Сдался

Карма вытирает кровь с лица рукавом своей тонкой кофты, улыбаясь едва ли как нормальный человек. На его губах застыл садистский оскал: он с нескрываемым, даже диким восторгом смотрел в лицо Нагисы, который выглядел ничуть не лучше. На его лице местами виднелись разводы крови, грудь тяжело вздымалась от недавней драки, а глаза блестели в свете заходящего солнца, что так красиво переливалось лучами в его голубых волосах. Карма на грани слышимости выдыхает, опустошая лёгкие, кажется, до максимума, и смотрит, смотрит в эти синие глаза, чтоб их блять, и предвкушает очередной удар. Нагиса никогда не был слаб. Вся его сила была просто-напросто скрыта от чужих глаз, но он всегда это замечал. Нет, он всегда это чувствовал, наверное, с момента их первой встречи в классе. И уже с тех пор он не мог оторвать от него глаз. — Ну что, мышка, так и будешь стоять там? — Карма выпрямляется, наконец-то вдыхает по-человечески, и только после этого, как всегда, надменно запрокидывает голову, встряхивая алыми волосами. Нагиса тоже не мог не смотреть. Каждая клеточка его тела горела, словно он только-только побывал в самом настоящем пекле, словно окунулся в лаву с головой, и это привычное эмоциональное и физическое напряжение, что бурлило в нем каждый раз рядом с Акабанэ, сейчас тоже не давало покоя. Он фыркает, забавно морщась, и меняет положение тела, намереваясь вновь напасть. — Сразу бы так, — удовлетворенно хмыкает Карма, бросая короткий взгляд на валявшийся на пыльной земле школьный пиджак. Хуй с ним, сейчас не до этого. Нагиса резко подаётся вперёд, но, вопреки ожиданиям Акабанэ, он не бросается на него с кулаками. Вместо обычного выпада Нагиса хватает Карму за плечи, пригвождая его всем своим весом к стене какого-то дома, не особо переживая о том, что кто-то мог случайно забрести в этот темный переулок, и замирает. — А ты стал куда сильнее, мышка, — хрипит Карма, сплевывая куда-то вбок, а после позволяет себе расслабиться. Он проводит шершавым языком по пересохшим от затянувшейся перепалки губам, ожидая, когда тяжело дышащий и свирепо сверкающий глазами Нагиса скажет хоть что-то. — До тебя мне всё равно далеко. Но теперь мы на равных, Карма-кун, — смакуя каждую букву на языке, Нагиса выглядит просто великолепно. Запыхавшийся, вспотевший, но при этом неописуемо красивый, он буквально силой заставлял сознание Кармы фокусироваться только на нём одном, на его красивых, густых голубых волосах и красных губах, на уверенных руках и твёрдой стойке. — Я заметил, мелюзга, — хрипло смеясь, Карма позволяет себе бросить взгляд на усыпанные мелкими ссадинами скулы, вспоминает, как вчера на тренировках этот парень уложил на лопатки добрую половину их класса, хотя казался таким хрупким и маленьким. Он никогда не думал о нем как о слабаке, просто Нагиса был воплощением изящества и вместе с тем огромной силы, заставляющей всё его естество пылать. Он так невозможно любил всё то, что вызывал в нем Нагиса, что описать это не мог абсолютно и совершенно никак, кроме кучи несвязных междометий и «ебаный пиздец вау». Нагиса смиренно закатывает глаза и ослабляет хватку, но всего на мгновение, чтобы освободившейся рукой обхватить подбородок Кармы и опустить его лицо к себе. Нагиса много не говорит: не видит смысла зря сотрясать воздух, когда действия могут сказать куда больше, а потому, больше не выдерживая, облизывает губы и тянется к лицу напротив, оставляя своё дыхание на горящей коже Кармы. Тот, кажется, готов был отправиться на небо из-за того, как нервно покалывало в пальцах и животе от накрывшего невроза, непонятного предвкушения (хотя зачем врать, он ожидал вполне конкретных вещей и признаться в этом ему не стыдно). Он тоже облизывает губы и откровенно пялится в чужие глаза, не думая даже делать что-то первым. Шиота даже в этот миг не чувствует себя проигравшим, потому что как может, если Карма едва ли не трясётся перед ним, ожидая, когда он его поцелует. — Только не смей целовать меня так же, как целовал Каяно, — издевка прилетает точно в цель, и Нагиса, нахмурившись, с напором прижимается к чужим губам. Силы в его действиях было столько, что Карма ударился головой о холодную стену, улыбнувшись в поцелуй, однако Нагису это начинает злить, и он отпускает чужое плечо и хватает ледяными от напряжения пальцами горячую шею Акабанэ, обнаруживая, что ему нравится, как он стонет. Влажные губы остервенело надавливают на губы напротив, давление достигает предела, и Карма размыкает рот, позволяя Нагисе ворваться и облизывать каждый миллиметр своего рта, абсолютно бесстыдно признавая, что тот имеет над ним огромную силу. Хотя бы в данный момент (и не только, но это не так важно). Воздух вокруг замирает, время тоже, дыхание отчаянно утекает как песок сквозь пальцы, но Нагиса не даёт Карме сделать нормальный вдох — он снова припадает к его губам, ударяя кулаком по чертовой стене и хмурясь-хмурясь-хмурясь. — Ты меня заебал, придурок, — надрывно-хрипло выплевывает он и кусает Карму за губу, не переставая ласкать его рот. Карма задыхается, но ему это, блять, так чертовски нравится, что он готов добровольно растелиться перед Нагисой и раздвинуть ноги, пускай потом он все равно окажется сверху, но это тоже неважно. В мозгу становится так пусто, что крик пролетевшей неподалёку птицы отдаётся звоном в ушах, и Карма резко отстраняется, глядя на непонимающе-возмущённого парня напротив, и одним движением меняет их местами, в то же мгновение прижимаясь коленом к чужому паху. Очевидно, у Нагисы стоял. Очевидно, у него стоял тоже. Опасливо ухмыльнувшись, Карма тут же начинает усыпать мелкими поцелуями чужую шею, зарывается, наконец, руками в синие локоны и дышит-дышит-дышит, потому что ему так горячо, что скоро лёгкие перестанут работать. — Карма, — возмущённо задыхается Нагиса, инстинктивно ныряя пальцами в красные волосы, — Карма… — стонет он, когда Акабанэ втягивает его кожу губами, надавливая коленом между ног ещё сильнее, впитывая каждый отчаянный вздох чужих губ и каждое движение грудной клетки мальчика напротив. Нагиса так красив в своей невинной простоте, в своём изяществе и в то же время порочности, что это сводит Карму с ума. Он расстегивает пиджак, бросает его, вроде бы, к своему на землю, проникает под рубашку и массирует голову Нагисы, чувствуя, как тот задыхается под ним, каждую секунду пытаясь ухватить как можно больше воздуха, чтобы, блять, не сдохнуть в этот момент. — Карма, — снова стонет мальчик, ощущая под пальцами мягкие волосы, и силой поднимает голову Кармы вверх, вновь припадая к его губам. Он очерчивает языком небо, ровный ряд зубов; не понимает, когда только успел научиться целоваться вот так, хотя, наверное, дело было не в мастерстве вовсе. Дело было наверняка в Карме, от прикосновений которого плавилась кожа, а тело реагировало так, словно никогда не знало подобной ласки. Хотя последнее было правдой. — Как же я хочу тебя, — на грани слышимости искренне признаётся Карма, отвечая на каждый поцелуй Нагисы и не переставая водить ледяными руками по горячей коже его спины. Он чувствовал каждый позвонок, каждую косточку под тонкой рубашкой, касался осторожно, словно боясь сломать, но в то же время ловя себя на мысли, что ещё один день он бы не выдержал — он бы просто сорвался. Он и так слишком долго этого ждал, чтобы отказываться от подвернувшейся возможности. Нет, не так. Он слишком долго был влюблён в Нагису и играл с ним в «кошки-мышки», балансировал на краю, боясь спугнуть, боясь показаться ненасытным зверем, но Нагиса, кажется, чувствовал ровно то же самое, судя по его голодным поцелуям и горящим желанием глазам. — Придурок ты, Карма, — запрокидывая голову, чтобы Акабанэ мог снова целовать его шею, Нагиса вспоминает каждую чёртову стычку с этим красноволосым напыщенным индюком, но при этом горит от осознания того, что на коже уже наверняка сияла парочка засосов. — Как ты мог, ублюдок. Как ты мог забить хуй на наше общение, ты мне был, сука, дорог. — Нагиса, Нагиса, — виновато проводя языком по дёрнувшемуся кадыку говорит Карма, прижимая горячее тело к себе и вдыхая аромат его кожи, что так приятно оседал на языке. Боже, как же Нагиса вкусно пах. Кстати о пахе, было ужасно больно и тесно в этих грёбаных школьных брюках. — Прости меня, Нагиса, я испугался, я придурок, прости, — расстёгивая пуговицу за пуговицей, Карма не мог поднять взгляда на лицо Шиоты, просто не мог. Он знал, что тот будет смотреть на него с открытой враждебностью и обидой. Однако Нагиса сам берет его лицо в руки и задушевно произносит: — Если ты кинешь меня после этого, — он красноречиво обводит взглядом их стояки, — то я кину тебя в канаву. Думаю, Коро-сенсей мне поможет. Карма хрипло смеётся и кивает-кивает-кивает, после чего позволяет эмоциям показаться на лице и с теплотой смотрит в голубые глаза напротив. — А теперь сделай с этим уже что-нибудь, — мило улыбнувшись, Нагиса одним движением запускает руку в брюки Кармы, сжимая его член, и ловит такой громкий и хриплый стон, что его бросает в дрожь. — Блять, — Карма беспомощно опускает голову на плечо Нагисы, тяжело дыша и пытаясь привести себя в порядок. — Ещё одно слово, и я кончу тебе на форму. — Карма-кун, стягивай брюки, — притворно-мило произносит Нагиса и наблюдает, как в следующее мгновение Карма звякает ремнём и ширинкой, освобождая напряженный орган от не самого приятного трения. — Умница, теперь стягивай мои. Когда Карма, наконец, берет себя в руки, Нагиса уже размякшей куклой держится за его плечи, кусая губы, чтобы не слишком громко стонать. Акабанэ смеётся и, стянув белье, обхватывает их члены вместе, удовлетворенно выдыхая и вновь припадая к чужим распухшим губам. Нагиса целует его, целует до того сильно, что не контролирует свои руки, которые задирают чужую кофту и касаются подтянутого тела, несильно сжимая бусины сосков. Карма стонет, но Нагиса не даёт ему отстраниться: он подмахивает бёдрами в такт установленному Акабанэ темпу, мучает чужое тело и двигает губами, чувствуя, как внизу живота трепещет жгучее предвкушение. Они были так возбуждены, что уже через пару минут оба спускают в кулак Кармы, задушенно хрипя имена друг друга. — Ненавижу тебя, — мурлычет Карма, сладко облизываясь и ощущая вкус чужих губ. Он подносит к губам собственную руку, полностью испачканную спермой, однако Нагиса перехватывает её, обхватывая горячие пальцы губами, и слизывает всё до последней капли, удовлетворенно мыча. — Знаешь, а я тебя просто обожаю, — улыбаясь, Нагиса забивает на то, что посеял где-то свои резинки. Да и плевать вообще на эти волосы, особенно когда Карма смотрел на него с таким нескрываемым восхищением и желанием во взгляде. — Понравилось? — Пф, мечтай, — в один миг маска надменности вновь возвращается на место, и Карма отходит от стены с видом «я тут вообще мимо проходил». Поправляет кофту, натягивает на место брюки и затягивает ремень, облизываясь словно объевшийся сметаны кот. Нагиса же продолжал стоять, оперевшись о стену, и с удовольствием смотрел, как Карма с осознанием ситуации пялится на его пах. — Не поможешь? — склонив голову на бок, Шиота растягивает губы в улыбке и безо всякого стеснения кивает головой в сторону своего члена. — Что? Подрочить тебе ещё разочек? — бросает он, однако через секунду оказывается рядом, помогая привести мышку в божеский вид. — Что ж, — неловко кашлянув, Нагиса поднимает с земли их пиджаки, однако Карме его вещь он возвращать не спешит. На непонимающий взгляд он лишь произносит: — Постираю и принесу в школу. Карма вспыхивает от такой простой фразы, но отворачиваться даже не думает. Не хватало тут ещё прослыть девочкой-стесняшкой. Иу. — Давай, можешь ещё предложение мне сделать. — Окей. Выйдешь за меня? — Ой, иди нахуй, Нагиса, — бросает Карма, и они оба смеются. — Эм, до завтра? Нагиса, кажется, только сейчас ощутил всю неловкость их положения, а потому тихо опускает взгляд в землю и начинает выводить носком школьных туфель какие-то непонятные узоры. Карма улыбается. Какой же этот голубой придурок милый. — До завтра, — и, подойдя поближе, оставляет осторожный поцелуй на лбу Нагисы. Карма улыбается и идёт прочь, через минуту доставая телефон и открывая переписку с Шиотой. «Ты знаешь, что мы теперь встречаемся?» 18:08

«Неа, впервые слышу» 18:09

Карма смеётся и, убрав телефон в карман, скрывается за углом. Солнце уже скрылось за горизонтом, и единственное, что его сейчас волновало, — глупая улыбка на всё лицо.