Безэмоциональная

      Синие шторы не пропускают лучи утреннего солнца в мрачную комнату. Книги и документы на иностранном языке разбросаны по помещению, запиханы в переполненные ящики и забыты под помятой постелью, на которой лежит звездой спящая учёная. Под её ладонью трезвонит будильник, и Ханджи слабо тыкает в экран. Пальцы не попадают кнопке выключения, и она недовольно фыркает, лениво раскрывая веки. В глаза бросается размытый белый свет, исходящий от экрана, и Зоэ тянется к тумбочке у кровати, чтобы надеть очки. Рука шарит мозолистыми пальцами по деревянной поверхности, но в ладонь попадается только гигиеническая помада, а очки волшебным образом исчезли, что не обрадовало девушку. Ханджи обвела взглядом кабинет и обнаружила тёмный силуэт, склонившийся над ней, и в руку сунули протёртые очки.       — А, Траут, это ты, — говорит Зоэ с долей удивления в голосе, когда надевает их; мелодия будильника прекращается. — Я тебя не звала. Что-то случилось в лаборатории?       — Нет, — коротко выдаёт Карвен и, выпрямившись, отходит к занавешенному окну. — Не беспокойтесь, Сони и Бин тоже не тронуты, если вы хотели спросить о них.       Траут распахивает тёмные занавески, и неубранная комната заливается потоком лучей, вынуждая Зоэ часто заморгать. Растрёпанная Ханджи собирает волосы в небрежный пучок красной резинкой, снятой с запястья, и поднимается с матраса. Уборка бардака, будто здесь прошёлся ураган, не помешает, но Ханджи быстро забывает об этом: на сегодняшнюю субботу у неё запланировано другое занятие.       — Траут, жди меня на улице, — командует учёная и наскоро выхватывает из комода чистую одежду в виде джинсов и серой футболки, выбегая из спальни от вопросительных слов светловолосого андроида.       Карвен пожимает плечами и выходит из комнаты, тихо закрыв дверь.       Траут проходит в прихожую и, взглянув в висящее на стене зеркало, убеждённо кивает. Траут достаёт ключ из брюк. Она выходит на крыльцо двухэтажного дома. Прохожих мало, и это не удивляет: восемь часов утра, и большинство граждан предпочитаю спокойно спать до обеда.       Пока Карвен наблюдает за «проснувшимся» солнцем и покачивающимися деревьями, Зоэ выбегает на улицу, чтобы понять обстановку. Солнце нещадно пекло, и дующий ветер казался тёплым.       — Ханджи?       Траут неожиданно поворачивается, улавливая звук раскрывающейся упаковки — Зоэ вздрагивает. Она, опираясь плечом на дверь, ест ягодное мороженое, и водные капельки ручейками скатываются по рукам.       — Да?       Зоэ пластиковой ложечкой отправила кусочек сладости в рот, вновь заговорив:        — Если ты хотела спросить про то, куда мы направляемся, то в парк, — отвечает Ханджи, спускаясь по ступенькам на асфальт.       Парк находился недалеко от их района. Небо казалось лазурно чистым, без единого облачка, словно кто-то стёр их. Девушки прошлись по аллее, по бокам которой шелестели деревья. В траве прятались маленькие солнышки — одуванчики. Траут рассматривала их, хотя в её программу включены изображения всевозможных растений.       — Ханджи, для чего вы решили прогуляться со мной? Бин и Сони должны быть готовы в срок. Мы отстаём на четыре дня по графику.       — Не мы, а я, — поправляет Зоэ. — Неужели ты не хочешь делать что-то, не касающееся работы? Лето — прекрасное время года. Грех сидеть дома.       — Вы атеистка, Ханджи.       — Ты поняла мою мысль.       — Если вам это нравится, то я не против, — монотонно отвечает Траут и привычно пожимает плечами.       Зоэ останавливается. Карвен смотрит на дорогу и невольно анализирует камешки под ногами. Она, не прерываясь, осторожно спрашивает:       — Я сказала что-то не то?       — Нет.       Ханджи качает головой и хватает Карвен за руку. Они идут к маленькой цветущей полянке.       — Просто теперь я понимаю, что обязана показать тебе, как проводят выходные, особенно летом.       Они садятся на землю, и трава щекочет голые руки Зоэ, которая собирает ромашки и одуванчики. Она переплетает стебли — эти движения не забыты с детства, — и постепенно собирает простенький венок. За этим наблюдает Траут, иногда протягивая Ханджи цветы.       — Готово, — улыбаясь, Зоэ кладёт венок на макушку Карвен. — Летом можно плести венки, потому что много красивых цветов, — по-детски объясняет она.       — Это вредит природе. — Траут вертит венок в руках.       — Блин, да ты дальше работы ничего не видишь, — вздыхает Ханджи и поднимается, отряхиваясь от прилипшей травы. — Идём, я хочу пить.       По почти опустевшим улицам они идут к случайному магазину, где должна, как говорила Зоэ, продаваться её любимая газировка. Карвен сверяется с навигатором, встроенным в ладонь.       — Класс, — довольно протягивает Ханджи, когда они выходят из магазина. — Хочешь куда-нибудь сходить?       — Вы уже знаете мой ответ, Ханджи.       Они возвращаются домой. Зоэ надеялась, что Траут захочет где-нибудь отдохнуть и повеселиться, но Траут отказывалась от любых предложений и не высказывала собственных желаний. Будто детская обида теперь таится в Ханджи. И плевать, что по графику они отстают.       Ледяные капли будто отрезвляет. Тучи заполоняют недавно чистое небо. Карвен дёргает Зоэ за подол футболки и ведёт к детской площадки.       — Вот.       Они забрались в беседку. Вдали, где раньше мельтешило горячее марево, по небу будто красками растекается радуга.       — А ты всё-таки привела меня туда, куда сама захотела, — усмехается Зоэ и поправляет свалившиеся во время бега очки. — Быстро учишься, Траут.       — Это погода, — оправдывается Карвен. — Если бы вы успевали по графику, я бы могла не беспокоиться о том, что мы проводим день, будто какая-то семья.       Зоэ замирает; Траут нисколько не смущается, словно специально сказала это. Её бесстыжий взгляд так и говорит: «да, это так». Ханджи после нескольких секунд молчания звонко смеётся, будто ей рассказали самый смешной анекдот в мире. Она в отместку чмокает Карвен в щёку, оставляя прозрачный след фруктовой гигиенички.       — Как тебе такое, а? Как хорошо, что я сделала тебя не безэмоциональной.