Пепел золота

      Люди хранили в себе много тайн и желаний, и такова была их суть. Они бегали от себя в свете дня и в мраке ночи, скрывая внутри своё истинное «Я». Но что станет с самим человеком, если отнять его статус, забрать у него всё золото? Что откроется тогда? Был ли он честен сам с собой хоть раз в своей жизни? И что скрывалось там, в самых тёмных уголках его души? Любовь? Страх? А может отчаяние? Всякое вмещала в себя человеческая суть, и не было в этом ничего дурного иль хорошего. Это просто данность.              Однако всё становилось явным со временем, зачастую в момент одиночества, когда прятаться ни от кого не надо. И что же тогда представало перед судом собственной совести? Желание иметь связь с иной женщиной, будучи женатым? Брак, о котором не знает ни одна живая душа, кроме самих супругов, ибо многие дела ещё не доведены до конца? Интриги и смерть ни в чём не повинного человека? А может… Смерть нерождённого дитя? Кто знает, ибо некоторые люди стыдили себя за сущие мелочи, а кто-то не тяготился виной от тяжких преступлений против всего живого.              Но совершенно не обязательно, что всё скрытое явит себя сразу в самый неподходящий момент. О, нет… Порой оно давало знать о себе во снах, в сладкой утренней дрёме.              Так было и теперь.              Киаре чудился запах мороза и хмеля, как в ту ночь, когда она заполучила то, что хотела. Того, кого хотела привязать к себе всеми силами, заставить себя полюбить и желать. И дело даже не в пылавшей когда-то любви, сжигавшей всё здравое на своём пути. Здесь причина скорее в другом… В желании быть вожделенной всеми.              Киаре нравилось быть желанной. Нравилось получать внимание мужчин будь то император или какой-то жалкий бастард. Бастард, который видел в ней лишь капризную девочку из рода Бэннорд и в этом, разумеется, он заблуждался. Глубоко заблуждался, по крайней мере, по мнению самой Киары.              Вся её жизнь была соткана из многих и многих связей. По началу их обеспечивали родители, в особенности отец старался всячески выставить своих сыновей и дочерей в лучшем виде, а после и сама Киара охотно шла на уловки, чтобы всем понравиться. С одними она была мила и тиха, с другими — откровенна, но по-прежнему покорна, ибо именно это качество очень часто нравилось многим мужчинам. Чем старше становилась Киара, тем откровеннее приходилось быть, и все законные сыновья рода Варэнд с радостью пленялись её чарами, звонким смехом и мягким касанием рук, а порой и слиянием тел. И они были не единственными.              Однако лишь одного не волновала ни её покорность, ни откровенность во всех её проявлениях. Эдир был к ней равнодушен. Он никогда не позволял себе лишнего, и всякий раз напоминал о том, что между ними разница лет в шесть, а то и семь, оттого любая связь — преступление. Подумаешь! Всего-то лет шесть! Ну было ей пятнадцать, ему — двадцать один, когда только начались эти игры в влюблённую дуру, лишь бы получить желанное! И ведь этот жалкий, мерзкий пёс отвергал её снова и снова, не поддаваясь ни на что! Иногда Бэннорд думалось, что Эдир не мог быть с женщинами, однако надежда на исполнение своей маленькой, почти невинной прихоти, не отпускала её ещё года три. Признаться, не отпускала и теперь, несмотря на крепкую связь с самим императором.              Обиды и незавершённые дела крутились в голове девушки каждый день, не давая покоя никому. Оттого сейчас, в этой сладкой утренней дрёме, Киаре снился сон. Сон, в котором всё самое тайное становилось явным настолько, что сердце сладко замирало от этого зрелища.              Всё вокруг было залито светом, первый снег лишь слегка прикрыл землю. Скоро ударят морозы, и Киара улыбнулась лишь тому осознанию, что будет греться в тёплой постели с мужчиной, готовым положить весь мир к её ногам. Мужчиной, который будет обязан благодарить её до конца жизни за то, что она обратила на него внимание. Мужчиной, в чьих синих глазах она никогда не видела любовь, лишь спокойствие или… Отвращение.              Ей снилась свадьба с Эдиром. Её Эдиром.              И в этом светлом дне было прекрасно всё. Во дворе были накрыты столы для гостей, всё украшено гирляндами, стояли дубовые бочки с элем и медовухой, были слышны разговоры, поздравления, смех, и совсем скоро всех пустят в главный дом, чтобы дать большой пир. Разумеется, расходы на праздник легли на плечи рода Варэнд. О чём ещё можно было мечтать? Конечно, о первой брачной ночи и счастье семейной жизни.              Киара знала, что была самой красивой невестой. На её тёмно-синем платье золотом расшиты цветы вьюнка, первоцвета и розы, на новом поясе — символы долголетия и крепкой любви, распущенные волосы спускались мягкими волнами до тонкой талии — всё в образе девушки было изящно и мило. Молодость и богатство делали своё дело.              Однако вдруг Киару охватило лёгкое беспокойство. Она пробежалась взглядом по гостям, и не увидела никого из рода Варэнд. Но что куда страшнее: она не видела Эдира.              Лёгкий толчок в спину, прямо между лопаток, заставил пошатнуться. Послышался тихий птичий свист. Страх, взволновавший сердце Киары, обернулся злостью, и желчь ярости обожгла сердце, заставляя нутро содрогаться.              Где он? Где еë муж?! Не мог же Эдир снова оставить еë, уйти без причины! Уйти без её разрешения!              И с этим чувством, с этой обидой, девушка пошла вперед, высматривая супруга из толпы гостей. Он не разговаривал с еë родителями, не вëл бесед с кем-то из бравых мужей других знатных домов. Он просто пропал. Снова! И сколько бы сердце юной красавицы не полнилось… Любовью к Эдиру, сейчас хотелось поставить его на место. Законное место рядом с собой.              Уже в отчаянии молодая госпожа Варэнд хотела повернуться и зайти в дом, как вдруг остановилась. Нахмурилась, вглядываясь вперёд.              Перед Киарой стоял дубовый алтарь. Резные ветви сплетались в чудном узоре, тëмно-синяя ткань, лежавшая на нём, расшитая от чего-то простыми нитями, а не золотом или серебром, как положено. На самом алтаре — венок, символизировавший жизнь, семью и любовь, их цикличность и взаимосвязь. Иного значения и быть не могло, ибо Юллада правила Каэлгидом достаточно долго, вот и символ в виде круга проникал во многие ритуалы, обряды и праздники. Венок обычно плела невеста из ветвей или разных цветов, стараясь подобрать всё так, чтобы каждое растение символизировало что-то хорошее для семьи, но сейчас…              Киара коснулась ветвей омелы, переплетённых друг с другом. Внутри всё ухнуло вниз. Невесте захотелось плакать.              Омела символизировала плодородие, саму жизнь, однако горько стало от одной истины: она ядовита.              Неужели их брак распадётся? Неужели вся та боль, которую пришлось снести, — это не все испытания, выпавшие на долю бедной Киары? И что же, нужно пройти что-то ещё?! Да не бывать этому!              Мысли красавицы путались, и слёзы подступали к глазам. Вспоминая тот ужас давно прожитых дней, Киара попятилась назад, как вдруг еë плечо охватила чья-то крепкая рука. Жар ладони девушка почувствовала до того отчётливо, что едва ахнула, но тут же слова застряли в горле.              Снова запах мороза и хмеля. Снова этот взгляд.              Рядом с Киарой стоял Эдир. Он обнимал еë за плечо чуть грубо, но крепко, с теплотой и любовью, с обожанием глядя в глаза. Еë муж здесь. Он никуда не ушёл.              — Любимая, как ты себя чувствуешь?              И за это обращение, полное любви, раболепия и восхищения, Киара была готова простить Эдиру все обиды. Он обращался к ней как к женщине, без которой жить невозможно и легче умереть, чем продолжать своë жалкое существование в этом мире. А жизнь Эдира была действительно жалкой. Такой же, как его образ преданного мужа, чуть сломленного, но всë ещё влюблённого до беспамятства.              — Я в порядке, — ответила Киара, растянув губы в подобии улыбки. — А где ты был?.. И что это всë значит?              Эдир отпрянул от жены и взглянул на венок омелы, который… Ничуть его не удивил.              Он смотрел на этот ужас без всякой доли тревоги! О, как злило это безразличие в его взгляде! Ему что, всё равно, что этот венок лежал на их алтаре?! Что это будет потом находиться в их спальне, как того требует традиция?! Эдир был обязан бояться за их брак, ибо подобный кошмар не предвещал ничего хорошего!              Однако мужчина лишь отошёл на шаг и усмехнулся с иронией.              — Ты мне ответишь, нет?! — уже не вытерпела Киара и схватила Эдира за руки. — Говори сейчас же! Что это?!              И вдруг всë переменилось. Льющийся свет оставался таким же холодным, но теперь стало так тоскливо и мерзко, что девушка опустила взгляд и так и замерла.              Дело в том, что брак — это не самая простая вещь в заключении. В Каэлгиде, как и во многих государствах, нужно было пройти несколько этапов. В основном сначала молодые брали согласие у своих родителей, затем помолвка, происходившая лишь с согласия богов, и только после официальная церемония. Именно на последней ставилась печать брака. Муж и жена должны были обхватить предплечья друг друга, и на месте соприкосновения появлялись символы, которые больше ни у кого не повторялись.              У Киары не было печати, но вот у Эдира… Она стояла на правой руке.              И что это всë, как не игры подсознания? Киара искренне хотела отмщения за ту боль, что ей нанёс Эдир, — благо удалось избавиться от бремени того прошлого, что их соединяло, — но действительно ли это всего лишь сон? Действительно ли достаточно проснуться, чтобы избавиться от навязчивых мыслей о былом, о свадьбе с ним, хотя об этом никогда не шло речи? Избавиться от того плана, что был намечен в еë голове уже лет пять?..              Вряд ли. Киара уже зашла достаточно далеко, чтобы спать с императором всего Каэлгида, тихо мечтая о подчинении другого мужчины своей воле.              Однако вот что странно… Киара вдруг почувствовала на себе взгляд. Взгляд испытывающий, полный холода, и от него дрожь прошла по телу. Всё нутро перевернулось от глубинного, неизведанного до сей поры страха.              Пошëл снег.              Эдир теперь смотрел в сторону, и было в его взгляде поровну любви и печали. Он поменялся. Всё поменялось. Мужчина ещё никогда не казался ей, Киаре, столь сильным и спокойным, как теперь, никогда его образ не источал столько благородства. Никогда Эдир не манил её так, как сейчас, но всё говорило лишь об одном: он смотрел на кого-то. Кого-то, кого истинно любил.              Киара с трудом повернула голову вправо и почувствовала, как по щеке пробежала горячая слеза.              Стояла женщина чуть поодаль, и во взгляде еë была боль. Одетая в тонкое белое платье, стоя на холодной земле босыми ногами, она не дрожала, держалась гордо и спокойно, словно никакой мороз не брал её. Весь еë образ — стать и покой, любовь, запечатанная за десятком замков.              Незнакомка держала на руках дитя. Дитя с такими же синими глазами, как у Эдира.              Тишина, полная смысла, продлилась лишь миг.              — Ты кто такая?.. — прошипела Киара, но тут же еë губы задрожали.              На правой руке женщины та же печать, что у Эдира.              — Ты… Ты его жена?..              Она ничего не ответила, лишь смерила Киару взглядом, а после взглянула на Эдира вновь. Не подошла. Не прикоснулась и не попросила пойти с ней. Она лишь горько улыбнулась, а после молвила ему:              — Хвала богам, что это всего лишь сон.              И исчезла, словно не было ни самой женщины, ни её дитя, но… Не стало и алтаря, и гостей, и Эдир куда-то исчез. Всего на миг Киара осталась одна. Всего на миг её охватило глубокое, ни с чем не сравнимое отчаяние, когда кругом лишь белая пустыня и холод зимы, заставляющий сердце замереть в оцепенении.                     Шли дни, и новое письмо прибыло императору Каэлгида, но отвечать лично он больше ни на что не станет. Эйнорд всё ведение дел с Траймером передал Алдису. Теперь многое зависело от решения господина дома Варэнд.              И мужчина, будучи в своей комнате, был готов рассмеяться в голос от самой ситуации.              О, Судьба, бываешь ты благосклонна к достойным сынам знатных домов, когда захочешь! Подумать только, Алдис держал в руках письмо, написанное лично самой госпожой Траймера. И дело далеко не в том, что оно было от Ситалы Тэльм. Алдис вообще сомневался, что женщина писала его самостоятельно.              Важно то, о чём она писала. Вернее, о ком.              Ситала Тэльм просила дозволения для своего отряда присутствовать в нужном ей составе, включая людей, изгнанных из территории Каэлида за происхождение или мелкие преступления. По законам империи, их были обязаны убить сразу, как только узнают по клейму бастарда или иной отметине.              Однако душа просила, умоляла о возмездии. О шансе сжечь до тла ублюдка, которого госпожа так предусмотрительно написала лишь в конце списка. Он ничего не значит. Он — грязь у ног любого человека, существо, которое обязано умереть самой страшной и мучительной смертью.              А его госпожа будет обязана падать в ноги и послушно открыть рот, если захочет, чтобы ей и её «воинам» позволили вернуться домой живыми. Не в полном составе, но горстка ублюдков в случае смерти будет закопана на родной земле. Хоть какая-то почесть.              Однако Алдис чувствовал, как его захлестнул гнев. Разум его помутился. Конечно, вряд ли он осмелится поднять руку на госпожу Траймера, ибо рисковал быть как минимум убитым. Как максимум это повлекло бы за собой страшные волнения, к которым Каэлгид не готов.              Алдис был довольно рассудительным и мудрым, поэтому прекрасно знал цену за каждое действие, знал цену себе. Он никогда не позволит случиться подобной глупой оплошности, ведь на кону будет поставлен весь Север. Ему не нужна кровь невинных людей, ему нужна всего лишь смерть одного существа, чья сохранённая жизнь — ошибка богов.              А если уж и говорить про Ситалу, она едва ли будет стоить его внимания настолько, чтобы хотя бы поднять на её мужеподобное лицо руку. Даже его удара нужно заслужить.              Мужчина взял перо и окунул в чернила, садясь за стол, дабы написать ответ.              — Что ж, посмотрим, чего ты стоишь, Ситала Тэльм…              

***

             В славном Рэнтаре дела обстояли привычно спокойно, и никакая смерть иных правителей не всколыхнула простой народ. Сбор урожая, подготовка к осени шла своим чередом, законы оберегали граждан, рабы получали свой кров и еду за примерное поведение. Всё было тихо. Лишь иногда в тавернах тихо, едва слышно говорили о провале Альхира Грайма на последней войне, о том, что всех ждёт голод, но и этот шёпот стихал, и жизнь продолжалась дальше.              Беззаботная жизнь, пока пепел павшей Лиранты разносил ветер, а кровь рэнтарских наёмников смывали дожди.              Однако в совете было неспокойно. Колонии Тоунхара, Энвамарда и Рэнда разжигали пламя недовольства, а в Траймере новый правитель. Молодой, неопытный, наверняка легко поддающийся уговорам советников, внимающим каждому слову сильнейших людей мира сего. То есть таких, как Альхир Грайм.              Кейтларн затянуло тучами, скоро должен был пойти дождь. В зале совета никого не осталось, кроме императора и ещё одного человека.              — Совет прошёл не так гладко, как я ожидал, — молвил император, покручивая в руке кубок с вином.              Он устал. Устал слушать о том, что в колониях зреют недовольства, что народ начинает шептаться о его неудачах. Он — наследник богов, он не может быть не прав. По крайней мере, такой нарратив был в Рэнтаре все годы правления Альхира, хотя сам мужчина в это не верил. Ему сорок девять лет, и жизнь давно стряхнула с него спесь, когда воля Судьбы завела его в Траймер на переговоры. Оказывается, сам Альхир Грайм ошибся, надеясь, что сможет продолжить тянуть с этих земель долг. Ошибся, считая эту территорию проклятой, а его правителей дикарями.              Арадос доказал обратное, отобрав Атлану, захватив Минэрию и Лиранту, посмевших напасть на его земли. Великий правитель и воин. К сожалению. Но что ещё ужаснее, его дети наверняка продолжат его учения. В этом Альхир не мог сомневаться.              — Молодой Дэар лишь пешка в руках советников, не более того, — ответ императору не заставил себя долго ждать.              Альхир Грайм рассмеялся. В его глазах цвета неба — покой и неверие в слова говорящего.              — Парвинд Хаорн, я хорошо знаю тебя. Ты верен мне и моим идеалам, ты мудр и очень умён. Ты знаешь, что мальчишка может и быть слабаком, но он всё ещё остаётся сыном своего отца. Через месяц-другой он наберётся знаний, и над Траймером вновь взойдёт солнце.              Парвинд смотрел на императора без восхищения или ненависти. Он смотрел на Альхира, как на человека. Такого же смертного, со своими пороками, но способного мыслить здраво. Посеять семя раздора в его голове не удастся. Император повидал всякое на своём пути. Ради власти он убил своих двух братьев, отравив клинок ядом. Тогда будущему правителю было всего лишь семнадцать лет, и его рука не дрогнула в то утро.              Последним умер старший брат. Его сердце Альхиру пришлось пронзить мечом, потому как… Адэлар Грайм не сдавался до своего самого последнего вздоха, продержался дольше всех.              — Солнце всходит и заходит на небе Траймера, однако в любое время дня и ночи его освещает Луна. Она может остаться в тени, но никогда не покинет своего законного места.              Ответ Парвинда Хаорна на сей раз не насмешил императора Рэнтара. Он заставил Альхира задуматься, хмуря брови, опустив свой взор на карту всего мира, развёрнутую на столе зала совета.              Траймер — империя огня, войны, страсти, преданности своим идеалам. Истинные воители, за последние десятилетия доказавшие, что они способны постоять за себя, свои семьи, своих сыновей, дочерей, матерей и отцов, за своих богов, которых уважали и изредка боялись, когда весь мир дрожал при упоминания Даэса, Фиарда, Соумна, Алгира и их отца Тэира. И если род Грайм был одним из древнейших родов, когда тот же Гирэм существует почти пятьдесят лет, то вот Тэльм… Был самым древним. И за все эти семьсот пятьдесят лет их правления, как на земли Траймера снизошёл благословенный огонь, всё ещё правят.              — Ты говоришь о Солнце и Луне, но их земли отданы воителям… Почему так? — вдруг спросил Альхир, подняв свой ясный взор на Хаорна.              Тот едва приподнял уголки губ в улыбке.              — Лишь боги знают ответ.              — Разумеется, они знают всё. Мы можем лишь догадываться. Eldir, traim, anlan, traum — всё это переводится с языка богов как «утро», «день», «вечер» и «ночь». Er — «восхождение». Истина в том, что Траймер, если разбирать дословно, империя восхождения Солнца, но у этого бога нет имени и лица. Сомневаюсь, что он вообще есть, — Грайм вдруг оскалился, тихо смеясь. — Солнце, Луна… Давно мертвы. Траймеру ничего не остаётся, кроме как защищать свои территории, и раз на них нельзя напасть снаружи…              Альхир закрыл глаза, вдыхая. Он перестал улыбаться. Открыл глаза вновь и посмотрел в сторону.              За окном начался дождь.              От всех этих речей у Парвинда Хаорна внутри всё похолодело. Император показался ему… Странным. И уже не в первый раз за последние годы. В его глазах он видел злость и жестокость. Конечно, Альхир Грайм проиграл Траймеру три масштабных войны, он не мог отдать роду Тэльм первенство, не дав ещё один бой.              — Значит, мы разрушим Траймер изнутри. На одних советников полагаться не стоит, — мужчина взглянул на Хаорна, — ибо наследников трона и представителей рода Тэльм всего двое. От двух человек можно избавиться по-разному.              И не будь у Парвинда выдержки, он бы тут же закричал в негодовании. Правитель, казалось, тронулся рассудком. Хаорн понимал, что должен отправить предупреждение, ибо больше не было свидетелей этому странному разговору, и дать делу ход в нужный момент.              — Не совсем понимаю, о чём Вы?              Альхир с презрением, словно возгордившийся бог, снизошёл до жалкого смертного и ответил ему:              — От правителей и их наследников, нелюбимых жён и детей, мужей и иных можно избавиться смертью или, если быть милосердным, то ссылкой. Арадос не смог убить свою жену, которая изменяла ему годами, а я бы на его месте отдал эту жалкую «наследницу самой Юллады» на растерзание не одной сотне мужчин, а потом бы долго пытал за такое, пока не убил. Однако это не совсем наш случай… Яд, меч в сердце — это наш первый способ, а вот второй… Брак всё равно что ссылка или смерть для венценосных женщин. По крайней мере, они так склонны думать.              Парвинд приподнял голову, складывая руки за спиной. Он взглянул на карту, на колонию, которой владел. Если их план будет исполнен в точности или хотя бы близко к задуманной цели, всё закончится. А если нет… Его земли могут стать пепелищем.              — Выходит… В Траймере скоро будет свадьба? — задумчиво спрашивал советник, хотя уже знал ответ, который ему даст император.              — Дэар не упустит возможности избавиться от Луны на небосводе, которая хоть и будет в его тени, всё равно остаётся бельмом на его глазу.              Советник прикрыл глаза. Его сердце чувствовало неладное. Разумеется, будь на месте Альхира кто-то другой, тоже бы думал о династическом браке. Только вот в Траймере свои законы и традиции, отношение к семье. Это доказал Арадос, пошедший войной на весь Рэнтар.              К тому же, если у госпожи было намерение выйти замуж за кого-то ещё до смерти отца, она могла взять его согласие на это.              — У императора Траймера была возможность избавиться от своей главной проблемы, но он ей не воспользовался.              — Помешал бунт.              Парвинд едва усмехнулся на замечание императора, но ничего не ответил. Рано, да и незачем. Хаорну хотелось поскорее закончить диалог и уйти из зала совета. Нужно отправить послание. Госпожа что-нибудь придумает, мужчина был в этом уверен.              — А возможно и совесть или страх, — продолжал Грайм, всё не унимаясь. Он следил за Парвиндом, его реакцией. Альхир никогда не был мнительным до безумия, но наблюдал за всеми и всем, что творилось в его империи. Однако Хаорн стоял ровно, не показывая и толики отвращения к его словам и идеям. — Ты скучен, когда молчишь.              Советник поклонился, приложив ладонь к груди.              — Прошу меня простить… Траймер, как тёмный лес перед вратами Алданэра, много тайн и дикости в нём. Я не могу знать, чем руководствовался молодой правитель, однако точно знаю, что всех рассудят боги.              Альхир растянул губы в улыбке. Отпил вина.              — Да… Боги рассудят всех.              

***

             Облака плыли по небу Гиалирда, жара постепенно спала ближе к вечеру. Прохладные ветры омывали собой столицу легко и осторожно, позволяя наконец отдохнуть от зноя, но солнце всë также ярко освещало собой мир.              Народ в массе своей стал спокойнее, хотя зерно сомнения посеяно умелыми руками госпожи. Её приказ Эстору Маранду оставался в силе. Он человек не глупый, готовил почву, удобряя её речами о великой удаче, ведь Ситала благодаря бунту Эдира стала десницей. Благодаря им и армии Траймер под надёжной защитой. Благодаря им в Траймере установился покой. Разумеется, это не говорилось прямо, но читалось между строк, да и подобный слух пробежался по улицам Гиалирда лишь раз. Пока что.              Однако чаще стали говорить об императоре и его милости в преддверии раздачи хлеба бедным гражданам Траймера. Стоит сказать, что всё проходило как нельзя удачнее. Дэар, послушав совет сестры, дал распоряжение раздавать муку, хлеб, масло и горячую кашу, а также сам изъявил желание помогать с делами. Народ был счастлив, и Ситала была этому рада. Впервые за долгие годы они с братом что-то делали вместе.              По крайней мере, так выглядело на публике.              Теперь, на третий день раздачи, когда солнце постепенно клонилось к горизонту, Ситала накладывала в тарелки кашу, отдавая тем, у кого ещё остались специально выданные жетоны. Организация подобных вещей занимала довольно много времени, но работа была налажена со временем. На сей раз управились за неделю, что не могло не радовать.              В нескольких палатках раздавали кашу и масло, мешки с мукой брали под отчётность из амбара, запасы которого обязательно пополнятся из имения рода Титран. Уж об этом Ситала позаботилась: уже отдано специальное распоряжение, так что Наорен и представить себе не мог, какие убытки принёс ему договор с госпожой, умолчавшей о том, что раздача еды будет длиться целых три дня.              От чего-то всякий раз эта мысль грела душу Ситалы, и она оставалась в добром расположении духа, несмотря на какие-нибудь мелочи.              Женщина вновь взглянула на брата. Тот, завязав волосы в хвост, закатав рукава простой льняной рубахи, пересчитывал оставшиеся тары с маслом, о чём-то беседуя с слугами.              Опять ссутулился, да что ж такое!              — Дэар, — едва слышно Ситала выдохнула, и на удивление брат поймал её взгляд в этот миг.              Женщина расправила плечи, приподняла голову, и Дэар тут же выпрямился. В ответ она кивнула, а после вернулась к своим делам.              Они вели себя так, будто всё было в порядке. Будто смерть их отца была естественной, не было бунта, казни и прочего. От одних только воспоминаний пробегал холод по спине и животу.              Как бы там ни было, теперь была проблема иного толка. Отплытие в Каэлгид. Ситала уже отправила письмо с прошением принять её воинов, изгнанных из Севера, но ответа пока так и не последовало. Конечно, госпожа могла кого-то не брать с собой, но в то же самое время она не могла никому довериться, кроме своих людей.              Однако Ситалу волновал и другой вопрос: что станет с императором за время её отсутствия? Сейчас они могли хотя бы сделать вид, что нашли общий язык, но стоит только протянуть руки Наорену Титрану, как эта тонкая, почти невидимая нить оборвётся, и никаким узлом её будет не связать.              Столько вопросов в голове крутилось в последние дни, что и всё за раз не перечислить, но сейчас госпожа могла лишь приветливо улыбаться каждому пришедшему, помогая по мере своих сил.              — Спасибо, госпожа, — промолвила молодая женщина, принимая из рук Ситалы миску с кашей. — Пусть боги оберегают Вас.              — Благодарю, пусть и Вас они хранят от бед.              Ситала улыбнулась, а женщина отошла, давая возможность другим получить своё.              И Тэльм действительно бы стоило отвернуться, заняться делом, но что-то заставило задуматься всего на миг. Ситала вновь подняла глаза на бедную женщину глаза. Одета она довольно опрятно, простое платье подпоясано туго на тонкой талии. Много приходило таких, уходили сытыми и с едой для себя и семьи.              — Мам, — вдруг послышался тонкий детский голосок, — я есть хочу.              Девочка лет двух одёрнула платье матери и протянула к женщине руки. Тёмные волосы ребёнка чуть растрёпаны, но платьице чистое, на ножках — новые сандалии, когда у самой матери стоптаны. Женщина лишь тихо шикнула и одёрнула платье, но ловко подняла дочь одной рукой, чуть отклонилась в сторону, чтобы удержать равновесие.              Строгая, но любящая мама.              Женщина поцеловала дочь в лоб и ушла дальше по своим делам.              Ситала горько улыбнулась, опустила взгляд. Всякое в прошлом было, что в детстве её, что в жизни взрослой, и порой от этого щемило сердце.              — Хандарра, — госпожа мягко позвала подругу, не глядя на неё, а после сделала пару жестов.              Элтан молча поклонилась и ушла, кивком указав другим воинам, чтобы те встали на её место. Виндлар Киэрн был в их числе.              Он наблюдал за госпожой с едва заметным интересом. Следил за её поведением, тем, как легко она разговаривала с бедняками, раздавала еду, помогая служанкам. Киэрн привык к тому, что госпожа раздавала деньги нуждающимся, подкупая народ во всех смыслах, однако… Где-то глубоко внутри в нём просыпалось отвращение, хотя сам Виндлар получал помощь от Ситалы не однократно.              Никто из воинов не должен безоговорочно соглашаться с идеями госпожи, но каждый обязан служить и выполнять её приказы.              Ситала же взглянул на Хандарру. Та аккуратно остановила женщину, тащившую продукты и тянувшую дочь за руку за собой, хотя та настойчиво просилась на руки. Быстрый разговор, кивок в сторону госпожи. Женщина робко приняла кошель золотых у Хандарры, вытерла слёзы, заулыбалась, и вся её строгость тут же растаяла. Взглянула на Ситалу, она поклонилась, на что госпожа улыбнулась столь искренне, что даже Хандарра не сдержала улыбки.              Воительница решила проводить женщину, взяв её тару в свои руки.              И время шло, вскоре стали убирать всё с главной площади. Раздача окончена. Небо заката окрасилось алым, птицы защебетали вновь, волны омывали берега Гиалирда, и вскоре ночь вступит в свои права. Всё шло так, как должно было.              То, что было сегодняшним днём, постепенно становилось далёким прошлым.              Настало время сборов в Каэлгид.              Собирали вещи и тёплую одежду, не забывая и о нарядных рубахах, платьях и украшениях. Всё-таки после прибытия на Север грянет хаэттарн, а священный праздник пропускать не следовало. Время единения с богами давало многие ответы на вопросы, порождая новые в тот же миг. Воины натачивали мечи, политики взвешивали все необходимые условия договоров, пытаясь подойти к решению с разных сторон. Нужно было быть готовыми ко всему.              Однако нужно было также подготовить подарки для правящего дома Гирэм, и на это император не пожалел своих личных средств.              Ситала же заботилась о подобных вещах в меньшей степени. Подарок для своей любимой двоюродной сестры Нальвир она подготовила с особой любовью, в добавок попросила к провианту добавить несколько ящиков зелёных персиков. Дозреют, пока корабль доплывёт.              Но сейчас был важен и её отряд. Новых людей госпожа набрала быстро, а их обучением занимались Хандарра и Нариэт, Эдир же поддерживал прежний порядок в отряде во время отсутствия госпожи. Хвала богам, он быстро шёл не поправку.              Однако теперь на тренировочном плацу отряда госпожи была гостья.              Вирида Риальт наблюдала достаточно интересную картину.              Часть воинов отсутствовала, так как госпожа отправила их патрулировать улицы столицы. Оставшиеся были разделены на несколько групп. Первые тренировались с деревянными мечами у чучел, вбитых в землю, другие разбились по парам и участвовали в спарринге, а третьи повторяли фигуры построения. За всем происходящим следил Эдир, большее внимание уделяя последним. По его команде строй солдат довольно чётко выполнял команды: делился на две или три части, выставлял щиты — всё было доведено до идеала, но порой энтрий чуть хмурил брови.              — Аннэлард, строй держи! — громко скомандовал Эдир, глядя, как совсем молодой паренёк, стоявший самым последним среди всех, крепче прижал щит к соседнему. Мужчина понимал, от чего такой раздрай был в рядах, однако всем придётся выполнять его команды без чувства вины перед ним. Так же, как прежде: чётко, без доли сомнения, ибо Смерть не прощала даже миг промедления.              Эдир выдохнул. Не глядя на подошедшую советницу, так же закончил:              — Вольно!              Он проследил за тем, как Аннэлард, опустив голову, отошёл вслед со всеми. Эдир знал его довольно робким парнем, но мастерства в убийстве ему точно не занимать. Он был первым, кто занёс хлыст во время казни. Видимо, всё ещё не отошёл от произошедшего.              Нужно будет поговорить с ним.              — Госпожа Риальт, если Вы пришли что-то сказать, самое время начать, — молвил Эдир, не поклонившись советнице. Не считал нужным. Да и никакого смысла не было.              — Я пришла лишь удостовериться, что с тобой всё в порядке. И предупредить.              Мужчина взглянул на Вириду. В её глазах не было личной неприязни, однако Эдир не поверил ни единому слову о беспокойстве целительницы. В честь чего бы ей тратить своё драгоценное время на разговоры с бастардом, учитывая, что времени прошло достаточно, и его здоровьем занимались обычные лекари?              — О чём? — воин ухмыльнулся, склоняя голову в бок.              — Ходит очень много слухов, но они меня мало волнуют. Честь госпожи исключительно в её руках, — Вирида видела, как в глазах Эдира сверкнула неприязнь, однако внешне он оставался абсолютно спокойным. — Однако это может стать помехой в государственных делах. Династические браки страшны и прекрасны по разным причинам, поэтому… Я бы попросила тебя об одолжении держать при себе свои интересы.              И Риальт ожидала увидеть язвительную ухмылку, услышать колкое слово, но в ответ воин лишь вдохнул глубже и улыбнулся. Он был абсолютно спокоен.              Разумеется, он знал о том, что императору Рэнтара взбрела в голову довольно странная идея. Донесли ещё пару дней назад, когда госпожа беседовала с воином о делах в Атлане. Ситала сожгла послание Парвинда Хаорна, отметив, что тот явно переживал больше неё самой об этой глупости.              — Вон оно что. Мы как-то давно обсуждали брак с госпожой. Не поверите, но она против выходить замуж не по своей воле, и её право оберегает закон. Такое право есть у всех граждан Траймера. Не могу поверить, что обеспокоенные советники забыли о столь простой вещи. Кому-то сложно не лезть в чужую постель, к взрослым людям, которые в состоянии сами разобраться что к чему, — на последних словах Эдир наклонился, понизил голос. Конечно, ему было смешно от реакции Вириды Риальт на его замечание, однако женщина совершила глупость, придя вот так. — Откуда Вам известно о чьих-то намерениях в сторону госпожи?              — Императору утром пришло письмо, и он решил посоветоваться со мной прежде, чем поднимать этот вопрос, — мягко парировала госпожа, чувствуя, как всё замерло внутри. Они с Ситалой… Были действительно чем-то похожи. Тот же огонь в глазах. — Я хочу лишь счастья для госпожи. Она тоже часть моей семьи. Неужели ты думаешь, что я хочу отдавать её за кого-то насильно?              Эдир не поверил бы ни единому её слову, если бы не видел в Вириде страх и вину. Она говорила тише, чтобы их точно никто не мог услышать:              — Император не собирается говорить об этом, однако… Всё может поменяться.              — Где было Ваше хвалёное беспокойство за госпожу, когда она три дня ухаживала за отцом, пока советники выбирали чью сторону им принять? — и теперь мужчина говорил жёстче. Он не станет церемониться. Если в Ситале хватало выдержки, то Эдир рубил с плеча. Однако порой они менялись в этом местами.              Вирида усмехнулась.              — Ты безумно жесток… Я ведь хочу помочь.              Мужчина едва сдержал себя, чтобы не наговорить лишнего. Подставлять госпожу он не хотел, хотя огонь сжирал самообладание.              Эдир выпрямился и приподнял голову. Риальт сама себе копала могилу речами о семье, хотя причастна к смерти одного из её членов. Лицемерие было свойственно многим людям, и Эдиру в том числе, но за содеянное Виридой… Казнь — это великая милость. Женщина обречена нести своё бремя до самой смерти.              — Я благодарен Вам за исцеление, но в ответ попрошу Вас об одной услуге: более не верьте глупым слухам, какого бы толка они не были. Будем считать, что этого разговора не было, но госпоже я передам Ваши слова.              Вирида кивнула головой в знак согласия, хотя внутри хотела протестовать. Глядя на Эдира теперь, она не могла сказать, что видела перед собой жалкого оборванца, преданного пса и воина. Она видела другое. Эдир многому научился у своей госпожи за столько лет службы.       Если… Подозрения Вириды окажутся правдой, то теперь она была уверена: лучше верный человек рядом, чем мнимый статус и покой.              Госпожа Риальт ушла, больше ничего не сказав.              Конечно, она понимала абсурд разговора и того, что она вообще сотворила теперь. Ей было что терять: золото, статус, свою собственную жизнь. Однако всё это не имело смысла, когда на душе столь тяжкий груз.              Вирида так и не нашла письма. Там не было почти ничего такого провокационного, обсуждались лишь мелкие дела Траймера. Пара слов об Арадосе и его драгоценной старшей дочери, их прибытии в Гиалирд после победой над Лирантой. А после умирает император Траймера.              Странное… Совпадение, за которое будут пытать не один месяц.              Кто бы эти письма не украл, он преследовал свои интересы. Обелить себя, отведя подозрения, праведным огнём сжигая виновницу в смерти императора.              Однако новые письма не заставили себя долго ждать.              Новое послание, алая печать без герба. Эдиру срочно принесли письмо якобы от одного из воинов их антарии, но это было не так. Оно было довольно коротким, начиналось с простых слов:              «Господину Виэрсы, Эдиру… прошу меня простить за спешку, но таковы обстоятельства.»              И всякий, кто бы прочитал даже начало письма, наверняка бы спросил: а разве в этом не было никакой ошибки? Ситала Тэльм, десница императора, правила Атланой и Виэрсой, её воля на этих землях была равна закону, так почему же письмо от одного из наместников самой Виэрсы было адресовано Эдиру? И почему к нему обращались как к «господину Виэрсы», а после имени было пропущено место?              Разве… Ситала правила не одна этими землями? И если нет, то знал ли об этом покойный Арадос?              Эдир дочитал письмо до конца, сложил его и убрал к себе в карман. Сожжёт позже, не на глазах у воинов. Что ж, была пара мелких вещей, почти несущественных, которые нужно решить перед отплытием в Каэлгид. Надо будет поговорить с госпожой об этом.              Решали люди свои дела, и сборы кончились ближе к концу ардэна, последнего месяца лета. Нужные приказы отданы, люди собраны. Ситале позволили взять с собой всех, кого она хотела видеть рядом. Её воины будут защищать покой делегации на время пребывания их в Каэлгиде, а её лекари и целители помогать в случае недугов. Лекарства взяли с запасом и для самой госпожи. Лекари знали, что совсем скоро болезнь даст о себе знать и готовились к худшему.              Всё шло своим чередом, так, как и велела Судьба.              Корабли плыли по морским волнам в сторону Севера, и плавание то будет долгим, и воля богов однажды обязательно даст знать о себе.