Побрякушка

Если бы кто-то из министерства магии, совершенно случайно оказавшись в этот поздний час неподалеку от трактира «Кабанья голова», вдруг заглянул в это весьма сомнительное заведение — ему явно понадобилось бы какое-то время, чтобы осмыслить увиденное. Вполне вероятно, представшая перед глазами картина заставила бы проходившего долго протирать глаза и щипать себя за руку. А уж Рита Скитер была бы в неописуемом восторге! По счастью, никто не проходил в этот час мимо мрачного трактира на окраине Хогсмида. И потому некому было заметить, что сидящий в темном углу, как раз под полкой для посеревших от пыли бутылок с неизвестным человечеству содержимым, не кто иной, как младший помощник министра магии, Перси Игнатиус Уизли. Собственно, сказать, что он сидел, было бы неверным. Скажем так, он чудом сохранял равновесие, навалившись на тусклую, покрытую разводами и пятнами столешницу. Вероятно, даже родные братья удивились бы, что их образцовый Перси может так напиваться. Да он и сам не поверил бы в подобное всего лишь пару лет назад. В полутемном помещении, освещаемом лишь парой засаленных свеч, в этот поздний час помимо Перси было всего лишь несколько посетителей — пара гоблинов в длинных плащах, горячо обсуждавших что-то шепотом и сверлящих друг друга убийственными взглядами, да сомнительного вида существо, кутавшееся в подозрительный балахон. Но вот и гоблины ушли. И существо как-то испарилось. А Перси так и остался, задумчиво взирая на разводы. О, они могли бы сообщить о напитках данного заведения намного больше, чем любое меню, если бы таковое даже и имелось. Вот это большое зеленоватое пятно было оставлено, кажется, еще во времена восстания гоблинов, использовавших это помещение как свой штаб. Легко представить себе их бурные дискуссии, с кривящимися от злости лицами, нетрудно вообразить логично следующие за дискуссиями жаркие дебаты с применением магии и иногда зубов. И каждый этап, так уж получалось, неизменно сопровождался расплёскиванием напитков. Изумрудный цвет был характерен для зеленого рыбного эля. Его своеобразный вкус описывался еще в древних сказаниях времен Основателей. А вот эта обугленная ямка — память о случайно пролитом настоящем Горячем вине. По слухам, его делали какие-то дальние предки Балауров, затерявшиеся в самых глубоких и темных пещерах самых высоких Румынских гор. Оно настаивалась на желчи убитого обманом Дракона, и одним из его обязательных ингредиентов был оторванный в схватке ноготь Иеле. Долгое время этот напиток считался лишь выдумкой, плодом буйной фантазии сошедшего с ума винодела. А потом эту замечательную субстанцию привез из Румынии какой-то безумный колдун. Как он ее получил, до сих пор осталось неизвестным, потому что колдун умер после первого же глотка, а вот следы от капель, упавших на стол, так и остались. Подле ямки виднелось что-то, отдаленно напоминающее кровоподтек. Неизвестно, каким заклинанием пытался убрать со стола пролитый херес слегка подвыпивший посетитель, но на пятно это подействовало весьма бодряще, и оно навечно осталось на потемневшей от времени и где-то слегка растрескавшейся столешнице. Не то чтобы кто-то особенно пытался его убрать, но при беглой чистке оно явно не поддавалось удалению. Сей поучительный пейзаж, хранящий в себе памятные события Истории, был щедро присыпан хлебными крошками и кое-где смягчен чуть золотистыми жирными пятнами от мясного соуса. К сожалению — или к счастью — Перси совершенно не замечал ничего. Весь вид его говорил о глубочайшем равнодушии к окружающему. После третьей кружки эля и второго стакана огневиски он был глубоко погружен в себя. Странное дело, хоть алкоголь послужил причиной некоторой раскоординации движений, в мозгу стало вдруг очень ясно. И Перси смог наконец-то всесторонне рассмотреть те вопросы, о которых стремился забыть, когда был трезв. «Да я видеть больше не могу такого как ты! Подхалим! Карьерист! Подлиза!» — конечно, у них дома все отличались повышенной эмоциональностью, но тот вечер прошел уж совсем отвратительно. Особенно обидно было то, что в огромной семье Уизли не нашлось никого, кто принял бы сторону уверенно строящего карьеру министерского работника Перси Уизли. «Неужели они завидуют мне? Быть того не может! Не все же сразу», — проносилось в его кипящем мозгу, когда он вновь и вновь вспоминал искаженные неприязнью лица братьев. «Как ты мог? Ты что — совсем голову потерял во всем этом министерском дерьме? — кричал ему Фред. Да, близнецы всегда любили крепко выражаться, но в этот раз сказанное было не шуткой. Они на полном серьезе считали его мерзавцем. Осуждающий взгляд отца, молчащего все время, лишь подтверждал страшную догадку: Перси и вправду лишний в этом шумном и бестолковом доме. Никто даже не собирался вникнуть в смысл его рассуждений, никто не хотел узнать подоплеку его поступков и постараться объективно посмотреть на контраргументы другой, противной стороны. Как получилось, что Перси стал им противен? А ведь он так ясно читал это брезгливое презрение в их глазах. Самым обидным было разочарование матери. Она всегда так гордилась им. Так радовалась его успехам. Так верила в него. А теперь смотрела на него печально и… разочарованно. Чужие люди, чужие идеи оказались им дороже родных членов семьи. Мифическая мудрость и прозорливость Дамблдора, будь он неладен, заставила принять другую сторону, оставив его, Перси, в противниках. Наверное, нет ничего горше, чем покидать отчий дом, потому что тебя там больше не любят. Не принимают, не ждут. То есть, конечно, если он сейчас же раскается, посыплет голову пеплом и встанет на колени перед Дамблдором, во всеуслышание объявив в Косом переулке о возвращении Того-Кого-Нельзя-Называть, отец с облегчением улыбнется — наконец-то все идет правильно и не надо ни на кого сердиться. У него такая беззащитная улыбка. Все-таки Артуру Уизли не без труда давались строгие взгляды, гораздо привычнее ему лучиться светящейся теплой радостью. Мама, безусловно, тоже бросится немедленно обнимать своего вернувшегося заблудшего сына. И плакать будет, конечно. Вероятно, она и сейчас плакала. Тихо, стараясь не огорчать и без того грустного мужа и не настраивать против Перси и без того сердитых близнецов. Может, Джинни тоже запрыгает где-нибудь рядом, заверещит и бросится его обнимать. Хотя она ведь совсем уже взрослая. По крайней мере старается такой казаться. Мантию вон перекрасила какими-то чарами. Нос держала высоко поднятым. И все вздыхала по этому Поттеру, Мальчику-Который-Лжет. Иногда Перси хотелось отмотать вот это вот все назад, как бывает, если слишком быстро вытаскиваешь голову из омута памяти. Отмотать и остановить. Взять в охапку свою семью и уехать куда-нибудь на край света, в Австралию, например. Да хоть в Индию. Просто оказаться далеко от туманов, страха, смертей и этой вот смутной недосказанности. Когда все чувствовали, что происходит что-то не хорошее, но каждый объяснял это по-своему. И заунывный призрак надвигающейся Войны рвал семейные связи, врывался в святая святых — в Дом. И оказалось вдруг, что родной сын, принявший другую сторону, стал чужим. Сегодня, в день позорного бегства Альбуса Дамблдора от ответственности и министерских сотрудников, он, Перси Уизли, окончательно разочаровался в жизни. До этого момента у него была небольшая надежда, что Дамблдор не так прост и родители все же верят ему не зря. Но сегодня карты раскрылись, старый властолюбец готовил свою Армию и удрал от разбирательства. Получалось, что семья Перси Уизли променяла родного сына на служение мнимым идеалам и призрачной химере. Как они, его семья, могли поверить этому безответственному мошеннику? Директору, скрывшемуся бегством, бросившего школу, оставившего детей одних. Дамблдору, любящему рассказывать людям сказки. В самом деле — это так удобно — выдумать монстра, а потом пугать им всех, требуя немедленной помощи себе и своим приспешникам. Смешно сказать, приспешникам. Жалкой кучке домохозяек да интеллигентного вида пожилых волшебников! Что станет с ними в первом же бою? Куда и как думал вести их полководец? Или они нужны ему лишь для массы? Пешки, которыми всегда можно пожертвовать? Но ведь они — каждый из них — гражданин магической Британии. И сильный волшебник, занимающий высокую должность, обязан обеспечивать их безопасность. Каждого из них. Директор не погнушался записать в свои приспешники даже детей, собрав их под вычурным и пошлым названием «Армия Дамблдора». Жалкая кучка детей — Поттер со товарищи. Как вообще можно втягивать в такие вещи детей? Когда Перси увидел список этой «Армии», доблестно добытый мисс Амбридж — у него волосы на голове встали дыбом. Сколько лет младшему из этих детей? Тот же Колин Криви, сколько ему? Ведь участие в Армии могло легко вскружить горячему мальчишке голову, и он опрометчиво сунется потом в настоящее сражение. А там снисхождения не будет. Хорошо, что угроза лишь мнимая и присутствовала в воспаленном воображении нервного Поттера да властолюбца Дамбладора. Иначе как бы они все противостояли Тому-Кого-Нельзя-Называть? Что у них было в наличии? Министерство — где, честно признаться, сейчас полный разброд и шатание, поиск шпионов, подозрительность, доносительство. Министерство уже давно не единый механизм, которым должно было бы быть. Это всего лишь растерянные люди, которых некому объединить в силу. Орден? Это вообще смешно. Один оборотень, один карманник, мама, Билл, отец… О Мерлин, нет, Орден точно не должен во всем этом участвовать… Но как их ему переубедить? Дома теперь никто не станет слушать отступника и предателя идеалов Перси Уизли. А вот Мальчик-Который-Лжет по-прежнему желанный гость. Как же, ведь он верил тем же пророкам и полководцам, что и мать с отцом. Перси так ярко представил себе несправедливость такого положения вещей, что пара горячих едких капель обожгла его щеки. Он попытался смахнуть ядовитые, разъедающие кожу слезы, но вместо этого лишь безнадежно размазал их по лицу, ощущая соль и горечь. Еще немного, и он сможет захлебнуться ими. На плечо вдруг легла чья-то рука. — Вообще-то мы уже закрыты. Не пора ли тебе домой? Напоминание о потерянном рае ударило под дых, лишило последних сил. Перси в отчаянье поднял помутневшие глаза на говорящего. Черт возьми, только не дом… Как дубинкой по голове почти ударил взгляд голубых, ясных как безоблачное небо глаз Дамблдора. Только без этой его снисходительной мудрости, без напускного, наигранного тепла. Точно. Слава Мерлину, это не директор. Конечно, как служащий Министерства Перси прекрасно знал, кто является держателем трактира. Но никогда не ощущал так ясно — вот этот вот неухоженный, сердитый, дурно подстриженный старик и директор Хогвартса — родные братья. Семейное сходство и безусловный контраст. Перси вдруг почему-то подумал, что уставший, пропахший козами и жареным луком, цветисто выражающийся Аберфорт ему гораздо милее, чем вечно держащий лицо и несущий уверенность в массы Альбус. Одна одежда трактирщика заставила бы Альбуса Дамблдора содрогнуться. «А ведь он, возможно, и содрогается — каждую ночь, пока его никто не видит», — кольнуло внезапной догадкой. Каково директору из года в год жить рядом со своей почти копией и в то же время явной противоположностью? Где вычурные, поражающие воображение наряды? Где всезнающий вид и полное, безграничное, подчас практически фанатичное уважение окружающих? Где неспешная походка и вечная всезнающая улыбка? Тихий голос и мудрый взгляд? При этом — это почти те же самые голубые пронзительной синевы глаза. И даже голос похож. И тем не менее перед Перси сейчас стоял всклокоченный, потрепанный жизнью одинокий старик, достаточно упрямый для того, чтобы плевать на окружающих и все их ценное мнение. — У меня теперь нет дома, — вырвалось у Перси раньше, чем он успел подумать. Аберфорт, хвала Мерлину, ничего не сказал. Лишь тяжко вздохнул и ушел греметь чем-то у покрытой по углам паутиной барной стойке. Перси опустил голову на руки и закрыл глаза. «Хорошо, что он ушел. Пусть все наконец отстанут от никому не нужного человека». Но мольбы заблудшей души не были услышаны. Через пару минут раздались тяжелые шаги. В нетрезвом мозгу Перси пронеслась странная мысль: «Интересно, почему он приволакивает ногу? Ревматизм? Что же братец его не подлечит-то?» Что-то звякнуло под носом у Перси, и он почувствовал, как рядом тяжело опустился хозяин трактира. С трудом разлепив глаза, Перси поморщился: о нет, только не огневиски, опять. Кажется, свою мысль Перси высказал вслух, потому что в ответ услышал: — Как хочешь. Могу принести тебе полынную настойку, — отозвался Аберфорт. Ну уж нет, напиваться так напиваться. Последовательно и настойчиво, как все, что делает он, Перси Игнатиус Уизли. Аберфорт молча разлил огневиски по высоким тусклым стаканам. У одного из них откололся край, и пока лилась янтарная жидкость Перси бездумно следил за отблесками свечей, весело преломлявшихся на сколотой поверхности. Самое главное, самое страшное он уже сказал. У него нет больше дома. Все эти последние два года — терпя насмешки близнецов, стремясь в хаосе Норы следовать неукоснительному следованию обязанностей министерского служащего, находя идеалы и вновь теряя их, Перси гнал от себя эту мысль подальше. Даже когда, приняв решение быть честным с собой и министром, собрал свои вещи и ушел из дома. Перси было важно тогда доказать, что он ценен не как часть семьи Уизли, а как самостоятельная единица. И вот теперь как самостоятельная единица Перси вынужден был признать — у него нет больше дома. — Выпьем? — синие глаза смотрели серьезно. Спокойно. Не было в них осуждения или жалости. — Выпьем, хоть я и думаю, что мне уже достаточно. Кажется, Перси опять сказал это вслух, потому что Аберфорт лишь криво ухмыльнулся: — У меня есть антипохмельное. С утра будешь как новорожденный книззл. «Странное сравнение», — подумал Перси и выпил. В тишине опустевшего трактира они посмотрели друг на друга и в полной мягкой, какой-то обволакивающей тишине выпили еще. И еще. В какой-то момент Перси вдруг показалось, что Аберфорт тоже хочет напиться. А ему-то с чего? «Подростки всегда думают, что их проблемы уникальны и самые серьезные в мире», — всплыла откуда-то не к месту любимая сентенция одного из директоров Хогвартса. Тот часто бродил по портретам, кривился в раздражении, глядя на подрастающие поколения, и порой разражался такими вот колючими тирадами. «Совсем как тетушка Мюриэль», — подумал Перси и хмыкнул. — Знаешь, я ведь тебя отлично понимаю, — сказал после долгого молчания Аберфорт. — На самом деле и не поймешь, с кем жить труднее: с твоими шалопаями или с моим братом-снобом. У меня есть для тебя кое-что. Вот, — и Аберфорт достал из нагрудного кармана нательной рубахи смешную магловскую безделушку — дешёвый кулон из цветного желтого стёклышка, имитирующего янтарь. — Мне подарила его цыганка. На осенней ярмарке. Знаешь, у них есть такие магловские колдуны. Они их боятся, но верят, что те могут наколдовать удачу или предсказать беду. Перси слегка качало на волнах ставшего вдруг теплым огневиски, и он подумал, что более безумного разговора в жизни никогда не вел. Темным вечером, напившись вусмерть в самой грязной забегаловке магической Англии, молодой и подающий надежды сотрудник Министерства слушал про магловских колдунов. От брата директора Хогвартса. Того самого директора, из-за которого, в сущности, и начались многие беды Перси Уизли, а главное — пришло отчаянье. — Это давно было, — продолжал Аберфорт. Огневиски на него, похоже, совершенно не действовал, потому что взгляд голубых глаз был так же невозмутим, только голос чуть больше охрип. — Я любил тогда шумные деревенские ярмарки, там всегда можно было найти что-нибудь интересное для… Аберфорт внезапно замолчал. Похоже, напиток все же развязал ему язык больше, чем обычно. Он только что чуть не проговорился о чем-то, что явно не собирался делать достоянием посторонних. Это немного задело Перси, но, вспомнив злые слова братьев, он решил: «Кто я такой, чтобы мне можно было доверять». А Аберфорт тем временем продолжал. — Для одного друга. Я до сих пор не уверен, знала ли эта цыганка сама о своих способностях. Но колдовать она явно умела. Все уже расходились, а она вдруг схватила меня за плечо и поволокла подальше от площади, на обочину дороги, где росли старые дубы. Я даже испугался немного, не мог понять, что нужно от меня этой женщине с жесткими, как у лошади, волосами. И глазами — странными, как у лесного зверя. А она взглянула на меня и вложила в мою ладонь вот эту штуку, сказав: «Возьми. Тебе пригодится, касатик. Когда придет время, он покажет, где ты сейчас очень нужен». Я тогда даже не спросил, для чего. После непродолжительного молчания старик добавил: — А кулон-то сработал. Лицо Аберфорта как-то потемнело. Он до сих пор помнил эту кривую, возникшую внутри стеклянной побрякушки надпись. Перед глазами проносилась полевая дорога, слившаяся в сплошную линию от быстрого бега, шум сердца в ушах, распахнутые окна большой столовой, крик Арианы, искаженные яростью лица этих двоих. Обжигающая волна боли. Зеленые вспышки. Нет, сейчас об этом не стоит, может быть, позже. Он зажмурился на секунду, глубоко вздохнул. И добавил хриплым голосом: — Но до места я добрался слишком поздно. Затем, встряхнув головой, с усилием отгоняя от себя своих призраков, продолжил: — И тогда я решил немного усовершенствовать это устройство. Ты не смотри, что у меня тут все так. На самом деле я кое-что могу. Просто я не вижу смысла тратить времени на ерунду типа приборки. Глисты есть у всех. Зато у меня есть время на многое другое. Вот я тут немного исправил, углы подточил, пару заклинаний наложил. Старик положил Перси на ладонь нелепое магловское украшение, маленькое стеклышко, показавшее однажды судьбу. — О — удивился Перси. — А это что? Волос дракона? — Где? А, это. Это случайно тут вообще оказалось. Это от козы. Просто я же у себя делал, а там, сам понимаешь, козы. Им скучно одним в сарае сидеть. А у них шерсти много. Но ты не сомневайся, действию этой штуки козий волосок точно не помешает. Я решил, что одного знания, где ты сейчас нужен, мало. Теперь кулон не только показывает место, но и переносит тебя туда. На, возьми его себе. Мне он точно уже ни к чему. — Почему? Перси чувствовал, что упускает что-то важное. Что значит: больше не нужен? Почему уже? Что собирался делать Аберфорт? Перси попытался собрать разбегающиеся мысли в хоть какой-то вопрос. Видимо это ему удалось, потому что старик засмеялся в ответ. — Нет, помирать я еще не собрался. Просто я отсюда никуда не уйду. Знаешь, я не такой, как мой братец. Схватить жареного петуха за хвост и смыться. Очень по-геройски. Оставив детишек на… — он запнулся на секунду, смерив Перси оценивающим взглядом, потом ухмыльнулся и продолжил: — На произвол судьбы. Ты вот посмотри — они дети, у всех семьи есть. И что? Кто-то примчался забирать свое чадо? Спасать, защищать? А у меня и вовсе козы. Они вообще никому не нужны. Если я свалю куда потеплее — из них котлет наделают, да и все. Так что — забирай. Так вот у Перси оказался отчего-то очень тяжелый кусочек магловского стекла, старательно и дилетантски изображающий из себя янтарный кулон. * * * Прошло еще два года. За это время молодой министерский служащий не раз задавался вопросом: а не приснился ли ему весь тот разговор? Так сильно с тех пор Перси больше не напивался. Собственно, алкогольных напитков он решил вовсе не употреблять. Слишком уж безумная пошла жизнь. С братом Дамблдора он сталкивался пару раз, но Аберфорт каждый раз принимал такой равнодушный вид, что не верилось в реальность того вечера. Хотя нагрудный карман ставшей привычной уже тяжестью оттягивала магловская побрякушка. Ценный артефакт. Творение неизвестной полумагической цыганки, Аберфорта Дамблдора и случайных козьих волос. За эти два года у Перси появилась привычка: оказавшись в одиночестве, вытаскивать из кармана и долго разглядывать, держа на ладони, простенькое украшение, желтоватое стекло с маленькими пятнышками внутри. И с большим жестким козьим волосом на боку. О чем предупредило стекло своего прежнего хозяина? И куда он опоздал? С другой стороны, как там говорил Аберфорт? Побрякушка? Возможно, и нет ничего в этом стеклышке, все обман. Сколько было мест, где Перси наверняка должен был появиться. И ничегошеньки не сработало. И, сжав стеклышко в руке, Перси убирал его вновь в нагрудный карман. Смутно было у него на душе. Смутно было в мире вокруг. * * * Когда подозрения Перси переросли в настоящую уверенность, было уже слишком поздно. Министерство оказалось накрыто куполом против аппарации. Камины под охраной. Всем сотрудникам ввиду чрезвычайного положения велено оставаться на своих местах. Полупустые коридоры, пропахшие страхом и старыми бумагами. Полутьма. Тусклые лампы под потолком. Перси кожей чувствовал беспокойство. Явно где-то далеко происходило что-то очень важное. Может, быть, семье нужна помощь? А он вот здесь, пока они там… Чтобы занять себя чем-то — нынче в министерстве все равно никто не работал, все ожидали перемен и окончательных решений — Перси по привычке потянулся к карману. И тут руку обожгло. Что за черт? Побрякушка Аберфорта, магловский «кулон», налился желтым светом. На прозрачных гранях легко читалось: «Он у стен Хогвартса. Члены Ордена и друзья — мы ждем вас. От вашей помощи в последней битве зависит многое». Последних букв Перси не разобрал. Там как раз в стекло попал козий волос, а коза явно была немагическая. Но как же попасть-то туда? Дымоходы перекрыты, прорываться через центральный вход — там слишком много противников. Не выбраться. «Он теперь и переносит…» — вспомнил Перси и сжал смешную магловскую побрякушку в руке. В следующую минуту взвыла сирена и он обнаружил себя перед заснеженным крыльцом «Кабаньей головы». «Мерлиновы кальсоны, не сработало! Старый дикарь не смог настроить как надо ценный артефакт». Дверь распахнулась, и наружу выглянул Аберфорт, из седой шевелюры вылетела пара соломинок. — Так ты идешь, или мне проход закрывать? — Какой проход? — В Хогвартс. Там ваши драться уже собрались. Теплая волна накрыла Перси. Все-таки побрякушка сработала. «Значит, я еще где-то нужен», — пронеслось в его мозгу, и он бросился навстречу неизвестному.