Определенно, не...

— Не то, чтобы я скучаю по Бикон-Хиллз, — сказал Джексон. — Я точно не скучаю, — сказал Лейхи. Джексон уставился на кубики льда в его стакане. — Ну ещё бы. Но чтобы ты знал — мне жаль. Всё это дерьмо не должно было с нами случиться. И я пойму, если ты меня ненавидишь, Лейхи. — Тебя укусил психолог или ты посещаешь клуб анонимных засранцев? — А ты? — Что я? — Клуб анонимных саркастичных засранцев? — Вроде того, — Лейхи фыркнул в шарф, и Джексону совершенно иррационально захотелось эту модную клетчатую тряпку с него стянуть. Они не должны были встретиться. В девятимиллионном Лондоне несколько тысяч пабов, шанс ничтожнейший, но всё-таки они здесь. Два оборотня из калифорнийской глубинки — начало для дурацкого анекдота или идиотского хоррора. Два оборотня, один из которых не может определиться, волк он или ядовитая ящерица. Это точно анекдот. — Жаль, что мы не можем напиться, — сказал Джексон, двигая свой стакан по стойке. У виски всё ещё был цвет и вкус, но этого было недостаточно. Не тогда, когда в твоей жизни появляется человек из прошлого и сообщает не самые радостные новости. — Ну, — Айзек снова фыркнул, — если ты хочешь напиться в моей компании, Уиттмор, я, пожалуй, знаю способ. Номер Лейхи был неприлично большой, но Джексон не стал интересоваться, как он за него платит. Он не хочет знать ничего о бизнесе Арджентов. Ни-че-го-шень-ки. Он хотел напиться — и он напился, и всё сразу стало проще. Мир покачивался, затянутый алкогольной дымкой, смягчился свет и приглушились, наконец, все запахи. Они выпили за Эллисон, потом за Эрику и Бойда. Потом за чёртова Маккола. И за проклятого Дерека Хейла — понимаешь, этот сукин сын всё-таки наш Альфа. — Поверить не могу, что у нас с тобой есть что-то общее. Кажется, именно в этот момент Джексон всё-таки стянул с Лейхи шарф. Шарф пах Айзеком — оборотнем, снегом и Pi Air. Джексон сам никогда бы не выбрал парфюм от Givenchi, но Лейхи запах почему-то подходил. — Стилински сказал бы, это делает нас бро. — Мы не будем говорить о Стилински. — Определенно, нет. Длинные пальцы Айзека обхватили горлышко бутылки, скользнули вверх и вниз, и Джексон залип на это движение. Возможно, потому что оно было чуточку непристойным. Возможно, и не чуточку. И возможно, стоило поинтересоваться раньше, что именно Лейхи намешал в их выпивку, и какие у этой дряни побочные эффекты. Тряпка в руках мешалась, и Джексон обмотал её вокруг своей шеи. Лейхи вскинул бровь, и Джексон вскинул бровь в ответ. Пусть не думает, что только он так умеет. Джексон был саркастичным засранцем гораздо дольше. — Наливай. — Уверен? Это довольно крепкая штука. — Я начну блевать чёрной жижей? — Скорее всего нет. — Пальцы Лейхи снова скользнули по бутылке, и Джексон облизнул пересохшие губы. — Раньше этого ни с кем не случалось, но ты, Уиттмор, у нас особенный. И он тоже, твою мать, облизнул губы. — Я лучше всех, — хрипло заявил Джексон и перехватил бутылку за нижнюю часть. Айзек расхохотался и позволил ему наполнить стаканы снова. Туманная дымка была теперь не только снаружи, но и внутри, обволакивала его мозги, заставлял говорить то, что он не говорил раньше никому. — Иногда, понимаешь, хочется заняться сексом с кем-то, кто знает обо всем этом дерьме. — Чтобы не сдерживаться? — Чтобы не сдерживаться. — Девушки такие хрупкие, если они не волчицы. — Да. — Но, знаешь, есть кое-кто покрепче. Этот поганец Лейхи снова смеялся на Джексоном. — Я определенно не гей. Джексон поймал кубик льда зубами. — Да ладно? — Айзек наклонился к его лицу. — Ты проверял? Во всех позициях? И что ты делаешь, осведомился кто-то в его голове ровным голосом адвоката Уиттмора, когда Джексон подался вперёд и провел кусочком льда по нижней губе Айзека. Понятия не имею. Плевать. Лёд выскользнул, когда Айзек наклонился вперёд, накрывая его рот своим. У поцелуя был привкус льда, виски и аконитовой отравы, чужой смерти и горя — привкус Бикон-Хиллз. Джексон открыл рот, позволяя Айзеку проникнуть в себя, переплести языки, и положил руку на его затылок, путаясь пальцами в блядских ангельских кудрях. Лейхи замер, прикусил его губу, и Джексон открыл глаза. — Ты же не собираешься выпустить когти сейчас, ящерица? — Боишься? — Джексон шевельнул пальцами. — Просто, чтобы ты знал — есть другие способы сказать «нет». Не обязательно обламывать всё веселье. Джексон не хотел говорить «нет». Не сейчас, когда он достаточно пьян, чтобы позволить себе не быть хорошим мальчиком. Когда рядом кто-то, кто пахнет зимним лесом и Стаей, и можно укутаться в этот запах без ущерба для собственной идеальности. — Просто, чтобы ты знал — я могу это контролировать. Он толкнул Лейхи в плечо, заставляя откинуться на спинку дивана и сел сверху, на бёдра. Айзек снова усмехнулся. — Ты всегда был той ещё сучкой, Джексон, но это превосходит даже мои ожидания. — Просто заткнись. Джексон не позволил ему продолжить. Он целовал Лейхи настойчиво и жадно, прижимался и притирался к его паху своим до тех пор, пока тот не сдался и не положил руки на его бёдра, пока густой запах возбуждения не окутал их обоих, пока в голове не стало пусто. Утром Джексон не мог вспомнить, как далеко они зашли. Если это было утро — солнечный свет слишком безжалостно резал глаза. Джексон откинул руку Айзека и безуспешно попытался вытащить из под-него одеяло. Зато он обнаружил, что Лейхи спал в трусах. И он сам тоже, но это ничего не прояснило. Равно, как и тот факт, что у Джексона ничего нигде не болело — скорее всего, аконита в виски было недостаточно, чтобы замедлить регенерацию. Он даже не помнил, как они переместились в спальню. Никогда больше он эту дрянь в рот не возьмёт. — Твою мать, — сказал Джексон, садясь на край кровати спиной к окну и к раскинувшемуся морской звездой Айзеку. — Жалеешь? — ну разумеется, этот мудак проснулся и теперь скалит зубы. — Это было слишком, — проворчал Джексон. — Если ты кому-то об этом расскажешь, я тебя найду и… — Очень страшно, — Айзек прижал ладонь к его позвоночнику. — Но боюсь, я не смогу удержаться. Джексон, сексуальный и великолепный, отрубился после десятка поцелуев. Я обязан обсудить свой новый и захватывающий опыт с кем-нибудь… возможно, с Лидией? Охваченный яростью, Джексон развернулся — и наткнулся на его насмешливый взгляд и мягкую улыбку. — Ты. Ты меня провоцируешь, сукин сын? И его проклятое обоняние восстановилось достаточно, чтобы донести до него запах возбуждения, смешанный с ароматом стаи. Смешанный с его, Джексона, запахом на этих простынях. — Трудно удержаться, — согласился Айзек. — Ты так очаровательно надуваешь губу, когда злишься. Нужно было стряхнуть его руку со своей поясницы, одеться и уйти. Это было бы в стиле Джексона, именно этого Айзек, вероятно, и ждал — чтобы потом посмеяться над излишней драматичностью. — Я нихрена не помню, и это меня бесит, — сказал Джексон медленно. — Ты мог бы внести некоторую ясность. На трезвую голову. Он изогнул бровь. И Лейхи тоже изогнул бровь. А потом потянул его на себя, и Джексон не стал сопротивляться. Он позволил Айзеку потереться щекой о свою грудь — их общий запах стал сильнее, и это было так правильно и так по-волчьи, и Джексон наконец-то почувствовал себя цельным.