В этой тишине исчезает суть; Это ты молчишь, или я кричу; Это ты во мне, или это ртуть?
1 year ago
Юнги торопливым взглядом окидывает свою просторную комнату и тихо бурчит себе под нос недовольства. — Ну и куда подевались эти серьги? Я же клал их на стол, — омега ещё раз оглядывает поверхность стола, хмурится и заглядывает под него, раздражённо выдыхая. Небольшие серебряные кольца с россыпью звёздочек из бриллиантов валялись у ножки стула. Видимо, Юнги смахнул их рукой, когда в спешке одевался. Он ловко их подхватывает и на ходу пытается всунуть их в мочки, идя к зеркалу. Когда он расправляется с кольцами и останавливается у огромного зеркала в пол, где у самого верхнего края прикреплена фотография его и старшего брата, омега придирчиво оглядывает своё отражение. Сегодня, в его день, он должен выглядеть безупречно. Никто не должен затмить его, сегодня Юнги Полярная звезда и венец этого праздника. Омега склоняется ближе, оглядывая, не стёрся ли чёрный карандаш, которым аккуратно подведены его глаза, и такого же цвета блестки, нанесённые на подвижное веко. Чонгук ещё не видел его наряд на этот вечер. Если бы увидел, не разрешил бы в нём выйти, а Юнги он так сильно приглянулся в магазине, что его теперь не остановит даже яростный и ревнивый взгляд старшего брата, которым он стопроцентно окинет Юнги, как только он появится в гостиной. На омеге ультракороткие чёрные шорты, оголяющие идеально ровные ягодицы, обрамлённые аккуратным поясом, из которого струится длинная полупрозрачная юбка в пол такого же цвета. На верху чёрный кожаный топ, а ступни в массивных кожаных ботинках. Юнги сглатывает вязкую слюну, представив, каким взглядом его ополоснёт альфа. Чонгуку тридцать, и он является самым влиятельным незаконным королём этого континента. Законным его власти боятся делать уже столько лет, ведь тогда они потеряют даже тот малый процент власти, который имеют на данный момент. Чонгук владеет всем. Ему подчиняется вся структура правоохранительных органов, он контролирует весь нелегальный бизнес этого континента, на котором и держится вся финансовая пирамида. Президента в стране нет, есть президентский совет. Дюжина зажравшихся уродов, которые раз в месяц выпустят какой-то указ и считают, что они делают всё для народа. Официально — они и есть власть, а неофициально власть — это Чонгук. Всё оружие, поставляемое экспортом суднами, весь оборот порошка — всё это принадлежит Чон Чонгуку. Его одновременно уважают и боятся, потому что один вид этого альфы вызывает неконтролируемую истерику. Один его взгляд антрацитовых глаз, нашумевший в прессе, может выдёргивать кости без анестезии, лишая опорного скелета. Альфа всегда ходит в строгом костюме, у него целая коллекция часов, а во дворе их огромного семейного особняка стоит любимый чёрный Кадиллак Чонгука. Юнги, переодически читая твиты людей, которые видели Чонгука, лишь сочувствует им. Даже его, родного брата, иногда передёргивает. Юнги иногда готов в стену вжаться от разъярённого Чонгука. Поэтому он дал себе установку еще в двенадцать лет — ни при каких обстоятельствах не злить старшего брата. Чонгук в гневе — это самое страшное, что происходило с этим прогнившим миром. Он страшнее катастрофы в Хиросиме. Люди там боли не почувствовали, а альфа заставит давиться своей болью и отчаянием. Юнги втягивает тяжёлый воздух через нос и мотает головой. Несмотря на все это, Юнги ещё с пятнадцати лет чувствует что-то сумасшедшее к родному брату. Это выше братской любви, что-то затапливающее молниеносно, словно мазут, и это нереально пугает омегу. Рядом с ним Юнги чувствует себя маленьким и беззаботным ребёнком, зная, что все его проблемы решат одним щелчком, стоит ему только разомкнуть очаровательные губы. Чонгук для Юнги стена, глыба, которая всегда стоит за его спиной и никому даже посмотреть в сторону омеги не даст. Часто в отголосках в своей голове он слышит грозное «моё», но лишь поджимает губы, отказываясь допускать любые мысли по этому поводу. Чонгук всё ещё остаётся родной кровью омеги, даже если эта кровь вызывает в Юнги весь разношёрстный спектр эмоций. В белую дверь аккуратно стучат, и Юнги мотает головой, чуть портя укладку белоснежных волос. — Войди, — кидает он и, старясь не задеть жемчуга, вплетённые в его пряди, убирает некоторые пряди с лица. В проёме, который пускает полоску света в уже тёмную комнату, появляется бета в форме прислуги. Он учтиво кланяется и, так и не подняв глаз, приглушённо говорит: — Младший господин, вас уже все заждались. Юнги тихо хмыкает и ещё раз смотрит на своё отражение со всех сторон, покрутившись. — Ничего страшного, это всё-таки мой семнадцатый день рождения. Я волен появиться хоть через час, хоть через два. Они обязаны меня дождаться. — Ваш брат велел мне поторопить вас, — ещё тише говорит бета, отступая на шаг назад, а Юнги вскидывает светлые брови. — Чего же он не соизволил сам ко мне подняться? — Старший господин занят разговорами с важными гостями. — Опять он позвал всех этих тщедушных депутатов. И чем же мой день рождения отличается от обычного званого ужина, м? — Юнги в ожидании ответа поворачивается на бету, но тот сгибается ещё больше и мигом скрывается за дверью, так и не удостоив омегу ответом. Юнги на это лишь беззлобно хмыкает и, окинув взглядом своё отражение последний раз и убедившись, что он выглядит безупречно, оставляет свою комнату и выходит в коридор второго этажа. Из гостиной доносится приглушённая музыка приглашённых высококвалифицированных пианистов, по всему особняку витает приятный аромат дорогих закусок, и Юнги на секунду замирает на первой ступеньке тёмно-синей мраморной лестницы, слушая голоса гостей. И почти никого, кого Юнги хотел бы видеть. Единственные, прошедшие отбор Чонгука — лучшие друзья Юнги: Тэхён и Валерио. Но их голосов среди этой какофонии не слышно, наверное, их ещё нет. А Юнги торопят. Омега делает глубокий вдох, расправляет спину и запрокидывает подбородок, начиная медленно спускаться по лестнице, придерживаясь одной рукой во множестве браслетах за резные перила. Почти все затаивают дыхание, стоит омеге появиться в свете гостиной. Музыка так и продолжает литься, обрамляя этот одновременно дерзкий и ангельский образ вышедшего к гостям именинника. Юнги ни на ком свой взгляд изумрудных глаз не задерживает, смотрит лишь на одного человека, читая в нём спектр эмоций. Они колеблются от дикого восхищения, до необъятного раздражения. Запах брата перебивает все имеющиеся здесь. Юнги незаметно тянет ровным носом в аккуратных веснушках воздух, заполняя лёгкие порцией отдалённого запаха оливок, крепкого алкоголя и бергамота. Юнги задерживается на последней ступеньке лишь на мгновение, тут же идя в центр гостиной. Гости расступаются, мимолётно поздравляют, на что Юнги им аккуратно кивает. Ему ещё после этого торжества разбирать огромную гору подарков. Ничего нового каждый год. После этого рандеву у него опять будет целая коллекция дорогих картин великих художников, какие-то раритетные статуэтки и старинные пластинки. И зачем семнадцатилетнему ребенку всё это? Юнги останавливается около брата и сразу же вкладывает в его согнутую руку свою ладонь, приветливо всем улыбаясь. Гости ещё некоторое время любуются именинником, а потом вновь возвращаются к своим делам и разговорам. Чонгук не успевает ничего сказать, так как к ним подлетает очередной посол, имя которого Юнги даже не запомнил, но омега отчётливо ощущает этот разряженный воздух вокруг них. Альфа много болтает, делает кучу комплиментов Юнги, а омега с каждой секундой чувствует, как твердеют мышцы брата. Он поднимает на него глаза, скользя ими по его сжатой острой линии челюсти и по темнее обычного глазам. «Ты сам их всех пригласил», — не озвучивает, но Чонгук, опустивший голову и посмотревший на младшего брата сверху вниз, это отчётливо читает, поджимая губы. Чонгук ревнует безбожно, а у Юнги внизу живота морские узлы сворачиваются. — Вам стоит передохнуть и попробовать эксклюзивные закуски. Их готовили лучшие повара континента, — вставляет между его бессмысленным монологом хвальбы омега, спасая этого беднягу от взгляда альфы, который даже пепла не оставляет, сжигает всё. Когда альфа довольно кивает и уходит, Юнги расслабленно выдыхает. — Ты специально это сделал? — Чонгук освобождает руку из ладони Юнги и становится за его спиной, кладя тяжёлые ладони на его плечи, чуть сжимая. — Что именно? — строит дурашливое выражение лица Юнги, но бесшумно шипит, чувствуя, как крепко пальцы в перстнях сжимают его кожу, царапая. — Ты не посоветовался со мной. — Один раз в год я имею право не спрашивать твоего разрешения, — дёргает головой в его сторону Юнги, чтобы заглянуть в глаза. Чонгук выше него почти на две головы и намного крупнее, омега часто залипает на его сильные мышцы и торс. — Не имеешь, — словно отрезает, а Юнги дурно становится. Голова тяжелеет. — Этот день не даёт тебе полномочий делать, что вздумается. Мы договаривались с тобой, что в день рождения я выполняю любое твоё желание. Ни больше, ни меньше. — Я помню, — тихо огрызается Юнги и рассерженно сдувает пряди, пытаясь стряхнуть тяжёлые руки с плеч, но бестолку. — Отлично, что ты помнишь, только этого мало, нужно делать всё, что я говорю, — наклоняется к его уху Чонгук, а омега неосознанно закусывает нижнюю губу. — Иногда я чувствую себя твоим питомцем. Приказы раздаёшь, за непослушание наказываешь. Даже в свой день рождения я ничего не могу. — Ты можешь всё. В твоей власти всё, что только ты захочешь, ты просто пока не научился этим пользоваться. Я боюсь дня, когда ты осознаешь, какая мощь в твоих хрупких ладонях, — альфа скользит ладонями вниз по плечам и обхватает запястья, неприятно кладя большие пальцы на лучевую артерию. Он всегда так делает, читает пульс омеги, который не осознаёт это. — С каждым годом ты взрослеешь, а я всё больше теряю рассудок. У Юнги дыхание спирает от этих слов, он тяжело сглатывает и вновь пытается заглянуть в глаза брату. — Я не понимаю, — шепчет он одними губами. — Ну и хорошо, что пока не понимаешь. Значит у меня ещё есть время, — Чонгук расслабляет руки и полностью отпускает омегу, но повернуться не даёт. — Время до чего? — спрашивает совсем тихо. — До того, как я совсем паду на колени пред тобой, — говорит Чонгук, и Юнги вздрагивает, когда альфа утыкается в его шею носом. Тянет такой любимый запах миндаля. — А сейчас ты пойдёшь и наденешь другую одежду. — Тебе не нравится? — Юнги наконец удаётся повернуть голову, в его глазах застывает обида, а Чонгук давится своими лёгкими. Это то, о чём он говорил сейчас. Омега делает это неосознанно на данный момент, но когда он поймёт и раскусит альфу, он станет пользоваться своим очарованием, и тогда Чонгук точно падет, расколется на множество частиц. — Безумно нравится, но и всем остальным тоже. Непозволительное количество открытых участков твоего тела, — Чонгук отводит глаза, лишь бы больше не смотреть. — Именно поэтому ты сейчас стоишь за мной, прикрывая мой зад? — лукаво улыбается Юнги. Он не даёт Чонгуку больше ничего ответить, убирает с себя его хватку и быстро выскальзывает из его рук. — Не буду переодеваться. Мне нравится этот костюм и сегодня я буду в нём. Юнги стоит огромных усилий не упасть на колени, схватившись за голову, когда в его голове проносится утробный и дикий рык, на который даже оборачиваются некоторые гости. Больше Чонгук ничего не предпринимает, как ни странно. Просто ходит следом по залу, иногда мимолётно касаясь ягодиц Юнги, который не перестаёт улыбаться. Омега ловит взглядом Хосока, ходящего по периметру с рацией в руке. Он — глава охраны их семьи, лучший военный в своём роде. Юнги прекрасно знает, что под его чёрным пиджаком у него несколько стволов, которые он достанет сразу же, как только почувствует угрозу. Он периодически поглядывает на хозяев особняка. — Где Тэхён и Вал? — в какой-то момент оборачивается на брата Юнги, складывая руки на груди. — Не говори, что ты меня обманул, и они не придут. — Я тебя никогда не обманывал. Они подойдут ко второй части церемонии, — ровно смотрит на него Чонгук, а Юнги фыркает, ведя проколотым носом. — Тут ещё будет и вторая часть церемонии? Что, жаркое вынесут? — выгибает бровь Юнги. — Не дерзи и наслаждайся праздником. Сегодня и так тебе позволено больше обычного. — О, ну да. Ты соизволил разрешить оставить мне костюм, который я выбрал на свой же день рождения, — плескает руками Юнги и отворачивается, идя в сторону. Чонгук поворачивает голову в сторону Хосока и лишь мимолётно ему кивает. Альфа моргает и тут же идёт к выходу, перекрывая его. Чонгук за локоть ловит пробегающего бету из прислуги, останавливая. — Берёшь Юнги и закрываешься с ним в его комнате. Если он вырвется до того, как всё закончится, я тебя заживо похороню, понял? — обдаёт ледяным взглядом прислугу альфа, а тот лишь загнанно быстро кивает, тут же уносясь в сторону Юнги. Омега вопросительно оглядывается на брата, не понимая, что происходит, пытается вырваться, но бета держит сильно. — Что происходит? — пытается вырвать руку Юнги на середине лестницы. — Так приказал старший господин, — короткое и ёмкое. Бета заталкивает омегу в комнату и закрывается на ключ, устало облокачиваясь лопатками о неё. Юнги ещё некоторое время смотрит на бету, а затем агрессивно пинает ковёр своим тяжёлым ботинком. — Зашибись! Лучший праздник, — Юнги подходит к окну и рассматривает звёзды. Он решает написать Тэхёну и Валу в их общую группу и уточнить, когда они смогут разбавить его скучное существование, но до телефона не доходит. Особняк начинает дрожать от звука автоматной очереди. Юнги инстинктивно приседает, прикрывая голову, шокировано оглядывая комнату. Это на первом этаже. Там сейчас творится полный ад. Юнги под непрекращающуюся автоматную очередь и крики гостей переводит взгляд на въевшегося в дверь бету и мгновенно подлетает к нему, хватая за воротник. — Что происходит? — в ответ тишина. Бета лишь опускает глаза. — Выпусти меня! Сейчас же. — Я не могу, — дрожащим голосом пищит прислуга, а Юнги сильнее начинает его трясти. — Пусти меня немедленно! Ты издеваешься?! — но ничего не происходит. Юнги от нервов даёт бете звонкую пощёчину, но даже тогда он ни шага от двери не отступает. Падает грузным мешком лишь тогда, когда автоматная очередь прекращается. Юнги с силой отталкивает его в сторону и летит вниз, не смотря на ступеньки и чуть не падая. Он в ужасе тормозит на последних ступеньках, закрывая рот и еле сдерживая крик настоящего животного страха. Юнги никогда так не боялся брата, как сейчас, который расхаживает меж мёртвых тел, которыми усеяна вся гостиная. Нет ни одной живой души, лишь Хосок с автоматом на периферии и ещё пара людей Чонгука. И сам король этого ада. Сейчас Юнги впервые видит его настоящий облик, кровожадный и устрашающий. Даже его запах стал резче, стал резать вены Юнги. — Что ты наделал? — заикаясь, мутными от слёз глазами шепчет Юнги. — Что ты наделал, чёрт возьми?! — громче, срываясь на истерический крик. Чонгук на это никак не реагирует, продолжает ступать меж трупов с руками в карманах, и не отрываясь смотрит прямо на разлагающегося брата. — Среди них была крыса, сливающая важную информацию о поставках. Я не знал, кто конкретно, — альфа останавливается в нескольких шагах, а Юнги хочется убежать, отпрянуть, лишь бы больше не чувствовать его запах. Отныне он всецело смешался с кровью. — И поэтому ты убил всех?! — Юнги почти не может сдержать истерику, его пальцы потряхивает, он словно начинает задыхаться. Он хватается за перила, чтобы удержаться. От взгляда Чонгука, где в антраците абсолютное ничего, становится только хуже. Это ничего выдирает позвоночник из Юнги без анестезии, давая рухнуть бесхребетной куклой на пол. Омега резко поднимает голову, его простреливает осознание. — Ты собрал всех, устроил праздник для меня, чтобы найти того, кто предал тебя? — он думал, что невыносимо было, когда он увидел трупы, но это ещё ничего. Вот сейчас невыносимо. Когда он хватается за взгляд брата, пытается уловить его отрицание, но не видит ничего. — Ненавижу. Слетает с его губ тихо, почти неслышно. — Ненавижу, ненавижу. Ненавижу! — всё сильнее и сильнее, срываясь на крик. — Я испортил твой праздник, признаю свою вину. Поэтому ты можешь загадать два желания, — Чонгук ближе с каждым словом, а Юнги дышать больше нечем. — Пошёл ты! — Юнги жмётся к перилам, обходя Чонгука, всё это время не отрывая взгляд. Ноги совсем не слушаются. — Ты монстр, Чонгук. Отвратительное животное. Омега пятится к выходу, мечтая испариться отсюда, стереть себе память, лишь бы не видеть перед собой столько трупов. — Всё, что я делаю — ради тебя. Он мог убить тебя сегодня в любой момент, — Чонгук тоже следит за каждым движением омеги, хоть и стоит в расслабленной позе, внутри он напряжён до предела. — Да с чего ты вообще решил, что здесь эта твоя крыса? — эмоционально выкрикивает Юнги, голос хрипит. Сорвал. Омега обессиленно чуть склоняется, хватаясь за горло. Чонгук давит своей аурой, гнёт под себя. Он и правда ужасен, но сердце Юнги, всё ещё не признавшее правду, трепетно колотится. «Это всё из-за родства», — рычит себе Юнги. — «Просто братская связь. Не больше». Было куда больше. — Ты говоришь, что делаешь всё ради меня. Лицемер. Ты делаешь это всё ради себя и только. Мной ты просто пользуешься. Я для тебя повод и наживка. — не даёт и слово брату сказать, тут же вздрагивая, вспоминая про друзей. — Где они? Где мои друзья? — Сидят и ждут твоего звонка где-то в городе в машине Хосока. — Ненавижу, — вторит ему Юнги, у Чонгука это слово выгравировано на лбу отныне. — Я не собираюсь больше оставаться с тобой в одном доме, — омега идёт к выходу, но ему ожидаемо преграждает путь Хосок. Он лишь мотает головой и поджимает губы. — Я тебя не отпускал. — А у тебя выбора нет, — хмыкает Юнги, сжимая кулаки и опуская голову, что белые волосы закрывают глаза. Он всё ещё стоит спиной к Чонгуку, а затем резко поворачивается, оголяя ряд белоснежных зубов. — За мной ведь два желания. Ты отпустишь меня и не будешь искать. Шах и мат. Чонгуку нечем крыть. Юнги смотрит ровно, прячет трясущиеся руки за спиной, показывая их Хосоку. — До твоего совершеннолетия. Ровно год даю. Или совсем не отпущу, — Чонгук делает шаг назад, смотря всё также исчерпывающе. Юнги думает пару секунд, согласно кивая. Он согласен на что угодно, лишь бы не находиться здесь в данную минуту, среди этой крови и смерти. Главное сейчас убежать и скрыться там, где Чонгук его не найдёт. Сумасшедшее сердце тянет, молит не идти на поводу у мозга, который орёт, подаёт импульсы, веля мышцам сокращаться и бежать. Бежать, не оглядываясь. И Юнги срывается с места, когда Хосок отступает. Он переводит взгляд на Чонгука, словно молча спрашивая его, догнать ли омегу. Но Чонгук лишь устало прикрывает глаза. — Пусть бежит, всё равно найду. Юнги забегает в гараж и прыгает на свой белоснежный мотоцикл, надевая шлем, отделанный бриллиантами, который дарил ему брат. Он давит по газам так сильно, что даже их собаки на заднем дворе просыпаются от шума и поднимают вой. Омега не оглядывается, мчится к воротам, которые открываются, стоит омеге приблизиться. Он даже скорость не сбавляет, готовый идти на таран. Юбка развевается, холодный ветер колет голые плечи. А в голове лишь один человек, к которому он может обратиться. Чонгук выходит из особняка, смотрит вслед уносящемуся белому мотоциклу и тихо рычит себе под нос, разворачиваясь и ударяя входную дверь кулаком. Синие ворота особняка Ли Лиёна открываются почти сразу, стоит омеге подъехать, посветив фарами. Лиён — император ночной жизни, король золотой молодёжи и второй человек континента, с чьим мнением считается даже правительство. Лиён и есть это правительство. Тот сидит перед камином, сложив длинные ноги на голубую шерсть. Почти весь особняк имел синие оттенки, как и волосы Лиёна. Омега хищно улыбается, пряча свою улыбку за гранёным стаканом с мартини, из-под опущенных ресниц оглядывая влетевшего в особняк Юнги. Он рассматривает его с восхищением, не стесняясь. Юнги ёжится под этими морозными радужками, но делает шаг вперёд, не имея другого выхода. — Моя слабость, ты очарователен, — он поднимает стакан ввысь, словно чокаясь с Юнги, и делает глоток. — Я знал, что когда-то ты сам придёшь ко мне в полном параде. Носи такое всегда, твои открытые ножки шедевральны. — У меня нет другого выхода, Лиён. И ты это знаешь, — сцепляет зубы вместе Юнги, когда омега, хмыкнув и оставив стакан на низкий столик, поднимается. — Наслышан, наслышан. Что же сделал твой любимый братец, что ты так впопыхах ускакал от него? Увидел настоящее лицо своего альфы? — Лиён останавливается очень близко, тянет руку с перстнем на указательном пальце к щеке Юнги, но тот дёргается. — Он не мой альфа. — Правда? — вскидывает брови Лиён. — Мне так не показалось. Ты воняешь им полностью. — Мне нужна твоя помощь, — сквозь зубы, совсем нехотя. — Так почему именно я, моя слабость? — словно мимо ушей пролетает его просьба. Но так кажется только на первый взгляд, Лиён услышал. Он чуть отступает, улыбаясь. — Враг моего врага мой друг, — парирует Юнги, а омега прыскает. — С чего бы Чонгуку быть твоим врагом? — Он испортил мне день рождения, — отрезает Юнги, всё ещё упрямо смотря в глаза Лиёна. — Ты неверно расставил приоритеты, — мотает головой с улыбкой омега и отступает ещё на пару шагов назад. — Из всех людей, которым может плевать на тебя, ты идёшь ко мне. Я мечтаю разложить тебя на кухонном столе уже несколько лет, но ты всё равно идёшь ко мне, — Лиён говорит ровно и уверенно, а Юнги дурно. Он знает, что Лиён помешан на нём. Знает, что если Чонгуку доложат, что омега был тут, он слетит с катушек. — Из моего списка ты единственный, кто может спрятать меня от брата, — пожимает плечами омега. — Исчерпывающе, — хмыкает Лиён, складывая руки на груди. — Но это железный факт. Лиён смотрит сквозь Юнги некоторое время, думает, гоняет мысль по уголкам своей головы, а потом неожиданно хлопает в ладоши. — Ладненько, моя слабость. Я помогу. У меня знакомый есть в Позитано. Село в Испании с маленькой численностью. Он там заправляет всем и приютит тебя у себя пока у Чонгука не кончится терпение. Я всё устрою с самолётом и деньгами. Своего коня можешь оставить у меня во дворе. — Что я буду должен тебе? — Юнги благодарно кивает и медленно начинает пятиться к двери. Лиён загадочно улыбается и идёт к столу, подхватывая свой стакан с мартини. Для омеги он был идеальным, мечтой многих. Рубашка натягивалась от идеального торса, а длинные ноги обтягивались синими брюками. Может во вселенной, где бы не существовал Чонгук, Юнги бы и отдался ему. — Потом определимся. Но отныне ты мой должник, — снова фантомно чокается с ним Лиён, провожая фигуру Юнги взглядом и кое-как заметной улыбкой. — Экстренные ситуации заставляют людей совершать глупости.🥃🥃🥃
Now.
Лиён все сделал как и обещал на высшем уровне. В тот же вечер Юнги всё рассказал волнующимся Тэхёну и Валерио, которые не бросили друга одного и полетели с ним. Юнги тогда весь полёт задавался вопросом, чем он заслужил таких друзей, которые бросили всё ради него. Знакомый Лиёна встретил их радушно, предоставив для жилья лучший дом в Позитано, круглосуточно охраняемый. Имя Лиёна даже тут было на слуху, поэтому, стоило местным узнать, что Юнги связан с Лиёном, омеге открылись совсем все пути. Проход в элитные клубы стал не проблемой, его даже напечатали в местном малотиражном журнальчике, назвав первым омегой. Тэхён тоже обжился сразу, за полгода выучив новый язык слёту, а Валерио, как коренной испанец, вообще ощущал себя как рыба в воде, первое время служа переводчиком двоим друзьям. Год пролетел так быстро и незаметно, насыщенный яркими красками. В особняке с охраной он чувствовал себя как за каменной стеной, хоть и первый месяц плохо спал, оборачиваясь на каждый шорох. Боялся повернуться и увидеть Чонгука. А вот сердце, наоборот, ныло по альфе. Чем ближе Юнги приближался к совершеннолетию, тем больше оно трескалось от уныния и течке по сильным рукам альфы. Он приходил к омеге во сне, оглаживал его ягодицы, а Юнги стонал в его руках долго и сладко, просыпаясь мокрым на утро. Юнги идёт по вечерним узким улочкам, где со всех сторон были либо горы и возвышенности, либо домики на них же. Тэхён и Валерио, плетущиеся следом и уже немного пьяные, негромко поют какую-то испанскую песню. В руках омега тащит пакет с пиццами и другими закусками. Его день рождения уже подходит к концу, и они договорились провести его остаток за вкусной едой и сериалом. Чонгук так и не приехал, давая омеге выдохнуть и расстроиться одновременно. Юнги никогда себя не чувствовал так свободно и счастливо. Это его первый праздник, когда он делал, что хотел, не ограничивая себя ни в чём. Лиён позаботился о деньгах, он и правда выслал Юнги безлимитную карту. Хоть она и была отвратного синего оттенка, это был единственный минус в ней. — Вы уже решили, что будем смотреть? — поворачивается к обнявшимся друзьям Юнги, идя задом. — Жёсткое порно? — тут же вклинивается Тэхён и громко смеётся, когда Валерио даёт ему лёгкий подзатыльник. — Тебе лишь бы посмотреть как кто-то трахается, животное, — в шутку бурчит Вал. — Так а почему посмотреть, я и сам не прочь поучаствовать, — продолжает смеяться Тэхён, а Юнги с улыбкой закатывает глаза. — Переходный возраст, — разводит руками Юнги и Валерио согласно кивает. — Может, что-то из мультиков? — О, ещё один переходный возраст, — тычет в друга Тэхён. — Ага, только понятия немного разные, — фыркает Вал. — Один хочет смотреть Молнию Маквина и Беззубика, а другой мечтает, чтобы они потрахались. — Фу, — тут же реагируют оба омеги. Юнги кривится. — Это же как надо было так сказать, что мне теперь перехотелось смотреть мои любимые мультики? — морщится Юнги. — Поддерживаю, — икает Тэхён и вяло поднимает руку. — Как машина будет это делать с драконом? — Да я же образно! — воет Валерио, но Тэхёна и его мысли уже не остановить. Юнги останавливается, облокачиваясь о кирпичную стену, и закидывает голову. Прямо над головой летит самолёт, мигая красными огоньками. — Разве аэропорты тут не перекрыты? — Перекрыты, — кивает Валерио, ровняясь с Юнги и закидывая голову. — А этот на посадку идёт. Странно. Может, прилетает кто важный, а мы не в курсе? — Да кто важный может… — Юнги не договаривает. Пакет с пиццей выпадает из его рук, а неконтролируемый страх опоясал всё тело. Воздух отчётливо стал пахнуть Чонгуком. Этой сумасшедшей смесью. — Нет, нет. Конец. Это конец. — Собирайте вещи, быстро! Звоните Лиёну, — Юнги суетливо оглядывает улочки, думая, куда бы ему нырнуть. Тэхён мгновенно трезвеет, моргая. — Ты же понимаешь, что мы не успеем, если он уже тут? — кричит вслед ему Тэхён, но Юнги уже уносится. Куда угодно, неважно, но мозг сейчас правит над сердцем, не слушая его жалкое нытьё. Когда омега устаёт бежать, а бок колит до невозможности, он забегает в первую попавшуюся церковь. В ней ужасно красиво, тихо и душно. Она была маленькой и неприметной: пара широких лавочек с каждый стороны и небольшой выступ с оргáном. Юнги идёт медленно, будто позабыв об опасности. Он оглядывает огромные иконы и останавливается возле распятого Иисуса Христа. Он никогда не молился, не приходилось, но сейчас он складывает руки и утыкается в них носом, тихо шепча: — Иисус, если ты меня слышишь, помоги обрести свободу, — он жмурится сильнее, надеясь, что его слова были услышаны. Они были, только не тем, кем омега хотел. — Ты не у того просишь, малыш. Юнги крупно вздрагивает и оборачивается, пугаясь близости Чонгука. Тот за год стал будто ещё крепче, а может омега просто отвык. Взгляд скользит по каждому миллиметру Юнги, вспоминает, изучает заново, а омеге вопить хочется непонятно от чего. Сердце бьётся быстро и громко. — Не говори, что не скучал, это разобьёт мне сердце, — Чонгук тянет уголок губ в улыбке, но Юнги передёргивает от этого действия. Его разрывает от двойственности. С одной стороны, хочется закричать и убежать, а с другой, кинуться в объятия, дать брату смять свою задницу в крепких руках. Сумасшествие. — Ты мне не нужен, я тебя ненавижу, — получается надрывно, вместо уверенного. Чонгук своими глазами крошит душу Юнги на части. — Скажи, что больше не любишь, смотря мне прямо в глаза, и я уйду. Давай. Скажи это уверенно и без сомнений, — Чонгук говорит это спокойно и тянется к его запястьям, чуть надавливая большим на лучевую артерию. — Не люблю, — запинается Юнги, но потом берёт себя в руки и громко выкрикивает. — Я тебя не люблю! — Лжец, — хмыкает Чонгук, не отводя взгляда от изумрудных радужек. — Я всегда считаю твой пульс. Учащённый, а зрачки расширены. Сердце никогда не врёт. У Юнги срывает предохранители. Он обхватывает лицо брата, встаёт на носочки и целует. Опьяняюще, резко, Чонгук грубо перехватывает его запястья, фиксируя их, оставляет следы на нежной коже. На абсолютно его коже. Потому что Юнги полностью принадлежит только Чонгуку. Альфа обхватывает его лебединую шею, сжимает на ней пальцы, слыша на губах несдержанный вздох. Не разрывая поцелуй, он одним движением подхватывает его под ягодицы, сжимая их с огромной силой. Прижимает его спиной к колонне, когда Юнги обхватывает торс Чонгука ногами. Он гулко стонет, когда Чонгук вылизывает его шею, а его стон акустикой проносится по всему залу. — Это же церковь, — вяло пытается образумить брата Юнги, но у Чонгука в глазах желание. Животное и необъятное. Юнги на мгновение становится страшно. Когда Чонгук вновь тянется к его губам, омега его останавливает, чуть хмурясь. — Это же ненормально, что нас так безбожно тянет друг к другу. — Вряд ли стены этой церкви слышали такие слова, — хмыкает Чонгук и буравит носом ключицу, нюхая этот любимый миндаль. Он искал его во многих омегах, пытаясь сбить охоту, потребность в брате, которая росла с каждым днём. Даже близко никто не подошёл. Потому что Юнги единственный в своём роде. — Природа жестока, малыш, она захотела, чтобы нас связала не только кровь. Юнги широко открывает рысьи глаза, вглядываясь в антрацитовую радужку. — Истинные, — озвучивает очевидное он. — Поэтому это такая сумасшедшая тяга. — Представь, какого мне было, когда ты сбежал, — продолжает буравить носом родную кожу Чонгук, а Юнги в блаженстве закатывает глаза. — Ты всё ещё монстр в моих глазах. Ужасный и отвратительный, но я знаю, что этот монстр защитит меня в любую секунду. — Не сомневайся, — Чонгук подхватывает омегу сильнее и опрокидывает на ближайшую лавочку, срывая с него футболку. Тут же губами припадает к еле полному рельефу, зубами обхватывает розовый сосок, а Юнги запускает пальцы в тёмные волосы и в истоме подгибает пальчики на ногах. Это полное сумасшествие. Чонгук оставляет мокрые следы поцелуев, прикусывает нежную кожу, оставляя яркие отметины. Он спускается ниже, кусая внутреннюю часть бедра, где навеки выгравирована надпись «У настоящих историй любви финалов нет». Он целует её, а чуть ниже кусает, вызывая у омеги несдержанный вскрик, тут же зализывает. Он зубами тянет шорты вниз, утробно рыча, оставляя Юнги полностью обнажённым перед ним. Юнги чуть приподнимает голову и тянет его за галстук, попутно расстёгивая рубашку. — Я хочу оседлать тебя в наш первый раз, — он шепчет это прямо в губы. — Сегодня же твой день рождения. Твоё желание — закон. Юнги нетерпеливо скидывает пиджак, оставляя лишь расстёгнутую рубашку, а когда Чонгук поднимается, слезает с лавочки и опускается на колени, не заботясь о грязном полу. Он губами обхватывает пуговицу и срывает её зубами, чуть пососав. Он тянет брюки вниз, трётся щекой о крупный член, внутренне умирая от разрыва сердца. Вот что значит истинность родных братьев. Она окончательно сносит крышу, не оставляет и шанса забыть об этой космической связи. Чонгук поднимает его за подбородок и ложится на твёрдую скамейку, утягивая Юнги за собой. Омега перекидывает ногу через его бёдра и ложится сверху, вновь целуя, обхватывая альфу за щеки. Чонгук одной рукой продолжает мять ягодицы омеги, а пальцы другой подносит к губам Юнги, показательно надавив на его губы. — Соси, — звучит в привычной приказной манере Чонгука, но Юнги и не думает ослушиваться. Он обхватывает два пальца вместе с перстнями и под какофонию эмоций закатывает глаза. Чонгук мгновенно заменяет пальцы языком, вылизывая нёбо своего мальчика. Перстни откидывает в сторону, снимая их за спиной Юнги, и толкает в узкую дырочку сразу же два пальца, вызывая у омеги болезненный стон. Тут же начинает медленно поглаживать другой рукой ягодицу в успокаивающем жесте, не разрывая поцелуй. — Мне окончательно сорвало крышу от тебя, — рычит ему в губы Чонгук и с громким звуком вытаскивает пальцы под всхлип Юнги и мгновенно заменяет его членом, не давая и опомниться. Юнги замирает в его руках, а его тело снова электрическим разрядом бьёт. То самое чувство, будто две половинки одного целого вместе сложили. Теперь Юнги полностью понимает слова брата. Ему тоже её снесло. Чонгук сильнее обхватывает его задницу, двигая на своём члене, пока Юнги не выпрямляется в спине, запрокидывает голову и сам начинает двигаться. Омега стонет звонко, а Чонгук просто сходит с ума от этой картины. В какой-то момент в дверях появляется священник, и Чонгук тянется к пистолету в кармане рядом лежащих брюк, но Юнги шипит на него. — Не смей. Священник от шока крестится и уносится восвояси. Кажется, только что он увидел самое грязное из всего, что он видел и увидит за всю свою жизнь. Но Юнги не жалеет, продолжая двигаться на члене брата, в блаженстве прикрывая глаза. Чонгук под конец обхватывает рукой его член, сжимая у головки, и омега громко кончает на живот брата, а альфа делает финальные толчки. Юнги тяжело выдыхает и убирает со лба белоснежные мокрые волосы, зализывая их назад, а у Чонгука коллапс от его красоты. — Ты только мой, — рычит он и сжимает тонкое тело в крепких и обвитых татуировками руках. — Пора возвращаться домой, малыш.У настоящих историй любви финалов нет.