***
Минхо не любит алкоголь. Сколько аварий, сколько случайных смертей происходят из-за него, а всё ради чего? Чтобы на пару часов забыть обо всем плохом и представить себя главным героем фильма на танцполе? Или наконец-то переспать с тем, по кому отчаянно страдаешь, заглушая слезы в подушку, а наутро притвориться, что ничего не помнишь, чтобы избежать неловкости и последствий? Не то, что бы с Минхо такое происходило. Нет, конечно, у него есть уважение к самому себе. Именно поэтому Ли Минхо не любит алкоголь. За исключением, разве что, бурбона. — Я понимаю его, — бросает Чонин, всматриваясь в тающий на дне стакана с виски лёд. Два живущих (почти) вечно существа встречаются в баре, как простые смертные, одетые в банальные джинсы с футболкой (опустим, что футболка Чонина из последней коллекции Прада — того самого, костюм которого Минхо отдал в стирку. Или это всё же была просто отсылка?). Они говорят о жизни, о работе, о просмотренных дорамах и новой песне Ateez, потому что почему бы нет? Жить так долго становится скучно, рутина проедает мозги, игра в «я лучше, чем остальные люди, потому что я наблюдал, как зарождалась династия Чосон» надоедает уже спустя сто лет. — Понимаешь, почему он хотел убить себя? — Понимаю, что невозможно жить, когда нет смысла, — спокойно отвечает Чонин, рукой показывая бармену обновить стакан. Ян Чонин кажется самым юным и наивным из всех знакомых Минхо. Ян Чонин бежит в кинотеатр в день премьеры каждого диснеевского мультика, плачет над смертью мамы Бэмби и отказывается пересматривать Хатико, потому что он оставил ему моральную травму. Ян Чонин подкармливает бездомных собак и кошек («Суни мне сказала, что ты давно её не навещал, не обижай малышку»). Ян Чонин улыбается старушкам, переводя их через дорогу, и не понимает почему современные подростки такие злые. Удивительно, но Ян Чонин старше всех знакомых Минхо вместе взятых. — Первая тысяча лет была простой, — продолжает Чонин. — Я стремился стать человеком, был самой милой и дружелюбной лисичкой во всем Силла. У меня была цель, к которой я стремился и которой впоследствии достиг. Всё было просто. Минхо молчит. Минхо молчит, потому что ненавидит разговоры ни о чем. Минхо молчит, чтобы случайно не нагрубить хорошему человеку. Минхо молчит, когда кто-то говорит важные и личные вещи. Минхо молчит, потому что так проще. Что вообще может сказать Минхо, кроме очередной глупой подъебки? — Следующая сотня лет была отличной — столько новых впечатлений. Я научился говорить, писать, читать, работать, столько еды новой попробовал! Я был невероятно счастлив, — с теплотой улыбается Чонин. «Я нашёл и потерял множество хороших и верных друзей. Однажды я потеряю и тебя, Минхо». Чонин никогда не говорит это вслух, но Минхо слышит и понимает. — А потом? Ли не боится надавить на больное место и разодрать зажившую рану — если Чонин говорит о своем прошлом, значит он готов. Значит Минхо остается лишь слушать и стараться понять. — Всё стало бессмысленным. — Чонин благодарно улыбается бармену, забирая новый стакан виски. — Да, я живу, работаю, разговариваю с людьми, но зачем? Они скоро умрут, мне всё равно нельзя привязываться. Прожить пусть даже семьдесят лет с одним человеком — это как завязать светский разговор, а мы оба их ненавидим. Смысла нет, зато время отнимает, пусть у меня его и полно. — И что дальше? Ты пытался себя убить, но не получилось? — У меня не было попытки самоубийства, — терпеливо объясняет Ян. — Я очень много думал об этом, все это делают, но, возможно, я просто глупый оптимист, который каждый день откладывал самоубийство, надеясь, что завтра произойдет что-то хорошее. — И что произошло? Минхо ненавидит самоубийц, но, возможно, начинает их чуть лучше понимать. Возможно, мир и правда не черно-белый, как и говорил Чан. Как жаль, что в гардеробе Минхо лишь черно-белые костюмы. — Я сейчас очень сильно потешу твоё эго, — искренне смеётся Чонин. — Но я встретил тебя. Привязаться к человеку, который может прожить столько же, сколько и я, дало немного надежды. — Так что, я стал смыслом твоей жизни? — Ли смеётся в ответ. Это глупо, но — Это глупо, — Минхо никогда не дают закончить свою мысль. — Искать смысл жизни в людях — глупо, никто не остается с тобой до конца, кроме самого себя. — Чонин тепло улыбается Минхо. — И всё же некоторые люди дают надежду и просто помогают забыть об этих мыслях. Моя цель сейчас — не дать тебе свихнуться от работы, жнец смерти. Такая маленькая и глупая цель, но она дает мотивацию жить ещё на пару сотен лет. — А потом? — осторожно спрашивает Ли. — Когда мой контракт закончится? Чонин молчит несколько мгновений, вновь рассматривая постепенно тающий лед в стакане. Иногда Чонину сложно смотреть людям в глаза, в отличие от Минхо. Ян слегка улыбается, боковым зрением замечая чужой пристальный взгляд. — Хочется верить, что тогда я смогу найти твою реинкарнацию и помочь прожить счастливую жизнь, которую тебе обещают на работе и которую ты помог прожить мне. — наконец Чонин поднимает взгляд на Минхо, радостно ему улыбаясь. — А потом можно будет и умереть. Сквозь воспоминания Минхо слышит двух ворон, каркающих на плечах Чонина. В этот вечер они пьют за смерть.***
Минхо не любит работать сверхурочно. — У Хенджина из отдела по трудоустройству день рождения, — с мольбой в глазах сказал вчера Чанбин. — Ему двести лет, это юбилей! Он своей внешностью и харизмой нам столько людей набрал, мне лично он целый отдел собрал! Я не могу пропустить его день рождения, я ему обязан. Таким образом, Минхо вновь оказывается на той же самой крыше в той же самой компании. — Тебе не доебаться до меня, сейчас четыре часа утра, я сделал так, как ты просил, — не оборачиваясь говорит Сынмин. — Ты так и не бросил эту затею? — закатывает глаза Минхо. — Я так и не нашёл смысл. Ли непроизвольно задумывается сколько времени Чонин жил так же, как живет Сынмин. Сколько раз его посещали те же самые мысли и сколько раз он находился в шаге от того, чтобы оборвать свою жизнь навечно? Сегодня вороны вновь преследуют Минхо. Над крышей кружит стая из восьми. — Я не запугал тебя вечностью, проведенной в аду, где ты будешь слышать страдания твоих близких? — Я узнал, что существует загробная жизнь, спасибо за открытие, — равнодушно пожимает плечами Сынмин. Минхо тяжело вздыхает, он будто бы говорит со стеной. Минхо не может преподнести парню смысл жизни на блюдечке и тем более не может просто взять и столкнуть его вниз. Ким Сынмин застрял между жизнью и смертью настолько же крепко, как и сам Ли Минхо. — Врачи утверждают, что это депрессия, — внезапно говорит Сынмин, замечая, как Минхо устало присаживается на край крыши вместе с ним. — Они прописали антидепрессанты и терапию, в какой-то момент это даже работало — я тогда поступил в университет. Но в конечном итоге всё бесполезно. Я не могу просто придумать смысл и заставить себя в него поверить, самообман долго не держится. Жить ради рассветов, закатов, первой кружки кофе утром и улыбки мамы — глупо. Ты гоняешься за мелочами, которые моментально исчезают. — Предположим ты умрешь, — равнодушно говорит Минхо. — Тебя отправят в ад, ты проведешь там вечность и не сможешь сбежать. Действительно ли это лучше? — И эта вечность никогда не закончится? — Разве что тебя оттуда заберут наверх и предложат работу в обмен на реинкарнацию и заглаживание грехов. Но тогда ты вновь переродишься и всё начнется заново. Это как порочный круг или колесо сансары — выхода просто нет. Все намного запутаннее и сложнее, чем кажется людям. — Минхо всматривается в небо, где начинает рассветать. — Не существует пустоты и небытия, о которых ты так мечтаешь. Прости, что разрушил надежду. Минхо ни капли не дергается, когда слышит тихие всхлипы рядом. Цепляться за какого-то человека и стараться спасти одну душу — глупо. Ли сам не понимает, почему остается здесь, поддерживает разговор и продолжает слушать. Ким Сынмина нет в сегодняшнем списке душ, сегодня он не убьет себя — он просто находится на грани. Невозможно предсказать точный момент, когда дата смерти внезапно изменится на новую и Минхо наконец-то проводит Сынмина в загробную жизнь. Глупо думать, что именно сегодня жнец смерти, принявший смерть, как неизбежное и обыденное, спасет чью-то душу. — Мой друг сказал мне, что не убил себя лишь потому, что каждый день продолжал откладывать самоубийство и продолжал надеяться, что завтра произойдет что-то хорошее, — тихо говорит Минхо, не вздрагивая, когда рука касается чужих пальцев, передавая Сынмину носовой платок. — Возможно тебе просто не хватает капельки надежды, Ким Сынмин. Несколько ворон улетают прочь. Их остается лишь четыре. — Сможешь ли ты потерпеть ещё немного? Минхо не говорит вслух, что терпеть осталось четыре года.***
Let's switch a mood a bit, shall we?
***
— Сделай мне кофе. — Как ты оказался в моей квартире?! Сынмин вздрагивает, когда слышит шорох с кухни. Феликс сейчас в университете, домашних питомцев у них нет, а через дверь явно никто не заходил. Ким вооружается купленным пару лет назад толстым словарем английского языка и пытается понять, каким образом кто-то залез к нему на третий этаж через ебучее окно. Сынмин не боится смерти, но предпочитает сам решить, когда ему стоит умереть. Помирать в растянутых спортивных штанах и футболке с дыркой особо не хочется (а вдруг в аду или не дай бог раю ему не позволят переодеться? Это же позор на всю загробную жизнь!). — Я знаю о тебе всё, Ким Сынмин, — угрожающе говорит находящийся на кухне Минхо. — А теперь сделай мне кофе, будь добр, я из-за тебя опоздал за душой и теперь она в бегах, мне нужно набраться энергии на ближайшие два часа. — Я могу кому-нибудь пожаловаться на тебя? — с отдающим на всю квартиру грохотом Ким бросает словарь прямо перед Минхо. — Жнец смерти эксплуатирует просто смертного, разве это профессионально? — Можешь сказать Чану, но тогда тебе промоют мозги, ты снова поддашься своей депрессии, убьешь себя, а провожать в ад тебя будет Чанбин и, поверь, он только кажется дружелюбным парнем. — Ли закатывает глаза и осматривает кухню. — Ты эту кофемашину украл? — Я вернул ту, вообще-то. — Странно, я не видел этого в твоих воспоминаниях. — Ты рылся в моих воспоминаниях?! Минхо работник месяца, Минхо профессионал своего дела — не чувствует жалости к смертным, не упускает души, пытающиеся сбежать, ставит на место агрессивных покойников, отказывающихся отправляться в ад. Ли Минхо — профессионал, который запросил ключ воспоминаний Ким Сынмина ради собственных корыстных целей. — Ты вроде ненавидел делать людям раф и объяснять, что это не латте, да? — Минхо пропускает мимо ушей вопрос Сынмина. — Сделай мне оба, а я попытаюсь угадать, где что, как тебе такое? Ким Сынмин всегда был одиноким. В его воспоминаниях есть лишь он, иногда его семья, а в парочке воспоминаний из детства ещё и щенок по кличке Феликс. Минхо до безумия интересно, как связаны нынешний сосед Сынмина и его бывший щенок. Ким Сынмин умеет язвить, грубить, пассивно агрессировать, закатывать глаза и натянуто улыбаться. К сожалению, Ким Сынмин не умеет отстаивать свою позицию и говорить «нет» людям. — Я сделаю тебе кофе, и сиди развлекайся угадывай раф это или латте, — бросает Сынмин, доставая упаковку зерен. — А потом ты уйдешь отсюда, договорились? Минхо видел в воспоминаниях, как Сынмин делал кофе. У Сынмина были навыки, постоянные посетители и дружелюбные сотрудники. Но Ким не привязывался ни к кому, будто не замечая чужих попыток подружиться или флиртовать. Сынмин не был сосредоточен на заказе или обслуживании — он вообще не думал ни о чем. В его голове была темная глубокая пустота, где лишь изредка проскакивало «не забыть добавить карамельный сироп». Ким Сынмин настолько привык жить в темноте, что банально не замечал пробивающегося света. — Ты не работаешь сейчас? — Подрабатываю. Мне нужно как-то платить за аренду квартиры. — Знаешь, можно устроиться в похоронное бюро изготавливать венки на могилы, — на полном серьезе говорит Минхо. — Ты же когда-то там подрабатывал флористом, да? Значит опыт есть, а сфера работы с покойниками всегда будет актуальна, ты бы видел сколько людей ежедневно умирает, особенно у нас здесь. Минхо не говорит вслух, но предлагает Сынмину смириться со смертью так же, как принял её сам Минхо. Так проще, так понятнее и так обыденнее — смерть не страшна, не страшнее жизни, по крайней мере, для некоторых. Минхо предлагает Сынмину посмотреть на ситуацию с другой стороны — он предлагает Сынмину увидеть происходящее через глаза Минхо. — Предлагаешь мне научиться делать похоронные венки, чтобы потом сделать самому себе? — Сынмин поднимает бровь. — Тоже как вариант. Может даже увидишь, как происходит похоронный процесс, определишься, что хочешь сделать со своим телом после смерти. Я даже проконтролирую, — Минхо протягивает к Сынмину две руки, показывая, что не скрестил пальцы. Ким загадочно смотрит на парня, держа в руках уже готовую кружку кофе. Минхо буквально слышит, как у того в голове крутятся шестеренки, пытаясь понять, чего от него хотят и чего Минхо вообще добивается. Проблема в том, что сам Минхо не знает ответа на этот вопрос. — У каждого жнеца смерти есть друг среди смертных или тебе просто скучно живется? — наконец-то спрашивает Сынмин, отдавая Ли кофе. — Мы не друзья, — ни на секунду не задумываясь говорит Минхо и делает глоток кофе. — Это латте? Сынмин отрицательно качает головой. — Черт, так и знал, что нужно говорить раф. На лице Кима на мгновение проскакивает незнакомая эмоция — уголки губ слегка поднимаются, а глаза будто смеются. Минхо не видел такого выражения лица в воспоминаниях. — Это капучино, — победно говорит Сынмин. — А теперь прошу на выход из моей квартиры. У них вечный один-ноль в пользу Ким Сынмина. По крайней мере, до чьей-нибудь смерти.***
Спустя пять месяцев наступает день рождения Чанбина. Это глупо — праздновать дни рождения, будто ты действительно взрослеешь и стареешь. Чанбин уже давно похоронен на кладбище, его тело лишь разлагается. Но для Чанбина жизнь не заканчивается смертью, как иронично бы это не звучало. Чанбин покупает холодный американо в любимой кофейне, Чанбин слушает новые песни на радио и запоминает все кпоп группы четвертого поколения — потому что жизнь продолжается, люди сменяют друг друга, и Чанбин отказывается лежать мертвым телом где-то на другом конце Кореи. Если тело вообще там всё ещё лежит. — Ты, я, Хенджин и Чан, я даже незнакомых тебе людей звать не буду, только нашу тусовку, как тебе? — Мы с Хенджином явно не в одной тусовке, — закатывает глаза Минхо. Хван Хенджин не раздражает его — не больше, чем сам Чанбин — но в защиту Минхо стоит отметить, что разговаривал он с Хенджином два раза. И что вообще нравится людям в его лице? И всё-таки Минхо оказывается сидящим за столом рядом с Хван Хенджином. Черт тебя дери, Со Чанбин. — Хочешь забрать мои баклажаны? Я их ненавижу, забери, пожалуйста. Минхо предчувствует, как скоро у него закатятся в мозг глаза. — Кто бы мог подумать, что у жнецов смерти есть деньги, чтобы снимать целый ресторан, — шепчет голос рядом с Минхо. — Мы берем деньги с могил и похоронных бюро, кому-то же надо оплачивать нашу работу, — на автомате отвечает Минхо, потому что Потому что он не фильтрует, что говорит, когда находится рядом с Сынмином. Потому что Сынмину нечего скрывать от Минхо — самое страшное и постыдное Минхо давно уже видел в его воспоминаниях. Потому что Минхо не страшно язвить в ответ — жизнь, и так, уже обидела Сынмина, Минхо не сделает хуже. Потому что Сынмин — это единственное, что есть у Ли Минхо кроме работы. Сынмин не работа, но цель — та самая, о которой говорил Чонин. Минхо всего лишь хочется провести в загробный мир одну единственную душу — провести в правильное время, и ни каплей раньше. Потому что Сынмин — Ты откуда вообще здесь взялся? — Я работаю здесь, кретин, — отвечает Ким, дружелюбно улыбаясь Хенджину и забирая тарелку с выплюнутыми баклажанами. — Чаевые оставить не забудь, хоть с могилы, деньги все равно не пахнут. Черт бы побрал Ким Сынмина. — Ты знаком с ним? И слава богу (правда, Чан, спасибо), что Чанбин слишком занят разговором с Бан Чаном, и они не слышат и не видят абсолютное нихера. К сожалению, Хенджин слышит всё. — Да, — отвечает Минхо, потому что врать бесполезно. Потому что врать о Ким Сынмине не хочется. — Он знает, что ты жнец смерти? — Да. — Чан об этом знает? — Нет. — Через сколько парень умрет? Минхо молчит. Потому что Сынмин в комнате для персонала, потому что Сынмин не должен слышать подобные вещи, потому что Сынмину нельзя знать, ради чего Минхо еженедельно действует ему на нервы и готовит еду на чужой пропахшей выпечкой кухне («Серьезно, скажи Феликсу, что вы не можете питаться лишь брауни» «Скажи ему это сам, трус»). — Значит скоро, — подводит итог Хенджин, когда на его лице проступает очаровательная улыбка — та самая, которой Хван уговаривает новые души подписать трудовой контракт на ближайшие сотни лет. — Вам обоим будет пиздец, если Чан узнает, ты же в курсе? — Чего ты хочешь? — потому что на Минхо не действует эта улыбка — он видит гораздо больше и просто не доверяет смазливым личикам. — Мне кажется тебе пригодится новый работник в отдел. — Зачем? — Потому что так мне будет спокойнее, — легко отвечает Хенджин. — В отличие от тебя, у меня нет предрассудков, и я не ненавижу тебя, Ли Минхо. Скорее даже уважаю, если для тебя это что-нибудь значит. — Кто он? — Ты не один, у кого есть секреты от начальства, — шепчет Хенджин, но в его словах кроется намного большее, чем он говорит вслух. — Я скрывал его более пятидесяти лет — выслуживался перед Чаном как раз ради этого момента. Я видел, как он жил, старел, смеялся, седел, как забывал меня и как Чанбин провожал его в загробный мир, — всё это Хван рассказывает с теплой улыбкой на лице. — Мне не хватило этих пятидесяти лет, мне хочется намного большего. Поэтому, Ли Минхо, возьми его к себе в отдел. И прежде, чем Минхо успевает задать самый главный вопрос, Хенджин читает его мысли. — Потому что я доверяю тебе, хён. И я нуждаюсь в твоей помощи настолько же отчаянно, как ты нуждаешься в спасении своего смертного. — О чем вы там болтаете? — наконец-то обращает на них внимание Чан. У Минхо вечное чувство, будто тот знает намного больше, чем говорит вслух. — Помнишь Хан Джисона, которого я никуда не мог пристроить? — восторженно говорит Хенджин. — Минхо-хён согласился взять его к себе! Потому что, возможно, Минхо бы тоже не отказался пристроить Сынмина к ним на работу. Мальчик будет жить, не это ли то, к чему стремятся смертные? Не это ли то, чего на самом деле отчаянно желает Сынмин?***
Хан Джисон — громкий, неуклюжий и вечно смеющийся над шутками Минхо. Плюсы догоняют минусы, в принципе, терпеть можно. За прошедшие пару месяцев и вовсе можно привыкнуть. — Там на крыше человек, — говорит Хан, показывая пальцем в небо. — Его нет в нашем списке, — спокойной отвечает Минхо, который ни черта не знает список на сегодня. Просто надеется, Чонин так учил. — Отправь сам следующую душу и можешь быть свободен на сегодня, мне нужно отойти. И прежде, чем Джисон успевает взволнованно заявить, что он ни разу в загробной жизни не провожал души сам, Минхо уже поднимается на крышу, попутно набирая быстрое смс. Что-то сегодня его особенно беспокоит. В этот раз над их крышей летают десять ворон. — Ты давно сюда не поднимался, — «восемь месяцев и три дня, если быть точным», думает Минхо. «Я думал, я справляюсь», не говорит он вслух. — Тебе не понравилась веревка, которую я подарил? — Я не глупый, хён, — спокойно отвечает Сынмин. Впервые за месяцы он не язвит и не смотрит в глаза — самые важные и откровенные разговоры у них всегда происходят на этой крыше. — Ты лишаешь меня выбора. — Я не запрещал тебе сюда подниматься, остынь, — усмехается Минхо, но не сводит пристального взгляда с парня. — Не строй из себя идиота, мы оба знаем, что ты выше этого. Это глупо, но Минхо правда думал, что у него получается. Сынмин улыбался, смеялся, злился и искренне радовался — он испытал весь спектр эмоций, о которых уже успел забыть. Минхо старался и старался и старался и — Ты правда думаешь, что сможешь меня нянчить оставшиеся сколько? Тридцать? Сорок лет? — Три года, — наконец-то говорит Минхо вслух. Три года и дни, которые сокращаются с каждым разом. Осталось потерпеть всего чуть-чуть, зачем ты так торопишься, Сынмин? Сынмин не удивляется, лишь грустно усмехается. — Ты так стараешься ради каких-то трех лет? Это глупо. — Сам ты глупый, — не выдерживает Минхо. Он старается и старается и старается, и что в итоге? Ему смеются в лицо? — Ты больше года метаешься между своим желанием умереть и страхом смерти — ты держишь меня рядом, потому что я единственный, кто помогает тебе жить, а не существовать, и ты ещё смеешься над этим? Думаешь я не чувствую ответственность за тебя, Ким Сынмин? Думаешь мне нравится нянчиться с тобой и надеяться, что ты проживешь ещё один день? Я всегда ненавидел самоубийц, потому что вы думаете лишь о себе. Десять ворон каркают слишком громко, будто умоляя Минхо наконец-то заткнуться. Потому что Минхо безбожно пиздит. Потому что Минхо не нянчится с Сынмином — Минхо всегда возвращается добровольно. Он готовит, потому что ему нравится смотреть, как Сынмин пробует новый рецепт и вновь хвалит готовку Минхо; он разводит Сынмина на вопрос «кто лучше — собаки или кошки?», потому что знает, что они будут смешно ругаться и это поднимет им обоим настроение; он искренне гордится каждый раз, когда Сынмин твердо отвечает «нет» пристающим к нему клиентам. Потому что Ким Сынмин начинает расцветать, если о нем правильно заботится. И Минхо до блядского обидно, что цветок не успеет распуститься за оставшиеся три года, как бы сильно он не пытался. — Давай я сделаю нам обоим одолжение и освобожу тебя от ответственности, — тихо говорит Сынмин. Настолько тихо, что закрывший уставшие глаза руками Минхо не слышит его. Не успевает среагировать, не слышит упавшую на крышу тишину — даже вороны молчат, осталась ли там всего лишь одна? А Сынмин летит. Так же свободно, как и в первый раз — даже свободнее, ведь знает, что за ним не прыгнут. Звезд снова нет, и больше ничего не блестит. Ким закрывает глаза, надеясь, что это конец. — У тебя же нет аллергии на мех? Девять хвостов крепко обхватывают падающее тело, пока руки придерживают глупо болтающуюся голову. Чонин успевает ровно за двадцать метров до земли. — Ты снова лишаешь меня выбора! — громко орёт Сынмин. И вот тогда Минхо просыпается. Он моментально оказывается на земле, безмолвно благодаря успевшего вовремя Чонина. — Я даю тебе цель, долбаеб! — орёт в ответ Минхо. — Ты думаешь, что скроешься от меня в аду? Нихуя подобного, я тебя физически из-под земли достану, понимаешь? Чонин аккуратно кладет руку на чужое плечо, но Ли не замечает вокруг себя ничего, кроме Сынмина. Насколько же громко ему нужно кричать, чтобы эта дурацкая стена пропустила звук? — Ты искал смысл жизни? Вот, пожалуйста, держи! Цель твоей жизни — продержаться три года до смерти, чтобы наконец-то избавиться от меня. Я достану тебя в аду, но я отцеплюсь от тебя, как только ты переродишься и я не смогу найти тебя. В душе не ебу, что ты будешь делать со своей следующей жизнью, но в этой твоя цель ясна, — Минхо подходит вплотную к Сынмину, тыкая ему пальцем в грудь. — Умри через три года, понял? И ни днем раньше. Я не позволю. — Почему я… — Потому что я лишаю тебя выбора, — грубо говорит Минхо. — Ты готов отказаться от жизни, значит тебе она не нужна, и я забираю её себе. Эти три года мои, и ты не посмеешь сделать с ними что-то без моего согласия. Понял, Ким Сынмин? Когда Сынмин злобно уходит домой, Минхо кажется, что он чертовски проебался. — Ты проебался, — тихо говорит Чонин. Видимо, ему не кажется.***
Минхо не появляется месяц. Сынмин не ждет и не считает дни, просто становится непривычно одиноко, даже Феликс замечает, что Сынмин постепенно регрессирует. — Вы поссорились с Минхо-хёном? — осторожно спрашивает он. — Мы изначально не были друзьями, — Сынмин пресекает любые попытки на разговоры о Минхо. Они не были друзьями, Сынмин вообще нихера не знает о Минхо, кроме имени и номера на его бейджике. Это не дружба — это попытка делать вид, что все хорошо и ты не одинок. Попытка надеяться, что кто-то тебя понимает и принимает. Но пока Сынмин старательно игнорирует отсутствие Минхо в его жизни, тот исправляет это недоразумение и появляется на его кухне. — Сделай мне кофе, мне работать ещё четыре часа. Теперь Сынмин умеет говорить «нет». И он все ещё умеет грубить, язвить и пассивно агрессировать. — Я не собираюсь себя убивать, можешь успокоиться и проваливать. — Кофейни хуево делают кофе, я люблю только твой, сделай мне его, — и после нескольких секунд добавляет: — Пожалуйста. И с тех пор все возвращается в норму. Минхо готовит на их кухне, приходит к Сынмину за кофе, скидывает глупые видео с кошками и ни разу не упоминает то, что произошло в тот вечер. Сынмину кажется, что Минхо ему не доверяет и контролирует. Сынмину кажется, что дышать становиться чуточку легче, да и вообще с работы есть смысл уходить — на кухне ждут остатки приготовленного Минхо кимпаба — нужно успеть съесть, пока до них не добрался Феликс. Ли больше не говорит о смерти — он показывает её. Берет Сынмина за руку, приводит на одну из множества находящихся в Сеуле крыш, игнорирует удивленный взгляд одного из находящихся там парней и говорит: «Джисон, оформи его». Сынмин впервые видит, как душа буквально покидает тело человека. Душа плачет, душа умоляет об обратном, душа передумала убивать себя за пять метров от земли. Минхо молчит. Сынмин не может смотреть. Джисон думает, что об этой ситуации лучше никогда не вспоминать. Потом Минхо приносит ему апельсины и говорит, что так обычно поступают с больными. — Я не предлагаю бороться вместе с твоей депрессией и победить её или ещё хуже — притвориться, что все нормально и делать вид, будто ничего не происходит, — спокойно объясняет Минхо. — Я скорее предлагаю дать самому себе шанс жить с болезнью, не отрицая её. Минхо ненавидит самоубийц, но делает исключение для Ким Сынмина. Потому что он ещё не, потому что всё намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Потому что Сынмин не бежит от сложной жизни и не ищет спасения в смерти — потому что Ким Сынмин потерялся, и это совершенно не его вина. Поэтому Минхо просит просто постараться. И вдруг Сынмин вновь не умеет говорить «нет». — Ты зовешь Феликса, я зову Чонина, мы празднуем твой день рождения, как нормальные люди. Что тебе вообще не нравится? — Я даже не знаю Чонина! — Он спас тебе жизнь. — Я, кстати, не просил об этом. Они больше не ругаются и не обижаются. Они принимают случившееся, как факт, и отпускают обиду. В какой-то степени, Сынмину просто ничего не остается, кроме как смириться с присутствием Минхо везде — в его квартире, в его жизни, в его мыслях. Они застряли ещё на два года вместе и учатся, как же они должны работать сообща. — Почему мы ни разу не праздновали твой день рождения? — внезапно спрашивает Ким. — Когда он вообще у тебя? — 25 октября. — Ты договаривай до конца. Минхо стреляет в Сынмина раздраженный взгляд, но добавляет «1898». — Фуу, старик. — Я с этого и начну твое поздравление, спасибо за идею. — Ты приготовил мне речь? — Ещё и подарок, а теперь захлопнись и не мешай мне готовить. А потом они празднуют день рождения Сынмина. Феликс печет торт, Минхо готовит явно больше, чем они вчетвером могут съесть за вечер, Сынмин задувает свечки лишь с третьей попытки, а Чонин заваливается с пакетом алкоголя и жалуется, что у него снова попросили паспорт. И всё хорошо. Чонин чувствует себя комфортно рядом с незнакомым Феликсом, сам Феликс смеётся над всеми шутками Минхо и не обижается на его подколки, а Минхо все ещё ненавидит алкоголь, но находит в пакете бутылку любимого бурбона и вновь предает все свои принципы. А ещё он дарит Сынмину подарок. — Ты говорил, что жить ради рассветов, закатов, первой кружки кофе утром и улыбки мамы — глупо, потому что эти мелочи моментально исчезают, — говорит Минхо, протягивая Киму маленькую коробку в праздничной обертке. — Поэтому я решил твою проблему. Теперь ничего не будет исчезать. А внутри оказывается пленочный фотоаппарат. — Для самых драгоценных кадров. Потому что здесь нельзя редактировать и исправлять воспоминания. Все остается в точности таким, каким было в действительности. — Скажите сыр! Потому что этот вечер стоит того, чтобы его запомнить. Спустя пару часов Минхо теряет Сынмина. Феликс давно спит у себя в комнате, а Чонин недавно ушел, распушив свой хвост (что же делает с лисой алкоголь?). И не хватает только одного единственного человека. Минхо предпочитает закаты рассветам — особенно закаты жизни. — Рассвет сегодня красивый, оранжевый такой, — говорит вышедший на улицу Сынмин. — Хотел увидеть поближе. Минхо кажется, что последние два года его преследуют вороны куда бы он ни шел. — Сколько их сейчас? — спрашивает Минхо, приобнимая Сынмина сзади. Ким не реагирует — лишь вглядывается в небо, где снова нет звезд. — Девять. — Правда, что ли? — тихо смеётся Минхо, прижимая Сынмина покрепче. — Заметь, это ты сказал, а не я. А потом разворачивает одним взмахом руки и целует. Сынмин поймет, когда история закончится, Минхо уверен. А пока что Сынмин целует в ответ, потому что перед смертью хочется успеть всё. Особенно полюбить в ответ. И, возможно, в этот момент Сынмин понимает, почему для стольких людей смыслом жизни является любовь. Как минимум, это приятно. И ранним утром, под небольшим действием алкоголя и огромным влиянием Ли Минхо, Сынмин оставляет на чужом лице тропинки поцелуев и шепчет «спасибо, спасибо, спасибо». Потому что даже если это неправда или ответственность, которую несет Минхо, Сынмин готов с ней смириться и принять с благодарностью. Потому что его не просят измениться и выздороветь — его принимают с болезнью и просят научиться с ней жить. — За что, Ким Сынмин? — тихо спрашивает Минхо, переплетая их пальцы. Минхо целует его подбородок, кончик носа, ямочки, лоб, щеки, скулы и всё, что попадается на пути. Минхо остается рядом — он всегда это делает. И в этот раз, Сынмин даже не пытается сбежать. Потому что Ли Минхо и Ким Сынмин не смогут работать, если не признаются самим себе. Потому что невозможно самому заглушить боль, которая каждый раз возвращается волнами, постепенно превращаясь в цунами. Потому что насколько бы сильно они не пытались гореть и насколько бы сильно они не пытались оседлать волны — в одиночестве огонь продолжает тухнуть, а тело медленно опускается на дно. — За то, что пытаешься спасти меня. Губы — теплые и мягкие, почти живые. И даже сердце, что остановилось сотни лет назад, начинает биться вновь.***
У Минхо слишком хорошая память. — Ты три года назад мне обещал выходной. Я беру его сегодня. Удачно отработать двадцать четыре часа, я сваливаю. Минхо принял смерть настолько же просто, как присутствие Сынмина в своей жизни. Минхо не знает, какую из этих вещей будет легче отпустить. — Я ушёл с работы, взял такси, взял нам курочку, я буду дома через пятнадцать минут, чего ты так трясешься? Сынмин не добавляет «смирись», Сынмин не хочет показывать, что умеет читать Минхо настолько же хорошо, как и Минхо читает Кима. Впервые за четыре года жнец смерти берет выходной. Неужели не хочет сам проводить Сынмина? — Я думал тебя Феликс сегодня подберет, ты не с ним? — Он сказал, что задерживается, а я не хотел ждать. Прикинь, если бы меня попытались ограбить и пырнули ножом? — Так и знал, что нужно было самому прийти. Я бы твоего грабителя в ад самолично доставил. — У тебя кинк на ад или что? День идет, как обычно, но до полуночи остается четыре часа. Минхо игнорирует пытающихся дозвониться до него Хенджина и Чанбина, предпочитая слушать Сынмина, который отсчитывает сколько минут осталось ему до приезда домой. Откуда вообще у Хенджина его номер телефона? — Нам нужно продержаться до полуночи? — будто бы невзначай бросает Сынмин. Минхо не глупый. Знал, что Сынмин догадается. Скрывать бесполезно. — Не думаю, что можно обыграть смерть, но, с другой стороны, что с тобой может случиться в квартире, пока я рядом? Я в этот раз даже готовить не буду. — Чтобы случайно меня не зарезать? — смеётся Сынмин. — Я не знал, что ты такой романтик. Вообще, там у второго сезона Кумихо вышла новая серия, можем глянуть. — Без Чонина? Он же нас прибьет. — Просто скажи ему, что Сынмин не успевает доехать до дома, а Хенджин наконец-то додумывается отправить смс. «20:16, Небесный мост в районе Содэмун-гу». Минхо стоило быть умнее. Никто не может переиграть смерть. Почему Минхо внезапно не смог принять это, как должное? — Убери от него свои руки! Чанбин содрогается от крика Минхо, но аккуратно отходит подальше, жестом приказывая Хану сделать то же самое. Чанбин не понимает нихуя. Джисон вспоминает это лицо и печально опускает голову. На часах 20:13. В одно мгновение три года превращаются в три минуты. — Так и знал, что ты сюда примчишься, — пытается смеяться Сынмин, но получается плохо — он откашливает кровью, да и выглядит ни капли не весело. — Сколько там осталось? — Потерпи ещё часик, — безбожно пиздит ему Минхо, аккуратно укладывая голову на свои колени. Минхо больше не носит черно-белые костюмы, по крайней мере, не рядом с Сынмином — мокрый асфальт пачкает джинсы цвета светлого неба. Минхо хочется верить, что если Сынмин протянет час, полчаса, пятнадцать, десять, четыре минуты, то всё изменится. Минхо хочется в последний раз заглушить чужую боль, которая наконец-то превратилась в цунами. Ещё чуть-чуть, и оно снесет Сынмина. Ким вновь пытается засмеяться, будто видит насквозь Минхо — знает, когда тот лжет. — Я всё думал какие слова подойдут, чтобы стать последними, — тихо и медленно говорит Сынмин, на каждое слово требуется время, которого у них попросту нет. — Но на самом деле мне нечего тебе сказать. Я всё ждал, когда у тебя опустятся руки, но посмотри — я умираю, а ты по-прежнему отказываешься отпустить моё сердце. Смерть — это не конец жизни, Минхо, как никто другой знает об этом. И все же почему-то он не может сдержать падающих слёз. — Я продержался три года, как и обещал, — с улыбкой говорит Сынмин. — Но я так и не нашёл смысл. — Ким Сынмин, рожденный 22 сентября 2000 года и умерший 27 октября 2023 года в 20:16, — раздается сзади голос Чанбина. — Пройдемте с нами. Сынмин дружелюбно улыбается и спокойно берет протянутую Джисоном руку. Он не оборачивается, когда Минхо издает истошный крик. Уходя в загробный мир Сынмин думает лишь о том, что цель наконец-то достигнута. А выбор все же был — и сделал его сам Сынмин. Десять ворон аккуратно присаживаются вокруг молча плачущего Минхо.***
— И что дальше? — Да ничего, мне сделали выговор, потому что Чанбин крыса, которая не умеет держать язык за зубами, — пожимает плечами Минхо, равнодушно вглядываясь в свой стакан с бурбоном. Последние два месяца были тяжелыми, а все заботы и проблемы легли на плечи Чонина. Сначала Чан приволок Минхо в квартиру Чонина со словами «он ебнулся, позаботься о нем недельку, лисенок». Чонин тогда даже не понял, что разговаривает с Богом. Забавно вышло, он даже успел ему нагрубить, потому что тот слишком резко отпустил упавшего на пол Ли. Чонину пришлось самому навестить Феликса. Пришлось сидеть с ним три часа, успокаивать, а потом отвести на могилу, потому что Сынмин все же пожелал быть похороненным, а не кремированным, на случай зомби апокалипсиса — Сынмин не хотел бы такое пропустить. Он действительно научился делать похоронные венки и сделал такой самому себе. Феликс об этом, конечно же, не знал, но заплакал ещё сильнее, когда увидел на могиле любимые цветы друга. Минхо не пришёл на поминки. Спустя четыре дня, как Чан притащил его в квартиру Чонина, он исчез оттуда, окунулся в работу и не виделся с Чонином месяц. — Помнишь я рассказывал тебе про Хван Хенджина? — внезапно спрашивает Минхо, поглядывая на часы. — У которого смазливое лицо и которого ты ненавидишь? — И на которого у меня есть компромат, — довольно улыбается Ли. — И как это связано? Один из хвостов Чонина улавливает маленький поток воздуха, тянущийся от входной двери в бар. — У меня меньше месяца опыта работы, а у меня уже свой собственный отдел и подчиненные, вот как это связано. Ян не слышал этого голоса целых два месяца. Он не уверен, бредит ли он или просто отказывается верить в то, что случилось что-то действительно хорошее. — Это мой отдел, ты лишь помощник. — Этот отдел появился, потому что ты вдохновился мной и потому что тебе нельзя доверять работать с самоубийцами, ты буквально предлагал скинуть меня с крыши! Сынмин спокойно присаживается на стул рядом с Чонином, забирая чужой стакан с виски. А потом морщится от противного вкуса и просит у бармена сделать голубую лагуну. — Ты жив?! — Я мертв, — спокойно отвечает Сынмин, тепло улыбаясь Чонину. Минхо не умеет сдерживать обещания. Минхо клялся, что если Сынмин продержится три года и умрет своей смертью, то Минхо отстанет от него. Но получилось немного иначе. Получилось шантажировать Хенджина, получилось выбить Сынмину место на работе, получилось продлить срок своего контракта на чуть больше сотни лет, чтобы закончить его одновременно с Сынмином и даже получилось выпросить у Чана разрешение на создание нового отдела по предотвращению попыток самоубийства, где у Сынмина оказалось самое почетное место. А ещё получилось почти довести Феликса до нервного приступа, когда Сынмин вернулся в квартиру за оставленной одеждой. Упс. — Спасать таких же, как я, кажется самой приближенной вещью, которая может подойти под критерий смысла жизни. Сейчас, конечно, не жизнь, а смерть, но не суть, я хотя бы понимаю зачем работаю. Да и вообще, перерождение уже не кажется такой отчаянной и противной идеей. В следующей жизни у Сынмина точно будет смысл — найти Ли Минхо. А Чонин ему обязательно в этом поможет. А потом они все умрут. И снова переродятся. И так до бесконечности. И в каждой жизни их смыслом будет поиск друг друга. Может, и в этой жизни был такой же смысл, кто знает? Минхо не предлагает Сынмину бороться с депрессией и победить её. Минхо дарит ему целую загробную жизнь, чтобы попробовать принять болезнь и научиться с ней жить. В следующей жизни будет лучше, если хорошенько поработать в этой, Минхо уверен. Десять ворон наконец-то спокойно улетают.