И счастье, и горе разделим на троих

      «Да ебанный ты насос…» — именно такая мысль нарисовалась в трещащей «с утра пораньше» головушке Пикового короля. И спросонья мужчина страстно возжелал огреть своего валета лопатой по затылку за то, что он проорал кому-то «Хрен ты меня достанешь!» достаточно рядом с комнатой, отчего головная боль просто взорвалась в мозгу.       — Вару, убейся об стенку! — очень хрипло и тихо изрек восьмой и бросил в дверь подушку, еще усерднее укутавшись в одеяло. Самому пиковому до одури хотелось спать, но из-под двери в спальню стал коварно проникать дразнящий вкусный запах готовящейся внизу еды, от которого в животе заурчало. Буркнув что-то матерное, король вылез из «домика» и, ежась и обхватывая себя руками, подошел к шкафу, откуда изъял теплую кофту. Нацепив ее на себя, Пик поплелся на кухню.       Пару минут спустя янтарноглазый налетел на кого-то в коридоре. Неизвестный охнул и машинально хватанулся за одежду, а фиол схватил парня за запястье и опустил взгляд на него. Данте, несмотря на помятый после сна вид, широко улыбнулся.       — Оу, Пик, доброе утро, — на это рогатый слегка усмехнулся, наклонился и поцеловал философа, тем самым ответив взаимно на сказанную фразу. Данька сразу перехватил инициативу и углубил поцелуй, мягко сминая искусанные и странно горячие, но жутко родные губы. Пальцы обоих вцепились в то, что держали. Пик сильный, у бубна могут остаться синяки, но это парочку не волнует, тем более, что Дан даже любит, когда ему больно, хотя эта любовь имела четкие рамки. Легкие синяки прятались внутри этих рамок, а значит были позволительны. Старший отстранился первым из-за того, что в голове что-то помутилось и он оперся о стену, до этого едва не упав. И только в этот момент младший заметил на любимом кофту. Дар речи красноволосый благополучно проебал в ту же секунду. Блудный сын вернулся самостоятельно через минуту, во время которой рогатый пытался прийти в себя и усмирить свое недомогание.       — Пик, ты зачем кофту надел? Жарко же, на улице плюс тридцать два       — Да? — вяло удивился пиковый король. — А я замерз… — бубновый, еще держась за плотную ткань, наклонил молодого мужчину на уровень своего роста и приложил свою прохладную ладонь на смуглый лоб.       — Лоб горячий… Пик, у тебя температура, — философ нахмурился, отпустил одежду и, решительно взяв фиола за запястье, повел старшего обратно в спальню; усадив возлюбленного на кровать, Данте раздел его и открыл окно нараспашку, а сам покинул комнату и в поисках аптечки забрел в пищеблок, где у плиты колдовал Куро. Алоглазый подошел к нему и, обняв сзади, поинтересовался:       — Милый, а где у нас аптечка?       — И тебе привет, огник, — вздохнул очкарик и получил легкий поцелуй в щеку.       — Привет, мой хороший… Так где аптечка?       — В том ящике, — кардинал указал на него. — Тебе зачем кстати? — третий глубоко вздохнул и открыл дверцу.       — Хочу Пику температуру померять, мне кажется, он нездоров… И вот надо было вчера пить столько холодного пива! — парни синхронно фыркнули и переглянулись       — Если это так окажется, я его придушу…       — Маку, не надо. Я разберусь, — Даня достал сумочку и, мимолётно поцеловав очкарика в нос, удалился. Кур же жадно припал губами к своей любимой чашке, в которой, на удивление, находился чай.       Данте вошёл в спальню Пикового короля и был удивлен подушкой по ебалу. Хозяин помещения закутался в одеяло сильнее и рыкнул:       — Сука, не скрипи…       — Пик, — негромко протянул бубновый и сел на край кровати. — Вылезай из-под одеяла, надо померять температуру, — восьмой буркнул что-то невнятное и отвернулся, на что красноволосый нахмурился и положил руку на плечо. — Так, Пиковый король, если будешь выебываться, я поговорю с Куромаку и без секса ты останешься надолго, уж поверь, — философ редко называл фиола полным именем, а услышать от него мат было вообще за гранью фантастики. Ну, Пик услышал. Молодой мужчина повернулся к любимому и посмотрел на него так, что Данил вздохнул и отвёл глаза. Старший сел и, сложив ноги по-турецки, уткнулся лицом в скрытое светлой футболкой плечо.       — Дань… Если я сделаю все, ты же мне дашь? — бубну стало смешно. Он прыснул и прикрыл рот тыльной стороной ладони. — Чё ты ржешь? Что я такого смешного сказал? — обиженный тон был так несвойствен грубому голосу рогатого, что это ещё больше рассмешило Данте.       — Нет, прости, — сквозь хихиканье пролепетал младший и прочистил горло в лёгкой попытке успокоиться. — Кгх-кгх… Так, все, ты мне зубы не заговаривай, держи градусник, — предмет был помещен в нужное место, а тем временем третий клон выспрашивал у восьмого про его самочувствие.       — Как ты себя чувствуешь? — фиолетовая бровь взмыла вверх и почти сразу же опустилась на место.       — Херово. Бошка трещит по швам… А ещё я замёрз, — алоглазый покачал головой и зачем-то оглядел возлюбленного. — И спать хочу…       — Давай сразу договоримся? Ты пьёшь все те лекарства, которые я тебе даю, а я… — бубновый задумался, что он может сделать взамен на послушание Пика в лечении. Последний же подсел ближе и ткнулся носом в вечно растрёпанные волосы короля Габриэля.       — Я хочу, чтоб ты мне дал…       — Да твою ж дивизию! Я думаю, как тебя вылечить, а ты, похоже, только о том, чтоб меня трахнуть, — возмутился любитель чая и хлопнул любимого по руке, которая довольно бесстыдно ползла по бедру. В этот момент дверь с тихим скрипом отворилась; Пиковый король поморщился, а Куромаку вошёл в спальню.       — Как дела? — звонкий глас кардинала стал кошмаром для ставшего чувствительным слуха фиола. Последний застонал и закрыл глаза. Дан замахал руками, чуть сведя брови к переносице. Кур одним взглядом извинился, подойдя ближе, сел с краю и погладил мотоциклиста по спине. Восьмой отдал третьему градусник и, обняв, навалился тому на спину, отчего красноволосый крякнул и округлил глаза.       — Ох… Пик, ты тяжёлый… — «намек» был понят, и рогатый переместил свою больную головушку на подушку. Треф и бубен глянули на шкалу и уровень ртути, после чего переглянулись, и Маку, положив на колени аптечку, принялся ворошить бутылочки и коробочки в поисках жаропонижающего. Данте вернул градусник в чехол и пошел за водой. Как только алоглазый оказался за пределами комнаты, Курилка зашипел:       — Пик, если ты ещё раз повторишь то, что было вчера, я тебя самолично придушу, — фиол приоткрыл один глаз, несколько секунд пронаблюдал за возмущением «братца среднего», после чего устроился в полусидячее положение и, отложив аптечку и очки на тумбочку, притянул Куромаку к себе. Очкарик сдавленно пискнул, ибо другого звука издать не успел, и благополучно впечатался лицом в грудь старшего, который в эту секунду скривил в усмешке губы. Подняв голову на Пикового короля, правитель Курограда хотел было возмутиться, но его заткнули нежным, просящим чего-то поцелуем. Серый закатил глаза и ответил, давая при этом понять свое недовольство довольно ощутимым покусыванием губ. Большая ладонь легла на талию партнёра, пока его ручки укреплялись на смуглом лице, притянула ближе и осталась на пояснице. После одного особенно болезненного укуса Пашка промычал и с тихим чмокающим звуком оторвался от горько пахнущих чаем губ сероглазого, укладывая его на себя.       — Пик, ты фантастический придурок… — пробормотал Маку, прикрывая глаза. Правитель Пиковой империи хохотнул и скривился.       — Пхах, я знаю, я такой…

***

      Клоны завтракали. Зонтик и червовые оживлённо разговаривали, Габриэль в промежутке между ложками задавал Вару разные вопросы, а Зелёнка, пока бубновый жевал свой творог, отвечал. Отсутствию Дани, Куро и Пика никто не удивлялся, все привыкли к тому факту, что эта троица почти никогда не ест с остальными. Либо раньше, либо позже. В этот раз они вообще куда-то уехали ещё вчера вечером и вроде как не вернулись. Но скрип лестницы при наличии пятерых клонов из восьми разуверил ребят в этом факте. Пару минут спустя стало ясно, что короли на кухню не явятся. Ромка переглянулся с Зонтом, пожал плечами и вернулся к беседе.       …Со стороны Константина невольно раздался тихий стон; парень прикрыл тыльной стороной ладони губы и отвёл взгляд, вперив его в пол. В ответ лишь две усмешки, и одни губы прильнули и сомкнулись на шее второго, а другие стали мягко и властно трепать уста кардинала в поцелуе.       — Так… Я дверь закрою, а то нас могут услышать, — как только Даня отошёл, Паша оскалился, своей тёплой рукой залез под футболку младшего и почти невесомо провел пальцем от ямочки меж ключицами до пупка. Куроградец с едва слышным свистом вобрал в себя воздух и закатил глаза.       — Хей, я тоже хочу, — притворно обижаясь, протянул бубновый и подошел к ухмыляющемуся Пику.       — Так присоединяйся, — повторять дважды не понадобилось. Правитель Сукхавати наклонился, одним лёгким движением убрав мешающие пепельные пряди, и лизнул ямочку за ухом, вызывая у принимающей сегодня стороны новый вздох-стон. В коротком перерыве между поцелуями Павел и Данил вместе прошептали Константину:       — Не сдерживайся… — гладкие прохладные руки философа стянули с кардинала футболку, и она упала на пол. Верхняя одежда двух других королей также полетела куда-то в сторону; Пик припал к груди очкарика и вобрал в рот затвердевшую бусинку соска.       — Ма-ах!.. — Маку запрокинул голову назад, опрометчиво оголяя шею, к которой мгновение спустя приложился Данте. Фиол же посасывал и слегка оттягивал зубами чувствительную горошину, сладко мучая Куромаку. — А-а-агх… Хо… Хочу ещё… Хо-ро-шо… — пальцы очкарика вплелись в фиолетовую и красную шевелюры, крепко цепляясь за них, а сам парень начинал нести возбуждённую чушь. Две пары рук подхватили сероглазого под ягодицы и понесли его к единственному более-менее удобному месту в библиотеке — дальней нише в стене…       …Паша неизвестно откуда выудил сигареты, чиркнул спичкой и прикурил, выпустив дым первой затяжки в атмосферу комнаты и целуя смешно растрепанную макушку трефового. Нагое тело среднего блестело от крупных капель пота и семени; парень тяжело дышал и невидящим затуманенным взглядом глядел вверх.       — И так, мой хороший, жалобы, просьбы и рекомендации на следующий раз будут? — шутливо поинтересовался пиковый, садясь рядом с Костей. Он закрыл глаза, промолчал, покачав головой. И застыл. Минуту спустя Дан заглянул в лицо умнику и с удивлением в голосе отметил:       — Он уснул!..       — Конечно, хороший секс всегда изматывающее занятие, — янтарноглазый звучно потянулся, докурил пару затяжек и стал одеваться. — Поможешь мне его одеть? — поинтересовался рогатый, натягивая штаны.       — Угу, и дальше как всегда, — кивнул Данил и тоже стал одеваться…

***

      — Блядскую твою роту! Не гони так! — визжал (именно визжал, а не орал) Куромаку на ухо Павлу. Мотоцикл гнал километров под 160, а сидящий сзади Костя держался за водителя мертвой хваткой и без стыда и раскаяния использовал весь матерный лексикон русского языка, который только знал и мог придумать, дабы выразить свои эмоции.       — Курилка, захлопнись! Отвлекаешь! — проорал Пик, но из-за ветра и шлема его почти не было слышно. Паша стал входить в поворот, отчего байк накренился, а трефовый король ещё плотнее прижался к спине возлюбленного и взвыл:       — Я умру молодым! — услышавший это интересное заявление фиол мысленно дал младшему смачный такой подзатыльник. На некотором отдалении от пикового мотоцикла сверкали красным и синим мигалки полицейских машин. Скорость была сброшена, и Пик съехал в лесопосадку, выключая фары и снимая шлем, чтоб не блестеть стеклом. Гаишники проехали мимо; пиковый посмотрел на бледного, как полотно, младшего и заржал, ибо представившуюся картину было бы сложно представить даже человеку с богатым воображением: Куромаку молился, подняв глаза к небу. Этот умный на грани с занудством коммунист и ярый материалист, забывая слова и сбиваясь, с завидным упорством бурчал «Отче наш». Через пару минут рука Пика легла на плечо кардинала, призывая того успокоиться. Взгляд серых глаз метнулся в сторону фиола, а спустя секунду град ударов обрушился на грудь старшего.       — Ты охерел! Пиковый король, ёпт твою мать, ещё, сука, раз ты будешь так гнать… Я… Я тебе бошку откручу! — Куро буквально задыхался от гнева. Понять его можно было. В какой-то момент Павел взял Костю за запястья, прерывая свое «избиение», и, еле сдерживая смешки, произнес:       — Да не ссы, не буду я больше так ездить. С тобой так уж точно, — старший притянул младшего к себе и обнял его. Тут у Пика зазвонил телефон.       — Ой ёпт… Пардон, — извиняющимся тоном пробормотал Пашка и достал гаджет из кармана, отвечая на вызов.— Да? А, даров, малой. Чего хотел? Ага-ага, потом расскажешь об этом. Где мы? Честно говоря, не знаю, в пизде какой-то. Не, не доехали, за нами менты увязались, пришлось втопить. Правда я, кажется, немного переборщил, Кур до сих пор не отошёл, — пиковый погладил пепельную макушку. Маку молча ткнулся лицом в грудь любимого человека, обвивая его руками в объятиях. — Так че дальше? Лады, понял-принял, жди, — телефон снова спрятался в карман, а фиол снова надел шлем на голову и подошёл к своему железному любимцу. На приподнятую бровь трефового он ответил сразу:       — Я не буду ехать так быстро, не волнуйся. Данька сказал, чтоб я тебя целым и невредимым привез, — кардинал кивнул и снова сел сзади. Правитель Пиковой империи завел «коняку» и, круто развернувшись и пустив из-под колес тучу пыли, вернулся на трассу. Домой молодые люди вернулись, не поднимая стрелочку спидометра выше 100 км/ч. А там их на веранде ждал бубновый король, мирно попивающий чай и с кем-то разговаривающий, и две дымящиеся чашки. Дан так был увлечен разговором, что не сразу заметил подходящих к дому Пашу и Костю; а когда заметил, произнес в трубку:       — Да, Кло, спасибо. Они приехали. Девочкам привет, — и положил телефон экраном вниз, идя к парням с распростёртыми руками. Пик развел руки в ответ, чуть позже, зажав Куромаку между собой и Данте, поднял обоих вверх и таким не самым удобным образом понес трефа и бубна в сторону жилища.       — Ну, как покатались? — спросил младший у старших, снова забирая свою кружку со стола.       — Сначала нормально, потом этому «чуду» пришла, по его мнению, гениальная идея покрасоваться перед ГАИ и он сильно превысил. За нами погнались, Пик ускорился, а потом мы съехали куда-то и все, — кардинал говорил спокойно, будто рассказывал о чём-то обыденном, но тем не менее голос разок дрогнул. Павел фыркнул, отхлебнул за раз почти треть ёмкости, утер тыльной стороной ладони «усы» и продолжил:       — Маку, солнце ты мое ненаглядное, ты визжал как недобитый поросенок. Дань, он орал, что умрет молодым, — второй густо покраснел и попытался пнуть рогатого, а третий прыснул, подавился и закашлялся.       — Это не смешно, — буркнул треф…

***

      — Если ты меня уронишь, тебе конец, — пригрозил трефовый король бубновому и накинул один конец гирлянды на гвоздик. Младший хохотнул и слегка хлопнул своего молодого человека по и́кре, на что получил лёгкий удар пяткой в грудь.       — Маку, дорогой, не дерись, — Данил снова немного похлопал любимого по бедру и медленно поплыл к другому гвоздю. Когда гирлянда заняла свое место на стене, ребята пошли водружать звезду на верхушку ёлки. Внезапный грохот с кухни заставил парочку быстро развернуться, Данте машинально сделал шаг назад и… На ор бубнового короля сбежались все те, кто остался в доме. Картина маслом: Куромаку лежит на небольшом облачке с глазами по пять рублей и вообще он явно в полном ахуе, а Данька валяется на полу, чуть не плачет, постанывает и нервно и заливисто ржет. Одного взгляда на красноволосого хватило, чтоб понять: конец года выдаётся весёлым. Вся правая стопа младшего короля была в крови, а под ней валялись разноразмерные осколки. Все указывало на то, что он наступил на какой-то ёлочный шарик, упал, уронил Куромаку, но успел сделать облако, чтоб тот не ушибся. Вару схватился за голову:       — Ебанный ты тапочкой веник! Данте, блять! — услышав голос друга, правитель Сукхавати показал большой палец вверх и, расслабившись, стукнулся затылком об пол. Молчание и сверчки были прерваны звуком открывшейся двери, тихим звоном бутылок с неизвестным содержимым и звучным голосом Пика, на момент инцидента отъехавшего за алкоголем.       — Дед Мороз дома нахуй! Эй, чё вы тут столпились? — фиол глянул поверх всех и выпустил из рук пакет, который приземлился на чьи-то ноги. Старший раздвинул червовых и подскочил к Данилу.       — Э-э, ты живой? — алоглазый приоткрыл один глаз и, показав Пашке язык, снова закрыл его. За это парень получил пальцем по лбу и сердитое:       — Ты охуел?       — Не-е-е, я отдыхаю, — от пофигистичного тона философа Феликс и Пик не сдержали смеха. Вару, Ромео и Габриэль подхватили «смешинку» и тоже расхохотались. «Калеку» перетащили на диван, принесли аптечку, и Вару, быстро и без усилий вспоминая методичку по первой помощи при бытовых травмах, стал аккуратно доставать осколки из ран, предварительно промокнув кровь. Куромаку сидел рядом с бубном и, сидя на подогнутых под себя ногах, говорил ему о чём-то. Спустя минуту едва слышной тирады правитель Сукхавати потрепал трефа по волосам и хотел было ответить старшему, но пиковый валет сделал что-то не так, и Данте мгновенно вцепился зубами в плечо кардинала и глухо взвыл матом.       — Айм сори, — пробормотал Вареник и вытащил последний кусочек. — Все, ща перекисью залью, закрою и будет заебись, — куроградец втянул воздух сквозь зубы и кивнул вместо парня.— Кстати, тебе нормально так фортануло, зайди один осколок немного глубже, мог бы и без рабочей ноги остаться, — философ ослабил хватку зубов и облегчённо закатил глаза. В итоге бубновый король не смог потанцевать, когда почти все клоны накидались, и потом ещё несколько дней хромал. Но сие его не сильно расстраивало, передвигаться парень наловчился довольно быстро, даже по лестнице. Да и зажило все очень скоро. А в наступившем новом году Вару, как единственному студенту-медику, неоднократно приходилось кого-то штопать, иногда в самом прямом смысле…