Наследники самураев

      Мужчина в пурпурном кимоно, прикрывающем обнажённое тело, проходит в просторное помещение бани, украшенное национальными японскими росписями и иероглифами. Следом за ним идёт группа его людей, облачённых в такую же одежду, но другого цвета. Ким Тэхён — босс одного из крупнейших кланов якудза Японии «Кетуро-Кай», занимающегося нелегальным оборотом оружия, азартными играми и сокайя*. На этом у него хорошо получается делать многомиллионный заработок, продолжая оставаться одним из самых влиятельных кланов, контролирующим большую часть территории страны и за её пределами. — Тэхён-сан! Ты ли это? — полноватый мужчина поднимается со скамьи и направляется к своему другу, которого так жаждал увидеть уже больше трёх лет. Относительно безэмоциональный кумичо** всё же улыбается при виде давнего знакомого и отвечает на глубокий поклон Исао и его подчинённых, также присутствующих рядом с боссом. — Ты тоже изменился, но я всё так же рад тебя видеть. С приездом в родной дом. Ким на десять лет младше Чон Исао — босса «Кобе-Инагава», менее многочисленного синдиката, который сотрудничает с «Кетуро-Кай». Такие союзы кланов очень редкое явление, но жизненные обстоятельства скрепили их между собой. Несмотря на довольно молодой возраст для управления столь обширной территорией и огромным количеством людей, Тэхён никогда не давал усомниться в своей роли кумичо. Пусть власть и досталась ему слишком рано, он действиями показывал, что лучше кандидатуры не найти. За его мудрость многие члены криминальных банд уважали его, даже будучи старше. Члены якудза часто встречаются в онсэнах (японских банях), поэтому для встречи с давним другом, который продолжительное время находился в Китае, управляя сетью казино, он выбрал именно это место, где по традиции требуется, чтобы посетители были полностью обнажены — это означает, что те не могут носить скрытое оружие. После недолгого разговора мужчины сбрасывают с себя кимоно на татами и первыми проходят к ваннам офуро, медленно погружаясь в горячую минеральную воду. Затем приближённые обоих кланов так же снимают с себя одежду, складывая её и не забывая поднять с матов кимоно боссов, и располагаются по остальным ваннам. — Я тебе не говорил, но мой сын тоже приехал в Японию на каникулы. Мы с ним давно не виделись и поэтому я решил взять его с собой. — А где же он? — Стесняется пацан, наверное. Ему уже двадцать один, но честно говоря, Америка сделала из него хлюпика, а не мужчину. Я, наверное, плохой отец, раз позволил такому случиться. — Тебе стыдно? — Ким откидывает голову на бортик, чуть спускаясь глубже в воду. — Насколько я помню, ты говорил, что хочешь, чтобы он жил счастливо, не так как ты в детстве, говорил, что не хочешь ввязывать его в дела якудзы и планировал лишить его права наследования, верно? — Да, именно так. Я до сих пор планирую это сделать. Но другая часть меня хочет, чтобы он был настоящим мужчиной, после моей смерти стал оябуном и продолжил наш род. — Ты слишком добрый, Исао. Но если на то пошло — доводи дело до конца и не меняй стрелки, когда твой сын уже направился в определённую сторону. — Ты прав, — он вздыхает, черпает ладонями воду и плескает себе на лицо, — но я добренький только для своего сына, остальные сукины дети в моём подчинении доброты от меня не дождутся, — он громко смеётся, хватаясь за плечо Тэхёна, лицо которого в это момент растягивается в улыбке. Дверь в купальню снова распахивается, и в помещение входит молодой парень, закутанный в полотенце. Чон сразу обращает внимание на сына и недовольно кряхтит. — Ну ты серьёзно? Это строгая японская традиция, а ты, засранец, её нарушаешь. Тут одни мужики, а ты как баба вырядился. Снимай полотенце! Тэхён оборачивается, смотря из-за плеча на сконфуженного Чонгука, который игнорирует слова отца и быстрым шагом подходит к их ванне, залазит в воду. — Вообще-то сейчас в онсэнах можно носить полотенце, перед тем как зайти в воду. — Вот ты чертёныш, ничего не смыслишь в традициях и чести — как-то с отчаянием говорит отец, ища поддержки в Киме. — Если бы ты не был сыном кумичо, то лишился бы фаланги пальца, — монотонно проговаривает Тэхён, раскидывая руки и помещая их на деревянный бортик, — ты вырос, Чонгук. Ким действительно не ожидал узреть лебедя, когда видел его последний раз ещё шестнадцатилетним гадким утёнком. Прошло пять лет, и Чонгук за это время стал привлекательным: черты лица преобразились, телосложение хоть и осталось достаточно нежным, но приняло более изысканную форму. — Мне повезло, и вы постарели, дядя. — Ты что такое говоришь?! — Исао даёт подзатыльник сыну, но тот в свою очередь лишь неловко улыбается и подальше отсаживается от отца. Тэхён ухмыляется, с виду и не скажешь, что этот парень колкий на язык перед людьми, которые имеют очень высокий статус в обществе. — Исао, расскажи, как твои дела идут в Китае, — Ким закрывает глаза, наслаждаясь горячей водой. Рассказ был долог, а Чонгук ужасно не любит слушать папины разговоры о работе, грязных сделках и отвратительных подробностях о пойманных мошенниках, грабящих казино. Пока кумичо «Кетуро-Кай» полулежал с закрытыми глазами, слушая подробный отчёт о работе, парню выпала возможность рассмотреть его хорошенько и вспомнить былые чувства. Ещё в четырнадцать Гук понял, что он гей. Уже в пятнадцать — что влюблён в главу мощного преступного синдиката, по совместительству друга его отца. Но никакой нормальный человек даже не посмотрел бы на малолетку в романтическом и сексуальном плане, поэтому единственное, что оставалось Чону, так это наслаждаться фантазиями с участием Ким Тэхёна. После переезда в Америку, он старался напрочь забыть о Киме и о Якудза в целом, старался полностью погрузиться в учёбу и общение с одногруппниками. И у него получилось. По крайней мере, он так думал, пока снова не увидел его (полностью голым). С возрастом Ким стал ещё лучше выглядеть, на теле прибавилось татуировок, которые члены якудза делают с определённым смыслом и часто скрывают от посторонних глаз. Внутри у Чонгука словно патока растекается сладострастие, и он мысленно даёт себе пощёчину, нехотя освобождаясь от мыслей об этом человеке и его теле над собой. Ведь сейчас куча мужчин находятся в купальне, под водой может и не будет заметно его возбуждение, но вот после выхода из ванны удастся ли это скрыть? — Сын, ты чего скукожился, давай, расскажи Тэхён-сану как ты живёшь в Америке. Ким раскрывает глаза и расслабленно смотрит на парня, непроизвольно скользя по открытым участкам медового тела. Чонгук замечает это, такой взгляд будто физически ощущается, и Гук робеет, не может собраться с мыслями, непроизвольно закрывается руками. — А что рассказывать-то, ничего особенного… — На кого ты учишься? — кумичо решает сам его разговорить. — На хореографа. — Танцором будет, представляешь, Тэхён-сан. Отец у него важное звено в якудза, а он танцульками занимается. Хорошо хоть не на пилоне, — Исао стыдно, и он хочет как-то перевести всё в шутку, хотя получается это у него плохо — больше похоже на насмешку — и Чонгуку это неприятно. — Захотел бы на пилоне, пошёл бы на пилон. — Язвит сын, он не скажет, что на самом деле ходит на этот вид танцев. В моменте у него возник образ, как он показывает свои навыки Киму, пока тот жадно рассматривает каждый изгиб его пластичного тела. — Вот ж говнюк! Хватит меня позорить, — старший Чон начинает злиться. — Исао, перестань, хороший парень, это ты его больше позоришь. — Ким говорит монотонно, кладёт ладонь на напряжённое плечо и по-дружески разминает его. Пока мужчина старается расслабиться, Тэхён кидает взгляд на Чонгука и подмигивает ему. Тот вначале думал, что ему просто показалось, что его мозг уже начал его обманывать и сплетать нити реальности и фантазии, но этот незначительный жест словно электрическим разрядом прошёлся от кончиков волос до пальцев ног. Он чувствует, как кровь приливает к щекам и не только, что создаёт проблемы, и мысли в голове образуют один неразборчивый комок.

***

Солнце село за горизонт, и небо утратило свои пастельные краски, слившись в одно тёмно-синее полотно с вкраплениями звёзд. Чёрный Ниссан подъезжает к высоким автоматическим воротам, открывающимся после произнесения водителем автомобиля кодового слова. Из окна авто Чонгуку открывается вид на особняк, чисто в японском стиле, крыша выполнена также на манер буддистских храмов со стремящимися в высь уголками, здание освещается множеством ламп, главный вход окружён группой деревянных резных колонн, которые держат на себе фронтон. По бокам дороги, ведущей к особняку, рассажены деревья сакуры, кусты красочного рододендрона, пестрят нежно розовые цветы магнолии (хотя подсвечены они лишь садовым прожектором, цвет все равно притягивает глаз), натуральные камни, обросшие мхом, также заполняют сад. Вдали виднеются японские сосны и клёны, за домом сад имеет продолжение: там есть небольшие пруды с водными растениями и веранда возле одного из них, где проходит чаепитие. У главного входа в здание машину встречает сам кумичо в компании охраны. Он одет в пурпурную атласную рубашку с глубоким вырезом, откуда виднеется часть татуировок, поверх которых висят золотые цепочки и кулоны с символикой. Сверху рубашки накинуто что-то типа чёрного халата, такого же атласного, а снизу обтягивающие тёмные штаны. Всё по современному, без старины. Сегодня глава пригласил в свой дом Исао с сыном, но тот задерживается из-за конфликта внутри его клана между тремя бандами, который скрывался достаточно долгое время, а сейчас свалился на голову только прибывшего в родные края босса. Сын же отправляется на встречу пока один. Когда машина подъезжает к главному входу, Чонгука в жар бросает только от одного вида Тэхёна, на чьём лице читается абсолютное спокойствие и расслабленность: тот стоит держа руки за спиной, смотря точно в затонированное окно, где сидит Чон, будто видит насквозь. Гук рефлекторно сжимает ноги и прикусывает губу, сейчас ему нужно как можно лучше сдерживать себя и свои мысли, но, кажется, он уже проиграл сам себе. Дверь открывает лакей, и Чон выходит, надевая мягкую улыбку, кланяется. Теперь, когда он стоит перед несколькими парами глаз, ему кажется, что оделся он слишком уж не по случаю. Костюм брючный, но пиджак, который в норме должен быть до копчика как минимум, у него еле достаёт до поясницы, открывая часть живота и серебряную цепочку на ней, которая надета на голое тело. — Добро пожаловать в мой дом, Чонгуки, — нарочито ласково обращается к гостю и кланяется в ответ. — Спасибо за приглашение, Ким-сан, — Чонгук поднимает голову и сразу ловит на себе пристальный взгляд. Или, может, Чонгуку просто кажется, что Тэхён проявляет к нему особое внимание? — Пойдём. Они оказываются в просторном помещении, где отдано предпочтение минимализму. По обе стороны расходятся просторные коридоры, которых по всей длине сопровождают окна с одной стороны и картины азиатских художников с другой. Чонгук идёт за Тэхёном налево и прежде чем опять свернуть, чтобы подняться по лестнице, видит вход в купальню, откуда исходит запах приятных благовоний и теплота воды паром струится, смешиваясь с этими ароматами. Ким пропускает Чонгука вперёд по лестнице, чтобы тот случайно не упал (ну и чтобы посмотреть на него под определённым ракурсом, конечно же, тоже). Они поднимаются и сразу попадают в ещё одно просторное помещение, где посередине стоит низкий большой стол, изобилующий различной едой. Он окружён красным диваном с жёсткими подушками, на стене висит картина с изображением бушующих волн на алом зареве, а под ней столик, что держит на себе проигрыватель виниловых пластинок, работающий и сейчас, производя на свет песню «Flyday Chinatown» (странный выбор), а шкафчик с самими альбомами стоит рядом. — Присаживайся, куда хочешь, тебе не мешает музыка? — Не мешает, — всё ещё вертя головой, осматривает каждую деталь помещения, — неожиданная песня, не думал, что вы такое слушаете. — Мне нравится. Он проходит к столу, всматриваясь: здесь и блюда с рисом, морепродуктами и овощами; сашими из лосося, суши, яичная лапша, свинина по-японски, кувшин саке и многое другое. Глаза разбегаются, слюнные железы начинают активно работать, и Чонгук уже не знает, что хочет взять первым в рот (хотя, может, и знает). Он оборачивается, смотрит на Тэхёна. Без него сесть не решается. Кумичо стоит, держа руки в карманах брюк и наблюдая за сыном своего приятеля. Возможно, неловкую атмосферу чувствует только Чонгук, потому что Ким, кажется, чувствует себя более чем уверенно. Он подходит к столу, рукой даёт знак гостю, что можно присаживаться, и садится сам. — Расскажешь, как твоя жизнь в Америке? — Эм, ну нормально вообщем-то, интересная учёба, потому что занимаюсь тем, что люблю, — говорит, беря деревянные палочки в руки, и вопросительно смотрит на хозяина особняка, взглядом спрашивая можно ли начать есть и, получив положительный кивок, хватает кусочки нарезанного лосося. — Парня нашёл себе? — непринуждённо задаёт вопрос и внутри себя ликует, когда видит нужную реакцию. Чонгук сначала собирается ответить, но потом резко округляет глаза и краснеет. — Откуда вы знаете, что я… — Что ты гей? — поднимает брови и ухмыляется. — По тебе видно, надеюсь, это не прозвучит как оскорбление. Я говорю скорее как комплимент, — он тянется к кувшину с рисовым вином и наливает немного Чонгуку и себе. — Ты ведь совершеннолетий, уже можно. — Говорит вроде про вино, но подразумевает совсем другое. Чонгук закусывает губу, снова. Тэхён поднимает чашу и просит гостя сделать то же самое. Они выпивают. «It's so Fly-Day Fly-Day CHINA TOWN» — Хорошее саке, — с причмокиванием даёт оценку, — ты почему притих? Я тебя смутил? — Не говорите, пожалуйста, отцу, он меня убьёт, — жалостливо просит Чонгук, смотря себе в ноги, ему стыдно смотреть на Тэхёна. Чертовски привлекательного Тэхёна. — Не переживай. Я тоже гей, — спокойно произносит. И тут Чонгук глубоко вдыхает и поднимает взгляд на вальяжно рассевшегося на диване главу Кетуро-Кай. Внутри всё в кашу превращается, бабочки совершают харакири. Но значит ли это, что Чонгук потенциально может привлекать Тэхёна, друга своего отца? — Почему вы мне это рассказали? — А что? Расскажешь кому-то, осмелишься? Знаешь ведь, я тебе за это либо язык отрежу и скину своим змеям, либо все пальцы, что даже дрочить не сможешь. — Понял, не продолжайте. — Пей ещё. Они недолго сидят в тишине, в комнате, где воздух раскалывается от напряжения. Чонгук очень хотел сдержать своё обещание, но такой Ким: с полурасстёгнутой рубашкой, с раскинутыми по спинке дивана руками, одна из которых свисает, держа чашу с вином; с ухмылкой на пухлых губах, явно развратной (или Чонгуку опять кажется), с раздвинутыми ногами. Тугой узел внизу живота затягивается, но парень всё ещё старается отвлечься. Есть уже не особо хочется. — Станцуешь для меня? — вновь ошарашивает кумичо. — Я…а что? — смущённо смотрит, заливая розовым щёки, нервничает. — Чему ты учишься в университете, — делает паузу, пока Гук начинает перебирать выученные танцы, — или, — тот пристально смотрит, — на пилоне? — У вас дома есть пилон? — удивлённо, но и с опаской спрашивает. Неужели Ким-сан хочет, чтобы Чонгук станцевал для него эротические танцы? — Нет, просто хотел посмотреть, будешь ли ты отрицать, что танцуешь на пилоне. Хотя я жалею, что у меня дома его нет, хотелось бы посмотреть, — Тэхён откидывает голову назад, открывая шею. У Чонгука кружится голова. — Кхм…я могу станцевать и без него, что-нибудь другое, — принимает игру Чон, но не видит, как победно улыбается Тэхён, чья голова всё ещё на спинке дивана. — Отлично. Тэхён подходит к проигрывателю и снимает пластинку, кладя обратно в альбом, вновь присаживается на диван, располагается полулёжа, сильнее раскрывая вырез на рубашке. Чонгук неуклюже тянет короткий пиджак вниз и осознаёт свою ошибку одеться сегодня именно так, хотя Киму, судя по всему, очень даже по душе такое решение. Чон включает музыку на телефоне и, начав про себя счёт, приступает к плавным движениям. «Раз мы играем, то я сделаю ход соблазнительным танцем. Пусть мне и жутко неловко, но он же сам попросил», — думает Чонгук, закрывая глаза, двигает бёдрами, проводит руками по телу в такт песне. Тэхён непроизвольно языком проходит по пересохшим губам и внутренней стороне щёк. «Вот дьяволёнок», — думает. Они оба всё поняли. Остаётся пустить на самотёк желание и страсть. Танец Чонгука действительно пленяющий и чарующий, словно перед кумичо извивается турецкая наложница в открытом одеянии. Пиджак предательски выставляет напоказ часть торса в паутине цепи, но Чонгук старается не обращать на это внимание. — Подойди ближе, — то ли просит, то ли приказывает Ким Тэхён. Голос его с ноткой несдержанности. Чонгук раскрывает глаза, всё двигаясь в покоряющем очи мужчины танце, он подходит практически вплотную. После очередного взмаха бедра, Ким хватает его за поясницу и утягивает к себе на колени. Гук испуганно руками упирается в сильные плечи и не верит, что объект его мокрых мечтаний сам схватил его и сам же желает так сильно, что пальцы, всё ещё обхватывающие тело, совсем не нежно и сдержанно впиваются в бледную кожу. — Продолжай двигаться, мальчик. Мурашки салютом взрываются, Чонгук на миг выпадает из реальности, тэхёново «мальчик» эхом раздаётся в голове снова, снова и снова. Когда губы главы якудза припадают к выпирающим ключицам, он бессознательно втягивает живот и будто перестаёт дышать. — Я сказал продолжать. — Рыча, уже командует кумичо, переходя на шею. Чонгук снова начинает двигать тазом, выполняя круговые движения, руки исследуют чужое тело, скользя по плечам, груди, ведя пальцами по разноцветным чернилам, вбитым в бледную кожу, на участках, которые ему доступны, и немного доходя до низа живота, а потом снова переходит на себя. Чёрные глаза кумичо больше не смотрят с умилением и восхищением, сейчас они как глаза зверски голодного зверя. Чонгук смотрит прямо в них, утопает в этом смоляном океане, пальцы цепляются за пуговицу на пиджаке и он, ловко расстёгивая её, раскрывает ткань, выставляя на показ голое стройное тело. Он чувствует под собой то, что так давно хотел ощутить внутри себя, и надеется, что скоро это получит. Ким цепляется за серебряную цепочку, украшающую прекрасный торс Чонгука, и тянет на себя. — Для чего ты так вырядился? — говорит прямо в губы. — Для тебя, — решается ответить Чонгук, он впервые обращается к Тэхёну на «ты». Сегодня он рискует по полной. — Ты глупый мальчишка. Никто ко мне в лапы сам не полезет. — Я думаю ты страшен лишь на словах. — Неужели? — поднимает бровь, никто ему ещё такого не говорил, хотя бы потому, что видел последствия таких слов и действий, но Чонгук наивный. — Ты же не причинишь мне боль, правда? — в данную минуту Гук выглядит не как разгорячённый юноша, желающий члена друга своего отца, а как невинный зайчик, строящий милое личико, чтобы его погладили по головке. — Как скажешь. Некоторые любят, когда я причиняю им боль. Их губы сливаются в мокром долгожданном поцелуе, Ким держит одну руку на бедре Чонгука, а другой гладит по спине, в то время как Чон обеими обхватил шею Тэхёна. Горячий язык проходится по нёбу, сплетается с другим в страстных объятиях. Чонгук ёрзает на сильных бёдрах мужчины, распаляя того всё сильнее. — Я не показал тебе спальню, надо исправить, — отстранившись говорит Тэхён, ухватывая Чонгука и поднимая на руки. — А папа? — почему-то только сейчас вспоминает Чонгук про то, что Исао должен приехать после решения конфликта. — Я позабочусь о тебе. На эту ночь я твой папочка, устроит? Чонгук весь сжимается, внутри себя он кричит, визжит от счастья — его фантазии стали реальностью, он и представить себе такого не мог. Огоньки в его глазах зажигаются каждый раз, когда их взгляды пересекаются, ему не хочется даже моргать, чтобы только не терять и миллисекунды. — Устроит. — Кто? — Тэхен-сан, — ёрничает Чонгук, сидя на сильных руках главы Кетуро-Кай, который поднимает бровь, недовольный этим ответом. Чон смеётся, — Папочка, — соблазнительно растягивает слово, чтобы удовлетворить слух хозяина дома. — Молодец. Они проходят по коридору, откуда Чонгук вновь через расчерченные окна видит великолепный сад. Он припадает губами к шее Тэхёна, проводит языком от плеча до уголка челюсти, чувствует, как руки на его заднице нещадно сжимаются. Ким отодвигает сёдзи*** и проходит в комнату, где напротив входа стоит массивный деревянный стол багрового цвета с резными фигурами драконов и сакуры, на полу расстелен однотонный тонкий кремовый ковёр, а с правой стороны пространство разделено и в стене вырезано марумадо (круглое окно), за ним расположена просторная кровать, на которую Чонгук падает и сразу придавливается чужим разгорячённым телом. Они снова сталкиваются губами, в перерыве жадно глотают воздух, смотря на распухшие половинки, и продолжают. Грубо, мокро, с причмокиваниями. Тэхён резко отстраняется, поднимается и начинает расстёгивать рубашку. Чонгук с помутнением в глазах осматривает возвышающегося над собой мужчину и приподнимается, чтобы помочь ему раздеться. Цепляется за пуговицы снизу, ему открывается всё больше участков разрисованного тела, он собирает его по частям, словно пазл. Ткань спадает с плеч, и парню открывается общая картина, в которой Тэхён позволяет рассмотреть каждую деталь, каждый завиток. Чонгук подушечками пальцев ведёт по извивающимся красным драконам, которых носить могут только боссы японской мафии (его будоражит мысль, что он в постели одного из самых опасных и влиятельных людей Японии. Про то, что он сам сын одного из таких же, Гук благополучно забывает), по контуру воина, размахивающим боевым шестом, цепляется взглядом за карпов Кои, чьи чешуйки отливают золотистыми оттенками. Тэхёну, конечно, безумно нравится смотреть на заинтересованного и сосредоточенного Чонгука, но его нежные прикосновения по всему телу, спускающиеся всё ниже, заставляют Кима терять терпение. Член жутко ноет, будучи скованным бельём и штанами. Босс откидывает голову, издавая томный вздох, Гук понимает к чему это и ведёт пальцами всё ещё по тату стремительно вниз, захватывая другой рукой язычок ширинки, медленно расстёгивая, стягивает штаны с бельём. Чонгука в огонь бросает, когда он видит, что на половом органе вытатуирована обвивающая его змея. Такие тату показывают выносливость к боли. Ким ухмыляется, видя удивление Гука. — Нравится? — Афигеть… Тэхён поглаживает парня по мягким чёрным волосам и садится на кровать, раздвигая ноги, меж который на коленях располагается Чонгук. Он припадает губами к лобку, постепенно исцеловывая путь к члену, головка которого уже покраснела от возбуждения, эякулят небольшим количеством сочится, и Чон, аккуратно взяв в руки орган, прикасается горячими губами к возбуждённой изрисованной плоти, вызывая удовлетворённый стон. Он делает всё нежно, как умеет. Кончиком языка кольцом проходит несколько раз по головке, уделяет ей тщательное внимание, снова берёт в рот и заглатывает чуть больше, втягивая щёки и создавая вакуум. Проделывает так несколько раз. Тэхён не сдерживается: рычит, томно дышит, стонет, когда шустрый язычок касается самых чувствительных мест. — Ты делал это раньше? — вмешивается Ким, сбивая Чонгука. Но тот, поднимая голову и смотря на него полностью чёрными округлёнными глазами, в данный момент выглядит слишком горячо, что кончить можно было уже сейчас и только от его вида. — Тебе не нравится? — поднимает бровки домиком и чувствует себя неловко. Он этого и боялся. — Нет, малыш, это великолепно. Но всё же мне интересно. — Нет, но я смотрел видео-уроки, — скромно улыбается краями губ и продолжает ласкать чужой член, но через минуту кумичо останавливает его и, встав с кровати, поднимает и кидает на мягкую поверхность. — Хватит. Моя очередь. — он резким движением стягивает с Чонгука брюки и бельё, сам же Чон расправляется с пиджаком и остаётся с одной серебряной цепочкой на теле. Он закидывает руки назад, хватаясь за подушку и сжимая ту в ладонях. Мужчина действует более грубо и несдержанно, но так страстно, что приятное тепло по каждой клеточке организма разливается со скоростью света. Он покрывает юношеское тело массой поцелуев, укусов, от которых тот вскрикивает, приближается к подрагивающему члену и полностью проводит языком по всей длине, от чего Чонгук затаивает дыхание и втягивает живот. Тэхён берёт половой орган в рот, двигая головой вверх-вниз. У Чонгука во тьме закрытых глаз звёзды видны. Руки всё сильнее сжимают наволочку подушки, спина прогибается от сильного удовольствия, а чужая жилистая ладонь хватается за тонкую талию. Затем присоединяется вторая, Тэхён отстраняется и одним движением переворачивает Чонгука на живот, заставляя приподнять попку. — Ты не против, я попробую? — Н-не против. — Чонгук заливается краской пуще прежнего. Хоть анальным сексом он уже занимался, ему никогда не делали римминг, но он жутко хотел попробовать эти ощущения. Гук от смущения утыкается носом в подушку и еле сдерживается, чтобы не запищать, когда по сжимающемуся колечку мышц проходится влажный шершавый язык. Кончик его поверхностно проникает в дырочку, Чонгук от такого сладко стонет, а Ким продолжает с удовольствием вылизывать своего мальчика, иногда пошлёпывая его по мягким полушариям. В процессе промежность становится мокрой от избыточных слюней. — Стой так, — говорит Тэхён и поднимается, проходя к деревянному шкафу, откуда вытаскивает бутылочку смазки и полупустую пачку презервативов. Чонгук в порыве любопытства взглянул в открытую дверцу и чуть ли не ахнул, увидя очертания портупей и хлыстов (?), и резко отвернулся, чтобы кумичо не заметил, но, видимо, не успел. — Ты просил не причинять тебе боль, так что не заглядывай сюда, — спокойно отвечает на удивлённый взгляд. Он подходит к своему месту у задницы Гука, выдавливает на два пальца субстанцию с клубничным вкусом и, ещё раз поцеловав, смазывает вылизанный анус. От прохлады сзади и прикосновений пальцев тело покрывается мурашками, и Чон в предвкушении закусывает губу, чувствуя вкус капелек крови. — Расслабься, — говорит и медленно вводит первый палец, размазывая вращательным движением смазку по стенкам. Чонгуку приятно до чёртиков, брови поднимаются вверх, а рот приоткрывается в немом охе. Средний палец входит и выходит, пока большой массирует центр промежности. Аккуратно добавляет второй палец и разводит их внутри на манер ножниц, довольно улыбаясь уголком губ, когда до ушей доходят приторные стоны, от которых член по новой наливается кровью. Ему уже не терпится войти в пламенное тельце. Сфинктер сильно сжимается, когда фаланга пальца задевает чувствительную точку, после расслабления Тэхён проникает третьим пальцем и двигает рукой под уже громкий аккомпанемент чонгуковых стонов до тех пор, пока не становится достаточно свободно. — Тебе лучше войти в меня, — скулит Чон. — Что-что? — Трахни меня, пожалуйста, я не могу… Тэхён видит, как подрагивают ноги Чонгука — тот явно устал стоять в такой позе. — Ляг на спину и раздвинь ножки. — Говорит приказным тоном, но на деле заботится. Пока Гук меняет позу, Ким надевает презерватив и смазывает член смазкой по всей длине, немного надрачивая. Затем становится меж раздвинутых ног, опускается, ставя руки по обе стороны от головы, и горячо целует в губы, чувствуя металлический привкус, что до безумия возбуждает. Чонгук изнывает от желания и не понимает, почему кумичо так медлит, он протягивает руку к своему члену, который требует внимания и касается чувствительной головки. Тэхён не запрещает, только отрывается, оставляя нить слюны, и приставляет половой орган к сжимающемуся колечку мышц. — Пожалуйста, не тяни… Но Ким Тэхён тянет. Очень медленно и плавно проникает совсем чуть-чуть. Мучает. — Папочка, — он понял, что от него ждут. — Умничка, — рычит и полностью вводит член до конца, придерживая Чонгука за бёдра. О стены ударяется звонкий стон. Тэхён даёт привыкнуть несколько секунд, нежно поглаживая его по коленной чашечке, а после начинает двигаться рвано, набирая скорость. Несколько быстрых и резких движений, затем медленные и тягучие. И так по кругу. Звуки шлепков, смешанных с песней удовольствия из уст Чонгука, услаждают слух. Тэхён томно дышит, местами рычит, плавно двигая бёдрами вперёд. Чон из-под ресниц смотрит на своего обольстителя, который ловит его взгляд, устанавливая контакт. Простыни пропитаны потом и клубничной смазкой, измяты вспотевшими руками, а двое влюблённых продолжают в помутнённом сознании соединять свои тела в порыве жаждущей страсти. Тэхён с хлюпом выходит и, соединяя ноги Чонгука, согнутые в коленях, поворачивает того в сторону, снова вводит член с извивающимися на нём змеями, придерживая за поясницу. Чонгук дрочит в такт толчкам кумичо, другой рукой хватается за тэхёнову, что крепко впилась в него. От двойной стимуляции Чонгуку хорошо и плохо одновременно, от осознания, что его трахает друг его отца, в неистовый жар бросает. Но стоит Гуку вспомнить про отца, звон телефона нарушает процессию. Чонгук пугается, а Тэхён останавливается, но не выходит и тянется к телефону, беря трубку. — Да, Исао, — Ким специально начинает грубо двигаться, смотря на смущающегося Чонгука, который еле сдерживает порывы криков, хватается за спинку кровати, всё ещё лёжа на боку и принимая в себя член до конца. — Не переживай, Чонгук может остаться у меня, если захочет, или же отправлю его со своими людьми домой. — Чонгук удивляется, как тот может абсолютно спокойно говорить по телефону с другом, сына которого жадно ебёт прямо в этот момент. Он устало смотрит на Тэхёна, тот ловит его взгляд и подмигивает, и от новой волны приятных ощущений Чону кажется, что кончит он с минуты на минуту. — Всё прекрасно, Чонгук сказал, что ему очень нравится у меня в гостях, — продолжает разговор Тэхён, — у тебя прекрасный сын, Исао. Кстати, хочешь с ним поговорить? — От этих слов Гука трясти начинает, он видит, как Тэхён дьявольскими глазами смотрит на него, желая вытрахать всю душу, пока он будет краснеть и сдерживать стоны, пытаясь спокойно говорить с отцом и не выглядеть подозрительно. Ким вытаскивает член и тут Гук с облегчением вздыхает, но мужчина еле шевеля губами приказывает лечь на живот. — Как жаль, будь осторожен. — Бросает трубку. — Тигрёнок, тебе повезло. Я так хотел посмотреть на твоё личико в этот момент. Ну ничего, держись за спинку кровати, я больше не намерен сдерживаться. Только теперь Чонгук понял, что Ким всё это время действительно сдерживался. Ему кажется, что кровать разломится напополам от силы движений, стёкла окон разобьются от силы его стонов, переходящих в хриплый крик. Конечности еле держат Чонгука на весу. Его задница алым пламенем горит от частых и смачных шлепков Кима, который со всей яростью вбивается в податливое тельце. Чонгук уже не успевает надрачивать в такт, член ноет от дикого напряжения. Тэхён касается прямо чувствительной простаты, часто и жёстко, что у Гука звёздочки перед глазами появляются. — Я почти, агх… Но Ким опять останавливается. Не потому, что хочет ещё помучить Чонгука, а потому, что хочет облегчить его положение, и переворачивает на спину, закидывая ноги себе на плечи, врывается в уже растраханную дырочку, что истекает смазкой и часто сжимается. — Давай, малыш. И Чонгук слушается. Ещё пару резких толчков по нужной точке и он, крепко сжимая свой член в руке, кончает, пачкая в белёсой жидкости торс в серебряной цепочке и руку. Лицо искажается в гримасе яркого удовольствия, бровки сходятся на переносице, и рот приоткрывается в блаженном немом стоне. Тэхёну нравится такая картина, но и ему осталось немного до пика. Сфинктер Гука динамично и сильно сжимается от оргазма, заковывая член кумичо в горячие мягкие стенки. Он старательно двигается, насколько это возможно, последние секунды и, закрыв глаза, заканчивает в презерватив. После испепеляющего оргазма он отходит, раскинувшись на кровати, и принимает в свои объятия настойчивого Чонгука, который ложится на грудь и начинает по новой вести пальцами по татуировкам кумичо. — Ты останешься у меня на сегодня. — Отрезает босс. — Я уже понял. Тэхён, а если я попрошу не сдерживаться, ты покажешь мне, что в том шкафу? — Я не собираюсь хлестать сына своего друга, так что не думай об этом, Чонгука. — А если сын твоего друга сам об этом попросит?