слов решая, всё же устраиваются с двух сторон и осторожно обнимают Алукарда. Тот во сне тянется к теплу и расслабляется. — Всё будет хорошо, — шепчет Сайфа. — Мы больше не бросим тебя, — не сразу добавляет Тревор.  Они потом поговорят о том, какими глупыми идиотами оказались. Сейчас главное, чтобы Алукард пришёл в себя и понял, что он больше не один. *** Алукард впервые (за сколько? Время давно перестало что-то значить) спит спокойно. Изредка ему слышатся чьи-то голоса. Они кажутся знакомыми, но сон сильнее него, не может узнать. Где-то вдалеке сознания мелькает мысль, что это видение приятное. Алукард не хочет, чтобы оно закончилось. И забытье окончательно глотает его. Он просыпается. По ощущениям не через пару часов (это непривычно спать так много) и не сразу понимает, что именно изменилось. Через несколько секунд осознание прошибает яркой вспышкой. Ему тепло. Нет. Не так. Жарко. И тесно. Словно его с двух сторон обнимают?  Алукард распахивает глаза. На его руке лежит… Тревор Бельмонт. Алукард не верит. Медленно вытягивает затёкшую конечность и смотрит, не моргая. А потом толкает Тревора в плечо, как только может вновь пошевелить пальцами, чтобы почувствовать чужое тепло ещё раз, чтобы добиться хоть какой-то реакции.  И она есть. Охотник на чудовищ сонно посылает его и переворачивается на другой бок. С губ Алукарда срывается тихий смешок. Он наконец-то не отдаёт безумием. Но поверить в реальность происходящего тяжело. Позади оказывается Сайфа, во сне она тянется к Алукарду, не даёт подняться, шепчет что-то неразборчиво. (Нет. Этого не может быть).  Он ещё раз пытается подняться (Сбежать. От собственного разума хоть ненадолго. Этого не может быть), но его останавливают. Его движения будят Сайфу. Она сонно, ещё не особо осознанно, смотрит на Алукарда. — Куда ты? Алукард машет головой, словно пытается что-то сбросить. — Вы не настоящие. Я хочу, чтобы это кончилось. Хватит меня мучить. — Алукард, — Сайфа прижимает его к себе, он слышит биение её сердца. (Почти верит). — Всё хорошо. Мы настоящие. Вернулись.  Сайфа перебирает его пряди и шепчет что-то успокаивающее. Алукард едва разбирает, пытается успокоиться и осознать всё. Они правда вернулись? К нему? — Прости, что так долго, — продолжает сказительница, — прости, что не забрали тебя тогда. Рядом ворочается Тревор. Кажется, их разговор его будит. Алукард чувствует, как тот поднимается. Слышит, как выругивается. А потом сильные горячие руки охотника обнимают его со спины. — Эй, Цепеш, — в привычной манере обращается он, только звучит очень сонно, — совсем без нас расклеился. Выглядишь хуже, чем в день, когда мы тебя нашли. Сайфа шикает на него. Но Алукард нервно усмехается. Тревор прав. Он… практически умер. Точно начал разлагаться изнутри. — Тревор, — Сайфа хочет одёрнуть шуточки охотника. — Не нужно, — Алукард останавливает её, — он прав. Тогда я выглядел явно лучше. Я… думаю, мне стоит рассказать, что произошло.  — Не нужно, — Сайфа отстраняется только для того, чтобы взглянуть в лицо. — Ты уже рассказал, — голос Тревора становится более напряжённым. Алукард вспоминает, как… сорвался. Смутно, но всё же. И не знает, что говорить. Но они не просят ответа. Только продолжают обнимать и делиться теплом. Алукард наконец начинает верить в реальность происходящего. Почти решается попросить больше не уходить. *** Месяцы в одиночестве сказались на нём больше, чем он думал. Однажды он просыпается один. Постель уже не хранит чужое тепло. Паника заставляет его тонуть. Он тяжело дышит и почти убеждает себя, что разум вновь сыграл с ним злую шутку. Но ему везёт. Сайфа читает книгу в одной из соседних комнат и решает проверить, проснулся ли Алукард. Это случается всего раз, больше они не позволят этому повториться.  Они стараются не оставлять Алукарда в одиночестве. Хотя бы по утрам. Кто-то из них лежит рядом, пока дампир не проснётся, а второй готовит завтрак.  Засыпать на одной кровати, обнимая Алукарда с двух сторон, тоже становится привычкой. (Приятной для всех).  Ему… стыдно. За то, что поселившаяся внутри тьма туманит разум. За голод. Впервые жалеет, что эта жажда не вампирская. Другая. Алукарду не хватает прикосновений, слов… Чего-то большего.  Жажда, которую он ощутил рядом с близнецами-предателями, вновь просыпается рядом с Сайфой и Тревором. Впрочем, она немного другая. Потому что… Потому что он влюблён.  Они медленно восстанавливают замок Дракулы и хранилище Бельмонтов. Многие комнаты удаётся обжить, вернуть в них жизнь. Медленно, но получается. Также с доверием Алукарда. Тревор тренируется с ним во дворе, обменивается шутками и колкостями. Устраивает скачки и водит дампира охотиться. Сайфа обсуждает с ним книги и магию. Крутится рядом, когда Алукард готовит ужин. И водит их обоих на прогулки по лесу.  Всё постепенно становится. Лучше? Алукарду кажется становится легче. Правда сказать, как сильно они ему нужны и как сильно любит так и не может. (Не помнит, как в порыве истерики признался. Не понимает и то, что чувства взаимны). *** Первый их секс внезапный, немного пьяный и абсолютно неудачный. Алукарда накрывает страх и боль от прикосновений, а любимые лица сменяются Такой и Суи. Алукард кричит.  Ни о каком занятии любовью в тот вечер нечего и говорить. Сайфа устраивает его голову у себя на коленях и привычно перебирает светлые пряди (Это успокаивает), пока Тревор спускается на кухню за водой. Он долго смотрит на вино, но в итоге отказывается. Следующие эксперименты не лучше. Алукард не может. Видит предателей, шрамы от серебра фантомно жгут кожу раз за разом. Он хочет, изнывает от желания, но не может справиться с разумом. Его не торопят. Не требуют. Но он всё равно испытывает вину. Пытается стереть навязчивые образы из головы. Злится. Что-то впервые получается только через несколько месяцев после первого раза. Когда очередной гениальный план приходит в голову Сайфы. (На самом деле она не уверена, что выйдет хоть немного так, как она придумала. Но не попробовать не может). Шрамы Алукарда — больное место. Не столько физическое, они почти не напоминают о себе, если не смотреть, скорее морально. Он стыдится их. Ненавидит. И Сайфа решает обратить эти чувства. Тревор говорит, что она сошла с ума. Но отказать не может. Как и всегда.  — Доверься нам, — просит она поздним вечером в их спальне. — Я доверяю. Алукард пытается скрыть дрожь. Они раздевают его медленно в четыре руки. Всё идёт привычным (провальным) сценарием. Но только в начале. Тревор устраивается удобнее и тянет Алукарда спиной на себя, тепло чужой кожи обжигает, а Сайфа склоняется к зарубцевавшимся следам. Касается их губами. Алукарда передёргивает. — Не надо, — просит он. — Болят? — Нет… — но замирает и всё же признаётся, — иногда. Напоминают. Сайфа вновь касается губами, проводит дорожку. Алукард закрывает глаза. — Нет, — коротко шепчет Тревор. Это звучит почти приказом. (По крайней мере, Алукард очень хочет подчиниться), — смотри. Это Сайфа.  Разум пытается сыграть с ним злую шутку лишь раз, но Алукарду удаётся сбросить его, потому что Тревор зовёт его: — Адриан.  Имя, данное ему матерью проклято, но от них звучит практически благословением. Боль сменяется нежностью.  Сайфа касается губами каждого шрама, Тревор проводит пальцами. Алукард задушено дышит и вслушивается в комплименты.  В ту ночь между ними нет близости как таковой. Они целуются, перешёптываются и ласкают друг друга. Но всё это почти невинно. Однако утром Алукард уверен в одном. Ему наконец-то действительно легче. *** — Я люблю вас, — Алукард немного пьян. Он произносит это, когда за окном вовсю властвует зима. Они греются у камина, пьют горячее вино со специями, и он больше не может держать это в себе. Только страх после сказанных слов сжимает горло. Между ними… что? Он так и не знает. Они занимаются любовью, живут в одной спальне и до сих пор остаются наедине с собой только при крайних необходимостях. Но… Иногда Алукарду кажется, что это всё… Наигранное? Просто, чтобы удержать его разум в покое и порядке. Он видит горящее между Сайфой и Тревором пламя, но не знает, касается ли оно его. Настоящее ли оно для дампира? Они не говорили об этом никогда. «Я люблю» звучит впервые с того дня, когда сказительница и охотник вернулись в замок Дракулы. И вновь звучит с губ Алукарда. Он краснеет и ищет, как перевести разговор в другое русло, потому что они не отвечают. Тьма внутри впервые за долгое время ворочается где-то внутри. Но не просыпается. Не успевает. Сайфа с Тревором переглядываются, решая что-то без слов, и тянут его на себя. Целуют по очереди. — Ты признался нам ещё тогда, — произносит Сайфа. Она всегда лучше в словах. Тревор предпочитает действия. — Дрожа в истерике, выкрикнул, что любишь. Мы не говорили об этом… Сайфа вновь переглядывается с Тревором. — Хотели дать тебе восстановиться. Не хотели давить. Она замолкает. — Мы вернулись из-за тебя, — всё же не молчит Тревор. Кажется, это даётся ему нелегко. — Путешествуя и спасая мир, мы не сразу поняли, что что-то не так. Не хватало чего-то важного. Кого-то важного. — Тебя, — шепчет Тревор и касается губами плеча. — Мы думали, что правильно вдвоем. Но нет. Без тебя всё оказалось каким-то пустым. Мы понимали это слишком долго. Почти позволили тебе сойти с ума. — Это в прошлом, — на губах горько от воспоминаний. — Мы любим тебя, Алукард… Адриан, — они всегда зовут его вторым именем, когда это что-то эмоционально важное. Заставляющее сердце пропустить удар. — И больше никогда не уйдём. — Теперь мы уедем отсюда только вместе.