А piece of the past

      Я смотрел на маленькую девочку, бегающую по детской площадке в одном из дворов магловского Лондона.       Мы живём здесь достаточно давно, малышке уже пять. Иногда я до сих пор не верю, что она — моя дочь. Частичка меня и моей любимой.       Её кудрявые волосы развиваются на ветру, а веснушки, с приходом весны, всё больше покрывают лицо. Я знаю, что сейчас она подбежит к качели и не сможет на неё залезть, но испробует все возможные варианты, а потом, надув губки, и, сложив руки на груди, подойдёт ко мне и попросит покачать её. Она всегда борется до последнего: с невкусной кашей, с неровно выведенными буквами в тетради, с уборкой в комнате, с неподъемным одеялом, когда заправляет постель; потом уже сдаётся, и подойдя ко мне, просит помощи. Тогда я понимаю, что она всё ещё нуждается во мне и не опускаю руки. Те моменты, когда она в грозу приходит в мою комнату и просится ко мне в постель, потому что ей страшно — бесценны. Я уже и не представляю своей жизни без этого маленького кареглазого чуда. Нет, её глаза не карие — они вмещают в себя несколько оттенков: шоколадный, кофейный, карамельный — их невозможно описать. На солнце её глаза становятся цвета виски, который я стараюсь пить только, когда мне невыносимо плохо.       Раньше это было частое явление, но сейчас я не могу позволить ей видеть меня в таком состоянии. Я нужен ей и нельзя терять времени, скоро она совсем вырастет и мне будет некому готовить тёплое молоко перед сном. Как же она его не любит, но колдомедик нашей семьи сказал, что это полезно; после одного стакана она получает своё любимое печенье с шоколадной крошкой, по её мнению — это выгодная сделка.       Я тот родитель, который переживает по любому поводу; упала — я уже бегу проверять не сломала ли она себе что-то, ударилась — в моих руках уже лёд и конфетка, чтобы её успокоить. К счастью она очень спокойный и рассудительный ребёнок, даже в своём маленьком возрасте. Она не любит, когда её называют «маленькая», да, я забыл.       Иногда её игры доходят до пакостей и я срываюсь, но стоит ей подойти ко мне с просьбой о помощи после нашей ссоры, моё сердце начинает таять. Быть отцом сложно, я понял это. Часто мне приходится быть королевой волшебной страны или моделью на показе мод, но наши игры делают меня счастливым.       Справляюсь ли я с ролью отца? Мне кажется, что я схожу с ума. Когда она только родилась, ночью я через каждые полчаса проверял дышит ли она и моя мать смеялась с этого. Нарцисса старается навещать нас каждые выходные, привозит выпечку из Мэнора, которую она отправляла нам с друзьями в Хогвартс, и обновляет цветы в квартире.       Я работаю удалённо, сейчас в Министерстве магии появились и такие возможности; они приняли мои обстоятельства, но иногда я вынужден оставлять свою принцессу с няней. Это крайне сложно. Я думаю о том, как она себя чувствует каждую минуту. Я знаю её любимый цвет и напиток, знаю, что она выберет на завтрак в маленькой булочной возле нашего дома.       — Папочка, качели не поддаются, — маленькая ладошка дернула меня за рукав пальто, выводя из мыслей и передо мной уже стоит дочь.       — Потому что качели, на которых ты хочешь качаться для ребят постарше, для тебя есть другие, — я показываю ей на противоположную сторону площадки.       — Но они заняты! — крикнула она, топнув ногой и развернувшись.       — Всегда можно договориться, милая, — сказал я ей вслед, переводя взгляд на мужчину пожилых лет, присаживающегося на скамейку рядом со мной.       — Она очень милая девочка, я встречаю вас здесь уже несколько лет, как её зовут? — с нежной улыбкой произносит он. — Далеко пойдёт, она умеет добиваться своего.       — Да, её имя Кэсси, мои предки помешаны на именах, которые связаны с космосом.       — У неё очень необычная внешность — платиновые кудри, природа творит чудеса. Такие волосы у её матери? Не поймите меня неправильно, но я никогда не видел вас втроём.       — Её больше нет, на самом деле и малышка её не видела, — моё лицо вновь стало каменным, вот то, что может меня сломать. Я до сих пор помню каждую черту её лица, Гермиона Грейнджер — девушка, которая покинула меня, но оставила частичку себя.       — Мне искренне жаль, — старик похлопал меня по плечу. — Хотя я не пойму вас в полной мере, у меня не было жены.       — Она… — я закрыл глаза и перед ними возникла картинка: Гермиона сейчас здесь, стоит рядом с Кэсси и качает её на качели, а я махаю им рукой и наблюдаю за счастливыми лицами обеих. — Извините, мистер, нам нужно возвращаться домой, удачи вам. Я встаю со скамьи и направляюсь к другой стороне площадки, взяв за руку дочь, ухожу в сторону нашего подъезда.

***

      Уложив Кассиопею спать, я вернулся в свой кабинет. И да, эмоции взяли верх, я достал бутылку бурбона, миллион раз пожалев об этом.       Открыв первый ящик своего рабочего стола, я достал последнюю вещь, которую Гермиона с трепетом делала для нашей дочери. Она хотела сделать ей подарок на совершеннолетие — альбом, в котором были запечатлены все моменты, с первой минуты, когда мы узнали, что ждём малыша и по её знаменательную дату. Да, я продолжаю заполнять его — это мой долг, я уверен, что она была бы счастлива узнав о том, что я — Драко Малфой — аристократ, серьёзный глава в отделе Минестерства, приходя домой собираю альбом с колдо нашей малышки и позже подарю его ей. Но, когда мне плохо этот альбом только и делает, что заставляет окунуться в воспоминания счастливой жизни, той, когда нас ещё было трое, и Гермиона Грейнджер не была просто колдографией на моём рабочем столе.

*

      — Хочешь сказать, что я недостаточно подготовилась к этому событию? — спросила Гермиона, когда я подошел к ней сзади, убирая её волосы с шеи и освобождая место для моих поцелуев. — Я была великолепна в тот день, слышишь, Драко Малфой, великолепна!       А я и не собирался спорить, потому что для меня она была прекрасна всегда: в моменты, когда только просыпалась, с трудом открывая глаза, когда готовила мне завтрак, отпустив эльфа, и говоря, что это её заслуженное место, потому что теперь она моя жена, когда была при полном параде на очередном ужине с моей матерью, боясь сказать чего-то лишнего и жутко переживая и, наконец, когда извивалась подо мной в очередной момент нашей близости.       — Ты представить себе не можешь, как ты была прекрасна во время нашего первого свидания, — говорил я ей улыбнувшись.       — Не просто прекрасна, а великолепна! — целуя меня в губы, заключила она.

*

      Солнечные лучи били в моё лицо, когда в свой день рождения я проснулся один в комнате. Ну конечно, опять что-то задумала. Раздался стук в дверь.       — Если ты в очередной раз испекла мне тот шоколадный торт, я провалюсь сквозь землю, Грейнджер! — крикнул я ей.       Каждый год, с того момента, как мы съехались, на мой праздник я получал шоколадный торт и это единственное блюдо, которое не получалось у Гермионы, но даже несмотря на это, она умудрялась скормить мне хотя бы один кусочек.       — А вот и не угадал, — послышалось из открывающейся двери. — У меня хорошие новости.       В тот день меня ждал совсем другой подарок, новость о том, что у нас будет ребёнок. И я стал самым счастливым человеком на планете, услышав фразу: «Колдомедик не дал точной информации, но, кажется, теперь тебя дома будут ждать два человека».       Тогда и настал момент «начало конца». Наша замечательная история, иллюзия на совместное счастье, стала лишь крупицей событий, оставшихся навсегда в прошлом… Но для меня и в настоящем.

*

      — Это девочка, Малфой, поэтому серые стены комнаты мы красим в розовый, начинай пускать слёзы, дорогой.       — Пускать слёзы? Я не плакал в момент, когда мой отец запретил купить мне метлу в Косом переулке, перед первым курсом Хогвартса.       Какая ирония, наши мысли играют злую шутку. И горькие слёзы катятся по моим щекам, будто напоминая о тех словах.

*

      — Мистер Малфой, волшебная беременность — очень сложный процесс, как для матери, так и для ребёнка и гарантий никто не даёт.       — А они мне как раз и нужны! — хлопнув дверью, я вылетел из кабинета мистера Кингросса — человека, наблюдающего за протеканием беременности Гермионы.       Но уже в тот момент всё было ясно, она медленно иссыхала.       Привычный блеск в глазах исчез. Несмотря на своё положение, она только больше похудела. Улыбка сходила с лица и кожа стала такой же бледной, как у меня, хотя я никогда не замечал такого у Гермионы. Я был уверен, что она и сама всё понимает, потому что каждый наш разговор сводился к фразе: «Главное береги её, ты — Драко Малфой, а значит у тебя миллион вариантов.»       Раньше было миллион вариантов, до того, как я стоял в фамильном склепе своей семьи и смотрел, как тело моей любимой опускают в темноту, в холод и стужу, переводя меня в такое же состояние. Я до сих пор помню её последние слова и они, сопровождаясь какофонией посторонних звуков преследуют меня по сей день, как демоны, пролезающие в каждую крупицу сознания и заставляющие думать об их присутствии.

*

      — Я люблю тебя… слышишь, пожалуйста, только береги её. Она теперь частичка меня, только не сдавайся.       А потом обрыв.       «Вам нужно оставить миссис Малфой.»       Миссис Малфой. Она моя жена. Как я могу её оставить?       «С ребёнком всё хорошо, но мы сделали, что смогли.»       «Мистер Малфой, сейчас главное забота о малышке.»       «Мистер Малфой, ваша жена не выдержала родов, наши прогнозы, к великому сожалению…»       Я не хотел этого слышать, развернулся и ушёл прочь. Ребёнок… я знал, что о ней позаботятся, хотя бы в первые часы, мне нужно было прийти в себя. Забыть на секунду обо всём, сосредоточиться на дыме сигарет. Выключить эмоции. Забыть. Забыть. Забыть.       Но я помнил, каждую минуту сознание подбрасывало старые, но такие родные, воспоминания, о девушке, которая показала мне любовь.

*

      — Мы идём в Хогсмид! Драко… — я слышал её голос отдалённо, потому что не до конца проснулся. Мы опять были вместе. Соседство по башне старост, старуха Макгонагалл не учла, что отправляет свою лучшую ученицу в мои объятия, хотя мы были обоюдно не против. Теперь это были не затхлые коридоры, Тайная Комната, или раздевалка после моей тренировки по квиддичу. У нас было целых две комнаты и новогодние каникулы.       Уже в деревушке Гермиона засмотрелась на новый магазинчик с цветами. Давай это знак, Малфой, твоя девчонка хочет букет.       Я купил пионы. Белые пионы — контраст с шоколадными глазами и кудрявыми волосами. Оказалось это её любимые цветы. Их же я и положил в гроб, а там они уже сочетались с белым атласным платьем…       Из собственных мыслей меня вывел стук в дверь и я поднялся с кресла, так и не сделав ни одного глотка алкоголя. За дверью, переступая с ноги на ногу, и, смотря в пол, стояла Кэсси и с натянутой улыбкой смотрела на меня.       — Я… кажется, я не могу уснуть, — большие глаза блестят в полутьме. Это её глаза, Кэсси всегда напоминала мне Гермиону, от этого было и больно и приятно. Словно расставание с человеком, который сделал тебе что-то плохое. Ты отпускаешь его с радостью о том, что это закончилось, но сладость от прекрасных моментах становится горечью. Не растворившимся какао, когда ты уже выпил всю жидкость.       Не время сдаваться… только не сейчас. Во мне нуждается звёздочка, часть меня и моего дорогого человека. И мы справимся. Вместе точно. Я знаю, что она рада, там далеко от меня, она счастлива, что я не сдаюсь и помогаю сиять частичке, которую Гермиона Грейнджер оставила после себя.