Обмен

Это вышло, конечно, случайно. Цзян Си, старый друг Чу Ваньнина и выпускник престижного медицинского вуза, когда-то давно, ещё на первом курсе, в шутку подарил ему гримуар с заклинаниями для вызова демонов на латыни. Тогда он как раз только начал изучать этот язык, и они с Ваньнином живо интересовались этой темой, а демона перед первой сессией мечтал вызвать абсолютно каждый студент. С тех пор книга жила у Ваньнина где-то в глубине книжной полки. Вновь он нашел ее нечаянно. Когда пытался откопать среди хаотично сваленных конспектов, статей и учебников один довольно редкий материал. Материал он так и не нашел, так что давняя шутка оказалась как нельзя к месту. Ваньнин бессильно опустился на пол, отвлечённо перелистывая богато иллюстрированные страницы. Ему нужно было что-то делать. Срочно. Проект нужно было сдавать через два дня, а ему ещё столько нужно было рассчитать, чтобы все было идеально… Мел от графитовой доски, которую Чу Ваньнин тоже случайно откопал, лег ему в пальцы как-то совершенно самостоятельно. Белая линия на темных досках пола смотрелась очень органично. Даже как-то эстетически приятно. С ней рядом очень естественно легла ещё одна. И причудливый крючковатый знак. Чу Ваньнин всегда умел хорошо чертить, и потому перенести на пол замысловатую схему излишне мудреной пентаграммы для него не составило труда. Латынь легла на язык приятной прохладой. Растеклась по корню далёким отзвуком пепла и крови. Слова срывались с губ очень легко. Раньше Чу Ваньнину никогда так хорошо не удавалось читать эти строки. С последним острым отзвуком предположительно ритуала вызова, мигнул свет, и Чу Ваньнин раздражённо прищурился на него, захлопывая гримуар. Он встал с лёгким кряхтением, надеясь, что это всего лишь вышла из строя старая лампочка, а не случились очередные проблемы с проводкой. Но шаг сделать не успел. Линии пентаграммы налились ярким пурпурным пламенем. Чу Ваньнин пораженно замер, пытаясь понять, как выбраться из этого странного дурного сна. А потом рванулся резко из центра пентаграммы к ее краю. Лишь для того, чтобы со всей силы влететь в невидимую стену. Чу Ваньнин зашипел, хватаясь за ушибленную стопу. А затем свет снова мигнул. В этот раз тьма была иной. Вязкой. Липкой, как сироп, заполнившей лёгкие тяжёлой густотой, навалившейся неподъемным весом на плечи. Она просуществовала всего мгновение, прежде чем отступить вновь, оставив после себя темную фигуру в центре пентаграммы. «Он выглядит больше, чем казался на картинке» — мысль блеклой искрой зажглась в опустевшей голове Чу Ваньнина и тут же исчезла. Его взгляд медленно, неверяще ощупывал стоящего перед ним… демона. Как невероятно ни было это признавать. Существо перед Чу Ваньнином выглядело удивительно живым. Даже самый лучший CGI не мог создать ничего подобного. Темная, будто бронзовая кожа, темнеющая на кончиках пальцев до абсолютной холодной черноты. Редкая слюда чешуи, становящаяся жёстче и плотнее на пояснице, там, откуда рос тяжёлый переливающийся фиолетовой искрой хвост с опасной даже на вид дорожкой шипов. Черные изгибающиеся назад рога. И ни клочка одежды. Взгляд Чу Ваньнина замер на том, куда он так старательно избегал смотреть. Зрачки его глаз едва заметно расширились, а мыслей в голове стало как-то ещё меньше. С большим трудом Ваньнин всё же смог поднять взгляд к ярким, насмешливым глазам демона, чувствуя, как все его тело целиком, от кончиков ушей до пальцев на ногах, горит от душного румянца. Демон оскалился, наблюдая, как насыщенная краска заливает его лицо. — Здравствуй, Золотце, — низкий рокочущий голос заставил вибрировать воздух. Ваньнин невольно вздрогнул от заключённого в нем томного жара. Демон сделал шаг вперед. Плавный, быстрый. Чу Ваньнин едва ли успел ещё сильнее вжаться в препятствие за спиной, когда его лица коснулись черные когти. Глаза демона с такого расстояния казались ещё ярче, сюрреалистичней. Абсурдней казалось лишь горящее в них очевидное, жадное желание. — Хорошенький, — проурчал демон почти ему на ухо, тревожа горячим дыханием нежную кожу, — кажется мне повезло. Странные слова почти вывели Чу Ваньнина из охватившего его ступора. Он дернулся, упираясь демону ладонями в грудь, зашипел рассерженной кошкой. Чу Ваньнин никогда не был терпеливым человеком, и уж тем более не собирался терпеть такую откровенную над собой издевку. Хорошенький. Он хорошенький. Нет, конечно за время учебы и разного рода подработок ему часто делали комплименты по поводу внешности, так что Чу Ваньнин почти принял тот факт, что он вовсе не так уродлив, как приучил себя считать будучи подростком. Но сказанное подобным тоном это слово казалось таким вульгарно пошлым, почти оскорбительным. И эти наглые когтистые ладони, уже с силой сжавшие его талию, почти заключившие ее в идеальное кольцо. И нагота… Демон не мог прийти к нему за тем, за чем казалось он пришел. Это было такой странной, абсурдной глупостью. Но даже если так (Чу Ваньнину пришлось сделать ментальное усилие, чтобы принять это предположение), он определенно не смел вот так распускать руки! Чу Ваньнин напрягся изо всех сих, впиваясь ногтями в горячую медную кожу. Надеяться оттолкнуть кого-то почти на две головы выше тебя было достаточно наивно, но поглощенный злостью Ваньнин готов был попытаться. Демон на это лишь бархатно рассмеялся, вжимая Ваньнина в себя ещё ближе. — Неужели кое-кто передумал и решил оставить меня без платы за вызов? — демон сухо хмыкнул, легко приподнимая Ваньнина на уровень своего лица, — Настолько не нравлюсь? Ваньнин рефлекторно вцепился в чужие слишком идеальные плечи и длинно моргнул. Плата? За все эти годы Чу Ваньнин так и не выучил латынь, оставив это развлечение Цзян Си, и потому не вчитывался в написанные на страницах ритуала строки, а просто зачитывал их наугад. Из всего текста он смутно припоминал лишь имя демона. Тася-… Нет, то кажется был титул. А звали его Мо Жань. А вот о сути договора Чу Ваньнин знал тревожаще мало. Но кажется начинал догадываться. — Пусти меня, — хрипло потребовал он, хмуро смотря демону прямо в наглые глаза. Тот лишь оскалился и намеренно прижал Ваньнина ближе. — Я не знал что… что ты действительно появишься, — Ваньнин раздражённо нахмурился на чужую насмешливо приподнятую бровь. — И о договоре я ничего не знаю, — продолжил он, не позволяя уже раскрывшему ухмыляющийся рот демону вставить хоть слово, — а так как я не надлежаще информ-… Мо Жань не дал ему закончить. Его губы оказались вдруг так близко. Обожгли своим жаром, коснулись невесомо губ. А затем ещё раз, уже куда более ощутимо. Сильно. Ваньнин растерял все мысли и слова от одного этого касания. Его сердце забилось вдруг быстро и гулко, нервы обожгло изнутри чем-то ярким, невыносимо жарким. За настоящим поцелуем он потянулся сам, и сам бы себе не поверил, если бы рассказал себе прошлому об этом. Хвост Мо Жаня, неожиданно гибкий и сильный, крепко обвился вокруг талии Чу Ваньнина, давая свободу когтистым рукам. Позволяя им огладить нежные бёдра и подцепить когтем ворот растянутой, заляпанной чем-то невыводимым домашней майки. Ее демон, отчего-то, решил не пытаться снять через голову, а сразу распороть. От звука рвущейся ткани Чу Ваньнин будто бы пришел в себя. Сжал руки на чужих плечах сильнее, тщетно пытаясь оторвать демона от вылизывания собственной шеи. Пробормотал невнятное: «договор». Мо Жань глухо мурлыкнул ему куда-то в ключицу, обдавая влажную кожу обжигающим дыханием. — Договор, — проурчал он, прикусывая нежную мочку острыми клыками, — подразумевает обмен. Широкая горячая ладонь демона ласково провела по бедру Чу Ваньнина, отводя его в сторону, разрывая мимоходом когтями ткань серых домашних брюк. От этого действия живот Ваньнина смущающе сладко поджался. — Вызывающая сторона получает демона, — тут голос Мо Жаня упал до интимного шёпота, — в свое полное распоряжение. Разорванную в клочья футболку как-то совсем незаметно стащили у Чу Ваньнина с плеч. — Демон же в свою очередь… Тут Мо Жань прижался к нему всем телом. Коснулся раскаленной медной грудью чужой белоснежной груди. Притёрся пахом к паху. Провел горячим сильным языком по маленькой киноварной точке у Чу Ваньнина за ухом. — Демон получает человека в свое полное распоряжение. От резко нахлынувшей остроты ощущений, от простой, но неожиданно чувственной ласки, Чу Ваньнин всхлипнул, выгибаясь в чужих сильных руках. Тихие слова демона скользнули мимо его рассудка чередой невнятных звуков, ни за один из которых Ваньнин не сумел зацепиться. — Конечно… — продолжил Мо Жань так же тихо, спускаясь чередой кусачих поцелуев по нежной груди Чу Ваньнина, цепляя зубами сосок. — Вызвавший человек… — гибкий язык обернулся вокруг сжавшейся ореолы, сдавил так сладко, что Ваньнин не удержал очередной стыдный стон. — Может отказаться… — новый укус, и Мо Жань спускается поцелуями ещё ниже. Между ребер, через хвост, прямо к подрагивающему животу. — От заключения… — хвост на талии Чу Ваньнина сжался сильнее, оставляя на его коже отпечатки чешуи, сбивая дыхание. — Договора… — когти Мо Жаня срезали с Ваньнина остатки ткани, оставляя его стыдно обнаженным, впиваясь в нежные бёдра, не позволяя дернуться. — Если первая плата ещё не была взята… — его губы скользнули по напряжённому члену, острый кончик языка очертил голубые венки. — В противном случае… — его дыхание обожгло уже влажную головку, срывая с губ Чу Ваньнина едва различимый скулеж. — Договор заключается автоматически. Мо Жань вобрал его член в себя сразу до конца, пропуская его в узкое горло, обвивая длинным языком. Сжимая и мягко лаская так, что те обрывки бархатного шёпота, что все же дошли до ушей Ваньнина, тут же исчезли из его головы. Ваньнин всхлипнул, вцепляясь пальцами в чужие теплые рога. Безуспешно дёрнул тазом, пытаясь вогнать член ещё глубже в восхитительную горячую глотку. Не то чтобы ему раньше никогда не делали минет. Не то чтобы раньше он не знал, что такое по-настоящему получать удовольствие. Но это… Это было что-то совершенно другое. Мо Жань урчал лаская его, позволяя вибрации распространиться по обнаженным нервам. Обвивал член сильным языком, толкался тонким кончиком в уретру, вынуждая Ваньнина скулить. Он продержался совсем недолго, совершенно неготовый к такой остроте и насыщенности ощущений. Кончил, наполняя чужой рот своим семенем. Мо Жань с довольной ухмылкой слизал каждую каплю, прежде чем выпустить чужой член изо рта. Чу Ваньнин обмяк в его руках. Его грудная клетка тяжело вздымалась, розовые губы чуть распахнулись, все ещё храня на себе отзвук последнего стона, слепые от удовольствия глаза были бессмысленно открыты. Мо Жань мягко коснулся влажными губами его подрагивающего бедра. — Ты такая умница, Золотце, — проурчал он. Ваньнин на это только проворчал что-то не очень связаное, но демон в любом случае уже его не слушал. Вместо этого он приподнял Ваньнина ещё чуть-чуть выше. Перехватил его бёдра удобнее, прокалывая кончиками когтей белую кожу, оставляя на ней розовые отпечатки от своих ладоней. Мягко, так показательно невинно, вновь коснулся губами под мошонкой. Мягкой ягодицы. И наконец сжатого сфинктера. Ваньнин задушено вскрикнул. Вновь вцепился в чужие рога со всей силой. Мо Жань на это лишь насмешливо фыркнул, будто вовсе не замечая чужих усилий. А затем внутрь Ваньнина толкнулся кончик чужого языка. Он замер, поперхнувшись вдохом, не уверенный, что чувствовать. Это был всего лишь кончик. Довольно узкий, теплый и влажный. Почти…почти приятный. Он двигался медленно, лаская нежные стенки изнутри, периодически выскальзывал, чтобы помочь чужим губам ласкать Ваньнина и снаружи. Проталкиваясь с каждым разом чуть-чуть дальше. Ваньнин был все ещё очень чувствительным после оргазма. Возбуждение, томное, вязкое, совсем не такое острое как раньше, вновь плавно зарождалось в нем от этих движений. Хватка пальцев Ваньнина на чужих рогах постепенно слабела. Его дыхание вновь становилось прерывистым, он невольно сжимался на чужом языке, сам не уверенный, хочет ли он, чтобы тот исчезал. В какой-то момент сквозь возникший в голове туман, Чу Ваньнин осознал, что длина языка в нем уже давно превысила человечески допустимый предел, но Мо Жань, кажется, совершенно не собирался останавливаться. Язык внутри Ваньнина изгибался, лаская нежные стенки, надавливая так, что вскоре тихие стоны вновь стали прорываться сквозь закушенную губу. Ваньнин хотел бы сказать, что в этот раз его сознание не было так затуманено чужой близостью, что сбросив первое напряжение он смог наконец мыслить здраво. Но это была бы глупая ложь. Прикосновения демона обжигали. Каждое его прикосновение: чешуйчатый хвост на талии, широкие ладони на бёдрах, язык… Все это будто впрыскивало в кровь Чу Ваньнина медленный афродизиак. Но краем сознания Чу Ваньнин понимал, что единственная причина таких его ярких реакций — сам демон, и никаких дополнительных составов. Тем временем основание языка, продолжающего неспешно трахать Чу Ваньнина, стало каким-то абсурдно толстым. Оно растягивало Ваньнина, приятно, но необычно полно, мягко, совсем не так, как могли бы сделать это пальцы или даже игрушка. Ощущать его внутри было странно. Ещё страннее было ощущать, как кончик этого языка скользит по простате, точно до боли, почти пугающе приятно. Мо Жань дожидается, когда Ваньнин сдастся. Когда необычность ощущений и стыд от достигающих его ушей влажных звуков и чужого урчания полностью перестанут иметь для него значение, уступив место наслаждению. И отстраняется. Облизывается хищно, щеря в ухмылке острые клыки под чужой разочарованный всхлип. В последний раз касается губами соблазнительно мягкого, порозовевшего бедра, оставляя на нем свою метку. И позволяет Ваньнину стечь на пол. Осторожно распутывает тугие кольца своего хвоста, придерживает, укладывая Ваньнина на темные доски. И нависает сверху, накрывая Чу Ваньнина своей тенью. Даже в этом полумраке золото чужих глаз кажется невероятно ярким. Ваньнин напрягается. Даже сквозь охватившую его тело истому, даже сквозь жар желания, он все ещё не может избавиться от укоренившейся в его нутре настороженности. Мо Жань не позволяет ему свести ноги. И отодвинуться от себя не даёт ни на сантиметр. Проходится чуткими подушечками по отпечаткам собственной чешуи на чужой талии, вновь перехватывает одной ладонью острое колено, раскрывая Ваньнина для себя. Целует. Глубоко, жадно, проталкивая внутрь длинный толстый язык, заставляя Ваньнина почувствовать это острое ощущение заполненности ещё раз. А потом паха Ваньнина касается тяжёлая головка. Крупная, она больше, чем толстое основание демонического языка. С расходящимися от нее вниз мягкими розовыми шипами, которые Чу Ваньнин успел рассмотреть ещё в самом начале. Ваньнин невольно напрягается. Давится чужим языком, который до этого так хорошо принимал. Вцепляется в чужие плечи. — Золотце, — урчит демон, вновь плавно соскальзывая губами в сторону маленькой киноварной родинки, от прикосновения к которой нервы Ваньнина словно обливает огнем. — Расслабься. Тебе будет хорошо. Он улыбается, мягко надавливая головкой члена на влажный от слюны розовый вход. Ваньнин давится вдохом и правда пытается. Расслабиться. Дышать ровнее. Не удерживать каменной хваткой чужие плечи. — Ну же, Золотко, — демон урчит, оглаживая гибким хвостом его бёдра, скользя горячим языком по его подставленной шее, с судорожно бьющейся на ней голубой венкой. Такой соблазнительно близкой. — Ты такой идеальный, такой хороший… Мо Жань проникает глубже. Медленно, но неотвратимо, срывая с губ Ваньнина невольный всхлип. — Ты словно создан был, чтобы принимать меня, чтобы принадлежать мне. Острые зубы прихватили стык плеча, оставляя новую метку. А за ней ещё одну, клеймя, заявляя права. — Я так долго тебя ждал. Последние слова странные, тихие, оседают в сознании Ваньнина глухим эхом. Он слишком сосредоточен на невозможном чувстве растяжения и на том, как маленькие бугорки мягких шипов ласкают его изнутри. Не больно. Но так странно, оглушающе, на самой грани. Хорошо. Ваньнин тихо постанывает, закрыв глаза, полностью сосредоточившись на ощущениях. Сам не замечает, как его ладони соскальзывают с чужих плеч на лопатки, притягивая демона ближе. Он едва успел привыкнуть к парадоксальному чувству наполненности, когда Мо Жань, мягко мурлыкнув, впервые по настоящему двинул бёдрами. Широко, плавно, вынимая член наполовину, а затем вгоняя его в Ваньнина до самого конца. Ваньнина непроизвольно выгнуло. Его рот распахнулся в немом крике, ногти прошлись по чужой спине, оставляя царапины. Мо Жань будто бы и вовсе не заметил их. Продолжил двигаться, быстро, глубоко, удерживая Ваньнина одной рукой на месте. Снова и снова оставляя на его плече и шее свои яркие метки. Впитывая всем собой чужую дрожь и стоны, громкие, переходящие то в тихий скулеж, то в жалобные всхлипы. Каждый отклик чужого тела на свои действия, каждую упавшую из прекрасных глаз слезинку. Мо Жань выпрямился, меняя позу. Перехватил Ваньнина так, чтобы теперь на полу оказались лишь его лопатки, выгибая его спину. Так, что теперь каждое движение члена Мо Жаня внутри ясно просматривалось сквозь молочную кожу чужого живота, уже испачканную белыми подтёками семени. Для Ваньнина все это оказалось чересчур. Его слишком чувствительному ныне телу хватило несколько движений Мо Жаня внутри, растяжение и ласка частых шипов оказались чрезмерными. Ваньнин кончил с тихим вскриком, содрогаясь сначала от оргазма, а потом от сверхстимуляции от ничуть не замедлившихся движений Мо Жаня внутри. Демон не собирался останавливаться. Он хотел получить все, что мог, он хотел насытиться каждой дрожью, каждым стоном, которые Ваньнин мог ему дать. Брать его, снова и снова, выгибая, подстраивая под себя, заставляя принимать глубже, больше, наполняя своим семенем, клеймя не только снаружи, но и изнутри. Пока тело Чу Ваньнина не сдастся. Пока не отдаст ему все, что может, выключая сознание после очередного оргазма, который уже не более чем слабая дрожь и вспышка глухого, прокатывающегося по горящим мышцам удовольствия, потому что семени в теле Ваньнина не осталось. Ваньнин оказался даже более восхитительным, чем Мо Жань себе представлял. Идеальным, сладким каждой своей частью, его. Теперь, когда контракт заключен, когда Чу Ваньнин помечен Мо Жанем всеми возможными способами, наполнен им и напитан им же, никто не посмеет забрать его. Мо Жань возжелал его с того самого мгновения, как тот был назван новым хозяином гримуара. Семья Цзян — давние коллекционеры, много лет назад смогли заполучить эту занимательную вещь. Кто-то из них воспользовался ее возможностями и давно горел в аду. Другие даже не подозревали о ее ценности. Мальчишка Цзян, определенно, был одним из таких, и потому так легко отдал бесценный артефакт в чужие руки. И как только ладони Ваньнина коснулись кожаного переплета, все демоны, чьи сущности были привязаны к нему, это почувствовали. Мо Жань был не первым, кто увидел эту слепяще яркую душу и прекрасное до раздражающей боли лицо. Но вскоре он остался единственным, кто мог ответить на призыв. Вот только новый хозяин не спешил воспользоваться дарованной ему властью. И тогда Мо Жань немного смухлевал. Немного магии, немного одолженной удачи. И вот гримуар внезапно находится среди хаоса мастерской, и взгляд Ваньнина останавливается на нужной странице. Попавшийся в нужное время под пальцы мелок. Четко произнесенные слова. Был шанс, что даже так Чу Ваньнин не захотел бы заключать с ним договор, но стоя перед ним, Мо Жань этого бы не позволил. Увидеть этого человека во плоти, ощутить на губах его запах, коснуться всей сущностью его светлой сути… Невыносимо соблазнительно, до боли хорошо. Мо Жань не дал бы ему ускользнуть из своих рук. И не взял бы слишком высокую цену. Другие демоны могли не оценить выпавшей им удачи. Проглотить эту восхитительную душу в один глоток, не сумев насладиться вкусом. Не познав, насколько нежным и податливым может быть это тело, насколько хорошо оно может подстраиваться и принимать, насколько чутко откликаться. И хорошо, все это было только для Мо Жаня. Он собирался оставаться рядом. И пить этот чистый свет каждый день понемногу, глоток за глотком. Отдавая в ответ равный глоток своей сути. И все, что только Чу Ваньнин попросит. Мо Жань коснулся губами чужого мягкого живота, собирая ставший чрезвычайно ярким запах цветущей яблони, слизнул языком горечь, и выпрямился, осторожно подхватывая бессознательное тело на руки. Идеально начертанный меловой узор на полу ныне превратился в безобразные белые разводы, тут и там отмеченные отпечатками ладоней, лопаток и ягодиц. Сдерживающий барьер давно исчез, утратив свою силу. Мо Жань задумчиво оглядел окружающий его бардак и, осторожно перешагивая все обрывки записей и прочие очень-важные-бумажки, направился на поиски ванной и спальни.

***

Следующим утром Чу Ваньнин проснулся в своей постели. Он был совершенно один, привычно свернувшись в плотный клубок под одеялом. Ничего не болело. Не там, где он ожидал, что будет болеть, с обжигающим стыдом вспоминая, что, как и насколько долго проникало в него вчера ночью. Ни вообще что-либо. На самом деле он чувствовал себя настолько непривычно хорошо и легко, что начал здраво сомневаться, не приснился ли ему весь это стыдный ужас в качестве странного эротического сна. Это многое бы объяснило, пускай он никогда в своей жизни не представлял себе… такого. Ваньнин нахмурился, пытаясь рассчитать, насколько именно он должен был свихнуться, чтобы нафантазировать подобное. А потом его носа коснулся странный запах. Сливочные булочки и кофе. Настоящий кофе, а не та гранулированная бурда из банки, которую он обычно пил. И свежие булочки. Подобное на завтрак у себя в доме Чу Ваньнин имел примерно никогда. Ваньнин осторожно выбрался из постели, отмечая, что его все же соизволили одеть в пижамные штаны, но не куртку. Так что он имел сомнительное удовольствие наблюдать в стеклянную дверцу шкафа, как по его всегда безупречно белой коже замысловатым узором расходятся следы укусов. Почти не болят, что странно, но выглядят именно так, как должны: будто оставили их не далее как этой ночью. Значит все же не приснилось. Осторожно, на цыпочках, словно воришка в собственном доме, Чу Ваньнин подкрался в сторону кухни. Там было… чисто. На обеденном столе, столешницу которого Чу Ваньнин в последний раз мельком видел несколько недель назад, стояло блюдо с булочками и кофейник. Одна чашка и одно блюдце. Чу Ваньнин не смог внимательно их рассмотреть, чтобы вспомнить, откуда они у него. Все его внимание тут же сосредоточилось на стоящем к нему спиной мужчине. Человеке. Почти. Он был ниже чем прошлой ночью, выше Ваньнина всего сантиметров на десять. С идеально загорелой медовой кожей, на которой так восхитительно смотрелись золотые блики позднего утра. И длинными царапинами от ногтей по всей спине и ягодицам, от вида которых щеки Чу Ваньнина тут же залил душный жар. На руках Мо Жаня, испачканных в мыльной пене, больше не было когтей. А из вьющихся мягкими волнами волос, собранных в низкий хвост, больше не торчали толстые черные рога. Только длинный гибкий хвост по прежнему был при нем, став немного тоньше и светлее. А ещё на Мо Жане совершенно не было одежды, помимо розового передника в смешных рюшечках, которого, Ваньнин готов был на библии поклясться, в его доме никогда не водилось. Мо Жань обернулся, сверкнув ровными, но вполне себе человеческими зубами, с чуть больше нормального удлиненными клыками. Его взгляд, мягкий, темный, вновь заставил Чу Ваньнина подавиться вдохом. — Доброго утра, Золотце, — промурлыкал демон, наслаждаясь чужим ступором. Ему нравилось, как Ваньнин смотрел на него. Он собирался заставить Ваньнина смотреть так на себя как можно чаще. — Утра… — сипло прошептал Чу Ваньнин, ещё не восстановившимся голосом, — Мо Жань.