Мага

      Был у нас на зоне один чеченец. Настоящее его имя было Магомед, но все звали его попросту «Мага». Здоровенный детина, совершенно чёрный, совершенно безумный. Характер его был всего тем неприятнее, что никогда нельзя было спрогнозировать, какая мысль посетит его в следующую минуту. Отпетых субъектов в местах не столь отдалённых всегда обитает предостаточно, но Мага выделялся среди прочих своим огромным ростом и поистине богатырским здоровьем. Силища в руках у него была неимоверная: мог смять в кулаке металлическую кружку, как бумагу. Я уверен и поныне: если б он положил кому руку на голову, то продавил бы череп одним нажатием пальцев. Его боялись все — даже высшие касты зэков, и само тюремное начальство предпочитало не связываться без крайней нужды. Сидел за что-то тёмное: в отряде ходили слухи про убийства, разбой. Мага тому не противоречил, но и не подтверждал. Настроение его менялось стремительно под влиянием каких-то одному ему ведомых факторов: то молчал по целым дням, бывал даже дружелюбен, а другой раз, без всякой видимой причины, пускал в ход кулак. Сам я никогда не попадался ему под горячую руку (может быть потому, что был в его глазах слишком ничтожен, но вернее всего – Мага просто не замечал моего существования). Однако всякому везению приходит конец, и вот однажды по одному случаю меня закрыли с ним в штрафном изоляторе на пятнадцать суток.       Как я уже говорил, прежде мне не доводилось знаться с кулаками дюжего чеченца, зато я многократно видел, как он бьёт других. Восстанавливались после этого люди долго и тяжело. В отряде меня провожали, как на смерть, и сам я понимал прекрасно: даже если Мага не пожелает убить меня прямо сейчас, то завтра — уже наверняка.       Сутки до него доходило, куда он посажен. Никогда не забуду, как он начал колотить ногой в бронированную дверь камеры и реветь, чтобы его выпустили. Дверь эта, вероятно, осталась бы цела даже при столкновении с гружёным «камазом», но от ударов Маги один толстенный железный прут покривился. Цирики за стеной не внимали его требованиям, хотя усмирять лютого горца тоже не решались, только изредка покрикивали: «Отвали, Мага!»       Ещё через сутки мой сокамерник начал подозревать, что очутился в штрафном из-за меня.       Некоторое время назад, в придачу к изучению английского языка, я решил заняться медициной. На зоне всегда кто-то болеет: клопы, синяки, ссадины, почти все страдают желудком. Углубившись в фармацевтические справочники, я принялся изучать симптомы, лекарства; впоследствии стал ходить за ними в медсанчасть. Сёстры охотно снабжали меня медикаментами и даже от себя надбавляли каких-то витаминов. Им, обычным гражданским женщинам, конечно, было лучше, чтобы один заключённый приходил со списком всего необходимого, забирал это и уходил, чем постоянно принимать у себя толпы асоциальных элементов. Постепенно в отряде привыкли, что все лекарства находятся у меня, и зэки прекратили беспокоить медпункт своими частыми визитами. Я обзавёлся ящиком-аптечкой для хранения лекарств и выучился ловко подбирать их, в соответствии с жалобами заболевших.       В один прекрасный день, когда я возвратился на «квартиру» с добычей, лекарства понадобились в соседнем бараке. «Тюремная почта» - сообщение между отрядами – была у нас хорошо налажена, но после каждого обыска приходилось возводить «дороги» заново. Меня поймали за сверлением дырочки в стене. И если саму дырочку - за моё примерное поведение в течение текущей отсидки - ещё могли как-то простить, то пакетик с таблетками показался уж слишком подозрительным. Мага, также заинтересованный в моём проекте (у него было какое-то своё дело до соседей), вступился за меня, раскидав четырёх охранцев. После этого-то эпизода нам обоим и выписали путёвку на полмесяца. Бетонная коробка три на три метра, оконце, завешенное листом железа, с двух сторон откидные нары, один унитаз — вот и вся обстановка.       - Это что же получается, я сижу тут из-за тебя?       Мага задал вопрос точно не мне, а так - в пространство, но у меня внутри всё похолодело.       - Зачем я тогда за тебя вступился? - рассуждал он вслух. - Пятнадцать суток! Вишь ведь!.. Ты в нарды играть умеешь?       - Умею, - ответил я, но как-то не очень уверенно.       Мы слепили из хлебных мякишей игральные кубики и сделали шашки.       - На что играть будем? - спросил Мага.       Денег у меня не было ни копейки. Решили играть на отжимания.       Поначалу мне везло, я даже вошёл в азарт игры, невзирая на муторное своё положение.       - Два и четыре, - радостно выпалил я после очередного броска.       - Два и три, - хмуро возразил мой сокамерник.       - Да нет же, Мага, посмотри: тут два и четыре.       - А я говорю: два и три, - упрямо, но всё с тем же олимпийским спокойствием возразил чеченец.       Что тут было делать? Весь день пришлось отжиматься мне: такой уж у Маги был характер — не любил проигрывать. Первые трое-четверо суток я даже спать не мог от перенапряжения. Заговоришь с ним — «Замолчи, я думаю», отвернёшься — «Э-эй, ты что, со мной разговаривать не хочешь?». Даже естественную нужду я ходил справлять с опаской после того, как Мага один раз взъярился на меня за то, что мне вздумалось пойти «туда» в то время, как он пил чай.       Делать нам в камере было решительно нечего — хоть на стену лезь, так что волей-неволей приходилось общаться. Мага поначалу особенно интересовался моим увлечением английским (на зоне не так уж мало читающих людей, но читают всё больше детективчики да бульварные романы, а так, чтобы появился дурак, который учит английский — такое не каждый день встретишь). «За границу собираешься, что ль?..» - вопрошал Мага. Я растолковал ему, что ни за какую границу не собираюсь, но что учусь для тренировки памяти, потому что не хочу просидеть здесь остаток дней, а когда выйду на свободу, там мне понадобится голова, чтобы что-то делать, чем-то жить. Мага слушал внимательно. Я рассказывал ему книги, какие прочитал, припоминал всё, что только знал интересного. Говорили и о Боге, об Аллахе. У мусульман как раз шёл месяц Рамадан. Мага говорил, что верует в Аллаха, что постится днём, а после захода солнца уже можно есть всё — Аллах-де ночью не видит. «Но ты подумай, - не соглашался я. - Ты представь, что это Бог — всемогущий, всеведущий, за какую бы стену ты ни спрятался, Он видит тебя». Мага думал.       Когда спустя пятнадцать суток мы вышли из заточения, весь отряд пожимал мне руку. По такому случаю Магомед распорядился накрыть «поляну».       - Пью за здоровье Жорика! - объявил он, поднимая кружку за праздничным столом.       Отметив, как дивно у всех вокруг эволюционировали лица, он расхохотался - точно гром грянул - и, закинув мне на плечо свою тяжёлую волосатую лапищу, прокричал:       - Видали? Это мой друг, Жора! Он со мной пятнадцать суток отсидел! Кто из вас ещё способен на такое? Ну?! - Мага пытливо оглядел присутствующих глазами-угольями. - То-то же, - подвёл он. - Кто из вас его тронет — лично башку свинчу.       С тех пор меня в самом деле уж никто не трогал. Совсем. Даже по мелочам не беспокоили. Не то чтоб лебезили теперь передо мной, а так - оглядывались. Мага, впрочем, скоро позабыл обо мне, но все остальные помнили этот случай долго. Доказывать свою дружбу ему не пришлось, к счастью. Я боялся его не меньше тех, кому грозил этот страшный человек и, признаться, рад был избавиться от своего пугающего покровителя.       Что с ним стало, когда он отбыл срок? Слышал за верное, будто сел на поезд к себе в Дагестан, там его встречали родные, да только... не было Маги в поезде, когда тот прибыл в Махачкалу. Исчез. А куда — Бог весть.