Дом - это...

      Ред тяжело вздыхает. Слева к нему прижимается Мк, справа — Мэй. Лежать так не очень-то удобно, и в любой другой момент он бы, конечно, подорвался с места и раскидал бы их в стороны, крича о том, что «плебеи вроде вас вообще не достойны меня касаться!», но только не сейчас. Сейчас ему почему-то не хотелось ни вскакивать, ни стряхивать с себя своих «злейших врагов», ни злиться, ни кричать. Ему было слишком хорошо и… тепло? Да, именно так. Тепло. До каких бы высот Ред Сан не повышал температуру своего тела, он никогда не чувствовал ничего подобного. Тепло, исходившее от тел его друзей ощущалось не столько физически, сколько душевно. Ред чувствовал, как будто он дома. Нет, не в громадном замке своих родителей. А по-настоящему дома.       И тут, смотря на макушку лежащего головой на его плече Мк и на руки Мэй, обнимающие его со спины, Ред Сан подумал, что он и правда дома. Ведь дом — это не то, где ты живёшь. Дом — это лежать зажатым между двумя телами и плавиться от их тепла.       Вот об этом-то и думает Ред Сан. А ещё о том, что именно дома ему постоянно не хватало в жизни. Дом — это то тепло, которого он вечно ждал от родителей и никогда его не получал.       Но теперь оно здесь, совсем рядом. Настолько близко, что даже руку протягивать не нужно. Вот они, все части твоего дома прямо перед тобой: две стены — Мк и Мэй; пол — плед, весь в крошках от чипсов; потолок — небо над головой, пускай, отсюда его и не видно.       Но Ред не верит. Он просто не может в это поверить. Он так долго гнался за тем, чтобы почувствовать себя дома, что сейчас он был просто не в силах поверить, что наконец нашёл тот самый дом. Дом был прямо тут, во всём, что его окружало. Но…       Во всём этом было что-то неправильное. Дом был не там, где Ред его искал. Не там, где он должен был быть и тепло исходило не от тех, кто должен был ему его дарить. Его дом так и не смог стать для него домом. От этой мысли стало обидно и горько. Захотелось отбросить эти мысли и продолжить наслаждаться теплом пропустить эту обиду через себя, превращая её в гнев. Захотелось хоть раз в жизни не строить из себя самого крутого и сильного и позволить кому-нибудь позаботиться о тебе доказать им, что тебе плевать, любят ли они тебя, что ты не нуждаешься ни в чьей любви. Захотелось свернуться в клубочек и поплакать спалить весь этот мир к чертям собачьим.       Но его глаза, как назло, упорно отказывались вспыхнуть язычками пламени. Наоборот, по щеке вдруг скользнуло что-то маленькое и мокрое. Ред изо всех сил пытался подавить в себе эту внезапную слабость, но с каждым вдохом всё становилось только хуже. Ему было так хорошо, и больно, и тепло, и грустно от того, что он чувствовал дом в каждом своём вдохе. Это чувство тепла и уюта витало во всём, что его окружало.       Оно было в воздухе, что он вдыхал, в умиротворённых звуках тишины, на фоне которых его несдержанный всхлип прозвучал уж слишком громко, во встревоженном взгляде Мкея, неожиданно поднявшего голову с его плеча. И глядя на него, Ред снова подумал, что… Дом — это глаза цвета свежезаваренного кофе, от которых он не мог отвести взгляд. Дом — это…       Но додумать эту мысль ему не удалось, потому что уже через секунду эти глаза исчезли под закрытыми веками, а к его губам прижались чужие. Недостаточно ощутимо, чтобы это можно было счесть за поцелуй, но достаточно, чтобы передать ещё немного тепла. Ред прикрыл глаза и позволил себе окунуться в это чувство с головой. Раствориться в тепле чужих губ и рук, вслушиваться в тихий голос Мэй, шепчущий что-то успокаивающее ему на ушко. Вслушиваться и всё равно не понимать ни слова. Чувствовать холодные руки на раскалённой коже, от которых почему-то тоже становится только теплее. Ловить поцелуи и отвечать на них, плавиться в объятьях и обнимать в ответ. Принимать тепло и отдавать. Тонуть не в обиде, а в любви. Гореть не снаружи, а внутри. И не от ярости, а от нежности.       И уже всё равно, кто дарит тебе всё это: те, кто должен был или те, кто сам захотел. Потому что от «хорошо, и больно, и тепло, и грустно» осталось только «хорошо и тепло» Но зато к ним прибавились ещё «радостно, и невероятно, и фантастически, и незабываемо» и ещё очень-очень много положительных характеристик, которые Ред Сану удалось сейчас вспомнить.       Всё это было так незнакомо и так по-новому, недостаточно для того, чтобы было всерьёз страшно, но достаточно для того, чтобы руки чуть дрожали, а все прочие мысли стремительно исчезали, освобождая место для ощущений, от избытка которых уже кружилась голова. И плавясь во всём этом, Ред Сан напоследок думает, что ему уже всё равно, что правильно, а что нет, потому что… Дом — это то, что ему всё-таки удалось отыскать. Дом — это здесь и сейчас, и два человека, лежащие рядом. Дом — это когда тебя любят и любишь ты.       И Ред Сан любит. Вдыхает воздух, успевший раскалиться до температуры плавления вольфрама*, и любит. Целует кого-то — уже сам не разбирает кого — и любит. Сжимает чью-то руку, переплетая пальцы, и любит. Прижимается к двум самым любимым людям на свете и любит их, как ничто другое. Любит и шепчет, что они — его дом. И он их уже никогда не отпустит. Впрочем, так же, как и они его.