Грязные

— Меня зовут Зои, Зои Ли.       Маринетт уже с первой фразы корежит от новенькой. У той слишком искренняя улыбка, слишком восторженный блеск в голубых глазах. Она открыта миру и готова предложить ему все, что у нее только есть. Сразу видно — вся из себя наивная и добропорядочная. Наверняка еще и христианка.       Чем дольше Маринетт смотрит на Зои, тем больше видит в ней себя пару лет назад. Такие здесь долго не выдерживают. — Я счастлива, что буду работать с вами в одной команде! — Зои просто мисс дружелюбность, хотя и мнёт в руках черно-желтую маску. Нервничает.       По началу ее жалкие приветственные слова уходят в молоко, в огромном зале, где вся команда великих супергероев должна собираться для обсуждений будущих миссий и других важный дел, где даже массивные стены пропитаны атмосферой гордой античности, царит тишина.       Пурпурная Тигрица за самым дальним концом стола смотрит прямо перед собой. Наверное. Никогда нельзя знать точно, ведь ее выражение лица не видно сквозь шлем. Карапас залипает в потолок, вальяжно закинув ноги на стол; Король Обезьян смотрит что-то с видом вселенской скуки на лице в экране телефона. Маринетт сидит по правую руку от возвышения — да, стол круглый, все равны и бла-бла-бла, вот только интересно кто бы осмелился это место занять — и тоже молчит. Наконец, на помощь лениво приходит Рена Руж. — Ты не правильно представляешься. Здесь всем плевать на твоё настоящее имя, — равнодушно заявляет Алья, затягиваясь. Голос у нее такой сиплый, потому что курит постоянно. Когда там умирают от рака легких? — но мы тоже рады, что ты здесь, дорогуша.       Врет, как дышит. — Да уж. Кстати, зачетный у тебя костюмчик, — ухмыляется вдруг Нино, бросая сальные взгляды на хрупкую фигуру Зои в черном в жёлтую полоску и, ну разумеется, обтягивающем трико. Не важно удобно ли это, главное — привлекательность. Чтобы каждый фанат рассмотрел изгибы тела с любого ракурса. Будет потом на что дрочить. — С-спасибо…?       Кажется, Зои немного разочарована. Интересно, она ожидала торта со свечками, бумажной гирлянды с надписью «добро пожаловать в Семерку — самую знаменитую супергеройскую команду Франции» и хлопушек с конфетти? Если так, то, наверное, не стоит говорить, что ее предшественник — Натаниель Куртцберг — наложил на себя руки? По крайней мере, именно так объяснил Кот Нуар работникам башни упавшее с сотого этажа тело. А по телевизору, естественно, все это обставили в виде секретной миссии, на которой бывший супергерой пал, защищая родную нацию. — Терпеть не могу гомиков, — шепнул Маринетт Кот, когда они, как и положено коллегам и близким друзьям, пришли на похороны Натаниеля, чтобы поддержать его родных и засветится на камерах. Впрочем, как и всегда. — Ну же, друзья, не вижу восхищения на ваших лицах! — раскатистый, бархатный голос сразу наполняет собой всю комнату, заставляя каждого члена команды вздрогнуть. Карапас опускает ноги со стола. Как там говорилось, вспомнишь дерьмо вот и оно?       О да, Адриан Агрест, ты тот еще мерзкий кусок дерьма.       Маринетт была бы счастлива сказать это вслух и еще плюнуть ему в лицо в добавок. Но жить хочется. Остается лишь усилиями атланта выдавить из себя улыбку, когда Адриан, плавно, по-кошачьи (вот это каламбур) подходит к ней и обнимает за плечи. Как и подобает поступать любящему парню со своей девушкой, они — главная пара всего Парижа, все-таки. — Здравствуй, Зои, — Адриан демонстрирует белоснежную ухмылку во все тридцать два клыка, опускаясь в свое кресло. Зеленые глаза с узкими зрачками ехидно смотрят в прорезях черной маски. Хоть бы в помещении снимал. — Поверь, мы просто польщены, что с нами вместе будет спасать мир от зла…как там тебя? — Весперия, — тихо подсказывает Зои. — Весперия. Замечательная кличка. Прошу любить и жаловать! — О, поверь, кэп, мы все просто на седьмом небе от счастья! — поспешно выдаёт Карапас.       Если бы Кот Нуар приказал Карапасу вылизать его ботинки, то он бы, черт возьми, сделал это. Жалкий червяк. Нино за свое место готов любыми способами удержаться, поэтому подлизывается к Нуару при каждом удобном или не очень случае. Иногда что-то идет не так.       Адриан бросает на Нино недовольный взгляд, и наигранная ухмылка того сразу тускнеет. Слишком явная фальшь в голосе, перестарался.       Кот Нуар хочет, чтобы сегодня все шло идеально. Чтобы Зои поверила в то, что она наконец-то нашла свой путь истинный. Что отныне в ее руках судьба Франции. Потом он самолично сдерет с бедной девочки розовые очки, разобьет, а стекла запихает под веки. И после всего этого будет требовать от нее играть свою роль. — А что ты скажешь, моя Леди? Маринетт не хочет доставлять ему удовольствия видеть, как напрягает ее слишком близкое местонахождение его когтей. Рука Адриана все ещё покоится на ее плече. — Зачем спрашиваешь, если уже и так знаешь, — Маринетт улыбается, глядя прямо в идеальное, ненавистное лицо. — Я сама лично присутствовала при отборе, и Зои, — поворачивается к замершей в нерешительности юной супергероине, — ты — определенно самый лучший вариант. Добро пожаловать в команду.       Зои выдыхает с каким-то облегчением, когда ей наконец указывают на свободное место, приглашая сесть. Маринетт чувствует, как глубоко в душе все сильнее ворочается склизкий клубок змей. Дышать становится трудно.       Леди Баг. Пример для миллионов девушек по всей Франции, если не по всему миру. Искусная целительница, миротворец, посол доброй воли. Любимая женщина Кота Нуара, его правая рука и самое доверенное лицо. Поддержка и опора для всей команды. Вот — кто она на экранах и страницах газет. И именно такую ее видит сейчас Зои. Маринетт дала ей надежду, и когда на лицо Зои брызнут первые капли дурно пахнущей гнили — все, что остается от жертв Кота Нуара после использования его излюбленной способности — катаклизма, когда она своими глазами увидит трупы, что остаются после «переговоров» с террористами, ее, Маринетт, она вспомнит первой. — Ты с утра такая молчаливая, моя Леди, — тихий голос над ухом заставляет змей внутри поднять головы и истошно зашипеть, требуя крови. — Уж не ревнуешь ли? Не беспокойся, эта крашенная блондинка и тени твоей не стоит. — О нет, Кот, — собственный голос, кажется, принадлежит кому-то другому. Той уверенной в себе Леди. Но только не Маринетт. — Все в порядке, правда.       Подумать только, а ведь она действительно была влюблена в него до такой одури, что заикалась, краснела, даже нелепо спотыкалась, стоило ему оказаться рядом.       И какая же это была находка для компании. Войт такой шанс не упустили. Кот Нуар — чарующий, бесстрашный, наглый (но лишь самую малость) супергерой, который лишь одним прикосновением мог до атомов разрушать горы. И ответственная, собранная, заботливая Леди Баг, способная лечить самые страшные раны. Инь и Янь. Лучше и не придумаешь.       Маринетт верила, что их сама Судьба свела, пока жестокие чёрным по белому надписи не доказали ей, что их и всех супергероев способности — всего лишь мутация, вызванная нарочно вколотым препаратом. Никакого призвания и избранности, чистая химия. Спасибо родителям Агреста, которые жизнь положили на алтарь создания сыворотки для человекобога.       Первая любовь чаще всего бывает несчастной и приносит боль, Маринет не может с этим не согласиться — слишком свежи в памяти каменная хватка на горле, недостаток кислорода и пустота под ногами. Кот Нуар не любит, когда что-то идет не по сценарию. И уж, конечно, его бесит, когда любимая девушка пытается помочь каким-то там заложникам, которых придавило обломками здания, разрушенным им чисто случайно. Лучше пусть подохнут, чем жалуются на камеру. Не слишком повредит рейтингу, но все равно неприятно.       О, этот урок Маринетт усвоила. И много, много других. — Это просто невероятное изобретение, моя Леди! — в восторге заявляет Кот, когда Маринетт при помощи выданного ей и очень странного йо-йо связывает по рукам и ногам очередного преступника.       Конец лески зажат в руке и дёргается, когда пленник пытается вырваться. Его лицо перекошено от боли, разве так ведут себя связанные? Маринетт не успевает приглядеться, потому что Кот Нуар оказывается сзади, слишком близко, берет ее руку в свою. — Хочешь, покажу, на что оно способно? — ответа не дожидается. Сжимает руку и дергает на себя, резко, очень сильно. Леска не справляется с напором. Хлопок. Мир вокруг вдруг окрашивается в красный цвет. Всего на пару минут.       Маринетт слышит, как йо-йо возвращается к ней с характерным звуком. По лицу стекает что-то тёплое. Стоит сфокусировать взгляд, чтобы к горлу подступила тошнота, а сердцу стало тесно в клетке из рёбер. Человека перед ней больше нет. Есть только живописная кучка из окровавленных ошмёток мяса и ткани. Натюрморт для психованного художника. — Тебе нравится? — с чистой детской невинностью спрашивает Кот. Его пшеничные локоны, мечта половины девушек Парижа, теряют свой блеск, если испачканы кровью. Вот вам и краш, перемоловший душу в фарш.       Выражение лица Маринетт Нуара не устраивает, и он закатывает глаза. — Ну же, моя Леди, ты просто отвратительно выглядишь, когда плачешь.       Сейчас Маринетт бы согласилась. Как можно плакать, когда они ногами давят человечьи внутренности, а на ней этот цельный комбинезон с клоунским красно-черным раскрасом, а на Адриане чёртовы кошачьи уши! Дизайнеров бы повесить.       Или самой.       Трудно шагать вперёд, когда нет своего призвания, а лишь ночные истерики, рвотные позывы, белый шум восторженных криков фанатов, которые видят ее алый костюм, но не видят тщательно застиранные алые пятна.       Маринетт готова утопиться в персиковых духах, но и это не спасёт от кислого запаха металла. А пуля в лоб не спасёт от хищного оскала и вырванного с корнем трилистника во взгляде. — Люблю тебя, моя Леди, — его шепот вытаскивает из череды кошмаров-воспоминаний.       Маринетт хочется перерезать Адриану горло.       Или всадить нож под сердце. Чтобы долго истекал кровью. Чтобы мучился. Как и она. Хотя где найти лезвие, способное повредить его коже… — Я тебя тоже люблю, котик.       Маринетт Дюпэн-Чэн ненавидит Адриана Агреста.

***

— Это точно сработает? — Кагами пристально рассматривает колбы с ярко-зелёной жидкостью.       За окном ревет обычно ласковая и тёплая, но сегодня вдруг безжалостная и дождливая осень.       Маринетт стоит, прислонившись к подоконнику, и наблюдает за Кагами.       Холод. Вот как бы Маринетт описала Кагами, если бы ее попросили сделать это одним словом. И сталь, если бы можно было добавить второе.       Холод и сталь. Они присутствуют в ее взгляде, в ее голосе, в том, как она убивает, и в том, как целуется. Хотя сюда можно было добавить ещё и ярость.       Кагами Цуруги. Что ж, даже имя говорит само за себя. — Точно. Войт уже протестировали это на своих морских свинках. Делает тебя супером на двадцать четыре часа. Побочные эффекты — тошнота, головная боль, а также раковые опухоли в голове после трёх-пяти доз. Но тебя же это не остановит? — Нет.       Ну конечно. Маринетт не знает, родилась ли Кагами в Париже или переехала сюда из Японии, не знает, из какой она семьи и кто по образованию. Зато знает, что у Кагами определено есть свои не сведенные счёты с Котом Нуаром. И это то, что держит их с Маринетт вместе.       На руках Кагами кровь не одного супергероя, вышедшего за рамки. Она та ещё линчевательница, которую Войт бы с радостью упекли за решетку. А еще лучше пулю в висок — и поминай, как звали.       На руках Маринетт кровь не одного ни за что погибшего. Поэтому она, когда выдался случай, оставила Кагами жизнь. А Кагами оставила ей за это шанс. Не на светлое будущее — Маринетт больше не верит в эти сказки — а на вполне себе реальную месть.       Чем они, собственно, и занимаются в этой маленькой квартирке в Богом забытом районе Парижа. У линчевательницы здесь идеальная чистота, плохое освещение, пахнет, почему-то шалфеем, а в шкафу есть полка со сборниками японской поэзии в оригинале. Страницы у книг уже пожелтели, но Маринетт не сильно их разглядывала — Кагами ценит свое личное пространство.       Они знакомы уже пару месяцев. И Маринетт дорогого стоило (учтите сюда жизнь парочки паршивцев в аляповатых плащах) заслужить ее доверие. Но теперь с прелюдиями покончено. Пора разбираться с Семеркой.       Маринетт всегда пробирается сюда через окно и никогда — по-человечески. Через дверь. И тогда квартира превращается в их Злодейское Логово на двоих с безумными и кровавыми планами. Жаль только, что без водопадов.       Она знает, что Кагами орудует не одна, но на личности других бесстрашных ей плевать. — Тебя точно никто не заметил? — Никто. Будь уверена.       Маринетт делает пару шагов вперёд и оказывается слишком близко. Когда Кагами поворачивается, Маринетт может разглядеть веснушки рядом с ее чайными глазами.       У Кагами каждый поцелуй — удар шпаги. Меткий, четко выверенный, острый. Болезненный. И глубокий. Они сталкиваются зубами, это неприятно.       Маринетт более чем уверена, если бы не пуленепробиваемая кожа, то Кагами точно ее бы укусила где-то в районе яремной вены в надежде прогрызть до крови. Или бы задушила. Голыми руками. Но физиология, вызванная препаратом, которые не выветрится через двадцать четыре часа, который Маринетт вкололи ещё в далёком детстве с разрешения родителей — спасибо вам, блять, большое — и без ее ведома, не на стороне Кагами. Определено нет.       И все же Маринетт позволяет впечатать себя в стену, отдаёт над собой контроль, иногда рвано вдыхая.       Эти отношения не приносят обеим ничего, кроме мрачного удовлетворения. И все же, каждый их совместный вечер заканчивается одинаково.       Маринетт сосредотачивается на грубых, но тщательно отточенных движениях Кагами, и проклятая болотная зелень глаз исчезает из памяти. Хотя бы на пару часов.       Маринетт Дюпэн-Чэн более, чем уверена, что Кагами Цуруги ее ненавидит. И Маринетт очень хотелось бы отвечать ей тем же.