За окном было солнце. Теплые лучи, струясь, падали на рабочий стол Натали Санкёр. В них можно было даже разглядеть едва заметные глазу пылинки, витающие вокруг, будто в невесомости. В студии почти пусто. И все как-то тихо и спокойно, что даже немного удивляло. Тишину в кабинете нарушало приглушенное жужжание компьютера и клацканье по мышке, а из чашки со свежим кофе клубился пар, который Натали с упоением вдыхала, наслаждаясь ароматом согретых солнцем кофейных зерен. Сегодня она не чувствовала острой боли в груди на вдохе, у нее не кружилась голова и не подкашивались ноги, ей на мгновение даже показалось, что лекарства действительно работают. Какой наивный самообман. Она это прекрасно осознавала.
Аргест-старший покинул свой дом, ссылаясь на какое-то чрезвычайно важное дело, о котором Натали ничего не знала. Обычно именно Натали была ответственна за его график. Она знала все: в какое время он встает по будильнику, во сколько спускается в студию, когда работает над коллекцией, а когда посвящает время общению с партнерами.
Неизменно было одно – появись у Габриэля хоть одна свободная минута, он непременно переведет свой печальный взгляд на портрет жены позади, а потом и вовсе спустится в свое логово, в надежде осуществить задуманный план.
Портрет. Она смотрела на Натали сверху, будто исподлобья. Та самая женщина в золотом. Увенчанная золоченой рамой, она безмолвно, но твердо давала знать, кто здесь настоящая хозяйка. Эмили не спускала с нее глаз, и, пугая, своей реалистичностью, заставляла Натали Санкер невольно испытывать лёгкое волнение.
По телу прошла легкая дрожь, и Натали попыталась смахнуть ее руками, обняв себя за плечи.
Мало кто знал, но еще одной страстью Габриэля Агреста были портреты. Немногим выпадала удача увидеть хотя бы один из них, но те, кому все же посчастливилось, наверное, никогда не забудут этого. Поразительно, но казалось, что изображенная особа могла нарушить границы холста и протянуть руку, а может, и вовсе заговорить. Настолько они были точны оригиналу. Это восхищало и пугало одновременно.
Однако все его наброски начинались и заканчивались лишь одним именем – Эмили. Его небольшой рабочий кабинет, тот, что находился отдельно от студии, был увешан портретами только одной женщины. И каждый раз, Натали уверена, заходя в свой маленький храм, он молился, молился ей как своему божеству, которому поклонялся изо дня в день, из года в год.
Натали уже не помнит, как оказалась у сáмого основания картины, ощупывая кнопки, спрятанные в золотистом полотне. Пальцы остановились на небольших выемках, и она с силой вжала их вовнутрь. Мгновенно пол под ногами стал опускаться вниз, заключая ее в небольшой тоннель, шахту, секретного лифта.
Наконец, платформа поднялась и остановилась в углу неосвещенного помещения. Лязг пристыкованного к полу металла эхом пролетел по пространству. Натали неуверенно сделала шаг вперед. Без Габриэля она была здесь лишь дважды, и оба раза была вынуждена почти ползком добираться обратно в офис.
Тишиной и спокойствием был наполнен и воздух. Большое круглое окно надежно закрыто, по комнате не проносится голос ее хозяина, а бабочки не парят в воздухе, словно сумасшедшие создания, тщетно пытающиеся вырваться наружу.
Только темнота и тишь.
Натали, конечно, была осведомлена всеми скрытыми функциями логова Бражника, и она точно знала, что рычаг на задней стене открывает проход в другое крыло. Будто зачарованная, она схватила этот рычаг и потянула его вниз.
За проходом ее встретили холодные железные ограждения, шум воды. Ноги сами ступили по пристройке, ведущей к большой круглой платформе, что была усыпана зеленью и бабочками. Лампы по стенам не загорались - еще светло. Шаг. Еще один. Она почти достигла цели. И находясь уже у порожка перед платформой, на секунду остановилась. Ее взгляд был прикован к капсуле. Прозрачный купол сильно бликовал на свету, и не подойди Натали ближе, она бы не увидела лица той, из-за которой явилась сюда.
Бесспорно, она была бесподобна. Ни один из ее портретов не сравнился бы с ней въявь. Все они померкли бы на фоне этой красоты. Эмили была прекрасной неувядающей розой в стеклянной колбе: распустившей свои лепестки, но мертвой внутри.
Натали с сожалением наблюдала эту угнетающую жалкую видимость жизни. Им обеим осталось недолго. И все зависело от одного мужчины. Изменит он решение, или же пойдет до конца? В обоих случаях у одной из них появится шанс на жизнь, но неизбежно покинет этот мир другая.
Любовь слепа. И Натали была готова пойти на любые жертвы, лишь бы видеть отблеск счастья в глазах Габриэля, даже если для нее это значило бы расстаться с жизнью. Ночами, запираясь в своей спальне, она тихо молилась всем богам, чтобы над Парижем воцарилось мирное небо, а мужчина всей ее жизни, наконец, сделал единственный правильный выбор. Но этого не происходило, а посему Натали безропотно следовала за ним, словно безликая тень.
— Виновата ли ты в том, что случилось, Эмили? — но Эмили молчала, как и ее многочисленные портреты. — Не надо, я знаю.
Осознание происходящего окатило ее словно холодной водой, и Натали отпрянула от капсулы, сделав шаг назад. Дуусу все это время тихо сидела на ее плече, вжимаясь сильнее в ткань пиджака. На ее больших розовых глазах показались маленькие хрустальные слезинки. Из-за чего-то все бабочки всполохнулись и упорхнули с зелёных веток. Натали с беспокойством наблюдала за тем, как стая невинных белых созданий рассыпается в воздухе в разные стороны. Позади послышался хруст травы.
— Почему ты здесь? - в голосе Габриэля Агреста читалась холодность. — Натали, кажется, я давал тебе несколько поручений перед отъездом?
— Прошу прощения, Габриэль, я... — Натали не успела закончить, оказавшись перебитой.
— Никогда не спускайся сюда без меня. — Все с той же прохладой отвечал Габриэль. — Пожалуйста. — Последнее он сказал мягче, немного переменившись в голосе.
Нарастающая боль в груди заставила Натали непроизвольно нагнуться вперед, и Габриэль, с несвойственной ему импульсивностью, обхватил своими руками ее лицо.
— Иди к себе, отдохни. — Его ладонь медленно опустилась со щеки на плечо. — Я тебя… очень прошу. Не забудь принять таблетки.
И Натали послушно двинулась к выходу. Позади она услышала тяжелый вздох и тихий шепот Габриэля:
— Она не виновата, Натали. — Санкер едва уловила эти слова. — Она не виновата..
Могла ли она в это верить? Ведь истинные причины, по которым мадам Агрест использовала поврежденный камень чудес, были скрыты даже от Натали. Она лишь знала о факте существования этих волшебных украшений в коллекции Эмили.
А Габриэлю было свойственно винить во всем себя. Слишком много ошибок, слишком много промахов. Он не терпел неудач. Слишком требовательный к себе, Габриэль Агрест не принимал ничего, что было бы меньше «идеального». Это выражалось во всем: от собственной семьи, и до именного бренда. Однако, скорее, это была глубокая неуверенность в себе.
Моментами ему начало казаться, что боль притупила свои острые углы, а чувство вины постепенно ослабило хватку. Прикосновения тонких женских рук закрывали его словно плащ от этих гнетущих ощущений. Но сегодня они не спасали.
Глядя на бездыханное тело жены, на увядающую Натали, он и сам умирал. Но ни одну из них не в силах был отпустить.
***
На Париж опустился вечер и одарил город облегчающей прохладой. Адриан Агрест, устало свернувшись на подоконнике, угрюмо наблюдал за тем, как на улице расхаживают парочки. Все было как обычно, только лишь изнеможённый, грустный взгляд выдавал состояние Адриана. Сегодня одолеть Бражника было особенно трудно. С каждым новым нападением, ухищрения злодея становились все коварнее, а ловушки опаснее. Ни Леди Баг, ни Кот Нуар уже не вывозили на себе столь тяжкий груз. Этим он был обеспокоен не меньше, чем отрешенностью своего отца. Из потока мыслей его выбил тихий голос гувернантки.
— Адриан, ты выглядишь уставшим. — Натали осторожно коснулась его макушки. — Может, выпьем по чашке какао?
— Было бы здорово, Натали.
Адриан спрыгнул с подоконника, неуверенно уплетаясь за гувернанткой. Она шла не торопясь, мысли были заняты мальчиком. Ей не раз доводилось видеть его расстроенным, сидящим в печали, в совершенном одиночестве. Лишённый отцовской любви, он нашёл спасение в друзьях, в коллеже, посещение которого стало настоящей отдушиной. Хотя, Габриэль, долго не поддавался их уговорам, в конечном итоге, его одобрение позволило им облегченно вздохнуть.
Между тем, какао уже был разлит по чашкам, и оба уютно устроились на кухне. Но никому из них не хотелось обсуждать сегодняшнее нападение Бражника.
— Натали, чего ты такая бледная ходишь? — Женщина смутилась вопросу, как на зло, на ум не приходило ни одного предлога. — Знаю, знаю. Вы с отцом всё в работе... Отец...
— Он очень любит тебя. — С ноткой сочувствия, едва слышно произнесла Натали, позже удивляясь искренности сказанных слов.
— И поэтому он не может найти полчаса на обед с собственным сыном. Вместо этого, он не отходит от портрета матери и упивается собственным горем. Ладно, не грузись. — Отмахнулся Адриан. — Я пойду спать. Ты права, лучше не нарушать режим. Подъем завтра ранний.
Неудавшийся разговор кольнул по больному месту. После «пропажи» Эмили, они с Адрианом очень сблизились, ведь она была единственной, кто действительно душой за него переживал. Все его неудачи она, подобно матери, пропускала через себя. И почему-то именно сегодня она желала получить искреннюю беседу по душам.
Намереваясь вернуться в спальню, Натали взяла со стола чашку с недопитым напитком и развернулась ко входу. Но приступ боли настиг раньше, чем она смогла сделать хотя бы шаг. В голове раздался глухой звук бьющегося об пол стекла. Все вокруг потемнело – наступила полная ночь.
Этой ночью в мастерской Габриэля Агреста появился еще один портрет. На нем была изображена женщина с волнами иссиня-черных волос, с алмазными голубыми глазами и легкой полуулыбкой, навсегда замершей в моменте.
Как жаль, что Натали никогда не посчастливится его увидеть.
