Милый мальчик
16 июня 2022 г. в 21:31
– Мне так нравилось, когда ты был маленьким – таким добрым, открытым, непосредственным, всегда тянулся меня обнимать. А сейчас что? Злой и черствый. Где ты этого понабрался? – довольно предсказуемая фраза от моей матери. Впервые что-то подобное я услышал в возрасте 15-16 лет.
В этом много правды. Когда я был маленьким, то часто тянулся к окружающим, максимально пользовался своим детским обаянием. Казалось, что этого ребенка любили все – от попутчиков из соседнего купе в поезде Курган-Москва до воспитателей и учителей в детском саду и школе соответственно.
Хитрость с видом детской предельной честности, расчетливость и серьезные рассуждения с долей наивности, усидчивость в делах, совмещенная с математическими талантами – все это подкупало группу людей, именуемых тогда «глупыми взрослыми». Они видели в этом ребенке то, что они хотели видеть в себе-детях, то есть изначально были людьми другого склада характера, других предрасположенностей. Их все объединяла искренняя вера в то, что этот юный талант обязательно чего-нибудь добьется в будущем. Они верили в чужого ребенка, но казалось, что уже не верили в самих себя – считали себя обреченными, мало на что способными людьми.
Никто не знал, воплотятся ли в жизнь их надежды, и никто не хотел думать о том, что эти ожидания могут не воплотиться. Милый мальчик понимал, что его детское обаяние – это природное и, скорее всего, в какой-то степени необоснованное его преимущество. Не имеет значения, насколько это все было правдой со стороны окружающего мира, ведь он давал вполне конкретные импульсы и сигналы о личной исключительности и природных задатках, в совокупности дающих преимущественное положение среди остальных детей.
Милый мальчик уже с юных лет смотрел на мир своими глазами и хотел проживать собственную жизнь, которая не будет зависеть от ожиданий окружающих и понимал, что его собственный успех зависит от того, насколько умело и уместно будет использовано его «исключительное превосходство».
Понимал ли он, что такое успех и чем он может быть ощутимо измерен? Кажется, что да – он стремился к захвату чужих материальных предметов и ценностей, считал каждую копейку, попадающую в его руки как карманные расходы, каждый карандаш и каждую ручку в своем пенале, проводил постоянную и полную «инвентаризацию» своей собственности.
Окружающие любили этого мальчика и обращали на него внимание своими восхищенными взглядами. Это была умная и говорящая игрушка для них. Они интересовались юным созданием и задавали большое количество вопросов – какое у тебя хобби? Чем тебе нравится заниматься? Что ты умеешь делать? Какие у тебя планы на будущее? Впрочем, все эти вопросы имели характерную черту – все они были не более, чем пустым звуком и больше поддельным интересом, чем искренним. Дети чувствуют фальшь. Это было странное противоречие – неподдельный интерес к факту существования и совершенно глупые вопросы, которые задавались скорее от желания «прикоснуться» к удивительному созданию. Все подобные вопросы для милого мальчика были пустым звуком. Сегодня ты ответил – завтра об этом никто не вспомнил. А если вспомнил – не придал этому большого значения.
Детская непосредственность позволяла пускать пыль в глаза и уходить от ответов на вопросы, которые милого мальчика в тот момент совершенно не волновали.
– В какую школу ты планируешь идти после детского садика?
– Четырнадцать восемнадцать! – ответил милый мальчик. Уверенно, с умным видом. Он не знал как серьезно, по факту, честно ответить на этот вопрос. Да и действительно ли волновало психолога детского сада в какую он пойдет школу?
Психолог и воспитатель одного из курганских детских садиков рассмеялись, когда услышали этот ответ. Все понимали глупость данного ответа. Милый мальчик смеялся вместе с ними, чтобы не выглядеть глупо и неловко, прикрылся своей детской непосредственностью. В это время его интересовал лишь один вопрос – в чем я прокололся? Почему этот ответ прозвучал так, что моментально вызвал лишь смех в ответ?
Это был период активного познания мира и собственного «я». Но никто не видел и не должен был видеть в каких пропорциях познается мир, а в каких – свои собственные возможности в этом мире. Для внешних наблюдателей это малозначительный в развитии ребенка. Сам по себе ребенок, по умолчанию, беден эмоционально, беден интеллектуально, беден материально и финансово – и это не детская вина, а стечение обстоятельств. А способов заработка и выживания у бедных два – украсть или обмануть.
Однажды, милый мальчик серьезно сосредоточился на саморазвитии – заблаговременному планированию своего (и только своего) будущего (как краткосрочного, так и долгосрочного), забыв про познание окружающего мира и находящихся в нем людей. Его в принципе перестали интересовать люди как объекты духовного взаимодействия, как социальные объекты для общения и передачи друг друга опыта и знаний. У милого мальчика возведены в абсолют две важные и непоколебимые для него вещи – он и его будущее благополучие. Это база. Это основа.
Как водится в теории менеджмента и управлении производством – есть основные процессы, создающие ценность, а есть обслуживающие и вспомогательные – их обеспечение является обязательным условием функционирования основных процессов. Люди для милого мальчика были исключительно производственным ресурсом, элементами вспомогательных и обслуживающих процессов. Важных момент – не просто люди как сами по себе существующие социальные объекты, а как владельцы материальных и социальных ресурсов, включая в том числе возможные потенциальные знакомства с другими людскими ресурсами, которые могут также потенциально включаться в какие-либо вспомогательные и обслуживающие процессы.
Мышление производственно-управленческими терминами с ранних лет, конечно же, само по себе являлось мотиватором для милого мальчика, которое как закрытый ящик Шредингера (даже от самых близких людей и родственников, друзей и знакомых) формировало эгоцентризм, нарциссизм, повышенное чувство собственной важности и превосходства. Это именно то, что делает маленького таланта большим талантом – непоколебимая уверенность в себе и собственных действиях, исключительно направленное на себя целеполагание.
Милый мальчик, милый мальчик… Ты так юн, а уже познал жизнь. Ты – идеал Вселенной. Воплощение доброты, показной и социально одобряемой любви к жизни, родственникам и окружающим, блеска ума и разума – его внешней морально-нравственной чистоты, а также блеска тех элементов сознания, которые не будут доступны и самому Господу Богу, даже если допустить наличие его существования.
Каждый день милого мальчика – это свободная от забот, ответственности и домашних обязанностей жизнь, полная грез и забот о грезах жизни, в которую часто вторгаются вопросы увеличения своего материального могущества. Где мораль и нравственность в жизни милого мальчика, какое место в его душе и разуме занимает часть с важными философскими вопросами? Не знал этого никто, и он сам. Впрочем, были и другие, более важные вопросы. И качества, которые он отмечал в себе по мере взросления.
Полное безразличие перед шокирующими кадрами расчленения людей и животных, абсолютное спокойстве во время просмотра триллеров и ужастиков даже в ночное время на фоне постоянно сочувствующих чему-то окружающих словно они специально нанятые плакальщицы. Это замеченные милым мальчиком его отличия от других людей – сложно было их не заметить, когда слезы родственников от очередной смерти животного совмещались внутри лишь с трезвыми экзистенциальными размышлениями, без какой-либо доли сочувствия и сострадания.
Милый мальчик, как водится с остальными его отличиями от окружающих, воспринимает данные факты также, как и все остальные свои черты индивидуальности в зарождающейся личности как выгодные к использованию. Но впервые сталкивается с несогласием, неодобрением и осуждением того, что, казалось бы, его выгодно должно выделять среди остальных. Почему? – думает он. Ведь это я, а это – то, из чего я состою. И все это по умолчанию прекрасно.
Впрочем, сила общественного мнения и всеобщего осуждения к такой черте, как отсутствие сочувствия и эмпатии, заставила его задуматься. О том, чтобы привести это качество к социально приемлемой форме, которая позволила бы ему продолжать увеличивать окружение как ресурс и человеческий капитал. Нужного случая долго не подворачивалось. Какая же была радость, когда случай таки подвернулся.
Умер попугай. Очередной кусок мяса с перьями, который мог лишь истошно кричать и клевать зерна, откинул свои крылья от старости. Все кругом заливаются слезами. А для милого мальчика это отличная возможность проявить несвойственные ему качества доступными методами. Публикация фотографии с разлагающимся телом пернатого, грустными смайликами и сообщением скорби – отличная идея, от которой все в шоколаде. Самое чистое и нравственно высокое проявление эмпатии. Молодец – потому, что выразил несуществующую боль так, как этого раньше не делал никто.
Когда мать милого мальчика вспорола себе живот от безысходности существования в нищете с двумя детьми и бабушкой в однокомнатной квартире на окраине провинциального города, на которую наложилась семейная драма, он находился рядом со своей сестрой. Озабоченный своими детскими делами и мыслями. Оглушительный крик и слезы сестры – как пожарная сигнализация при реальном пожаре. Именно она в доме была одним из главным ориентиров безусловной нравственной чистоты. Стало ясно сразу, что для нее это будет одним из самых страшных воспоминаний в жизни. А для милого мальчика это был лишь очередной жизненный эпизод, хоть и в той форме, которую он раньше никогда не видел и не мог бы увидеть по собственной воле.
Мать со вспоротым животом на стуле посреди кухни и ножом в левой руке. Красная кровавая лужа. Кровь, стекающая по животу и по ногам – капля за каплей. И абсолютно пустые стеклянные глаза. Это глаза, из которых стекала жизнь. Это почти конец, кульминация, но еще не завершение истории. Последние мысли, крутящиеся в ее голове, так и не были озвучены. Это было завораживающее зрелище, с которым было неясно что делать. Продолжать смотреть, биться в истерике, предпринимать какие-то действия – в голове не было таких вариантов событий. Это была картинка из фильма, на которую оставалось только смотреть. В одночасье изменились социальные роли. Сестра стала мамой – главой семейства и теперь уже не имела права на ошибку. Милого мальчика быстро прогнали с кухни, настоящее геройство осталось вне его глаз.
Мог ли милый мальчик переключиться с мыслей о материальных вещах на то, что становится предметом вечных рассуждений о жизни и смерти, ощутить страх от происходящего? Мог, но не переключился и не ощутил того, что ощутил бы любой нормальный человек на его месте. Это то, что было социально порицаемой, и тем не менее характерной для него чертой. Особенностью, если хотите. Он не понял, что происходит, также как он не понимал ценностей кровной связи. Он знал лишь то, что люди – это социальный и при необходимости взаимозаменяемый социальный капитал. А некоторые материальные вещи, создаваемые людьми, – уникальны и многие из них уже не повторимы сами по себе.
Его мысли были поглощены тем, что скорее всего теперь модненький мамин телефон – тоненький розовый Motorola Razer теперь останется в его владении. Это будет его новым материальным ресурсом, который он себе присвоит. И ничто не может быть более ценно, чем предметы материального мира, которые так трудно добываются и так легко достаются.
Шли года. Он так ничего и не понимал, не осознавал. Никто не говорил ему прямо никаких прогнозов и не объяснял то, что произошло тогда на кухне. Это осталось в память как один из небольших и незначительных жизненных эпизодов. Жизнь продолжалась дальше.
Милый мальчик прошел центр временного содержания, по структуре жизни больше похожий на детский дом, год в другом городе с отцом, который решил его забрать точно в момент, когда ему никто не мог бы противостоять. Но, как оказалось, в качестве временной игрушки. Впрочем, это все взрослые игры, которые милого мальчика никогда не интересовали – у него были собственные игры, в которые не посвящались взрослые. Единственное, что его волновало – внезапно появляющиеся и увеличивающиеся запреты. На ночную жизнь, на звонки домой и то, что кажется с каждым днем для него становилась все прозрачнее семейная трагедия, которая воспринималась уже не как мимолетное событие, а как паззл из череды событий, которые не должны были происходить.
Возвращение мамы спустя год стало значимым событием в жизни милого мальчика, падкого на красивые вещи и предметы роскоши. Она приехала забрать его, перелетев пол-России, в совершенно новом образе, которого он раньше не видел в этом человеке. Яркие наращённые ногти фиолетового цвета с узором, вкуснейшего запаха духи – это то, чего он не видел последний год у тех, кто его окружал, и очень редко наблюдал за все свое недолгое существование. Для него это был сигнал и символ о новой жизни – богатой и роскошной. Такой, какую он всегда хотел увидеть, но не мог. Подарки с большими коробками настольных игр и новый модный для того времени телефон – это все тут же его подкупило. Это называется покупкой детской любви.
Материнское сердце знало, какой ключ откроет сердце ее ребенка, которого она растила. А ребенок думал о деньгах, роскоши и материальных благах, думая, что он обхитрил всех окружающих.
Прошел десяток лет, а то и больше. То, что когда-то было милым мальчиком, оскалило зубы. Научилось выражать свое мнение и говорить людям то, что их представления о его жизни совсем не совпадают с его собственными представлениями. Стремление к материальному богатству, на которое наложились слова «кто платит и обеспечивает тебя, тот и имеет право решающего голоса», стало явным и бескомпромиссным.
Где же тот милый мальчик, где он понабрался черствости? Он сам спустя годы пришел к выводу, что черствость – его природный задаток. И отсутствие эмпатии и сочувствия к окружающим – это то, что помогло ему не впасть в панику и прожить детство непосредственным и жизнерадостным ребенком, не переживая о том, на что он не имел никакого влияния.
Много утерянных морально-нравственных уроков пришлось усваивать уже в более осознанном возрасте ценой разбора внутренних противоречий и личных жизненных трагедий. Каждый раз, когда выросший уже мальчик в молодого человека слышал от родственников об изменении своего характера в худшую сторону, он в ответ давал лишь надменную насмешку – если бы вся категория «глупых взрослых» узнала, что стояло за милотой и показной любовью, за которой скрывалось желание красивой жизни… Он страшно боялся заводить детей – он всегда уязвим перед теми, кого пускает в свой близкий круг и не готов обнаружить в нем жестокость и использование себя как материального ресурса. С этими задачами прекрасно справлялись и другие люди, встречавшиеся ему на жизненном пути.