Школьные диалоги

д'Артаньян: Шурик Дартаньянов однажды пришёл в школу с новым рюкзаком: странного жёлтого цвета, широким, толстым, с торчащими отовсюду нитками. — Шурка, ну у тебя и рюкзак... — еле сдерживая смех, протянул Сёма Рошфоров. — Смеётся над рюкзаком тот, кто не осмеливается смеяться над его хозяином! — оскорбился Шурик Дартаньянов и погнался за Рошфоровым с твёрдым намерением набить однокласснику морду. Атос: — "Четыре"? Для Атоса это слишком много, а для графа де Ла Фер — слишком мало, — глубокомысленно изрёк Олег Делаферов после объявления предварительных четвертных оценок по алгебре. Портос: — "Бэшки" опять стебались над моей одеждой. Дал им по морде пару раз, что такого-то?! — возмущался Изя Портманн в кабинете директора. Арамис: — Эрблевский, ты долго будешь за мной ходить? — устало спросила историчка. — Мария Ивановна, — с мольбой в кротком голосе начал Ренат, — пожалуйста, поставьте "три"... Мари де Шеврез: — Шеврезова, ты читала Устав школы? Юбка — минимум 10 сантиметров до колена, а не от бедра, блузка однотонная! Без выреза! И зачем так вызывающе краситься? Здесь школа, а не бордель! ИЛИ — Маша, Ренат, почему опоздали? Опять под лестницей целовались? — Ничего подобного! — оскорблённо заявила Маша Шеврезова. — Мы разбирали пятый параграф по обществознанию, — поддержал одноклассницу Ренат Эрблевский. Класс дружно хмыкнул, но промолчал. Констанция: — Констанция! Констанция! Констанция, Констанция, Конста-анция-а-а!! — Что, Шурик? — сняв наушники, спросила Стася Бонасекова. Кэтти: — Святая Катерина, пошли мне дворянина, Есть тяга к благородным у девушки простой... — очень стараясь попадать в ноты, пела на уроке музыки Катя Смирнова, "выразительно" смотря на предмет своего обожания. Шурик Дартаньянов упорно делал вид, что не замечает "особенного" взгляда девочки. Галантерейщик Бонасье: — Оценки за сочинение на свободную тему: Бонасеков — два, два, Бо... — За что?! — возопил мальчик. — Первая — за содержание. Я просила написать сочинение на свободную тему, — выделила Клавдия Егоровна, — а не донос, где пофамильно перечислены те, кто курит за школой. Вторая двойка — за грамотность. Миша Бонасеков погрустнел. Настолько, что даже не заметил, как четыре друга, Аня Бельская, местный малахольный — Антошка и почему-то Роман Ришельевский посмотрели в его сторону, взглядами не обещая ничего хорошего. де Тревиль: Ваня Тревильский, увидев оценку за контрольную, как обычно, начал возмущаться: — Три?! Три! Вы можете себе представить: три! Я не решил всего-то два задания, а у меня трояк! Я тогда вообще больше не приду на историю! Никогда! Нет — я перейду на домашнее обучение! Или нет — даже в другую школу! И всё! О Ване Тревильском вы больше не услышите! Я не в силах видеть такую отметку на работе, где стоит моё имя! Я требую, я немедленно требую исправления этой оценки на более высокую! Выдав столь длинную и гневную тираду, Ваня перевёл дыхание и начал злиться уже вполголоса. — Тревильский, ты всё? — спокойно спросила историчка. — Допустим, — пробурчал Ваня. — Объясняю: в работе было всего 4 задания, из них ты выполнил 2 — ровно половину. Третье задание ты не сделал, четвёртое решил неверно. За что и получил отметку "три". Справедливо? — Ну да... — был вынужден согласиться Ваня — доводы всё-таки были разумные. — Переписать работу можно на седьмом уроке в среду — кстати, всех касается! Тревильский, нужна отметка выше — приходи на исправление. — Ясно. Извините, сразу не посмотрел, что всего 4 задания было... — Бывает. Итак, продолжим урок... Рошфор: — Аделаида Порфирьевна, а вы нам домашку забыли задать, — тихо, но чётко сказал Сёма Рошфоров. Все ребята сразу же выразительно посмотрели на одноклассника, и в их глазах отчётливо читалось "тебе хана". — Сёма-а, тебе не жить... — испуганно прошептала Катя Смирнова, соседка по парте. — Ах, да! — вспомнила Аделаида Порфирьевна. — Записываем: номера 35, 38, 40, 42 и 44. Всем спасибо, все свободны. Аделаида Порфирьевна вышла из класса. — Крыса! — Зачем про домашку напомнил?! — Всё, те не жить! — разъярённо заорали мальчишки. — Тихо! — громкий голос Романа Ришельевского перекрыл общий гвалт. — Люди, включите мозги! Мы в школе затем, чтобы учиться. Чтоб потом не тратиться на репетиторов, курсы и так далее. Берите, что дают! А вы халявите. Нет, свободное время — это классно, но несделанная домашка потом на контрольной аукнется. Рошфоров среди вас единственный адекватный! Так что бить его нельзя, поняли? — обманчиво ласковый тон последней фразы таил в себе угрозу. И все это поняли. — Ясно. Уел. де Жюссак: — Шурка! Да ладно! Ты пришёл! — А что? — удивился Шурик Дартаньянов столь бурной реакции одноклассника. — Я ж тебе вчера по рёбрам так заехал, ты встать не мог, так до медкабинета и пополз. И ты до сих пор живой? — Федя Жюссакский умел стебаться интеллигентно. — Представь себе. Я мало того что живой, так я ещё хочу набить тебе морду за вчерашнее. Мне же перед девчонками, — выделил Шурик, — пришлось на полу валяться. — Ой, врезал при всех, что такого-то? — Там. Была. Стася! — с этими словами Шурик полез бить Феде морду. — А Шурка в Стаську втюрился! — на весь коридор заорал Федя, после чего получил коленом в живот и согнулся пополам. — Шурка, с-с-собака... На шум прибежала учительница и с помощью расторопного старшеклассника разняла драчунов. — Федя, Шурик, почему сегодня опять подрались? Мальчишки угрюмо шмыгнули, но промолчали. — Вашей классной скажу! Оба к ней, быстро! Миледи: — Бельская! Прекрати немедленно! — А что такого-то? — Знаешь, в химии не всякая прозрачная жидкость — это вода! Не смей выдавать раствор гидроксида натрия за воду. Тем более предлагать его выпить Бонасековой! Вот за пределами моего кабинета — пожалуйста! А мне детские смерти не нужны. Ришелье: Классная 8 "Б", Аделаида Порфирьевна, вчера проверила списки записавшихся на кружки, а сегодня оставила после урока отличника Романа Ришельевского. — Рома, ты почему записался на все кружки сразу? — Все интересные, — пожал плечами Роман. — Смотри, в четверг в 16:00 одновременно и гитара, и дополнительный английский. Как ты успеешь и туда, и туда? Выбери что-то одно. — Аделаида Порфирьевна, всё продумано. Одну неделю я хожу на гитару, вторую — на английский, третью — опять на гитару и так далее. В конце каждого занятия беру теоретический материал и задания на следующее занятие, которое пропускаю, и дома нагоняю самостоятельно. — Ну смотри... — спокойно удивилась Аделаида Порфирьевна, записывая мальчика в оба кружка. Людовик XIII: На большой перемене разразился скандал: Анечка Филиппская осмелилась улыбнуться Гоше Бекингемскому, что заметил Витя Королёв, Анечкин парень. — Сударыня, — когда Витя злился, он переходил на "вы" и выражался необычайно витиевато, — потрудитесь объяснить, что это было? — Витя, что такого в простой улыбке? — удивилась Анечка. — Ничего! Не считая того, что вы даёте этому...человеку надежду на сближение! Уже будучи в отношениях! Со мной! А у нас, между прочим, всё серьёзно! — Витя, прекрати ревновать, — устало сказала Анечка. — Между нами ничего нет. — Значит, так: ещё раз увижу — его побью, а с тобой просто не буду разговаривать, ясно? — остыв, пригрозил напоследок Витя. "Как будто что-то изменится..." — подумала Анечка, а вслух согласилась: — Ясно. — Ну вот, — довольный Витя удалился готовиться к контрольной по алгебре, а Анечка тяжело вздохнула. "Который раз уже...". Анна Австрийская: Анечка Филиппская, первая красавица в классе, стояла в углу рекреации и тихо плакала. — Анечка! Что случилось? — завидев состояние подруги, подбежали Стася Бонасекова и Маша Шеврезова. — Ой, девочки-и... Мне Витя ободок подарил, голубой такой, с бантиком, сказал сегодня в нём прийти... А я на первом уроке, на физре, его потеряла... — Анечка, не плачь! Я сейчас Шурику скажу, он мигом за твоим ободком сгоняет! — ободрила подругу Стася Бонасекова и умчалась отыскивать одноклассника. Тот обнаружился в коридоре. — Шурка! Быстро! Вопрос жизни и смерти! — Стася, ради тебя — всё! — Дуй в раздевалку, в физкультурный зал, спроси, не находил ли кто ободок. Голубой, с бантиком. — Ок! Не прошло и пяти минут, как Дартаньянский вернулся с ободком. — Стася, держи! — Шурка, спасибо! К началу второго урока на голове Анечки Филиппской красовался голубой ободок с бантиком, на который с гордостью посматривал Витя Королёв, с завистью — Аня Бельская и Маша Шеврезова, влюблённо — Гоша Бэкингемский и с тайной грустью — Роман Ришельевский. Бэкингем: — Ай! — Филиппская! — А что сразу я? Это Бэкингемский меня записками обстреливает, даже синяк поставил! — Так, амурные дела будете решать на перемене! Георгий, если ты всё сделал, сдавай работу. — Нет-нет, Аделаида Порфирьевна, мне два номера осталось, — бормотнул Гоша Бэкингемский, вздохнул и тоскливо посмотрел на Анечку Филиппскую. Та, почувствовав чужой взгляд, обернулась и, поправив волосы, кокетливо улыбнулась. После чего отвернулась и углубилась в контрольную по алгебре. Фельтон: — Иван, ты почему не сделал домашнее задание? — Мне религия не позволяет. — Решить два номера по алгебре позволяет любая религия. — Математика — ересь и наука от дьявола! — Фельтон, вон из класса, и завтра ко мне с родителями. Школьная программа для всех обязательна. Ваня Фельтон, не говоря ни слова, собрал вещи и пошёл к выходу. — А дяди и тёти нет, они в командировке! — с задней парты сообщила Аня Бельская, приходившаяся Ване двоюродной сестрой. — Значит, Бельская, придут твои родители. Не волнуйся, я скажу, что не по поводу тебя. — Блин, опять им из-за этого придурка краснеть... — тихо ругнулась девочка.