Ариадна спускается вниз по ступеням, Икар поднимается вверх

1. Ариадна спускается вниз по ступеням, почти чувствуя, как ускоряется время:       здесь, в поворотах слепого подземья солнце ей кажется сном. Ариадна торопится — вдруг не успеет? И становится спуск всё темней и плавнее,       Лабиринтова пасть — словно бы голоднее... но бояться — бояться потом. Сотрясается пол, и не слушают ступни, оглянуться нельзя — Ариадна с испугом       вспоминает историю с нимфой и лютней и сжимает сильней кулаки. Город спит. И царевна бежит всё быстрее, с каждым шагом всё больше и больше мрачнеет...       Не прошла ли ту каменную орхидею?.. Но под пальцами нити крепки. Ариадне не страшно во тьме заблудиться, Ариадна другого, другого боится:       вдруг однажды на дно Лабиринта спуститься и брата не отыскать. Назови его монстром — он монстром не станет, как бы там, наверху, во дворце, ни старались:       Минотавр — не чудовище, а самозванец, стоит только получше узнать. И проводит царевна с ним ранние утра: притворяются оба, свободны как будто       в тот короткий меж явью и сном промежуток. У обоих другая судьба. От царевны до монстра, подумай-ка, сколько? Под дворцом, над дворцом — клетки разные только,       оступиться легко — на пути их так скользко, и сильнее желаний молва. Ариадна спускается вниз по ступеням.       Икар поднимается вверх. 2. Икар поднимается вверх, прямо к волнам, стоит на стене и совсем как подсолнух       следит за кровавым и яростным солнцем, тонущим в тишине. Икару известно: наутро вернётся. Он снова отцу в послушаньи клянется       и тут же сбегает на море. Смеётся. И нету жизни вольней. Об Икаре ходят отборные слухи: что трус, что лентяй, и что следуют духи       за мальчиком стаей, как грозные мухи. Икару от слухов смешно. Икар собирает по берегу перья: он самый рукастый из всех подмастерьев,       но вновь замышляет сплошное безделье... А скоро ведь будет темно. Икар так торопится — не успевает. От солнца не видно уже даже края.       Икар на ступенях во тьму замирает... и видит яркую нить. Икару не страшно внизу заблудиться: он знает систему, как шахтова птица,       но сколько он сможет во тьме находиться, без света и всяких границ? Икар спускается вниз по ступеням, по нити, по прежде заученной схеме,       представив, что он — доблестный чужеземец. «Не бойся, я помогу». И там, посреди перекрестья дорожек, схватившись за пояс, где были бы ножны,       Икар поднимает глаза осторожно — и видит другую звезду. Икар спускается вниз по ступеням.       Астерион смотрит вверх. 3. Астерион — имя. Жестокое имя. «Однажды ты станешь большим и красивым,       однажды тебя назовут первым сыном». И каждое слово — ложь. Астерион вовсе не знает о планах, о том, что считается страшным провалом,       о том, что в кошмарах он снится Дедалу. О том, что на маму похож. Астерион — белый, как звёзды ночные. Созвездие в стенах проклятой святыни,       сокрытая тайна по странной причине: монстру следует быть. Он назван в честь звёзд, носит их меж рогами, но он никогда не был под небесами,       забыл, как орудовать теми словами, что люди так любят вить. Таким и встречает его Ариадна: немым и печальным, как вечность громадным       и, как говорили, чуть-чуть кровожадным. И видит себя в нём саму. Прядёт Ариадна за нитями нити, рассказывает о плеяде открытий,       о том, что просила богов о защите. И врёт, что однажды сбегут. Икар прикрывает глаза, как от света: он видит в чудовище ярость кометы,       он видит в нём солнце, что тьмою воспето. Он видит себя самого. Скрепляются перья не воском, а нитью, и там, где обещано кровопролитье,       бегут дети прочь от узора событий.                                                                               Далеко.