Что бывает после трансляций?

***

Никто не мог сказать бы, что тик ток для Феликса не имел значения. Именно по этой причине он сегодня и провел трансляцию, улыбаясь сладко и жмурясь от комментариев фанатов. Быть рядом в этот момент, наблюдать, имея возможность взглянуть со стороны и смотреть на него как можно больше. Хенджину нравилось следить за действиями своего парня, а ещё видеть его улыбку. Самое замечательное, что может быть на этом свете. То, как розовые губы поднимаются в улыбке, озаряя светом веснушчатое лицо. Так прелестно. Феликс любил снимать видео, запечатляя на них танцы. А ещё он любил своих фанатов, как и все остальные мемберы. Горячо любимые, лучшие и важные, те, кто поддерживали их. А Хёнджин любил наблюдать. За тем, как происходит съёмка, иногда глупо вздыхать за кадром или закатывать глаза. Это часть ритуала. Хвану нравилось понимание, что Ликсу всё это доставляет удовольствие. Хотя его можно было получить и иным образом… Например, от мягких поцелуев в тонкую белую шею, чтобы следом рассмотреть следы от распустившихся цветов на его коже. Непозволительная, редкая возможность, когда можно окрасить её поцелуями вместе с укусами. Этого хотелось всегда. Поэтому Хёнджин так завороженно наблюдал за каждым действием, он делал это вовсе не потому что после его ждёт награда. Ну, может, капельку. И эта капля вызывала бурю эмоций под рёбрами, заставляла лёгкие сжиматься с бешеной силой, а сердце падать слишком низко. Предвкушение застилало глаза и заставляло мягко обнять, коснуться носом тёмной макушки, чтобы следом зарыться в неё ненадолго. (Так мягко и тепло, как бывает только рядом с ним) Хван любит не только за объятия, прикосновения, ждёт не только действий. Ему нравятся мягкие улыбки, аккуратные, невесомые касания, смех, иногда неловкие шутки. Приносит радость всё то, что радует Ликси. Абсолютно всё. Окончание эфира приносит тихую нотку сожаления и радость глубоко под ребрами. Вот упускается возможность увидеть ещё одну сторону Ли, изучить её получше, чтобы позже понять, как сделать ещё счастливее. Но окончание трансляции означает появление времени только для них двоих. Да, они по-прежнему в общежитии. И по-прежнему раздельно. Хенджину стоило огромной силы воли просто не оставаться через день у Феликса, когда у них всех свои комнаты. Отдельные комнаты — это просто замечательно, заманчиво и значит, что ему не придется каждый раз терпеть неудобства, в попытке занять и забрать своего малыша из рук остальных участников. Но теперь они в разных общежитиях. И этот факт действительно разбивал Хвану сердце. Оставаться в бардаке со своими любимыми хёнами, жертвуя просмотром фильмов под боком у Феликса. Это просто невыносимая утрата, которую хочется восполнять каждый день. Пожалуй, лучше даже чаще. Потому что чувствовать, как дыхание прерывается с каждым разом чаще, а в глазах ярко при виде него — немного нездорово. Однако всё же пришлось смириться со всем. Особенно за срок длиною в полгода, ровно таких же приходов и тяжёлых вздохов, за которыми следовали на редкость тёплые объятия. В маленьких ладонях Ли всегда было тепло. После окончания эфира Ликси наконец отдаёт всё внимание тому, кто находится рядом с ним. Теперь эта улыбка принадлежит только ему, прикосновения, медленно идущие от плеча к щеке. Один Хёнджин может видеть взгляд, полный любви и обожания. Он в ответ всегда дарит такой же, не менее нежный и согревающий, пропитывающий с ног до головы теплом. — как дела, Ликси?  — спрашивает, заправляя тёмную прядку за ухо, дарит тёплую улыбку. У него сердце колется от количества любви. Все эти эмоции греют ощутимо, забираются поближе к сердцу. Ли улыбается в ответ, пожалуй, ещё ярче. Сияет, как солнышко, показывая ровный ряд белых зубов и гладит. Снова гладит. — отлично, а у тебя, Джинни? — рубрика вопрос-ответ, что скажете сегодня вы? — лучше некуда: мой любимый парень наконец закончил эфир, и я, так полагаю, уделит теперь время мне? — взгляд исподлобья, слишком мягкая и хитрая улыбка, вперемешку с огоньком в тёмных глазах. Феликс не сдерживается от тихого, совершенно чудесного смеха, оставляющего отпечаток глубоко под кожей. Он вырезает неповторимый узор там же. — я думаю, да, — кивает с важным видом, устремляет взгляд чуть ниже, в попытке спрятать насмешливое выражение, — но только если хорошо попросишь..... И тут же смотрит в сторону. Кто тут ещё лис? От таких неожиданных выкрутасов приходится навалиться сверху грузом. Прижать его тело к своему как можно ближе, чтобы почувствовать сокровенное тепло и радость. И в следующий миг поцеловать: нежно, пока только касаясь пухлыми губами губ напротив. Лизнуть аккуратно нижнюю, а после медленно приоткрыв глаза, проследить за реакцией. У Феликса щеки розовые слегка, веснушки стали ярче. Кончики пальцев слегка подрагивают, но это не от страха, от предвкушения. Грудь вздымается под ним всё также мерно, но сердце бьётся неспокойно, с волнением. — детка, какой же ты красивый, — прошибает током. Удар проходится от кончиков пальцев до самой макушки, пробирается до корней волос. У Феликса нет и единого шанса на спасение, после того, как его назвали так. Когда горячо прошептали, прямо рядом с ухом. — ты дрожишь? , — нежно спрашивает, целует в скулу, затем в мочку уха, спускаясь ниже, — я уверен, что от предвкушения И это правда. Ликси никогда не стал бы дрожать от страха перед своим парнем, не боялся его, только лишь безгранично любил. Обожание пересекло все возможные мерки. Оно могло стать почти невыносимым. К счастью, это было взаимно. Любовь в глазах Хенджина была нескрываемой, отражающейся каждый день с тихими вздохами. Она проявлялась в лёгких касаниях, улыбках, простых вопросах. Абсолютно во всём. — я правда просто хотел посмотреть фильм, — сообщает, прежде чем лизнуть маленькую ушную раковину и пробраться к мочке, чтобы поцеловать — и чем это в итоге заканчивается? — вопрос риторический. Ответа не требует, всё понятно и так. По поцелуям, переходящим снова на шею, а следом и на ключице. По маленьким, вжимающимся в светлые, длинные волосы пальчиками. У Хвана опять перехватывает дыхание от количества любви. Ему нужно срочно её выпустить, вместе с жадными поцелуями. — ты такой красивый, Ликси, — на грани, заглядывая в глаза со звёздами Феликс сжимается от этих слов, краснеет и кивает. Касается пальчиками родных скул, чертит дорожку через щеку. Ему приятно и хочется в ответ сделать также. Но сначала главное, щемящее. — нужно закрыть дверь, — голос охрип неожиданно, от того и ниже обычного Ему после этих слов улыбаются неожиданно, с ухмылкой, растянувшейся по лицу. — что ты хочешь, чтобы я сделал с тобой, родной?  — спрашивает нежно и Феликса выворачивает наизнанку, и он без понятия, как собрать себя обратно, когда остались одни части. Говорить в этой ситуации смущающе трудно и больно, до такой степени, что болит под ребрами. Но Феликс научился зарывать смущение поглубже и говорить то, чего он хочет. Потому что озвучивать свои желания — важно. — хочу тебя внутри, — даётся с поалевшими щеками и кончиками ушей. — прелесть, — кивает, в последний раз позволяет себе провести по бедру. И отстраняется Хенджин медленно доходит до двери и закрывает ту на замок, дёргает медленно за ручку, проверяет, а точно ли. Его всё это время ждут. Но глаз не сводят с потолка, потому что теперь положение другое и остаётся только ждать. Когда он вернётся с знакомым теплом и жаром, чтобы подарить ещё больше приятных ощущений. Неловкое, нетерпеливое ерзание и нежный взгляд в ответ. На этот раз садится рядом и похлопывает по бедру, прося приподняться — одно условие, Ликси, — шепчет заговорщицки, приставляя палец к пухлым губам. — да? — он уже согласен на всё, лишь бы в него вошли и целовали с прежней страстью — ты будешь тихим для меня? Какой глупый вопрос. Конечно, будет. Он будет для него любым. И громким и тихим. Лишь бы нравилось, вызывало вибрации по телу и будоражило всё внутри. — хорошо, — отвечают тихим, невесомым кивком и прикосновением к талии. Гладят. А после всё замедляется и ускоряется одновременно. Когда Хван стаскивает медленно мешающийся свитшот, оголяя грудь и предоставляя себе на неё монополию. Он гладит её нежно, выцеловывает каждый сантиметр, вызывая мурашки по телу. И этого слишком много. Поэтому Феликс упрямо пускает пальцы в светлые волосы, настырно отводит макушку в сторону, говоря так быть быстрее, грубее. И его слушаются. Хёнджин вообще никто, чтобы отказывать своему любимому. Он двигается всё также горячо, когда мажет языком около ключицы, пробиваясь по бугорку, проходит по ореолу сосков. Нежно. Снова целует, спускаясь к животу, уделяя особое внимание милой впадинке. Гладит бёдра, пролезает под кромку нижнего белья, оттягивает мешающие штаны. Но этого недостаточно. Ликс тоже хочет видеть. — разденься, пожалуйста, — не просит, а умоляет, извививаясь под ним. У Хвана взгляд хищника, но одновременно и понимающий. Выпрямляется только для того, чтобы поднять руки вверх и следом завести назад, стянуть с себя мешающую одежду. Под ней тело закалённое тренировками, твёрдое, с выделяющимися мышцами. Ли сколько их не видел, никогда не может реагировать спокойно. А как бы вы отреагировали на совершенство? Но вся красота прячется в глазах смотрящего. — так лучше? — целует с улыбкой в уголок губ, чтобы следом толкнуться между ними языком. Переплести их, не прекращая прикосновения. Феликс от касаний стонет тихо в чужой рот, гуляет руками по торсу, прижимая к себе. Другие руки, на порядок больше, в это время стягивают последнюю одежду, оставляя их друг перед другом обнажённым. Их возбуждение слишком явное. Они трутся членами друг от друга, позволяя предэякуляту стекать по ним. Горячо и хорошо. Ли толкается навстречу, желает найти больше точек соприкосновений, пока Хёнджин медленно меняет позу. После поцелуев приходит, настигает волной ещё большее возбуждение. Оно заставляет опуститься глубже, желая большего. В голове ни одной конкретной мысли, кроме той, что вертится на языке уже давно. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя. — как же я люблю тебя, — вырывается наружу, вместе с всхлипом от наслаждения. Секунда передышки, неловкое шуршание и снова пухлые горячие губы на его губах — я тебя тоже. Так сильно, — с не меньшим рвением и страстью. Хенджин находит смазку в их привычном месте. Он наносит её на пальцы, оставляет стекать холодом, пока не взглянет в глаза напротив вопросительно — встанешь для меня на колени, детка? — вопрос нежный, гладят в это же время по животу жгучими движениями — прикосновениями. Феликс тут же подчиняется. Становится на колени, прогибается и не думает о том, что они как в дурацком порно. Это совсем неважно, важно только его дыхание рядом, горячие, нежные слова, а ещё поцелуи. Потому что они сглаживают абсолютно всё. Первый палец оказывается погружён внутрь слишком быстро и незаметно, с тихим, приглушённым стоном, потому что его тут же целуют. Наваливаются сверху заставляя дрожать. Движения плавные, медленные, над ним издеваются словно, вынуждая умолять. — Джинни, пожалуйста… Быстрее, — всхлипывает, толкаясь тазом назад и на него наверняка сейчас смотрят скептически. Но. Соглашаются. Идут на всё, потому что второй палец медленно толкается внутрь. И первое впечатление обманчиво. Потому что через секунду движения становятся грубыми, невыносимыми. Они вбивают Ликса в постель, вынуждают грязно стонать в поцелуй. Поцелуи заглушают всё. Боль, стоны, наслаждение, приглушают, превращая в фон. — тебе нравится, родной? — шёпот в самое ухо, а затем поцелуй туда же Кивает судорожно, разводит ноги и толкается. Насаживается на длинные пальцы, нашедшие простату. Те долбят нещадно, но так хорошо, что аж горячо. Колени подкашиваются, желание всё больше притекает к животу — о-очень, — скулит, не сдерживаясь, — поэтому… — чего хочет мой родной? — прикусывая затылок, оставляя свой след — войди в меня скорее, — на грани хрипа. Подобная просьба — закон. Только для неё приходится отстраниться, давая почувствовать холодок и уходящее так быстро тепло. Ликс за него хватается, сглатывает, пока забывает наблюдать. За тем, как по члену раскатывают презерватив, открыв те самые, оставленные на всякий случай. Как по возбуждению любимого скатывается холодная смазка. У Феликса мутит в глазах, внутри всё дрожит. — всё хорошо? — спрашивают, переворачивая на спину и целуя в шею Кивает в ответ тут же, как болванчик и задерживает дыхание. В него входят медленно, растягивая постепенно узкие стенки, пока только головкой. Но уже так всё вокруг сладко сводит. Ли обхватывает любимого крепче, хватается за него ногами, прижимает близко. И за время этой близости, Хёнджин медленно входит, проталкивается сквозь узкие горячие стеночки, принося новую волну удовольствия. Когда они наконец могут соприкоснуться друг с другом до конца, Хван останавливается. Выжидает, когда Ликс привыкнет, вспомнит, что ему так нравится. И на моменте с пришедшими воспоминаниями он начинает толкаться. Сначала медленно, размеренно, а после, под тихий скул, смешанный с поцелуями, глубже, резче. Они не замечают как проходит время, как быстро то пролетает, пока они остаются в объятиях друг друга. Мягкие, тёплые слова о любви, греют их сердца. Они целуются до потери пульса. Буквально. Пока в них не остаётся сил, лишь для того, чтобы рухнуть друг с другом, переплетаясь в объятиях. И даже тогда мягкие прикосновения не прекращаются — Ликси? — ...Мммм? — отзывается хрипло и сонно — я тебя очень люблю, — звучит неожиданно смущённо Небольшая пауза, копошение среди уставших тел — я тебя тоже Хёнджин лелеит Феликса искренне. А последний, пытаясь сообщить о своих чувствах, каждый день сжимает в объятиях, а после украдкой целует. У них разные способы, но одно следствие.